Архивы Конгрегации - 3

Старые четки

Авторы: Юлия Райнгольд (Шинджи), Доминика Юу

Краткое содержание: Курт и Бруно отправляются расследовать загадочное исчезновение коллеги в далеких восточных землях

Холод сковывал тело, пробираясь вверх от ступней к самому сердцу. Оно стучало всё реже и реже, кровь ползла по венам медленно, как умирающая улитка, отчего конечности превратились в безжизненные ледышки, а голова отказывалась соображать. Лишь остатки воли толкали майстера инквизитора вперед. Debes, ergo potes[20]...

Он пытался затопить печь, но после нескольких неудачных попыток сдался. Огонь, вспыхивая маленькой искоркой, гас, отказываясь жевать розжиг, а одеяла, что так щедро выдал инквизитору святой отец (или как их тут называют; о Боже, он даже это забыл), больше напоминали куски льда.

Бросив попытки отогреться, майстер инквизитор, мысленно припомнив все нечестивые выражения на немецком и на латыни, откинул ледяные одеяла и, погрузив ноги в пимы и закутавшись в шубу, спустя несколько минут стоял перед грубо сколоченным домом и колотил в дверь. Вернее, так ему казалось: ослабевшего тела хватало лишь на то, чтобы едва слышно поскрести по темному дереву. К счастью, хозяин услышал и эти попытки и отворил, обеспокоенно воззрившись на ночного гостя.

— За мной придут, — прошептал следователь и из-под ворота шубы плотно перевязанный сверток, — Они придут и продолжат мое дело. Вы должны помочь.

Хозяин дома забрал свёрток и, щурясь от стремительно летящего в лицо снега, спешно закивал.

— Конечно-конечно… Майстер инквизитор, заходите в дом, что ж это вы в самом-то деле...

— Поздно… — следователь непринужденно, почти блаженно улыбнулся. — Отдайте это тем, кто придет после. И мое тело, сохраните его. Вы должны это…

Речь его внезапно оборвалась, словно резко разрубленная пополам верёвка. Последний хрип, и майстер инквизитор, охваченный ледяным объятием холода, рухнул замертво.

— Я вот пытаюсь понять: это честь для нас или же наказание?

Дорогу размыло после недавних дождей, так что лошадей приходилось вести аккуратно, рискуя каждый раз провалиться в скрытый под слоями грязи овраг или наиглупейшим образом просто поскользнуться. Незадачливые путники и так уже потеряли двух лошадей, что вызвало нешуточную задержку и совсем не нравилось майстеру инквизитору.

— Я думаю, это будет уроком для тебя. Перестанешь чувствовать себя всесильным. Хотя я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, — мрачно ответил Бруно.

— Уроком? Ты думаешь, что это дело будет чем-то отличаться от других? Не считая того, что нам пришлось забраться…. — Курт недовольно осмотрелся, — неведомо куда.

— И говорить придется… неведомо как, — поддакнул Бруно и кинул косой взгляд в сторону еще одного их спутника, доселе молча следовавшего за ними. Тот мрачно зыркнул в ответ, но ничего не сказал.

Опасность долгой дороги таилась не только в плохой погоде. Хоть и следователей детально проинструктировали о ситуации в восточных землях, но Курт не сомневался, что per usum положение вещей сильно отличалось от описанного. Если в Ульме, как припоминал Гессе, — немецком городе, пусть и без действующего отделения Конгрегации — творились непозволительные в отношении инквизиторской братии беспорядки, то чего стоило ждать от варварских земель?!

То, куда они ехали, — неизвестность, — было хуже всего. И там, кроме шайки разбойников, подстерегающих усталых путников за каждым деревом, никто не ждал. И вся надежда возлагалась на письмо от Конгрегации к местному князю, переведенное на чужеземный язык. В остальном — «Age quod agis[21], — как напутствовал им Сфорца, — Группа инквизиторов, направленная в Константинополь для переговоров, недавно успешно возвратилась из похода. Вся, кроме одного инквизитора, Келлера. Его спутники сообщили, что на пути в Константинополь Келлер принял решение остановиться в Ивановске-Новодвинском княжестве, дабы помочь местным разрешить дело, как он полагал, о maleficium. Обычно такой вольности члену миротворческого отряда не было бы позволено, но капеллан Шредер разрешил, за что уже получил от меня нагоняй… как бы то ни было, от Келлера нет вестей уже несколько месяцев. Более того, детальных подробностей о дальневосточных землях мы особо не имеем... Задача воистину для Молота Ведьм».

— Последний штаб Конгрегации на востоке находится в Венгрии, так что дальше и не думайте размахивать своими Знаками. Все равно не поможет, — говорил им мужчина с густой седой гривой, которого представили как «эксперта по восточным землям». — Лучше спрячьте их подальше и говорите только через переводчика.

Едва переводчик был выловлен из библиотечных застенок и выведен на солнечный свет, у майстера инквизитора появилось четкое желание запихнуть его обратно. Это был невысокий худощавый парнишка, и можно было бы принять его за стрига, если бы не крайняя физическая слабость, необычайная даже для книжного червя, и отсутствие способности к вранью (что Курт, конечно же, полагал плюсом).

— Я не понимаю, о чем он говорит, — хмуро пожаловался Курт однажды, наблюдая, как Петер бойко болтает с венгерским пограничником.

— Удивительно, — саркастически хмыкнул Бруно, — но без него мы бы блуждали в местных лесах не одну неделю. И мы еще даже не доехали, — продолжал разглагольствовать Бруно. — Надеюсь, столь долгий путь не скажется на твоей работоспособности...

— Можешь не сомневаться, — Курт поморщился, но больше ничего не сказал.

Город, оказавшийся их конечной целью, был обнесен изгородью из заостренных бревен. У ворот несли охрану крепкие мужики, хмуро глядевшие на прибывших путников, словно волки на приближающуюся добычу. Как Курт уже знал из собственного опыта, со стражниками не помешало бы подружиться, но сейчас, к глубокому раздражению майстера инквизитора, всё зависело от этого щуплого, пускай хоть и умного, книжного червя, который не то что не блистал харизмой, но при одном взгляде на себя вызывал желание немедленно прекратить общение или поддаться порыву тошноты.

— Нам необходимо их дружелюбие, Петер, — предупредил Курт, — так что постарайся изо всех сил не выглядеть… ну, как ты.

Переводчик хмуро зыркнул на Курта, но, словив ответный взгляд инквизитора, печально вздохнул, словно бы и сам сожалел о своей неспособности нравиться людям.

— Несомненно, майстер инквизитор, я и сам бы предпочел с ними не ссориться…

Петер ловко спрыгнул с лошади и подошел к мужикам. Разговор произошел короткий, после чего переводчик так же резво запрыгнул обратно.

— Нас проведут до дома местного князя, — сказал он.

— Я бы сначала поговорил со священником, — нахмурился Гессе. — Наверняка он знает о нашем почившем коллеге больше, нежели местный Bürgermeister...

