Загадочная история Аллана Уэйна

Глава 3

Должно быть, отец Паскаль понял, насколько меня потрясла смерть незнакомого трубочиста: похоронами он занялся сам. Меня же отправил помогать сестре Лидии в саду, что, в общем-то, не имело отношения к обязанностям священника, но я не посмел отказаться. Все равно я скверно себя чувствовал.

Сестра Лидия увела меня к склепам, вручила пару толстых перчаток и велела избавиться от засохших лоз, опутавших все вокруг. Занятие оказалось умиротворяющим: тяжелые мысли оставили меня, осенняя прохлада взбодрила, и к моменту, когда один из склепов удалось полностью освободить, я воспрянул духом и повеселел.

– Давно вы служите здесь? – спросил я.

– Давно.

Назвать сестру Лидию разговорчивой было сложно, но я предпринял еще одну попытку завести беседу:

– Церковный сад прекрасен. Кто научил вас выращивать столь прихотливые растения?

– Господь, должно быть.

Еще несколько часов мы работали в молчании. Сестра Лидия кряхтела, присаживаясь, и я решил было предложить ей отдохнуть, но слова так и не сорвались с губ: одинокая фигура, замершая у одного из склепов, привлекла мое внимание.

– Я оставлю вас.

На ходу снимая перчатки, я направился к склепу и вскоре узнал скорбящую: ею оказалась дочь леди Эммы, юная Мари. Она заметила меня и запахнула черное пальто. Светлые волосы разметал ветер, лицо покраснело не то от слез, не то от холода.

– Мари, верно? – уточнил я, делая вид, что не запомнил ее имени. – С вами все в порядке?

– Отец Уэйн. – Ее голос был блеклым, бесцветным. – Если вас интересует, собираюсь ли я лишаться чувств от горя, то нет, не собираюсь.

– Здесь покоится ваш отец?

Я встал рядом с девушкой и коснулся нательного креста. Над входом в ухоженный склеп висела табличка с единственным выбитым словом: «Томеску».

– Надеюсь, – неопределенно ответила Мари.

Ответ показался мне странным, но я не подал виду.

– Как давно он…

– Год назад. Ровно год назад.

Возможно, то была игра моего воображения, но во взгляде Мари, устремленном на дверь склепа, я видел не скорбь, а гнев, словно хрупкая девушка собиралась бросить вызов Господу и заставить Его отвечать за смерть отца.

– Вы все еще носите траур, – тихо заметил я.

– Вся наша семья.

– Невосполнимая утрата, мне очень…

– Довольно, отец Уэйн, – прервала меня Мари. – Вы не знали моего отца и не можете…

Она замолчала, но обвинение повисло в воздухе, смешавшись с удушливым запахом роз. Кулаки Мари сжались, а плечи мелко задрожали. От гнева? От сдерживаемых слез?

– Простите, – сквозь зубы сказала она.

– Я не стану держать на вас обиду.

– Да, вы ведь все понимаете.

Слова ее были наполнены ядом, но я предпочел это проигнорировать. Горе меняет людей. Я действительно не собирался обижаться или злиться на девушку, потерявшую любимого отца, наоборот, сквозившая в ее интонациях боль заставила меня задуматься о том, что почувствовал бы я, узнав о смерти кого-то из близких.

– Вы исповедовались? – тихо спросил я.

– А в этом есть смысл? – Мари взглянула на меня, тонкая светлая бровь издевательски изогнулась. – Что бы вы мне сказали, отец Уэйн? Что все наладится? Что Господь забирает лучших? Что у Него есть план на каждого из нас?

Она повернулась на каблуках и сделала шаг вперед, заставляя меня отступить.

– А что, если я скажу вам, что смерть моего отца – вовсе не план Господа? Что его вырвали из нашей жизни насильно, вероломно, вопреки тому, что он должен был жить долго и счастливо?

– Вы думаете, что его убили? – прямо спросил я, стараясь не выдавать волнения.

– Вы зря приехали сюда, отец Уэйн, – бросила Мари. – Это место проклято, как и вся моя семья.

– Уверен, все не так…

Мари рассмеялась.

– Ну конечно, пока вы лицом к лицу не столкнетесь со злом, что распростерло крылья над Нейквиллом, вы мне не поверите. Но скоро вы поймете.

– Скажите прямо, – потребовал я. – Клянусь, что сохраню ваши слова в тайне.

Задумчиво взглянув на меня, Мари прищурилась, будто пытаясь рассмотреть во мне что-то неочевидное, что-то спрятанное глубоко под кожей.

– Зло способно принимать причудливые формы, отец Уэйн, – наконец сказала она. – Не позволяйте ему одурачить себя.

