Анти-Горбачев-6

Глава 28

Комсомолец следовал на глубине 380 метров со скоростью 8 узлов в Норвежском море примерно в ста пятидесяти километрах от норвежского побережья в полном соответствии с боевым заданием. Команда, не задействованная в дежурстве отдыхала, выпив положенные по уставу сто грамм сухого вина, остальные находились на своих местах согласно штатного расписания. Командир лодки капитан первого ранга Ванин сидел в своей каюте и просматривал вахтенный журнал, просто на всякий случай. В 10.35 по московскому времени к нему постучался капитан-лейтенант Громов, исполнявший функции дежурного офицера.

— Евгений Алексеевич, — доложил он, — срочная радиограмма из Видяево, вот… — и он выложил на стол расшифрованное сообщение на стандартном бланке.

— Они что там, с ума все посходили? — сдвинув брови, спросил капитан, — зачем всплывать, нас же сразу НАТОвцы под контроль возьмут.

— Не могу знать, товарищ командир, — включил дурака дежурный, — наверно у начальства есть какие-то свои соображения на этот счет.

— Запроси подтверждение, — приказал Ванин, — срочно.

— Есть, — козырнул Громов и очистил каюту от своего присутствия.

Вернулся он буквально через пять минут с еще одним бланком.

— Команда на всплытие подтверждена, — дополнил он текст словесно, — а кроме того добавлено распоряжение провести ревизию механизмов и электрооборудования седьмого отсека.

— Ну что же, — тяжело вздохнул командир, — приказы надо выполнять, а не то и под трибунал недолго угодить. Командуйте всплытие, товарищ капитан-лейтенант, не экстренное, своим ходом. А я иду в седьмой отсек…

На Комсомольце имелось всего семь отсеков, торпедный, жилой, реакторный, турбинный, вспомогательный, центральный пост, а последним, ближайшим к корме был этот седьмой отсек, он так и назывался, кормовой. В нем располагались приводы рулей высоты и направления, а еще там проходил главный вал на кормовые винты. Дежурил здесь вахтенный матрос Бухникашвили, увидев начальство, он вытянулся по стойке смирно и доложил:

— За время моего дежурства никаких происшествий не случилось, товарищ капитан 1 ранга!

— Давай вместе посмотрим на твое хозяйство, — предложил ему Ванин,- может, что-нибудь и обнаружим.

— Есть посмотреть вместе, — слегка ослабил стойку матрос, — только что тут можно обнаружить, все регламентные работы выполняются строго по графику, да и механизмов в этом отсеке в разы меньше, чем в том же паротурбинном…

— Разговорчики, — одернул его командир, — скажи-ка ты мне лучше, друг мой кавказский, какие самые слабые точки в этом отсеке? В смысле, что может, например, загореться в случае чего?

— Даже и не знаю, что сказать… — в растерянности развел руками матрос, — разве что сочленяющие узлы на приводах рулей и главного винта, там трение присутствует, и еще уплотнения при выходе из прочного корпуса, загорятся они вряд ли, но через них вода может просачиваться.

— А это что? — показал Ванин на две коробки по правому борту.

— Масляные сепараторы, товарищ командир, — доложил Бухникашвили, — служат для отделения отработанного масла от топлива… с ними вообще никогда проблем не бывало, их целиком меняют на базе по окончании похода.

— Хорошо, матрос, — закончил проверку помещения Ванин, — я к тебе еще одного бойца пришлю, смотрите в четыре глаза, в случае малейших отклонений от нормы немедленно докладывать прямо мне.

Ванин вернулся в центральный пост, где дежурный офицер доложил о том, что лодка начала всплытие.

— Рулями глубины работаем, товарищ командир, — добавил он, — уже не 380 метров, а 260… полное всплытие ожидается в течение четверти часа.

— Объявляй боевую тревогу, — скомандовал Ванин, — лучше, знаешь, перебдеть, чем недобдеть.

Громов внимательно посмотрел на начальника и выдержал паузу в несколько секунд в надежде, что он переменит решение. Но не дождался и тогда по громкой связи, которая была выведена во все отсеки и каюты, объявил:

— Боевая тревога, ракетная атака, по местам стоять к всплытию, срок сорок секунд.

В переходах и на лестницах боевого корабля очень скоро раздался дробный стук флотских башмаков по ступенькам, после чего последовали отчеты дежурных по отсекам.

— Первый отсек занял места согласно расписанию, второй отсек готов, третий отсек слушает дальнейшие распоряжения, — ну и так далее, последний седьмой отсек отозвался одиноким голосом матроса Бухникашвили, — готов к выполнению заданий командования.

— Глубина? — спросил командир у Громова.

— 130, на поверхности будем через две минуты двадцать секунд.

— Обстановка на поверхности, — продолжил свои вопросы Ванин.

— Волнение три балла, ветер 5–6 метров в секунду, посторонних плавсредств не наблюдается.

— Возгорание во втором сепараторе, — нарушил вялое течение событий матрос Бухникашвили, — прошу помощи!

— Немедленно оказать помощь седьмому отсеку, — тут же распорядился Ванин.

