Времена го(ро)да

Овсянниковский сад. Рисунок Нади Дёмкиной. Линер, бумага

Сегодня

Самый центр, но при этом тихо и провинциально, как будто находишься не в паре минут ходьбы от Невского проспекта, а в одном из райцентров Ленобласти.

Здесь мамаши выгуливают свои коляски прямо в домашних тапочках; пьяницы все местные, и каждая дворняга их знает в лицо; продавцы в отсутствие покупателей выходят посидеть на табуреточке около двери и полузгать семечки, как в деревне на завалинке; во дворах сушится белье, а бабушки со своей скудной пенсии подкармливает голубей.

Сюда не добралась ура-реставрация, и приятная европейскому глазу патина времени рассказывает желающим услышать куда больше, чем бодро проведенный евроремонт. Да и бельма стеклопакетов куда реже портят здешние фасады, пусть среди них нечасто встречаются особи, достойные упоминания в архитектурном отношении.

Полтора века назад

Пески. Рождественская часть.

В прошлом край мелких купцов, еще более мелких чиновников и опустившихся дворян. Дешевые трактиры, мелочные лавки, богадельни, казармы, постоялые дворы, комнаты внаем.

Известный историк города Владимир Михневич в своем путеводителе «Петербург весь на ладони» за 1874 год так пишет об этих местах:

Здесь за два века мало что изменилось: Рождественские переименовали в Советские, Большую Слоновую — в Суворовский, да уничтожили церкви Рождества Христова и Греческую.

Тут по-прежнему продолжают процветать мещане, хотя об этом классе населения давно уже перестали вспоминать. Магазины погружены в анабиоз, и приход покупателя воспринимается как второе пришествие.

Застоялый воздух в проходных дворах можно черпать ложкой: слоями чередуются запахи жареного лука, мочи, советской забойной хлорки и невывезенного мусора. Сюда не заглядывает транспорт. Хотя улицы давно замостили, от грязи это не помогло избавиться. Мало фонарей.

А ночью только луна льет свой разбавленный молоком свет на давно забытые хозяевами подснежники-жигули и на купола Грузинской церкви, на грузную громаду гостиницы «Москва» и на паутину трамвайных путей, ведущую к Трампарку № 4, на барочную роскошь Смольного собора и на пустые чиновничьи кабинеты.

Остров

Пески занимают часть острова, который носит говорящее название Безымянный. Нева здесь делает прихотливый изгиб, и в этой-то песчаной излучине и расположился этот странный район, Бермудский прямоугольник Петербурга.

На его границах бурлит жизнь: на Невском бутики и проститутки, на Лиговском (под тонким асфальтом все течет зловонный Лиговский канал) постоянная пробка, в Смольном шуршат бумажками писцы и мается чья-то тень в немодной кепке, по отремонтированной Синопской набережной мчатся авто. Но внутри этой невидимой глазу зоны гаснут все звуки, все помыслы и всякая человеческая активность — их поглощают Пески. Тупик.

Тут некуда идти и незачем спешить. Густая сетка Советских улиц никуда не ведет, это лабиринт, вещь в себе. Такие лабиринты из живых изгородей устраивали вельможи в своих загородных садах — для увеселения почтенных гостей.

Массовая застройка района началась только в начале XX века, но никаких особо выдающихся зданий возведено так и не было. Вдоль Невы вереницей тянутся заводы, а раньше здесь были пристани, где бурлаки, крючники и грузчики разгружали товары, получали свои копейки и пропивали их в ближайшем кабаке.

Единственный выход из тупика Песков — Большеохтинский мост, открытый сравнительно поздно. Со своими башнями и стальными переплетами опор, мост придает фантастический оттенок местному пейзажу.

В туманные ночи кажется, что ты находишься где-то в рабочих районах Лондона. Фабрики (кожевенная, ткацкая, ликеро-водочный завод и хлебозавод) соседствовали с Казармами Лейб-гвардейского полка и Академией Главного Штаба — так что заряд классовой ненависти копился, как в лейденской банке.

Неудивительно, что революция вспыхнула именно тут.

Церкви

В центре Песков, там, где теперь безликий скверик на 6-й Советской, еще в 1781–88 годах по проекту П. Егорова была построена каменная церковь Рождества Христова. Деревянная церковь стояла здесь еще с 1720-х годов. Храм на 2 тысячи человек имел классический облик: высокий купол, две звонницы по бокам, ионический портик на главном фасаде. На освящении присутствовал цесаревич Павел.