И она ушла, оставив меня стоять у склепа подобно истукану.

Душа моя болела, и я не мог понять, чем вызвана эта боль: глубоким сочувствием утрате или мыслями о том, что Мари нездорова. Имел ли я право рассказать о своих догадках ее матери или отцу Паскалю? Прислушаются ли они ко мне?

– Оставьте ее в покое.

Вздрогнув, я обернулся и увидел сестру Лидию, сжимавшую в руках корзину со срезанными лозами. Ее взгляд был удивительно ясен, выражение старческой усталости исчезло с лица.

– Прошу прощения?..

– Не пытайтесь облегчить страдания Мари, отец Уэйн, – повторила сестра Лидия. – Есть вещи, понять которые каждый должен самостоятельно.

Спустя мгновение она уже брела в сторону церкви, а я смотрел ей вслед, силясь понять, что она имела в виду. Не могли же все жители города сойти с ума?

Предрассудки, решил я. Наверняка о самом богатом семействе Нейквилла ходит множество слухов и сплетен и жители с удовольствием смакуют их, передавая из уст в уста.

Собравшись с духом, я последовал за сестрой Лидией.

«Глупости, – мысленно повторял я, – все это просто городские байки. В таком месте, как Нейквилл, жителям ничего не остается, кроме как судачить о соседях».

Сжав нательный крест в ладони, я прибавил шагу.

Хористы начали распеваться. Сухой старик сидел за органом и, кажется, молился, прикрыв глаза. Прихожане болтали друг с другом, занимали места на скамьях, а я наблюдал за ними, взволнованно переминаясь с ноги на ногу. Текст проповеди жег карман. Мне казалось, что я не готов, что отец Паскаль ошибся, доверив мне столь важное дело. Моя вера в себя таяла с каждым мгновением.

Решив, что свежий воздух поможет собраться, я вышел на улицу и отошел в сторону от входа в церковь. День выдался пасмурный, серый, тяжелые тучи затянули небо. Безрадостный пейзаж!

Я снова пробежался взглядом по ровным строчкам, написанным позавчера. Память никогда меня не подводила, но я знал – перед паствой я вмиг забуду все, что написал, и с позором провалюсь.

– Вы дрожите.

На мои плечи легло тяжелое пальто, я вздрогнул и обернулся.

Рядом стоял человек, внешность которого настолько поразила меня, что я забыл родной язык и лишь шевелил губами, силясь что-то сказать.

Карие смешливые глаза. Изогнутый в улыбке рот, прямой длинный нос… И удивительное смешение оттенков: на чуть смуглой коже светлели пятна разных форм, создавая иллюзию того, что молодого мужчину сшили, словно лоскутное одеяло. Большое белое пятно занимало часть лба, и волосы над ним – только подумайте! – росли тоже белые!

– П-прошу прощения, – пробормотал я, силясь отвести взгляд от незнакомца.

– О, глазейте сколько угодно, я уже привык, – отмахнулся тот, и я заметил, что ладони мужчины тоже покрыты пятнами. – И не бойтесь, это не заразно, я узнавал. Хотя некоторые доктора считали, что у меня проказа… Хорошо, что они ошибались, правда?

Тон незнакомца был насмешливым, а глаза лучились добротой, но его кожа… Клянусь, мне никогда не доводилось видеть таких необычных созданий!

– Это болезнь? – только и сумел спросить я, поправ все правила приличия.

– Должно быть. Никто не дал мне внятного ответа, но я удовлетворился тем, что это не передается. И вы все еще дрожите.

Сам незнакомец остался в белой рубашке с епископскими рукавами и черном жилете, но холод, похоже, совсем его не беспокоил.

– Это от волнения, – признался я. – Сегодня моя первая проповедь.

– О, не стоит волноваться. Если вы лишитесь чувств, я смогу помочь. – Незнакомец расправил плечи и протянул мне руку. – Александр Томеску, доктор.

Силясь скрыть удивление, я сжал его прохладную ладонь и ответил:

– Аллан Уэйн Тиррелл, священник.

– Вы так внимательно разглядываете меня, – заметил Александр. – Вас беспокоят мои пятна или…

– Пытаюсь понять, кем вы приходитесь леди Эмме, – признался я.

– Деверем. Я брат ее покойного мужа.

– Вы так молоды…

– Ах это. – Александр хмыкнул. – Мой отец отличался бычьим здоровьем, а его жены всегда были намного моложе. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Прошу прощения. – Я стушевался.

– Вам не за что извиняться, я тоже от природы любопытен. – Александр вдруг подался вперед и втянул воздух рядом с моим ухом. – Ах, какой чудесный аромат! Вы пропитаны запахами церкви.

