Городское кладбище располагалось на склоне холма, за крепостной стеной. У ворот, на пороге своей будки, сидел старенький сторож, а рядом с ним, на земле, на расстеленной тряпице лежали куски пирога, вареные яйца, пара луковиц, яблоки и четвертинка сыра. Амаргин добыл из недр балахона оплетенный лозой кувшинчик, выставил его на тряпицу.
– Помяни моих мертвых, добрый человек.
Старик улыбнулся, покивал, сморщив коричневое лицо. Нагнулся, покряхтывая, и посудинка словно бы сама собой спряталась за порог, с глаз долой. Скрюченная стариковская лапка подобрала с тряпицы яблоко:
– И ты помяни моих мертвых, северянин.
– Мертвые живы нашей памятью, добрый человек. – Маг подбросил и поймал яблоко, потом повернулся ко мне и сказал тихонько: – Но на самом деле мертвых не существует.
– Как так? – удивилась я, догоняя широко шагавшего мага.
– Оп! – он опять подбросил яблоко. – Мертвое тело – всего лишь земля. А душа не умирает.
– А… – разочаровалась я, – ты об этом…
Периметр ограды обрамляли высокие вязы – темные и торжественные на фоне закатного неба. Солнце уже нырнуло за большой скалистый холм на северной стороне портовой бухты, кладбище и нижнюю часть города накрыла тень.
За воротами, на ровной площадке громоздилась церковь, приземистая, суровая, из серо-розового местного камня. К ней вела мощеная дорожка, по обочинам росли кусты шиповника в брызгах коралловых ягод. Дальше, направо и налево, тянулась выкошенная лужайка. Ее украшали несколько плодовых деревьев.