— Шестой отсек, — тут же добавил он к своему приказу, — выделить трех… нет, лучше четырех бойцов на помощь седьмому. Громов, пойдем посмотрим, что там, — добавил он дежурному.

От центрального поста до кормы было где-то шестьдесят метров и три отсека, реакторный, турбинный и вспомогательный. Реактор, водо-водяной мощностью 190 Мвт, они обошли стороной, конечно, здесь имелись два технологических прохода. А уже на подходе к корме они увидели и почувствовали неладное — оттуда валил черный густой дым и раздавались громкие крики.

— Что происходит? — Ванин поймал за воротник пробегавшего мимо матроса.

— Пожар, товарищ капитан 1 ранга, — четко доложил тот, — и сильное задымление.

— Своими силами потушите? — продолжил спрашивать командир.

— Не могу знать, — увернулся тот от прямого ответа, — стараемся… вам бы лучше туда не ходить.

— Я лучше знаю, что мне делать, — Ванин отпустил матроса и смело шагнул в седьмой отсек через люк в стальной переборке, а за ним и Громов тоже.

Дыма тут было совсем уже много, так что в метре ничего не видно, народ орал со всех сторон, но самые громкие крики шли с левого борта, туда и шагнул капитан.

— Бухникашвили? — узнал он того самого дневального по этому отсеку, — доложи обстановку!

— Загорелся второй сепаратор, тщ капитан, — сократил приветствие тот, — занимается тушением… а еще маслопровод по левому борту тоже, похоже, разорвался, там кипящее масло брызжет впереди, — показал он куда-то в туман, — не ходили бы вы туда, тщ капитан.

— ЛОХ не пора включать? — обернулся Ванин к дежурному офицеру.

Переводится эта аббревиатура как Лодочная Объемная Химическая, в ней используется такой же фреон, как и холодильниках — при включении эта система вытесняет кислород из помещения и тем самым прекращает процессы горения в зародыше, потому что без кислорода гореть ничего не может. Но человек во фреоновой среде выжить, как вы понимаете, не способен, поэтому персонал отсека должен предварительно надеть изолирующий противогаз или шланговый дыхательный аппарат, такой же примерно, как в аквалангах. Или покинуть это помещение, как вариант.

— Я считаю, что пора, — отозвался из дыма Громов, — только сначала бойцов отсюда эвакуировать надо.

Но тут где-то справа раздался взрыв, несильный, но явственно слышимый.

— Это еще что? — спросил Ванин у очередного матроса, пробегавшего мимо.

— Цистерна главного балласта рванула, — с очумелыми глазами сказал он, — вам надо покинуть этот отсек, тщ капитан.

— Всем покинуть седьмой отсек, — зычным голосом скомандовал Ванин, — капитан, подавай сигнал о включении ЛОХа!

— Есть, — ответил Громов наряженным голосом, — но для этого мне надо вернуться в Центральный пост.

— Возвращайся, а я здесь покараулю, — приказал ему командир.

Через четверть часа авария была ликвидирована на корню, но седьмой аварийный отсек оказался изолированным от всех остальных. Матрос Бухникашвили получил ожоги 50 процентов тела и скончался в судовом госпитале, кроме того еще шесть человек, участвовавших в ликвидации аварии, были травмированы, но их жизням ничего уже не угрожало. А капитан 1 ранга Ванин тем временем вел напряженные переговоры с базой в Видяево.

— Да, реактор заглушен, — сообщал он прямым текстом по радио, — идем на дизель-генераторе… да, скорость 6 узлов… да, дифферент на корму 8 градусов, но не увеличивается… в помощи не нуждаемся, расчетное время прибытия (он посмотрел на судовые часы) 21−15 по Москве… да, один двухсотый и шесть трехсотых… я вас понял, товарищ адмирал, но все разбирательства лучше провести после окончания похода.

— Капитан, — подозвал он Громова, — пойдем поговорим, — и они уединились в каюте командира корабля. — Значит так, капитан… в Видяево нас будут допрашивать очень тщательно и подробно, так что давай согласуем наши показания, чтобы не расходились.

— Полностью согласен, Евгений Алексеевич, — наклонил голову тот, — давайте согласуем.

— Значит вот что первым делом они будут выяснять… — на секунду задумался Ванин, — чья вина в происшествии… варианта тут собственно два — или производителей оборудования или эксплуатационников, то есть нас…

— Еще третий вариант есть, — напомнил Громов, — форс-мажорные обстоятельства, погода там, вмешательство третьих лиц…

— Думаю, этот третий вариант можно сразу исключить, — ответил ему командир, — ни на погоду, ни на вмешательство кого-либо мы ничего не спишем. Так что остановимся на этих двух… какой из них более благоприятен для нас, понятно?

— Да уж чего тут непонятного, — усмехнулся Громов, — первый, конечно.

— Вот-вот, и я тоже так думаю… сепараторы эти чертовы разрабатывались где-то в Ижевске, на них и надо все списывать, правильно?

— Правильно, Евгений Алексеевич, — выпрямил спину Громов, — тем более, что у нас все регламентные работы проводились строго по графику… так и будем говорить на допросах.

— Проведите соответствующую работу со всеми, кто соприкасался с этими сепараторами, — завершил беседу командир, — а нам еще надо доползти как-то до Видяево…