Я не знал, что ответить, стоял столбом и глазел на нового знакомого, пытаясь выдавить из себя хоть что-то.

– Сегодня в поместье Томеску званый ужин. Эмма уже пригласила вас? – неожиданно деловито спросил Александр.

– Боюсь, что нет.

– В таком случае я сделаю это за нее. И не забудем про отца Паскаля, он ведь в добром здравии? Отлично, вижу, вы согласны. Чудно! Пойду, Эмма наверняка сходит с ума от беспокойства. Пальто вернете позже, отец Уэйн.

Я не сумел вставить ни слова. Александр говорил быстро, напористо и не переставал улыбаться уголками губ. Создавалось впечатление, что он не принял бы отказ, даже сумей я произнести его. Пока я размышлял, деверь леди Эммы скрылся за дверью. Его пальто согрело меня, но руки продолжали подрагивать.

Какое странное вышло знакомство…

Вернувшись в церковь, я передал пальто сестре Лидии, поправил воротничок и рясу, встал неподалеку от кафедры и принужденно улыбнулся прихожанам, рассевшимся на скамьях. Мой взгляд зацепился за семейство Томеску: одетые в черное, они походили на небольшую стаю ворон. Лишь Александр выделялся на их фоне, словно диковинная экзотическая птица.

– Вы готовы? – Отец Паскаль положил тяжелую ладонь на мое плечо.

– Постараюсь не подвести вас, – уклончиво ответил я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Если что-то пойдет не так, я вмешаюсь. Начнем.

Дрожа и отчаянно потея, я встал за кафедру.

– О соли, свете и любви! Какой прекрасный выбор темы! – Александр похлопал меня по плечу. Глаза его сияли, золотые искры испещряли темную радужку, и вообще он выглядел так, словно был моим отцом, ужасно гордым тем, что я справился.

Мои же эмоции были далеки от восторга: прихожане слушали меня, их взгляды были прикованы к моему лицу, а я… не испытывал ни трепета, ни воодушевления. Я стоял за кафедрой, повторял заученный текст и не понимал, каким образом должен достучаться до сердец собравшихся.

– Отец Паскаль, ваш преемник…

– Я не собираюсь заменять отца Паскаля, – слишком резко прервал я Александра. – Меня отправили сюда, чтобы перенять его опыт.

– Простите его, в местах, откуда Александр родом, все немного… – леди Эмма замялась, подбирая подходящее слово.

– Не в себе, – вставила Мари.

– Моя любимая племянница, как всегда, прямолинейна, – хмыкнул Александр. – Скверный же у тебя характер, дорогая.

– Прекратите немедленно! – прошипела леди Эмма.

Я наблюдал за семейной перебранкой, смущенно потупив взгляд. Семейство Томеску действительно поражало своей… эмоциональностью. И непринужденностью.

– Вы ведь почтите нас своим присутствием на ужине? – спохватилась леди Эмма.

– Конечно, – тут же ответил отец Паскаль. – Отцу Уэйну не помешает познакомиться с паствой.

– Д-да, – пробормотал я, натянуто улыбнувшись. – Буду рад.

– Как славно! – Александр сложил ладони в молитвенном жесте. – А я готовился вас упрашивать.

– Уймись, – прошипела леди Эмма. – В таком случае нам пора.

– Благослови вас Бог, – произнес отец Паскаль.

Лишь когда за семьей Томеску закрылась дверь, я смог расслабить плечи и выдохнуть. Их присутствие действовало на меня… скверно.

– Вы побледнели, – заметил отец Паскаль.

– Чувствую себя изюмом, – признался я. – Таким же сухим и выжатым.

– Отдохните перед ужином. Приемы в поместье Томеску редко заканчиваются раньше полуночи. Я заеду за вами, вы не против?

Договорившись, мы разошлись – я отправился домой, а отец Паскаль остался в церкви.

Меня мутило, голова шла кругом. Не помня себя, я добрался до дома и, едва переступив порог, рухнул на колени. С носа скатилась капля пота, и я понял, что у меня жар. Мне стоило большого труда подняться на ноги, тело не слушалось и казалось налитым свинцом. Сердце же колотилось так, будто я долго бежал.

Страх. Густой и липкий, он наполнял меня, и я не мог понять, чем вызвано это отвратительное ощущение. Я же в безопасности. Так отчего я дрожу и медленно схожу с ума?

