Воронцов. Перезагрузка. Книга 4

Глава 16

Солнце уже поднялось высоко, и день обещал быть погожим.

Вот и мой дом. Я поднялся на крыльцо, вглядываясь в серое небо. Дождь уже прекратился, но тучи всё ещё затягивали небосвод, лишь кое-где позволяя пробиться слабым лучам солнца. Воздух был свежим, пахло мокрой землёй и травой. В такую погоду хорошо бы остаться дома, но дела требовали внимания.

Заметив Митяя, который направлялся к колодцу с ведром в руке, я окликнул его:

— Митяй!

Тот остановился, обернулся и, увидев меня, поспешил к крыльцу, на ходу отряхивая с сапог налипшую грязь.

— Чего изволите, Егор Андреевич? — спросил он, поднявшись на пару ступенек.

— Нужно проверить, как там дела на лесопилке после вчерашнего ливня, — сказал я, опираясь на перила крыльца. — Бог знает что там творится.

Митяй понимающе кивнул, почесав затылок.

— Ну так я мигом сбегаю, гляну, — предложил он.

— Пешком не стоит, — покачал я головой. — Дорога раскисла совсем. Дуй к Захару или к Степану, возьми лошадь и доедь до Быстрянки. Посмотри, как там дела. Что там с колесом? Какой уровень воды? Потом вернёшься, доложишься.

— Сделаю, Егор Андреевич, — ответил Митяй и, развернувшись, побежал одеваться, по пути расплескивая воду из ведра, которое всё ещё держал в руке.

Я проводил его взглядом, а потом, тяжело вздохнув, поднялся к себе домой. В горнице было тепло и пахло травами.

Машенька выбежала навстречу, вытирая руки о передник. Её глаза тревожно блестели, а на лбу залегла морщинка беспокойства.

— Ну что, как там Аксинья? — спросила она, заглядывая мне в лицо.

— Сбилась температура, нет жара, — ответил я, снимая сапоги. — К вечеру, думаю, совсем полегчает. Отвар должен помочь.

— Слава Богу, — перекрестилась Машенька, и её лицо просветлело. — Какой же ты у меня умный, Егорушка. Откуда только всё знаешь? Как лечить, как строить, как хозяйство вести. Прямо диву даёшься!

— Ай, — отмахнулся я рукой, чувствуя лёгкое смущение от её похвалы. Хоть и привык уже к своей роли «умного барина», но всё равно иногда становилось неловко — ведь мои знания были не заслугой, а просто удачей. Оказавшись в прошлом, я просто использовал то, что знал из своего времени.

Машенька прильнула ко мне и крепко-крепко обняла, уткнувшись лицом в грудь. Я тоже её обнял, вдыхая запах её волос. Поцеловал в макушку, ощущая тепло и благодарность за то, что судьба подарила мне такую жену — понимающую, любящую и заботливую.

А потом услышал, что кто-то заходит во двор, шлёпая по лужам. Осторожно отстранив Машеньку, я выглянул в окошко. По двору, перепрыгивая через лужи и оскальзываясь на мокрой земле, шёл Илья. Его сапоги и штаны были заляпаны грязью до колен, а кафтан промок от росы.

— Илья пришёл, — сказал я.

Я пошел к нему в сени навстречу, сам же шепнул Машке, чтобы чай липовый сделала да мёда в плошку налила. Она понимающе кивнула и скрылась в горнице.

Илья снял шапку, встряхнул её, стряхивая капли воды, и поклонился.

— С добрым утром, Егор Андреевич, — поздоровался он. — Вот, решил зайти, доложиться.

— Проходи, Илья, грейся, — пригласил я его в горницу. — Погодка сегодня не ахти, а тебе пришлось по такой грязи топать.

Илья прошёл, стараясь не наследить, и сел на лавку у печи. Он потёр руки, согревая их теплом, исходящим от печных изразцов.

— Реторта всю ночь обжигалась, — доложился он, — сейчас остывает, к завтрашнему дню должна быть готова.

— Ну и отлично, — кивнул я, довольный его отчётом. — Как там дела вообще? Дождь-то сильный был, ничего не порушил?

— В деревне нет, всё хорошо, — ответил Илья, разминая затёкшие плечи. — Курятники целы, лошади тоже нормально стояли. Правда, один угол у сарая Федота протёк, но он уже чинит. Свиньям так вообще раздолье, — усмехнулся он, — вся земля в болото превратилась. Они там в грязи валяются, радуются.

Я улыбнулся, представив эту картину. Действительно, свиньям сейчас раздолье — грязи хоть отбавляй.

— А как там Семён? — спросил я, вспомнив о нашем стекольщике. — Он же вчера собирался бутылки делать, да не успел из-за дождя.