Весь следующий век здание доделывалось и переделывалось, при этом оставаясь центром жизни района. При церкви действовало благотворительное общество: школа, приют, богадельня, бесплатная столовая — все, чем можно было помочь небогатым жителям этой части города.

В 1934 году церковь была взорвана, настоятель арестован и позже расстрелян.

Также уничтожили Греческую церковь — на ее месте теперь возвышается унылый бетонный кирпич БКЗ «Октябрьский», куда на юмористов и песенников слетаются те, кто не знает, как убить время.

Улицы

Главная магистраль района — Суворовский проспект — правительственная трасса. Раньше вместо черных государственных иномарок с мигалками тут неспешно вышагивали на помывку слоны из слонового двора (зверинца), который находился на месте гостиницы «Октябрьская».

В честь полководца проспект переименовали только в 1900 году, когда соединили его с Невским. Но в течение двадцати лет, после революции и до окончания войны, его называли Советским — как и пересекающие его десять Рождественских улиц.

Эти параллельные прямые улицы, носящие к тому же одинаковые имена (если не считать порядкового номера) — рудимент петровской планировки города. Такими же линиями покрыт Васильевский остров (15 линий плюс одна Косая) и бывшие казармы Московской части (нынешние 13 Красноармейских улиц).

Таким, прямоугольно-предсказуемым, должен был быть и весь город: плацы вместо площадей, ходить в ногу, здания строить по ранжиру, подъем и отбой по сигналу из крепости, все государство — как хорошо отлаженная машина с людьми вместо винтиков и шестеренок.

Но в дело вмешалась стихия. Нева поглотила Петра, а с другими, вроде Павла, мы и сами справились, и дальше жили как придется: если смотрит начальник — маршируем в ногу, а отвернулся — кто в лес, кто по дрова.

Так и отбились Пески от налаженного механизма Петербурга: вроде в самом центре, а тишина как в Купчино — спальный район. С геранями на окнах, с бабушкиными перинами, проветриваемыми раз в году, с дедушкиными проржавевшими гаражами, переделанными из бывших конюшен, с до сих пор проходными на все четыре стороны дворами…

Будущее

Правда, есть проект сделать из Песков New-Васюки: на месте тихо умирающего трамвайного парка в Дегтярном переулке построить офисный центр, где будут собраны все городские чиновники.

Мол, так не придется людям бегать из одного конца города в другой, сразу в одном месте все бумаги сдал — и обратно в положенный срок получил. Да и бумаги будут быстрее из одного ведомства в другое переходить.

Звучит прекрасно. А значит, это утопия. Документы точно так же будут застревать между этажами и кабинетами, как раньше — между районами и зданиями. Люди — сидеть в коридорах и бегать проверять, не пропустил ли свою очередь в другом корпусе. Чиновники — так же жаловаться на нехватку времени, ресурсов, средств, людей и законов.

Ведь от перемены мест сумма не меняется. И кафко-гоголевский чиновничий бред не рассеется, если всех бюрократов посадить в один комплекс.

Лучше бы трамваи возродили, честное слово. От трамваев пользы куда больше, пусть их и ненавидят сегодняшние автомобилисты. Но ведь не избавляются же от них все европейские города, там они мирно возят жителей по самому центру и по окраинам, не портят воздух выхлопами и даже соседствуют с автомобильным движением. Почему так не происходит у нас, еще недавно в самом трамвайном городе мира — спрашивать бесполезно.

Сейчас

…По утрам с хлебозавода доносится запах свежего хлеба, а с Лавры — звон колоколов. Не загазованной набережной и не вылизанным Суворовским, а заводской Новгородской или затрапезной Дегтярной выйдите к Смольному и задохнитесь от головокружительной радости Смольного собора.

Заберитесь наверх, на смотровую площадку (жалко, что колокольню Растрелли так и не успел построить). Возможно, этот район — последний оплот Петербурга прошлого века. Здесь негде построить гипермаркет (пока не выселили заводы, по крайней мере), богатые люди неохотно скупают недвижимость (хотя и построено несколько новых домов), а значит, не идет торговля кроме самой ничтожной — хлебом и прочей бакалеей.

Но скоро, с помощью чиновников или без них, ситуация изменится, потому что город и время не остановить. Хотя возможно, что и этот порыв поглотят Пески Петербурга.