— Здесь так не принято, майстер инквизитор, — понизив голос, прошептал Петер. — И, как я понял, всех чужаков сначала ведут к князю.

— Значит, и наш коллега сначала был там…. — пробормотал Курт, и все трое путников двинулись за одним из стражников.

Курт ожидал увидеть небольшой особняк, какие он часто видел на родине у знати. Местные и тут смогли его удивить: путников провели в центр городка, по второму кругу обнесенный частоколом, а за высокими воротами стоял ярко раскрашенный деревянный дом. Внешнюю стену украшали широкие окна со ставнями, расписанными причудливыми завитушками и цветами.

— Это что такое?

— Терем, майстер инквизитор, — ответил Петер. — Он состоит из многих комнат и…

— Я не о том, — оборвал его следователь. — В городе почти все дома из дерева, и дом князя тоже. Как часто тут бывают пожары?

— Не могу знать, — пожал плечами переводчик. — Однако, если верить легендам, одна дама сожгла целый город с помощью птиц, к лапам которых привязала тлеющие куски ткани.

— Не удивлюсь, если это окажется правдой, — пробормотал Гессе. В памяти начали было восстанавливаться образы горящего Курценхальма, что вызывало внутреннее оцепенение и stupor, но Курт усилием воли быстро отправил навязчивые видения назад в глубину души и продолжил осматривать окрестности.

— Не думаю, что стоит опасаться поджога, — послышался голос Бруно. — Костер — не особо распространенное здесь средство умерщвления. Местные предпочитают другой вид казни.

Помощник следователя указал на два торчащих из земли кола, когда путники проезжали по главной площади. Колы выглядели гораздо острее и тоньше, чем те, которыми был обнесен город. На ровной поверхности дерева виднелись темно-бордовые пятна, что вызывало в воображении даже привыкшего к пыткам и всевозможным зверствам Курта самые мрачные картины.

— Да, я читал о подобной казни… До такого depravatio[22] у нас в Конгрегации еще не додумались… — задумчиво протянул Курт, задержав взгляд на острых деревянных верхушках, — хотя, может, некоторые допросы шли бы гораздо быстрее…

— Я даже не знаю, что бы предпочел: колы или костер… — пробормотал Бруно.

— Мы на месте! — вклинился в разговор переводчик, явно обрадовавшись возможности прекратить неприятную беседу, от которой он периодически морщил лицо.

Терем возвышался над ними, но при этом не выглядел, как европейские замки или суровые готические соборы, где каждая деталь говорила о простоте и одновременно величии. «Терем» же, как назвал его переводчик, этот Turmhaus, наоборот выглядел просто, хоть и составленный из множества маленьких элементов, орнаментов и ярких росписей. Курт подивился, почему местная знать живет в Landhaus[23], а не в Kastell[24], но ему сказали, что здесь так принято. Потому майстер инквизитор, поворчав на неведомые порядки, не спорил и следовал указаниям переводчика, мысленно сокрушаясь, что иногда не сила, а разум помогают в достижении результата...

Лошадей забрали у входа в терем. Едва войдя и стараясь бестактно не оглядываться, конгрегаты обнаружили на главной лестнице красавицу в расшитых золотом и серебром богатых одеждах, взирающую на путников взглядом аристократки, но, тем не менее, не надменно, а величественно.

Отделка лестницы, стен и потолков ничуть не уступала красотой и яркостью хозяйке дома. Курт почувствовал, как от непривычного многообразия цветов и красок медленно занимается головная боль. Майстер инквизитор слабо толкнул Петера локтем, как бы намекая разобраться, почему они все еще здесь, а не у князя.

Переводчик робко сделал шажок вперед и заговорил. Дева слушала переводчика, периодически кивая, а тот едва ли не подпрыгивал от волнения, то и дело указывая рукой на инквизиторов. Наконец Петер выудил из глубин одеяния письмо от Конгрегации и с величайшим почтением протянул деве. Курт было недовольно дернулся, намереваясь вмешаться, но Бруно предусмотрительно удержал его за руку.

В конце концов дева закончила свою речь коротким словом и неожиданно заговорила на грубом и рычащем, но все-таки понятном немецком.

— Я рада приветствовать вас на наших землях, господа инквизиторы. Мое имя Святослава. Я правительница княжества нашего Ивановско-Новодвинского, жена князя Вячеслава, — она на мгновенье замолчала, с немым превосходством рассматривая вытянувшиеся лица конгрегатов. — Кажется, совсем недавно я так же приветствовала вашего друга, любезно согласившегося помочь нам с нашей бедой. Надеюсь, что ваша участь не будет столь же печальной.

— Да, мы как раз хотели об этом поговорить, — сообщил первым вышедший из stupor’а Бруно, говоря нарочито медленно, чтобы княгиня всё правильно поняла.

— Сразу к делу? Даже не отдохнете с дороги? Я прикажу устроить сегодня пир в вашу честь.

— Боюсь, у нас нет на это времени, милостивая сударыня, — вежливо, но холодно ответил Курт. Интуитивный спутник всех его дел — головная боль — его пока не посещала, но майстер инквизитор старался подмечать детали и находить подозрительные закономерности, но пока то ли из-за усталости, то ли из-за взаправдашнего отсутствия оных никаких зацепок в голову не шло.

— Понимаю. Тогда прошу, идите за мной.

Святослава направилась вверх по лестнице к массивной дубовой двери, переводчик поспешил за ней, предпочтя целиком и полностью отдаться под покровительство княгини. Курт и Бруно на мгновение замешкались.

— Что ж, одной проблемой меньше, — пробормотал Курт, намекая на образованность княгини.

— Или больше, — недовольно отозвался Бруно и, поймав недоуменный взгляд, пояснил: — Ты видел, как она на тебя смотрела? Так хоть языковой барьер бы был!

— Кажется тебе все, — злобно зыркнул в ответ Курт, — не с каждой знатной участницей очередного дела у меня имеется vita personalis[25], как бы ты мог подумать...

Княгиня привела путников в одну из комнат терема, по-видимому, гостевую: внутреннее убранство тут было поскромнее парадного входа, хотя тоже чересчур пестрое, но Курт порадовался, что мелькания перед глазами стало сильно меньше. Княгиня жестом пригласила всех троих устроиться на деревянной скамье. Последовав приглашению и сев, Курт почувствовал, как по телу разливается приятное тепло, а глаза начинают слипаться.

«Не спать!» — скомандовал себе майстер инквизитор. Попытался сосредоточиться на деталях. Вот массивная белая печь, сверху старательно разрисованная теми же причудливыми орнаментами из квадратов и кругов, вот окна с закрытыми ставнями… Вот княгиня: невозмутимое выражение лица, твердый суровый взгляд, белокурые локоны. Маргарет…

Курт поежился, но быстро постарался скрыть свое волнение, тогда как Бруно с готовностью слушать внимательно взирал на княгиню, как и переводчик, смотревший больше с восхищением.