— Семён всё на лесопилку порывается, — ответил Илья, качая головой. — Как рассвело, так уже собрался идти. Еле отговорил — куда, мол, в такую грязь. Да и вода в реке всё ещё высокая.

— Скажи, пусть не спешит, — распорядился я. — Пусть дождётся, пока дорога немного подсохнет. Да и вода пусть спадёт. А то мало ли…

— Почему? — спросил Илья, но не успел я ответить, как в горницу вошла Машенька.

Она несла поднос, на котором стояли две кружки чая, плошка с мёдом, пара кусков хлеба и две небольшие деревянные ложечки. От чая поднимался ароматный пар, наполняя комнату запахом липового цвета.

— Вот, Илья, попей чай для профилактики простудных заболеваний, — сказала деловито Машенька, ставя поднос на стол. — А то вон как зябко, того и гляди чтоб не захворал.

Илья смущённо поблагодарил, взял кружку и осторожно отхлебнул горячий напиток.

— Что такое профилактика, Егор Андреевич? — спросил он, не совсем понимая непривычное выражение.

— Пей, чай, — повторил я, усмехнувшись. — Чтобы не заболеть после вчерашнего дождя. Простуда — дело серьёзное, а нам сейчас болеть некогда. Дел полно.

Мы попили чай с мёдом. Машенька к нам присоединилась, принеся себе третью кружку. Разговор тёк неспешно — обсуждали последствия дождя, планы на ближайшие дни, готовность реторты. Илья заметно отогрелся, повеселел, и его рассказы стали более живыми и подробными.

Минут через десять в дверь постучали, и на пороге появился Митяй — мокрый, грязный, но довольный. Он снял шапку, поклонился и прошёл в горницу по приглашению.

— Вот, Егор Андреевич, съездил, как вы велели, — начал он, присаживаясь на краешек лавки. — Всё проверил, всё осмотрел.

— Ну и как там? — спросил я, подавая ему кружку с чаем. — С колесом всё в порядке?

— С колесом всё в порядке, — доложился Митяй, с благодарностью принимая горячий напиток. — Подняли его вчера вовремя — вода-то ночью поднялась сильно, почти на метр выше обычного. Ангар стоит, не подмыло его. Ямы не затопило, где уголь готовился. Успели накрыть как следует. Кузница на другом берегу тоже стоит, хотя вода почти до порога доходила.

Я облегчённо вздохнул. Значит, основные постройки уцелели, и работу можно будет продолжить, как только погода позволит.

— А что с мостом? — спросил я.

— А вот у моста, с того берега, одну опору немного повело, — ответил Митяй, слегка помрачнев. — Но вся конструкция уцелела, удержалась. Видать, когда вода сильно поднялась, бревном каким-то ударило. Но ничего страшного, поправить можно.

— Ну и хорошо, а опору поправим, — кивнул я, просчитывая в уме, сколько времени и сил потребуется на ремонт.

— Поправим, — тут же подтвердил Илья, отставляя пустую кружку. — Это дело нехитрое. Как только придем, так и займёмся. За пол дня сделаем — и будет как раньше.

— А сейчас вода какая? — спросил я Митяя. — Сильно ещё поднята?

— Сейчас уже спала, — ответил он. — Чуть выше обычного, но до колеса не достаёт. К завтрему, думаю, совсем в норму придёт, если дождя больше не будет.

Я подошёл к окну и посмотрел на небо. Тучи постепенно расходились, и кое-где уже проглядывало голубое небо. Солнце пробивалось сквозь облака, освещая мокрую землю, которая парила от тепла.

— Похоже, распогодится, — сказал я, возвращаясь к столу. — Ну что ж, тогда завтра с утра можно будет возобновить работы. И Семёну передайте, что завтра сможет заняться своими бутылками. Только пусть поможет опору у моста поправить, а то неровен час — рухнет, и тогда придётся заново строить.

— Передам, Егор Андреевич, — кивнул Илья. — Да он и сам понимает — сначала дело, потом уж стекло. Без моста-то как на тот берег попадать?

— Вот и славно, — подытожил я, довольный тем, что всё обошлось малыми потерями. — Значит, так и порешим. Завтра с утра — на лесопилку, поправляем опору, а потом уже каждый за своё дело берётся.

Машенька, слушавшая наш разговор, улыбнулась и начала собирать пустые кружки.

— Может, ещё чайку? — предложила она. — Или поесть чего? Небось, голодные.

Митяй благодарно кивнул — видно было, что от еды он не откажется. Илья тоже не стал отказываться. И пока Машенька хлопотала у печи, доставая щи, горшок с кашей и нарезая хлеб, мы продолжали обсуждать планы на ближайшие дни.

