Отец окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на моем кафтане, который явно был не из дешевых.
— Надо же, какая встреча, — протянул он с усмешкой. — Ты всё по трактирам гуляешь, блудный сын? Мало моих денег проиграл⁈
Его слова, были острыми, словно лезвие бритвы. Я смотрел на отца и видел не грозного судью, а просто человека — усталого, озабоченного, с явными признаками финансовых затруднений на лице. Дорогой, но потертый сюртук, отсутствие золотых запонок, которые я видел в первый и единственный раз, когда мы сидели за столом и он меня изгонял из дома, потускневший перстень — все говорило о том, что дела у него шли не блестяще.
Я молча достал из внутреннего кармана кошель, отсчитал тысячу и положил перед ним на стол.
— Столько я был должен, отец? — спросил я спокойно, глядя ему прямо в глаза.
Андрей Петрович уставился на деньги, словно не веря своим глазам. Его пальцы дрогнули, но он не притронулся к ним.
— Откуда деньги? — хрипло спросил он. — Неужто встал на путь истинный?
— Можно и так сказать, — я присел напротив, не дожидаясь приглашения. — Дела у меня идут неплохо.
— Какие дела? — недоверчиво прищурился отец. — Ты же никогда ничем серьезным не занимался. Только карты да кутежи.
— Люди меняются, — пожал я плечами. — Спасибо бабушке — Уваровку мне отписала. Вот и занимаюсь с тем, что есть.
Отец помолчал, барабаня пальцами по столу и глядя на лежащие перед ним деньги. Потом, словно приняв какое-то решение, спрятал их в карман.
— Что ж, раз ты остепенился, может, и домой вернешься? — его голос стал мягче. — Мать скучает. Да и место твое в семье, а не в глуши.
Я покачал головой:
— Нет, батюшка. У меня свой дом теперь, своё дело. В Уваровке меня ждут люди, которые на меня надеются.
— Глупости, — отец махнул рукой. — Какие дела могут быть в деревне? Вернись в родительский дом. Кстати, — он подался вперед, понизив голос, — жениться тебе пора. Есть на примете дочь помещика Савельева — образованная, воспитанная, с приданым в пять тысяч рублей. Весьма выгодная партия.
Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Вот оно что! Всё тот же подход — использовать сына как средство поправить дела.
— Благодарю за заботу, — ответил я, стараясь сдержать раздражение, — но мне не нужна выгодная партия. У меня есть невеста — Мария.
— Вот как? — отец приподнял бровь. — И кто же она? Дочь какого-нибудь обедневшего дворянина?
— Она дочь купца Фомы, — выпалил я, прекрасно понимая, какую реакцию это вызовет.
Реакция же не заставила себя ждать. Лицо отца побагровело, глаза сузились:
— Купчиха? — почти прошипел он. — Ты в своем уме? Это же позор для нашего рода! Ни за что не дам согласия!
— Мне не нужно твое согласие, — я встал, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Я давно совершеннолетний.
— Но ты дворянин! — отец тоже поднялся, возвышаясь надо мной. — Ты не можешь порочить фамилию браком с простолюдинкой!
— Маша не простолюдинка, — возразил я. — Она умна, образованна и…
— Маша⁈ — отец буквально задохнулся от возмущения. — Ты еще и фамильярничаешь с ней! Нет, этому не бывать! Я напишу в губернию, лично поговорю с губернатором! Тебе не позволят этот мезальянс!
Несколько посетителей трактира уже с интересом поглядывали в нашу сторону. Я понял, что нужно заканчивать этот разговор, пока он не превратился в публичный скандал.
— Прощай, батюшка, — сказал я, стараясь говорить спокойно. — Рад был увидеться. Передавай поклон матушке.
Я повернулся, чтобы уйти, но отец схватил меня за рукав:
— Послушай меня, Егор! Ты губишь себя! Твое место в обществе, среди равных. Эта… девица тебе не пара!
— Отпусти, — я аккуратно, но твердо высвободил руку. — Мое решение не изменится.
Я направился к выходу, чувствуя спиной прожигающий взгляд отца. Уже у самых дверей до меня долетел его гневный возглас:
— Не бывать этому браку, слышишь⁈ Не бывать!
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Руки дрожали, сердце колотилось как бешеное.