— Мой муж занят сбором податей, поэтому не вернется в ближайшие пару дней. По всем вопросам можете обращаться ко мне, — молвила Святослава, опустившись на скамью напротив гостевой.

— Во-первых, думаю, раз нет нужды в переводчике, мы можем поговорить наедине, — сказал Курт, что прозвучало слишком грубо, поэтому майстер инквизитор поспешил смягчить тон. — Петер, ты пока можешь осмотреть окрестности и поискать местного священника, а мы перемолвимся словом с княгиней Святославой.

— Уверены? — засомневался переводчик, но, словив суровый взгляд майстера инквизитора, поспешил ретироваться, отвесив глубокий поклон княгине и скудные кивки коллегам.

— Итак, — начал Курт деликатно. Бруно, как и всегда, сидел и слушал с серьезными проницательными глазами и старался не вклиниваться в разговор. — вы знаете, где сейчас… наш коллега?

— Умер. Буквально пару дней назад, — вздохнула княгиня.

— Как?

— Замерз.

— Замерз?.. — нахмурился Курт, — как это произошло?

— Как вы знаете, майстер Келлер остался здесь, чтобы расследовать кое-что. А точнее, наши подозрения, что у нас завелась ведьма.

— Ведьма?

— Да, — кивнула княгиня. — У нас люди замерзают. Каждую неделю кто-нибудь умирает. Уже несколько месяцев как. Мы сначала думали: мало ли кто от холода на тот свет отходит... А потом началось… Каждую неделю кто-нибудь. Да и погода разыгралась не на шутку. Холода у нас всегда бывали, но чтобы прямо так! Бывают ночи, что печь растопить невозможно и вода замерзает в кувшинах, а наутро еще один труп находят. Будто бы в метель снежную попавший, да только вот такие метели обычно редки у нас, милостивые судари. А теперь — и дня не пройдет, как нас снегом не заметет. Он, правда, тает весь днем, но наутро новый. На дворе почти весна, вот скоро Масленицу справлять будем. А как Масленицу справлять, когда тут такое? Боится народ...Вот и говорят: maleficorum[26]...

— То есть, — решил уточнить Курт, почувствовав некоторую толику раздражения, хотя вспомнив, как начиналось дело Штефана Мозера, сразу же осадил себя, — вам кажется странным то, что люди замерзают? Не рассматривали ли вы возможность того, что умершие могли неудачно напиться и заснуть на улице, например? Или то могло быть обыкновенное убийство, а труп, допустим, оставили на земле? Ну а погода… знаете ли, все бывает.

Святослава тяжело вздохнула и немного наклонилась вперед, внимательно глядя в глаза инквизитору. Великий и ужасный Молот Ведьм вдруг почувствовал себя не в своей тарелке, но на взгляд ответил так же прямолинейно и уверенно.

— Неудачно напившихся в один и тот же день недели в одном и том же месте? — парировала княгиня. — Одно убийство в неделю несколько месяцев подряд? Однако, у убийцы есть почерк...

— И такое может быть.

— Господин инквизитор…

— Майстер инквизитор, — поправил Курт излишне резко, поймав краем глаза недовольный взгляд Бруно, — простите. Привычка…

— Понимаю, — кивнула княгиня, — так вот, майстер инквизитор. Ваш коллега по нашему наущению осмотрел тела и пришел к выводу, что убиенных насильственным путем — будь то удушение, кинжал или что-нибудь подобное — среди них нет. А я полагаю, вас в вашей академии обучают основам sectio[27]. Или я ошибаюсь?

— Ошибаетесь, но общий курс анатомии нам преподают, —холодно ответил Курт, — но я предполагаю, что моего коллегу могли обманом заставить остаться здесь, а после убили.

— Зачем нам это?

— Не знаю, но, если это так, я это выясню. Ибо ваша версия с maleficium выглядит уж слишком…

Инквизитор осекся.

Это она. Та самая головная боль, которая каждый раз сигнализировала Курту, что что-то не так, тупой иглой вонзилась в голову и теперь навязчиво пульсировала где-то в области лба. Княгиня внимательно посмотрела на инквизитора, словно спрашивая, всё ли в порядке. Курт, встряхнувшись, собрал взгляд и извинительно кашлянул.

— Но, тем не менее, это может быть подозрительным, — исправился Курт, — холодно у вас тут, но столь регулярно от холода не умирают… Вы правы, милсдарыня, приношу извинения. Кстати, где сейчас тело нашего… коллеги?

— Сейчас он в церкви.

Все умолкли. Княгиня задумчиво посмотрела на покрывшееся инеем окно, Бруно перебирал пальцы, Курт сжимал зубы.

Requiescat in pace[28]...

— Вы знаете, о чем говорили ваш муж и… наш друг, который был здесь до нас? — нарушил неловкое молчание Курт, ощутив, как исчезает напряжение.

— Думаю, что ни о чем, — ответила княгиня. Лицо её оставалось таким же невозмутимым, и Курт не мог не отметить, что в этих странных землях незнакомцам совершенно не улыбались. Стражникам положено было быть суровыми, но европейские аристократы почти всегда выглядели так, как будто накануне опохмелились, то есть, веселыми, открытыми и улыбчивыми. Княгиня же создавала впечатление неприступной скалы, отвечала коротко, беспристрастно и по делу. Поэтому Курт даже подумал, что хотел бы, чтобы все окружающие его люди были такими: прямолинейными, деловитыми и не отвлекающимися на лишний юмор. Хоть княгиня была и женщиной у власти (а Курт питал нездоровую неприязнь ко всем знатным особам), но женщиной, очевидно, с мозгами, и, не мог не отметить инквизитор, княгиня казалась более зрелой, чем в своё время Маргарет, поэтому Курт не мог не признать, что испытывает все больше уважения к княгине.

— Князь больше интересуется войной, нежели языками и другими науками, — продолжала Святослава, — а друг ваш изъяснялся на нашем языке весьма скудно, поэтому у них не вышло разговора.

— То есть, он разговаривал больше с вами?

— Верно. Со мной и со старым священником.

— Он тоже знает немецкий? — удивился инквизитор, на что княгиня коротко кивнула.

— А как вы думаете, кто научил меня? Отец Александр был монахом, много путешествовал и, добравшись до нашего города, решил остепениться. Сначала учил меня разным наукам, а после стал нашим священником.

— Вы родились здесь? В этом городе?

— Нет, я родом из Литовской земли. Но, когда я в четырнадцать вышла замуж за Вячеслава, я перебралась сюда. Остальные члены семьи разъехались кто куда.

— И давно ли вы получали от них вести?

— На самом деле давно. Мои братья и сестры вхожи в круги высшей аристократии, посему очень заняты. Отец иногда присылает письма, но они более похожи на отчеты...

— Хорошо, я понял, — Курт надавил на переносицу, пытаясь сохранять ясность ума, но «соображалка» упорно склоняла владельца ко сну. — Не могли бы вы рассказать все с самого начала...