За окном постепенно прояснялось, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь тучи, освещали нашу деревню, которая, несмотря на вчерашний ливень, устояла и готова была продолжать жить и работать.

Дорога, где повыше, немножко стала подсыхать, хотя в низинах всё ещё стояла вода.

После сытного обеда — наваристых щей да каши с салом — я задумчиво глядел в окно, прикидывая, можно ли уже выбраться к лесопилке. Беспокоило меня, как там дела после такого ливня. Митяй, заметив мой взгляд, понимающе кивнул:

— Думаете, всё же съездить на лесопилку? — спросил он.

— Да, надо бы, — ответил я, поднимаясь из-за стола. — Хочу сам всё посмотреть, да проверить.

Машенька обеспокоенно посмотрела на меня:

— Егорушка, может, подождёшь ещё немного? Вон, на земле-то как сыро, да и небо ещё не совсем прояснилось.

— Нет, ждать нельзя, — покачал я головой. — Если с опорой что случилось, чем раньше поправим, тем лучше. А то, не дай Бог, совсем размоет, потом восстанавливать дольше выйдет.

Я послал Митяя к Степану, чтобы тот запряг три лошади, чтобы верхом съездить к лесопилке и посмотреть, что там с опорой, как вообще дела. Митяй накинул на плечи кафтан и быстро вышел, а я тем временем стал собираться.

Через четверть часа во дворе послышалось конское ржание. Я выглянул в окно — Митяй и Степан привели трёх лошадей, уже осёдланных и готовых к поездке. К моему удивлению, с ними был и Семён, уже в армаке и сапогах.

— А ты куда собрался? — спросил я его, выходя на крыльцо.

— Да как же, Егор Андреевич, — ответил Семён, поправляя шапку. — Мне же там всё проверить надо — и печь, и формы, и всё остальное. Я с вами поеду, если позволите.

На что я махнул рукой, мол, поехали. Не возражать же против такого рвения к работе.

Митяй со Степаном подвели лошадей, держа их под уздцы. Мы запрыгнули в сёдла и тронулись в путь. Лошади шли осторожно, выбирая, где потверже, чтобы не увязнуть в грязи. Впереди ехал Митяй, за ним следовал я, а замыкал нашу небольшую процессию Семён.

Миновав последние дома, мы выехали на дорогу, ведущую к лесопилке. Здесь было сложнее — земля раскисла, и лошадям приходилось идти медленнее, выбирая путь. Но всё же мы двигались довольно быстро, и вскоре уже были у лесопилки.

Я спешился первым и осмотрелся. Бросив взгляд на реку — Быстрянка и вправду оправдывала своё название. Вода в ней неслась с бешеной скоростью, бурля и пенясь на порогах. Уровень поднялся заметно — не меньше чем на метр, — но, к счастью, не настолько, чтобы затопить берега.

— Ну что тут у нас? — пробормотал я, направляясь к мосту.

Да, всё было как описывал Митяй — ангар цел, колесо на месте, хотя и поднято высоко над водой, а вот опора слегка покосилась у самого берега, с той стороны, где кузница. Но мост был целым, даже направляющие для вагонетки не повело. И та стояла с этой стороны берега тоже цела-целёхонька.

— Повезло нам, барин, — сказал Семён, оглядывая повреждения. — Могло и хуже быть.

Я кивнул, соглашаясь с его словами. Действительно, повезло. Ущерб был минимальным и вполне поправимым. Но всё же следовало заняться укреплением опоры немедленно, пока новые дожди не усугубили ситуацию.

Семён, чуть ли не сразу же побежал по мосту к кузне, на ходу что-то бормоча. Его энтузиазм был понятен — после вынужденного простоя он горел желанием наверстать упущенное.

— Семён, стой! — окликнул я его. — Куда ты торопишься?

Он остановился на середине моста и обернулся:

— Да как же, Егор Андреевич! Время-то идёт, а нам ещё столько сделать нужно! Я хоть печь разожгу, чтоб к вечеру…

Но я его одёрнул:

— Сегодня всё равно уже ничего не успеешь наплавить, не суетись. Завтра этим займёшься, заодно и новую реторту испытаешь.

Семён вздохнул, но спорить не стал. Он знал, что я прав — до вечера оставалось не так много времени, а для полного цикла работы со стеклом требовалось гораздо больше.

— А что, Илья уже сделал? — спросил он, возвращаясь к нам.

— Да, сделал. К завтрашнему дню остынет и будет готово, — ответил я. — А сейчас, давайте-ка займемся опорой, пока она совсем не завалилась.