Я пошел по улице, не разбирая дороги, погруженный в свои мысли. Кто бы мог подумать, что встречу отца здесь, в Туле? И что он всё такой же — властный, непреклонный, считающий, что знает, как лучше для всех. Неужели он и правда может помешать моему браку с Машкой? В глубине души шевельнулся страх — влияние у отца было, и немалое. Если он решит действовать через губернатора…
Но нет, не может быть, чтобы кто-то мог запретить совершеннолетнему человеку жениться по своему выбору! Да, не дворянка Машка, ну и что…
Я остановился, переводя дыхание, и только тогда понял, что забрел в какой-то незнакомый переулок. Вокруг не было ни души, только бродячая собака обнюхивала кучу мусора у забора. Нужно было возвращаться и искать лавку немца, где должны были ждать мужики.
Решительно развернувшись, я зашагал обратно, стараясь запомнить дорогу. По пути мысли снова вернулись к отцу. Что привело его в Тулу? Судя по всему, дела его были не в лучшем состоянии. Может, приехал к кредиторам? Или ищет новые источники дохода? И что теперь делать мне? Игнорировать его угрозы или готовиться к противостоянию?
Одно я знал точно — отступать я не собирался. Машенька стала для меня не просто возлюбленной, но и опорой, верным другом, помощницей во всех делах. Без нее я бы не справился с имением, не нашел бы в себе силы начать новую жизнь. И отец, со всем его дворянским гонором, этого не понимал и никогда не поймет.
Через некоторое время я выбрался на знакомую улицу и, расспросив прохожих, направился к восточной окраине города, где должна была находиться лавка немца. Постепенно раздражение утихало, уступая место решимости. В конце концов, что мог сделать отец? Время сословных предрассудков уходило. Да и деньги — тысяча рублей, которую я ему отдал — должны были его немного смягчить.
Увидев впереди знакомые фигуры Захара и Фомы, я ускорил шаг. Они стояли у небольшой лавки с вывеской на немецком и русском языках: «Инструменты и материалы для ремесел. Карл Шмидт».
— А вот и вы, Егор Андреич, — обрадовался Захар, заметив меня. — А мы уж беспокоиться начали. Думали, не случилось ли чего?
— Всё в порядке, — я постарался улыбнуться как можно беззаботнее. — Старого знакомого встретил, заговорились.
— Ну, раз так, — кивнул Фома, — то пойдемте в лавку. Немец, похоже, только открылся, внутри еще никого нет.
Я кивнул, стараясь сосредоточиться на предстоящем деле. Конфликт с отцом нужно было отложить в сторону — сейчас важнее найти всё необходимое для стеклоделия. Время для решения семейных проблем еще придет.
Мы вошли в лавку, и звякнул колокольчик над дверью. Навстречу нам вышел невысокий полный человек с окладистой русой бородой и проницательными голубыми глазами за стеклами очков.
— Guten Morgen! Доброе утро, господа! — приветствовал он нас с легким акцентом. — Чем могу служить?
— Здравствуйте, — ответил я. — Нам нужны инструменты для стеклоделия. В частности, трубки для выдувания.
Глаза немца заинтересованно блеснули:
— О, стеклодувное дело! Это интересно. Нечасто в наших краях этим занимаются. Конечно, есть у меня кое-что. Пройдемте, я покажу.
Он повел нас вглубь лавки, и я с облегчением погрузился в обсуждение технических деталей, стараясь выбросить из головы утреннюю встречу. Но где-то на краю сознания всё равно звучали слова отца: «Не бывать этому браку, слышишь⁈ Не бывать!»
Выйдя из лавки торговца, я бережно нёс свёрток с трубками, которые нам так расхвалил хозяин.
Я же все думал о нас с Машкой. Что-то защемило у меня в груди — может, и правда пора было задуматься о том, чтобы узаконить наши отношения? Не просто сожительствовать, а стать настоящей семьёй?
Эта мысль не оставляла меня и когда мы вышли из лавки. По дороге к постоялому двору я всё размышлял, прикидывал, взвешивал. И чем больше думал, тем более решительным становился.
Вернувшись к себе, я обратился к Захару. Тот шёл по коридору с каким-то свёртком под мышкой.
— Захар! — окликнул я его. — А иди-ка сюда.
Тот подошёл, вопросительно глядя на меня:
— Чего изволите, Егор Андреич?
— Думаю я вот что, — начал я, понизив голос, чтобы Машка, ждавшая меня в комнате, не услышала, — нужно начать сватовство официально — Фома как раз тут, вот и организуй всё как надо.
Захар удивлённо моргнул, потом почесал затылок:
— Сватовство? Это… Машку, что ли, сватать будете?
— Её, кого же ещё, — кивнул я. — Хватит уже просто так жить. Пора всё по закону, по обычаю сделать.