Говорила княгиня долго, но тезисно, не вдаваясь в подробности вроде своей биографии или историй о мужниных подвигах, как могла бы сделать на ее месте любая другая жена. Как бы то ни было, Курт узнал множество подробностей про Ивановск-Новодвинский, его жителей, некоторые культурные особенности, а также ситуацию с церковью и духовенством: все удалось узнать от княгини. Правда, Курт, как и любой внимательный следователь, не спешил верить на слово, но запомнил все и вознамерился проверить сказанное в ближайшем будущем.

Как ранее сообщал Сфорца и как подтвердила теперь княгиня, инквизитор Ганс Келлер, оторвавшись от константинопольского отряда послов, остановился в Ивановске-Новодвинске разбираться с загадочными смертями, последовавшими одна за другой и произошедшими довольно необычным образом. В разгар зимы происходящее могло и не показаться чем-то из ряда вон выходящим: замерзшие трупы, найденные на улице, для каждой зимы — дело привычное, но, когда количество оных трупов начало стремительно увеличиваться, народ смекнул, что что-то нечисто.

— Значит, я сейчас же отправлюсь его осмотреть, — подытожил Курт, получив незаметный пинок от Бруно за чрезмерно довольный тон («Чужим смертям не радуются, будь они хоть сколько нибудь интересны в расследовании»), — благодарствую за содержательную беседу, княгиня.

— И вам спасибо, майстер инквизитор, — благожелательно ответила княгиня, но улыбки на ее лице так и не появилось.

Курт гадал: злится она или же спокойна, настолько непроницаемо было ее лицо. Взгляд также не выражал никаких эмоций. «Выдержка, достойная Хауэра», — мысленно отметил Курт.

— Можете остановиться в моем доме, так как комнаты уже готовы. И, если у вас еще остались вопросы, можете задать мне их завтра, а сейчас мне придется покинуть вас: в отсутствие мужа я обязана заниматься очень многим, — сказала Святослава и величественно удалилась, оставив Курта и Бруно под впечатлением.

Раскланявшись с княгиней, инквизитор и его помощник покинули терем. Слов произнесено не было, но на обсуждение с лихвой хватило красноречивых переглядываний, выражавших что-то в духе: «Какая женщина…» и «Опять умная, красивая, знатная, главное, чтобы не оказалась ведьмой».

— Надо поговорить со священником и осмотреть тело, — сказал Курт, когда они с Бруно бодро шагали по пути к церкви, частично из-за природной торопливости Курта, а частично из-за холода, который и вправду жалил пятки, щеки и пальцы.

— Уже поздно, Курт, — недовольно ответил Бруно, — как насчет отдохнуть? С ног валюсь. К тому же, так холодно…

— Нет. Что-то меня тут настораживает. Голова болит. А, как мы выяснили опытным путем, это — верный признак того, что стОит хотя бы обратить внимание на то, что мы тут найдем.

— Да, я заметил, — задумчиво протянул Бруно. — Ну осмотрим мы тело. А что потом?

— Поговорим со священником. И, честно сказать, меня настораживает княгиня. Как-то она уж очень четко все выложила. Ни единой запинки, просто перечень фактов, чистейшие ответы на вопросы. Не кажется ли тебе это подозрительным? К тому же, нам обещали сегодня пир, а, как показывает практика, на подобных попойках раскрывается очень многое.

— А во-вторых? Ты думаешь, что они и правда заманили Келлера байками про замороженных людей? Или это все правда?

— Пока не уверен. Поэтому сейчас надо собрать как можно больше информации. И ты, и Петер должны опросить здесь всех, кого сможете. Я собираюсь вечером на пир. Если повезет, я вернусь утром, и мы все обговорим.

Церковь конгрегаты заметили сразу, как только въехали в город, поэтому найти ее оказалось несложно, хоть пришлось немного побродить по городу под неодобрительные взгляды местных. Если инквизитора и его спутников сочтут опасными, то явно не будут церемониться, и возгласы о том, что он из Конгрегации и защищен Знаком, вряд ли здесь кто-то поймет и оценит. Оставалось надеяться на солдат княгини, но версия о том, что она — на стороне врага, а, может, и вовсе малефичка, не давала Курту покоя.

К счастью, церковь оказалась почти пуста. Петер обнаружился тут же, от нечего делать он нарезал круги по зале, лавируя между колоннами. У алтаря сидел человек, седая борода которого и испещренное морщинами лицо выдавали в нем глубокого старца. Из одежды на нем был затертый шерстяной тулуп; Курт и сам бы сменил свой плащ на нечто подобное, так как он уже здорово замерз. Бруно и Петер, судя по тому, как они ежились и переступали с ноги на ногу, чувствовали себя не лучше.

— Святой отец? — поприветствовал Гессе, подойдя к алтарю.

Тот поднял голову и посмотрел на инквизитора водянистыми прозрачными глазами. Курт осознал, что старик перед ним давно ослеп.

—O Dei[29]!.. — воскликнул святой отец, резко встав и обернувшись к инквизитору, но глядя, обыкновенно для слепых, немного мимо. — Майстер инквизитор!.. Я слыхал о том, что вы прибыли… Весь город уже судачит, — заговорил священник все на том же рычащем и шипящем немецком. — Вы ведь друг Ганса? Он хотел помочь нам, действительно хотел. А я ведь предупреждал его…

— Предупреждали о чем?

— Ведьма у нас завелась, — вздохнул старый священник. — Хотя почему завелась? Она и была, да только не увидел я этого сразу…. Так вот, Ганс не верил мне сначала, что ведьма все это делает, а когда понял, то было уже поздно. Вот и забрал Бог его душу так рано…

— Что за ведьма? Вы знаете, кто это? — прошептал инквизитор, приблизившись к священнику и заглянув прямо в пустые глаза.

— А вы разве не заметили? Вы ведь только из ее логова, я чую это, — священник на секунду замолк, а после резво схватил Курта за ворот плаща и, подтащив к себе, зашептал. — Княгиня это, майстер инквизитор. Княгиня.

Повисла длинная пауза. Курт хмуро смотрел в почти прозрачные глаза старца, а после медленно освободил ворот от неожиданно крепкого захвата.

Эмоционально Курт с удовольствием бы принял такую удобную версию на веру, да еще и каким-никаким живым свидетелем, но беспощадное ratio[30] не позволяло совершать недопустимых для инквизиторского дела оплошностей, поэтому Гессе сухо поинтересовался:

— У вас есть доказательства?

Священник в ответ скрипуче рассмеялся, запрокидывая голову назад.

— Ты такой же, как и Ганс. Совершаешь ту же ошибку! Какие доказательства могут быть на ведьму?!

— Колдовство всегда оставляет след. И мы его найдем. И только после этого будем обвинять кого-то в малефиции.

— Да, конечно. И закончите, как Ганс. А потом мы все замерзнем! — последнюю фразу священник выплюнул с какой-то отчаянной злостью.

— Значит, это правда. Про замерзших людей.