Мы принялись за работу. Я распорядился, чтобы принесли камни — их было достаточно вокруг, — и мы стали укреплять покосившуюся опору. Работа спорилась: Митяй с Семёном таскали камни, и укладывали их вокруг опоры, а я руководил процессом, следя, чтобы всё было сделано правильно.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы закончили. В итоге до вечера поправили опору, забросали её камнями, закрепили распорками. В общем, как новая получилось. Я отошёл на несколько шагов, чтобы оценить результат нашей работы, и остался доволен.

— А всё же откосы под ледостав сделать нужно обязательно, — напомнил я мужикам. — Заодно и от вот таких вот случаев будет спасать.

Те покивали, мол, да, барин, помним, что вы такое говорили.

— Ну, чего стоим? — спросил я, отряхивая руки от грязи. — Пора и домой. Скоро стемнеет, а дорога после дождя непростая.

Мы снова сели на лошадей и двинулись в обратный путь. Семён был задумчив — видимо, уже планировал завтрашний день и эксперименты с новой ретортой. Мы с Митяем негромко переговаривались, обсуждая, как лучше сделать откосы, чтобы держали крепче.

Когда мы вернулись в деревню, солнце уже почти скрылось за горизонтом. На улице стало прохладнее, и я поёжился, чувствуя, как холодный ветерок пробирается под одежду. Машенька встречала меня дома и уже начала беспокоиться, почему нас так долго нет.

— Всё в порядке? — спросила она, помогая мне снять промокший кафтан.

— Да, всё хорошо, — ответил я, проходя в горницу, где была растоплена печь. — Опору подправили, мост цел. Можно сказать, легко отделались.

Вечером ко мне во двор зашёл Илья. Он был в приподнятом настроении, глаза блестели, а на губах играла довольная улыбка. Видно было, что он принёс хорошие новости.

— Егор Андреевич, — начал он, сняв шапку и поклонившись, — хочу доложить, что новая реторта получилась на славу!

— Да ну? — я невольно улыбнулся, видя его воодушевление.

— Истинно так! И больше прежней, и стенки толще. Я её уже из печи достал и поставил остывать в пристрое. Завтра точно будет готова к испытаниям!

— Ну и отлично, — ответил я, довольный его рвением. — Завтра с утра приходи, вместе посмотрим, что у тебя получилось.

Илья ещё раз поклонился и, попрощавшись, ушёл. А я вернулся в дом, где Машенька уже накрывала на стол для ужина.

Мы быстренько перекусили — после дневных трудов есть хотелось, но усталость брала своё, и глаза слипались сами собой. Уже собирались ложиться, как услышали, что во дворе кто-то идёт.

Я выглянул в открытое окошко и увидел, что это Прасковья. Она шла медленно, словно боясь потревожить вечернюю тишину, и то и дело поправляла платок на голове.

— Прасковья! — окликнул я её. — Заходи!

Она вздрогнула от неожиданности, подняла голову, увидела меня в окне и облегчённо вздохнула.

— Ой, Егор Андреевич, напугали вы меня, — проговорила она, прижимая руку к груди. — Я уж думала, поздно не побеспокою ли?

— Ничего, заходи, — повторил я, отходя от окна.

Та поднялась по крыльцу, зашла и, стоя в дверях, доложилась, что Аксинья целый день пила липу, как я и велел, жар больше не подымался.

— Вот спасибо вам, Егор Андреевич, — говорила она, низко кланяясь. — Уж и не знаю, как благодарить. Девка-то моя совсем было разгорелась, думала, не выживет. А теперь, гляди-ка, лежит спокойно, даже кушать попросила.

Я кивнул, довольный результатом. Всё-таки медицина — великая вещь, даже такая простая, как отвар с коры ивы, да чай липовый с мёдом.

— Ты вот что, — сказал я Прасковье, — перед сном ещё дай ей пару глотков отвара с мёдом, чтобы ночью температура, не дай Бог, не поползла. А то, как всегда, под ночь такое случается.

Та кивнула, внимательно слушая мои наставления. Потом ещё несколько раз поблагодарила, всё кланяясь и желая всех благ, и ушла, пообещав завтра доложить о состоянии дочери.

Когда за Прасковьей закрылась дверь, Машенька в очередной раз удивлённо посмотрела на меня. В её глазах читалось восхищение, смешанное с недоумением.

— Егорушка, — сказала она тихо, — сколько раз видела, как лихоманкой болеют, но вот так, чтобы за день жар сбить, впервые вижу. Ты словно колдун какой.

Я в очередной раз отмахнулся:

— Ты давай уже прекращай удивляться, — проворчал я, стараясь скрыть смущение. — Помогло и хорошо. Или ты не верила мне?

— Верила, Егорушка, — серьёзно ответила она, глядя мне прямо в глаза. — Я каждому твоему слову верю.

— Пойдём спать, — прошептал я. — Завтра трудный день.

Машенька кивнула, и мы стали готовиться ко сну.