Захар задумался, переминаясь с ноги на ногу:
— Барин, вы точно уверены? Не обессудьте, но… Машка ж не ровня вам. Вы — барин, дворянской крови, а она… простая девка.
— Точнее некуда, — отрезал я. — Решено уже всё, Захар. Не мне тебе объяснять, что между нами уже давно всё решено.
Тот понимающе кивнул, потом прикинул что-то в уме:
— Ну, коли так… Тогда нужно всё как следует подготовить. По обычаю-то положено сперва сватов засылать к родителям невесты. Но тут, видите, как выходит — отец невесты тут. А меня вы как свата засылаете. Все правильно получается.
— Так и сделаем, — согласился я. — Ты за главного свата будешь. Авторитетный человек, служивый. Чем не сват?
— Это верно, — кивнул Захар. — Только нужно ещё кое-что прикупить для церемонии. Не с пустыми же руками идти.
— А что именно?
— Ну, во-первых, хлеб-соль обязательно нужны, — принялся перечислять Захар. — Каравай добрый. Потом платок шёлковый для невесты — это вам самому выбрать надобно. Ещё штоф хорошей водки, да не один — это уж я возьму на себя. И гостинцы какие-нибудь сладкие — пряники, может, или конфеты заморские.
Я достал кошель и отсчитал несколько монет:
— Вот, бери. Купи всё, что нужно. А я пока с Фомой поговорю.
Захар взял деньги, кивнул:
— Сделаю, барин. Всё будет как полагается.
И пошёл по своим делам, а я отправился искать Фому. Нашёл его в общей зале постоялого двора — тот сидел за столом, потягивая квас и листая какие-то бумаги.
— А, Егор Андреич! — приветствовал он меня. — Присаживайтесь. Как день прошёл?
— Хорошо, — кивнул я, садясь напротив. — Фома, разговор у меня к тебе есть. Серьёзный.
Фома сразу подобрался, отложил бумаги:
— Слушаю внимательно.
— Вот что, — начал я без обиняков, — решил я Машку сватать. Официально, по всем правилам.
Фома охнул, потом присвистнул:
— Вот так новость! А что, время пришло, я так понимаю?
— Давно пришло, — кивнул я. — Сам знаешь, мы с Машкой уже давно вместе. Пора и честь знать — свадьбу сыграть как положено.
Фома потеребил бороду, явно размышляя:
— Что ж, я конечно согласен. Лучшего для дочери своей и пожелать не могу. Дело почётное. Но вот как оно дальше-то будет?
— В каком смысле?
— Барин, а если ваш батюшка против? — напрямик спросил Фома. — Мы и так еле сводим концы… То есть, не в обиду будь сказано, хозяйство-то ваше не то чтобы процветало до нашего приезда. А теперь, конечно, дела пошли в гору, но всё ж…
Я нахмурился:
— То моя забота, Фома. Сговорюсь как-нибудь с батюшкой. Главное, чтобы твоё согласие было, как отца.
Фома задумчиво покачал головой:
— Согласие-то моё есть, конечно. Для Машки лучшей судьбы и не придумаешь. Но…
— Что ещё?
— Нужно тогда всё обдумать, как правильно сделать, — Фома понизил голос, хотя в зале никого, кроме нас, и не было. — Неплохо бы письменное приданое обговорить. Скажем, долю в стеклоделии или лесопилке. Чтоб, значит, и у Машки своё было, и у детей ваших.
Я задумался. Предложение было разумным — обеспечить Машку своей долей в деле, чтобы она не зависела целиком от моей милости. И детям нашим это было бы подспорьем.
— Обдумаю, как всё сделать правильно, — наконец сказал я. — А пока готовься к сватовству. Захар уже пошёл всё необходимое покупать.
Фома кивнул, потом неожиданно улыбнулся и протянул мне руку:
— Что ж, будем родственниками, барин. Кто бы мог подумать…
Я пожал его руку:
— Будем. И хорошими, надеюсь.
Сватовство решили устроить в тот же вечер, в отдельной комнате постоялого двора. Захар постарался на славу — достал всё необходимое для церемонии. Каравай был пышный, румяный, украшенный фигурками из теста. Платок для Машки я выбрал сам — шёлковый, лазоревого цвета, с вышитыми по краю цветами. Водка была разлита по граненым стаканчикам, а на столе, накрытом белой скатертью, красовались блюда с пряниками, мёдом и вареньем.
Машку мы с комнаты выманили под предлогом, что Фома хочет с ней важный разговор провести насчёт дел домашних. Она и пришла, ничего не подозревая, в своём обычном платье, с волосами, наскоро заплетёнными в косу.