— Все правда, майстер инквизитор. И Ганс, бедный Ганс, хотел нам помочь справиться с этой напастью.

— Ганс… Он оставил что-то после себя?

— Нет, — священник вздохнул. — Совсем ничего. Замерз под двумя одеялами в доме, что у самой городской стены.

— Что он там делал? — удивился Курт.

— Не знаю. Отказался жить здесь или в тереме княжны. Да вот только сомневаюсь, что умер он там. Знаете, было такое чувство, что его туда притащили.

— Мог ли он замерзнуть на улице?

— Вряд ли, майстер инквизитор. Холода уже не те, Масленица вон на носу. Обморозить что-то — это да, но не насмерть же.

— Что за Масленица? Это местный праздник?

— Да. Люд провожает зиму и встречает весну.

— Когда?

— Да вот, будет празднество через три дня. По обычаю мы сжигаем соломенное чучело, водим хороводы и печем блины. Хороводы, майстер инквизитор, это вроде танца, когда все берутся за руки, а блины — местное блюдо. Вы должны обязательно попробовать.

— Не до празднеств тут… — хмуро протянул Гессе. — О Гансе еще что-нибудь можете сказать? Может, помните какие-то странности в его поведении... Как он себя вел… что говорил… возможно, что-то необычное…

— Никак нет, — пожал плечами старик. — приехал, начал расследование, да только меня не послушал, что ведьму надо брать эту… так и замерз. Умер.

— Превосходно, — мрачно констатировал Бруно. — прямо «поскользнулся, упал, потерял сознание…» И что мы имеем? Просто голые факты и никаких зацепок.

— Подождите… Я хотел сказать… если это важно… — вставил Петер, — я тут недавно перемолвился словом с девушкой…

— Петер, не до твоих любовных похождений сейчас, — недовольно бросил Бруно.

— Погоди, может, что-то важное, — осадил его Курт и обернулся к Петеру, — ну?

— Так вот…Когда вы меня от княгини отослали… Выхожу я из терема… А там стоит она… Чернокудрая такая, высокая. Меня заметила и внимательно смотрит. Ну я и поздоровался. Вежливость, все-таки…

— Ну же, ближе к делу.

— В общем, эта девушка — служанка княгини. Недаром она возле терема крутится. Она спросила, кто я и что здесь делаю. А я и представился. Сказал: я с майстером инквизитором в качестве переводчика… Ну она поняла, но вид у нее всё равно был пугающий.

— Не оказалась бы она такой же умной, как и княгиня, то мы могли бы что-нибудь из нее вытянуть. Сдается мне: неспроста все эти слухи про ведьму…

— Сдается мне, не за тем ты гонишься, — вздохнул Бруно, — мне кажется, что княгиня ни при делах.

— Креститься надо, когда кажется, — огрызнулся Курт, — да и не верю я этим слухам. Просто хочу проверить.

— Может, подумаем про мотив? — предложил Бруно. — Зачем кому-то убивать с такой регулярностью?

— Не это главный вопрос, — отозвался Курт. — Если это человек, то дело не станет за тем, чтобы его поймать: попросим княгиню мобилизовать всю стражу и народу на площади скажем, чтобы из домов ночью в означенный день не выходили и чтобы все двери заперли… А сами выйдем. Если она все-таки враг, то на нас попытаются напасть. А, точнее, на кого-то одного. Но об этом позже. А если это действительно малефик творит… Что ж, тогда надо искать следы колдовства. Артефакты, ритуалы, подозрительных личностей. Я сегодня отправлюсь на пир и прочешу местную знать. Бруно, не мог бы ты поинтересоваться у святого отца местными мифами, легендами и преданиями? Может статься, найдем что-то древнее, как прошлый раз вышло с Крысоловом… Петер, не мог бы ты еще раз поговорить с той девушкой…

— С каких пор я стал следователем? — возмутился переводчик, поправляя очки. — Мое дело — книги, а в человеческой душе я разбираюсь, как свинья в Священном Писании.

— Слушай, только ты можешь поговорить с ней: она наверняка немецкого не знает, а вы уже, можно сказать, пересекались…

— Ну и что я ей скажу?!

— Притворись глупым иностранцем и прояви любовный интерес, — мрачно оборонил Курт, — наверняка она сочтет это лестным.

Петер вспыхнул.

— Прошу заметить… я… никогда…

— Угу, — оборвал его Курт, — удачи.

— А ты-то куда?

— Так пойду осмотрю дом нашего покойного коллеги. Вполне может статься, что он после себя что-то оставил… А вечером будет пир. Как закончите — тоже можете присоединяться…

До терема княгини Курт добрался только поздно вечером. Впрочем, пир успешно начали без него: известно, что для начала празденства не требуется физическое присутствие виновника торжества или какое-либо другое подтверждение повода организованной попойки, хотя, подумал Курт, княгиня наверняка осуждала его даже за вежливое опоздание на пятнадцать минут.

Подход «Я — инквизитор, делаю, что хочу» с местными не работал, поэтому Курт, скрипя зубами, раскланялся, принес официальные извинения и сел рядом с княгиней и святым отцом, которого почему-то тоже пригласили. Стол ломился от кушаний, некоторые бояре, что называется, дошли до кондиции, поэтому разговор шел в самой непринужденной манере.

Княгиня оставалась невозмутимо и холодна, как и всегда, и с лицом неприступной королевы понемногу отпивала из своего бокала, свысока взирая на окружающих. Курт раздумывал, как бы лучше начать разговор, но княгиня, на удивление, сама пошла навстречу:

— Ну как, майстер инквизитор, удалось выяснить что-нибудь? — воспросила княгиня многозначительно, сделав очередной глоток.

— С прискорбием сказать, нет, — вздохнул Курт, — к сожалению, я ничего примечательного не нашел в доме Келлера; завтра отправлюсь туда еще раз и перепроверю. Мои помощники пока что опрашивают горожан.

«И зачем я ей докладываюсь? — машинально подумал Курт, поймав себя на словоохотливости. — Колдует? Ведьма? Малефичка? Взяла на крючок так же, как и Маргарет?..»

— Не самая подходящая тема для застолья, майстер Гессе, — заметила княгиня, все так же отхлебывая из бокала, — приходите через день на праздник Масленицы; я Вас приглашаю.

Эти белокурые локоны, этот нордический взгляд… «Нет, не такая, как Маргарет, — подумал Гессе. — Определенно не такая, как Маргарет…»

Разговор с княгиней занял еще часа два. Причем она странным образом не пьянела, в отличие от других гостей, и Гессе кисло подумал, что придется провести под внимательным взглядом княгини всю ночь. Наконец Гессе не выдержал:

— Княгиня, как Вы можете знать, я весьма утомился с дороги и хотел бы прилечь хотя бы на пару часов. Завтра я вновь отправлюсь на поиски улик и доказательств, поэтому мне требуется свежая голова.

— Как говорят у нас, «утро вечера мудреннее». Спокойного сна, майстер Гессе.