Добравшись до кровати, я упал ничком и закрыл глаза. Дурнота накатывала волнами. Казалось, если придется пошевелиться, меня тут же стошнит. Так я и уснул, а когда проснулся, чувствовал себя словно по мне проехалась повозка. За окном сгустились сумерки, в комнате было настолько темно, что я с трудом сумел зажечь лампу. Дурнота отпустила, но силы покинули меня – прежде чем встать с кровати, я долго сидел на краю, собираясь с духом.

Внизу раздался стук. Выругавшись сквозь зубы, я поднялся и поковылял к лестнице, надеясь, что не упаду и не сверну шею.

– Отец… Боже, что с вами?

Улыбка сползла с лица отца Паскаля, едва он увидел меня. Зрелище, должно быть, впечатляло.

– Я плохо себя чувствую. Не думаю, что мне стоит ехать к Томеску в таком состоянии.

– Конечно, это исключено. Немедленно возвращайтесь в постель, я скоро приду! И, Аллан, дайте мне ключ, чтобы вам снова не пришлось спускаться.

Спорить сил не нашлось; я передал отцу Паскалю ключи и побрел наверх, надеясь уснуть и забыться до утра. Но сон не шел. Я ворочался в постели, смотрел в потолок, боролся с приступами тошноты. Они были не такими сильными, как днем, но донельзя изматывающими. Прикрыв глаза, я старался успокоиться и унять колотящееся сердце.

Пушистую компаньонку я заметил, лишь когда мягкие лапы принялись утаптывать одеяло на моей груди. Кошка мурчала, терлась большой мордой о мое лицо, а после улеглась, придавив меня и подарив несколько мгновений покоя. Почувствовав себя в безопасности, я, кажется, задремал.

Внизу хлопнула дверь, до меня донеслись голоса. Приподнявшись на локтях, я крикнул:

– Я здесь! В спальне!

Кошки рядом уже не было. Должно быть, она оставила меня, как только я уснул.

«Какое прекрасное Господне создание».

К моему несказанному удивлению, спустя несколько мгновений на пороге спальни появился не отец Паскаль, а Эш – моя случайная знакомая из цветочной лавки.

– Скверно выглядите, – заметила она. – Я помогу вам.

Она принялась доставать из тканевой сумки непрозрачные баночки и пакетики с резким травяным запахом. Я наблюдал за ней молча – потому что окончательно обессилел.

– Принес воду. – Отец Паскаль поставил на столик чайник, скинул пальто и стал закатывать рукава рубашки.

– А как же прием? – Мой слабый голос напоминал скорее бледную тень самого себя.

– Неужели вы думали, что я променяю вас на возможность выкурить пару сигар? Лежите, Аллан, Эш знает что делает.

Я наблюдал за уверенными движениями девушки, заваривавшей травы, а после спросил:

– Вы знаете, что со мной?

– Я думаю, что вы испытали сильное эмоциональное потрясение, – серьезно ответила Эш.

– Но разве у меня была причина?..

– Проповедь, – нашелся отец Паскаль. – Перед ней вы были сам не свой.

– Да, вы правы, – согласился я, принимая чашку из рук Эш. – Меня трясло и лихорадило, я думал, что подхватил скверную болезнь.

– Уверена, что дело не в этом, – заверила Эш. – Пейте. Эти травы успокоят вас и помогут уснуть.

Я пил горький отвар, мои гости молчали, но в этом молчании не ощущалось покоя, наоборот, мне казалось, что они хотят что-то сказать, но почему-то не решаются.

– Все в порядке? – не выдержав, спросил я.

– Да, конечно, – слишком быстро ответила Эш и принялась теребить край сумки.

– Мы просто взволнованы вашим недомоганием, – подтвердил отец Паскаль.

Взгляды, которыми они обменялись, мне не понравились. Я был совершенно уверен: что-то происходит, но не мог понять, что именно.

– Оставайтесь дома завтра, – сказал отец Паскаль. – Я сам проведу похороны.

– Похороны? Снова? – Я нахмурился.

– Миссис Доусон выпала из окна, когда развешивала белье, – явно нехотя объяснила Эш. – Констебли придерживаются такой версии.

– Еще одно падение? Как странно. – Меня начало клонить в сон, и я с трудом ворочал языком. – А они уверены, что…

– Спите, Аллан. – Отец Паскаль покачал головой. – Я зайду к вам завтра.

– Оставлю травы. Если снова станет дурно – просто заварите их. – Эш натянуто улыбнулась. – В случае чего я попрошу маму помочь.

– Спасибо, – выдохнул я. – Вы меня спасли.

– Доброй ночи. Я запру дверь, не беспокойтесь.

Отец Паскаль пропустил Эш и вышел следом за ней. Я сомкнул тяжелые веки и уснул еще до того, как за ними закрылась дверь.