Когда она вошла в комнату и увидела накрытый стол, Фому в чистой рубахе с расчёсанной бородой, Захара с караваем на вышитом полотенце, она замерла на пороге:
— Что… что это?
— Проходи, дочка, — торжественно произнёс Фома, поднимаясь. — Разговор у нас к тебе есть.
Машка неуверенно шагнула в комнату, переводя взгляд с одного на другого:
— Какой разговор, батюшка?
Фома откашлялся, явно волнуясь:
— Пришёл к нам сегодня добрый молодец, — начал он по всей форме, — и говорит: «Есть у вас товар, а у меня купец — Егор свет Андреич». Руки твоей просит, дочка. Что скажешь на это?
Машка ахнула, прижав ладони к губам. В глазах её заблестели слёзы:
— Правда? Не шутите?
— Какие уж тут шутки, — развёл руками Фома. — Видишь — и каравай, и водка, и платок для тебя приготовлен. По всем правилам сватовство.
Машка перевела взгляд на меня:
— Егорушка, это ты… ты решил?
Я кивнул, чувствуя, как к горлу подступает ком:
— Я, Машенька. Давно пора нам честь по чести всё сделать. Чтоб ты не просто так со мной жила, а законной женой была.
Машка всхлипнула, потом бросилась ко мне, обняла крепко-крепко:
— Егорушка! Родной ты мой! Да я… я…
— Так согласна аль нет? — шутливо прикрикнул Захар. — Говори, как положено!
Машка выпрямилась, утёрла слёзы:
— Согласна, — твёрдо сказала она. — Всем сердцем согласна.
— Ну, вот и славно, — Фома поднял стаканчик с водкой. — За вас, дети мои. Да будет брак ваш крепким и счастливым!
Мы выпили, потом Захар разрезал каравай, и все отведали по кусочку. Я накинул Машке на плечи шёлковый платок, и она тут же расцвела, зарделась, стала ещё краше. Мы ели, пили, говорили о будущем, о том, какую свадьбу устроим, когда вернёмся в деревню.
Но уже под конец вечера, когда настроение у всех было приподнятое, Фома вдруг снова вернулся к теме, которая его беспокоила:
— А всё ж, барин, как с отцом вашим быть? Не рассердится ли, что без его благословения дело решили?
Я отмахнулся:
— Сговорюсь как-нибудь. Не маленький уже, сам решать могу.
Но Машка, услышав это, вдруг погрустнела. И когда мы вернулись в нашу комнату, она села на кровать и заплакала:
— Если отец твой не согласен, то как же? Неужто против его воли пойдёшь? Он ведь проклясть может, или наследства лишить…
— Ну что ты, глупенькая, — я сел рядом, обнял её за плечи. — Никто никого не проклянет. Батюшка поворчит, конечно, но смирится. Особенно когда увидит, как хорошо у нас дела пошли. И стеклоделие, и лесопилка — всё на лад идёт.
— А вдруг нет? — Машка всхлипнула. — Вдруг он меня невзлюбит? Я ведь простая, неученая…
— Полно, — я вытер слезы с её щёк. — Ты у меня умница и красавица. Никто против тебя не устоит. Да и вообще, чего ты расстроилась? Твой-то отец согласился, — я кивнул в сторону двери, имея в виду Фому, — и у нас первый шаг к бракосочетанию, между прочим.
А Машка как будто только сейчас это осознала. Она замерла, потом медленно улыбнулась сквозь слёзы:
— И правда… Мы же теперь почти что муж и жена.
— Ну, до венчания ещё дойти надо, — усмехнулся я. — Но да, считай, что помолвлены.
Машка просияла, потом вдруг снова бросилась мне на шею:
— Егорушка! Я так счастлива! Так счастлива!
И поцеловала меня так крепко, что у меня голова закружилась. А потом… потом мы отпраздновали нашу помолвку так, как и положено будущим супругам.
В общем, уснули мы под утро. Хорошо, что тут стены не такие тонкие, как в моём будущем. Иначе весь постоялый двор был бы утром в курсе, как именно мы отмечали сватовство.
Засыпая, я думал о том, что вот он — настоящий переломный момент в моей жизни. Я остался здесь, в этом времени, с этими людьми. Стал частью этого мира. И Машка, моя Машка, рядом со мной. Что бы ни случилось дальше, как бы ни отреагировал мой отец, я знал, что поступаю правильно. И с этой мыслью я провалился в глубокий, спокойный сон.