Курт почти что бегом выбежал из зала и сразу наткнулся на Бруно с Петером, которые, по-видимому, только собирались насладиться пиром. Гессе завел обоих недоумевающих помощников за угол и вперился сверлящим взглядом почему-то в Бруно.

— Ну как? Нашли что-нибудь?

— Так, — уклончиво ответил Бруно, — по преданиям и легендам есть кое-что, но самое печальное…

— Ну? Что?

— Мы пытались поговорить с той девушкой. Служанкой княгини.

— Ну?

— Ни в какую, — вздохнул Бруно под подтверждающие кивки со стороны Петера, — все «я ничего не знаю», «работаю у княгини давно»...»ничего не видела»... Но врет же, явно врет.

— Дай угадаю: слишком четкие ответы на все вопросы? — нахмурился Курт.

— Именно, — ответил Бруно, — слишком четкие и понятные ответы. Такие бывают только у человека, который хорошо подготовился.

— Что-то тут нечисто, — разозлился Курт, — и невозмутимость княгини мне тоже не нравится. Ну как считаете, берем девушку на допрос?

— Как же, — хмыкнул Бруно, — возьми на допрос служанку княгини: княгиня тебе за это спасибо не скажет…

— По мне так если не договаривает — стоит допросить, — вклинился Петер.

— М-да… — задумчиво протянул Курт, — мы снова знаем, что ничего не знаем; на сей раз я поговорю с ней. Где она обычно обитает?

«Знаком тут, как обычно, не поразмахиваешь», — сокрушенно думал майстер инквизитор, пока они шли по коридору к комнатке, где, как упомняул Бруно, обитала служанка. Звали ее Людмилой и, как описал Бруно, она была красива, кокетлива и умела показаться милой, но одними из прямых инквизиторских обязанностей были срыв покровов и разоблачение масок, поэтому Курт, пораскинув мозгами, выдал:

— Слушай, Бруно. Как ты думаешь, подействуют ли на нее угрозы?

— В смысле?

— Ну дома обычно я показывал Знак, и все сразу раскалывались: раньше или позже. Здесь же нужны другие методы… Психологические… Скажем, можно обыграть так, что ты будешь хороший инквизитор, а я плохой; я при ней буду спорить с тобой на тему, что девушку полагается арестовать, подвергнуть пыткам и так далее; а ты будешь меня отговаривать, мол-де, нет, как так можно…

— Не сказал бы, что играть особо придется, — мрачно хмыкнул Бруно, — в иные разы у нас с тобой сам по себе таким образом строился разговор… Но не сработает, — отрезал помощник, — крепкий она орешек. Да и народ не обрадуется, если ты начнешь повально пытать мирных граждан.

— И я не обрадуюсь, — послышался властный звучный голос позади них, так что все трое чуть не подпрыгнули на месте, — что это вы задумали, майстер инквизитор?

— Княгиня, — холодно отозвался Курт, оборачиваясь, — да вот, знаете, поговорили с вашей девушкой и думаем, что она быть может на руку не чиста.

— Людмила? — искренне удивилась княгиня, по-видимому, слышавшая из разговора только последнюю фразу. — Она уже очень много лет при мне; ни разу не замечала за нею колдунства или даже просто поведения подозрительного…

— А ведьмы очень хорошо умеют скрываться. И очаровывать, — холодно ответил Курт, глядя прямо в глаза княгине. Та выдержала взгляд, не дрогнув.

— Охотно верю, — наконец ответила княгиня, — но я могу вам гарантировать, что это — не Людмила.

— Разумеется, без каких-либо доказательств, — продолжал конфронтацию Курт, — все-таки я просил бы разрешения на более настойчивый допрос.

— Не могу его дать, — развела руками княгиня. — Людмила — не ведьма.

— Я сам знаю, как тяжело может быть за личной привязанностью разглядеть истинную суть, княгиня, — решительно отрезал Курт, — всегда хочется верить, что это не твой враг, что, может быть, все еще будет хорошо, но нет. Не будет. У самого есть такой опыт; не первый год работаю. И если вы хотите предотвратить серию загадочных смертей, княгиня, не связывайте нам руки. Ни в буквальном, ни в переносном смысле. Если знаете что-то еще — расскажите. Если ваша Людмила что-то знает — пускай тоже расскажет. Не хотелось бы применять радикальные меры, но вы меня все более и более вынуждаете.

— Это угроза? — приподняла бровь княгиня, и Курт впервые почувствовал, как игла страха кольнула голову: а эта женщина и впрямь была могущественной, и могла бы выкинуть их всех отсюда прямо сейчас, а не то и вовсе казнить.

— Нет, — примирительно произнес Курт, — я хочу докопаться до истины. Понять, почему происходят эти загадочные смерти. Найти и наказать виновных. Вижу, вы мне не верите, наверное, так же, как и я вам. Но я вам не враг, княгиня, и, ради общего блага, расскажите все, что знаете. Если вас это убедит — ради этого дела погиб мой коллега. Думаете, я просто так оставлю его смерть на совести тех, кто в ней виноват? Да я буду в первых рядах, когда наступит время расплаты. А если сомневаетесь в достоверности моих слов, — Курт расстегнул ворот куртки и обнажил Печать, — вот мой Signum. Вы наверняка знаете: у него был такой же.

— Действительно есть кое-что еще, майстер Гессе, — вздохнула княгиня после некоторой молчаливой паузы, — мои люди информировали меня о том, что в городе орудует группа язычников. Никто не знает, где они собираются и по каким дням, но сходки происходят. Сейчас мои агенты пытаются выяснить, что за план эти сектанты вынашивают; точной информации у нас нет.

— И вы раньше не сказали?!

— Простите, майстер Гессе. Чужакам никогда веры нет…

— «Не думайте размахивать Знаками», — процитировал Курт злобно, когда он, Бруно и Петер располагались в покоях, любезно предоставленных княгиней. После маленькой перепалки со Святославой Курт чувствовал себя неловко и теперь ожидал, что его могут схватить, казнить или выпороть за чересчур дерзкие выпады в адрес княгини, но этого почему-то не происходило. Бруно уже успел настучать Курту по голове за излишнюю дерзость, правда, не надеясь, что на горячую голову Молота Ведьм это возымеет какой-либо эффект.

— Все еще подозреваешь ее?.. — осторожно спросил Бруно, пока Петер, шепча проклятия, разбирался с простынями и одеялами.

— Разумеется, — ответил Курт, — я на всякий случай подозреваю вообще всех вокруг. Но княгиня все равно не договаривает, — задумчиво протянул майстер инквизитор, — что-то есть такое, чего она не говорит. И, думаю, прямые расспросы тут не помогут. Как и допросы: не хочу быть предметом всеобщей ненависти и закончить нанизанным на вилы и обжаренным в бодром костерке местными крестьянами, — Курт поморщился, припомнив свое первое дело, — будем за ними следить.

— То есть?..

— То есть смотреть, чем занимаются княгиня и Людмила; постараемся обыскать вещи, может, и найдем там признаки малефиции. Также и эту комнату неплохо было бы обыскать: не хочу повторения случая с Маргарет…А в разговоре притворимся, что доверяем. Amici prope sint, sed adversarii sint propiores[31].

— Praemonitus, praemunitus[32], — резюмировал Бруно.

— Будем посменно следить за княгиней. И как раз сегодня, если нам повсеместно насчет дат смертей не солгали, должно произойти еще одно убийство. Так что сегодня пойдем втроем.

— Достаточно ли Силы?

— Еще нет. Но к празднику мы соберем сколько нужно, даже с лихвой!

— Да, тот чужак нам здорово помог своей смертью.

— Есть еще трое. Попробуем и их?

— Не сейчас, на прошлого немца ушло слишком много времени, а как раз его у нас сейчас нет. Действуем четко по плану и никакой самодеятельности!

Город затих, когда конгрегаты, ежась от холода, вышли на опустевшую дорогу перед теремом. Этой ночью умрет следующий и, если княгиня причастна, они узнают. Курт пока не представлял, как, но был готов к сражению в любую секунду. Все трое конгрегатов расположились на своих постах: Бруно притаился недалеко от покоев княгини, Петер — во внутреннем дворе, Курт же наблюдал за главным входом.

Мысли Гессе снова возвращались к погибшему инквизитору Гансу Келлеру. Он был довольно опытен и не смог распознать какую-то ведьму? А если и смог, тогда почему не послал за помощью? Был околдован? Вопросы, вопросы…

Еще не пробило полночь, как тяжелые двери терема отворились и на улицу вышла их главная подозреваемая. Узнать княгиню сначала оказалось трудно, так как она облачилась в серый, неброский тулуп, а голову замотала серым же платком, что прикрывал волосы. Хоть и наряд сложно было назвать княжеским, ровная, величественная стать походки никуда не пропала. На фоне грубой одежды особенно выделялись дорогие сапоги с позолоченными застежками, которые Святослава почему-то не догадалась сменить на простые деревенские пимы.

Княгиня направилась к воротам, а инквизитор уже прикидывал варианты, как бы незаметно перемахнуть через высокий частокол, но внезапно Святослава остановилась, не дойдя ворот пары шагов.

Пригнувшись и незаметно скользнув в тень, отбрасываемую теремом, Курт приблизился к женщине.

Святослава стояла, запрокинув голову, будто что-то высматривала в небе. Курт услышал ее шепот. Княгиня стояла на месте, не мчались по небу хтонические твари, не вылезали из сугробов демоны зимы, ничего не происходило, но инквизитор ждал с натянутыми, как струна, нервами, готовый в любой момент прервать ритуал. Не прекращая нашептывать, княгиня медленно вытащила небольшой мешочек.

Открыть его ей уже не дал Курт. Он в два прыжка оказался возле ведьмы и повалил ее на землю, сразу же зажав ей рот рукой, не дав возможности закричать. Княгиня сопротивлялась, но почувствовав холод кинжала на незащищенной шее, замерла.

— Вы сейчас встаете и мы спокойно идем в дом. Все делаете тихо, без фокусов. Это — понятно?

Взгляд княгини выражал все что угодно, кроме смирения, но она, сжав зубы, кивнула.

— Вы устроили засаду в моем собственном доме! — едва ли не шипела от ярости Святослава, когда Курт любезно (а, точнее, связав и предусмотрительно держа под локоть одной рукой, другой нащупывая четки во внутреннем кармане куртки) препроводил княгиню в терем, а Бруно с Петером, выбравшись из укрытий, присоединились к Курту, удивившись, что все настолько быстро произошло.

— А вы колдовали, не так ли? Что вы хотели сделать? Снова кого-то заморозить? — парировал Курт под уничижительными взглядами княгини.

— Es stultior asino[33]! — прошипела княгиня, — я не убивать пыталась, а защищать!

— Возможно. Так что вы ответите?

Святослава нахмурилась, стоя перед конгрегатами с мрачной решимостью во взгляде и сжатыми от бессильной злобы кулаками.

— Я скажу то, майстер инквизитор, что теперь, возможно, погибнет кто-то из этого дома, — она глубоко вдохнула, на секунду прикрыв глаза. — Возможно, это буду я, а, возможно, и вы или кто-то другой. Вы ошиблись, это были защитные чары.

В загадочном мешочке, который они разворошили сразу же, как зашли, оказались мелкоизмельченные травы.

— Я уже ничего не смогу изменить, майстеры инквизиторы, — с дрожащей злостью в голосе проговорила княгиня. — Вы прервали мой ритуал, так что…

— Так что, если наши подозрения правдивы, то наутро все останутся живы, — ответил Курт, но уверенности в голосе у майстера инквизитора заметно поубавилось. Бруно переводил взгляд с Курта на княгиню и обратно, раздумывая, заслуживает ли на сей раз великий и ужасный Молот Ведьм стыдящих обвинительных взглядов или же нет. Зараза…

Святослава что-то едко сказала на своем языке. Петер предпочел не переводить, однако, Курт был уверен, что ничего хорошего о себе они бы не услышали.

Наутро Гессе нервно ждал вестей о новом трупе, хотя те отказывались появляться, и у майстера инквизитора появилась надежда, что все-таки, может, он был и прав, что княгиня — ведьма… Но сомнения развеялись, когда конгрегаты услышали тихие сдавленные всхлипы в коридорах терема. Бруно выглянул: это плакала Людмила, шагая в сторону покоев княгини. Едва ли такие всхлипы говорили о любовной размолвке или мелкой ссоре, особо учитывая неплохую выдержку Людмилы.

Со Святославой Курт старался не сталкиваться, хотя понимал, что сделать это рано или поздно придется. Да и в глаза этой женщине он все равно посмотреть бы не смог. В памяти всплывали лица. Образы. Сначала Отто Рицлер. Потом Штефан Мозер и Франц. И Дитрих…

Хоть Курт ничего не мог поделать с тем, что уже произошло, с каждым годом в мешок за плечами добавлялось по камню, и тащить этот мешок становилось все тяжелее. Майстер инквизитор старался не думать об этом и быстро менял тему, когда заходил разговор о прерванном ритуале или о замерзшем ночью брате Людмилы, которого нашли там, где и всех остальных жертв: у реки.

Он видел труп. Это был мальчик, лет двенадцати, прямо как те несчастные кельнские дети, только на сей раз не утонувший, а замерзший… Лицо трупа странным образом исказилось в момент смерти: глаза выпучены, рот приоткрыт, конечности схвачены судорогой. Старуха с косой явно забрала его медленно и мучительно, отбирая тепло, капля за каплей.

— Курт, помнишь, ты просил меня поискать местные мифы и легенды? — спросил утром Бруно, проводив взглядом по коридору Людмилу и закрыв дверь, тяжело глядя перед собой.

На душе у всех было скверно, даже Петер, обычно постоянно жаловавшийся на что-нибудь или, по своему обыкновению, болтающий ни о чем, сегодня тоже притих.

— Ну.

— Так вот, ее не я нашел. Петер нашел. У священника откопал какую-то книжку. Там много есть про местный фольклор…

— Короче.

— Есть одна легенда. Про духа зимы. Ты думал, почему местные празднуют Масленицу? Это у них означает проводы зимы и встречу весны. Так вот, в книге пишут, что есть дух зимы, Лютый, и что если Масленицу как следует не справить, то и зима не уйдет.

— Как следует — это как?

— Ну там… молочную пищу целую неделю есть… — начал припоминать Бруно, — с колодкой погулять… соломенное чучело зимы сжечь. Легенда говорит, что это чучело собирают из старых тряпок, ненужных лоскутов и прочих ненужных вещей, которые как бы символизируют греховность и тьму в сердцах людей. Все это сжечь — оставить греховное и поганое позади, встретить новый урожайный год с чистой душой. Как-то так.

Чучело как раз вроде завтра и сжигают.

Так я и подумал… Может, в наших бедах виноват этот самый Лютый? Ну, дух зимы. Потому что уходить почему-то не хочет. Люди от морозов умирают, те, кто живы, не могут согреться, в печи огонь не разжигается, да и погода разгулялась: вон какие сугробы, да и река замерзла, лед не трогается, хотя март уже, должен был бы. Значит, кто-то попытается нарушить ход празднования Масленицы...

— В другом месте и в другой ситуации я бы сказал, что бред, но я сейчас уже не уверен, — вздохнул Курт, — версия, имеет право на жизнь. Я с княгиней обсужу.

Разговор со Святославой вышел тяжелый. Курт не помнил, когда в последний раз пытался не смотреть в глаза или увиливать от ответа, признавая и понимая свою вину, и вот этот момент настал снова. Княгиня не шипела и не стреляла в инквизитора уничижительными взглядами, как после ритуала, но держалась гораздо холоднее, чем обычно. Курт пытался строить другие теории насчет принадлежности княгини к рядам малефиков, но ничего не клеилось, к тому же, хоть ритуал и был прерван, убийство все равно произошло, так что инквизитор оставил попытки обвинять княгиню и рассудил, что копать следует в другую сторону.

— Я понимаю, что вы пытались выполнить свой долг, майстер Гессе, — сделала первый шаг Святослава, и Курт, имея на лице выражение, в полной мере отражавшее упадок его духа, поднял на нее полные безмолвного отчаяния глаза, — вы боролись за жизни. Как и я. Вас можно понять. Но и меня тоже.

Гессе сидел в тени, опустив голову на переплетенные ладони. Княгиня же стояла у окна, обволакиваемая утренним морозным солнечным светом, всем видом излучая красоту и спокойствие. Курт, хоть ему и случалось видеть сильных женщин, неподдельно удивлялся выдержке княгини. Сейчас она блестяще держала в руках себя и оказывала неоценимую поддержку ему. Хоть инквизитор и пытался сохранять спокойствие, эмоции от неразрешимой, глупой ситуации, где виноватых не было, а смерть невинного присутствовала, прыгали из крайности в крайность и не особо поддавались контролю.

— … — не нашелся Курт, вперившись взглядом в пол.

— Не переживайте, майстер Гессе. Мы вместе найдем виновных.

Инквизитор был поражен, услышав нотку теплоты в ее голосе, впервые за много дней.

За завтраком все были необычайно тихие.

Бруно нашел блины отменного вкуса блюдом, тогда как Курт не оценил и уныло, медленно пережевывал. Кусок упорно отказывался лезть в горло.

Княгиня, уже вернувшись в привычное русло неумолимого спокойствия, словно гора, неколебимая под порывами ветра, деликатно отправляла в рот блинчики. Людмила дрожащими руками выставляла на стол кушанья и подливала молоко, как показалось Курту, с особой ненавистью сверля взглядом конгрегатов.

Гессе не пытался оправдаться или же утешить девушку: в таких случаях слова не могли помочь, и никакие увещевания не могли победить смерть и вернуть отошедшего в мир иной, того, кого они молча помянули, оставив непочатый стакан молока и краюшку хлеба.

«Хватит, — намекал внутренний голос Курту. — Ничего уже не поделать. Крепись, майстер Гессе, и сосредоточься на деле»

С того момента настойчивые увещевания своей совести майстер инквизитор старался не слушать: самобичевание и дезориентация мысли и впрямь сильно мешали. К тому же сразу после проведенной в гробовом молчании трапезы майстер инквизитор и княгиня отправились осматривать труп, так что Гессе, увлекшись, позабыл об утренней хандре. Святослава вызвалась сама, видимо, тоже не будучи способной сидеть сложа руки в тереме и ждать, когда конгрегаты завершат свою работу.

«Когда люди замерзают, они пытаются спрятать руки, прижимая их к животу или груди», — думал Курт, осматривая окоченевшее тело. Оно лежало на берегу намертво замерзшей реки, на которой в марте уже должен был бы треснуть лед, но зима не спешила уходить.

«Мальчик почему-то прикрывает руками шею… почему?»

Курт с трудом развел замерзшие ладони ребенка и, стянув перчатки, коснулся места, которое так старательно прятал погибший.

На бледной коже явно очерчивался круглый след, будто бы в шею бедняги с силой вдавили металлическую трубку.

— Такое бывало на прошлых трупах? — спросил Курт у княгини.

— Я не знаю, — развела руками Святослава. — Ваш коллега осматривал погибших сам или с отцом Александром. Думаю, вам лучше спросить у него.

— А святой отец мне ничего об этом не говорил… — пробормотал Курт, отходя от тела. — Надо бы еще раз с ним побеседовать.

— Разве?.. — удивленно спросила княгиня и нахмурилась. Курт, заметив перемену в ее настроении, ничего не сказал, но перекинулся со Святославой многозначительными взглядами.

Священник?

«Как глупо, — подумал Курт, — считать его подозреваемым. Почему он не сказал?.. Забыл?..»

— И это — брат Людмилы? — указывая на труп, уточнил Бруно тихо, к «радости» скривившегося Курта и упорно вглядывающейся в горизонт Святославы.

— Да, — хмуро ответила княгиня. — Бедняжка едва не отправилась вслед за братом от горя.

— Ладно, — подытожил Курт, поспешив быстро сменить тему, — не думаю, что мы что-нибудь еще здесь найдем. Святослава, прикажите, чтобы тело отвезли в церковь, — княгиня кивнула, — а нам нужно побеседовать с отцом Александром.

— Сегодня гуляния на площади, — тихо вставила княгиня, — провожаем зиму. Придете?

На лицах обоих не читалось ни малейшего желания гулять вместе со всеми на празднике, но княгиню обязывал долг, а Курта, как он полагал, этикет, хотя в силу последних событий инквизитор считал, что вполне мог и отказаться.

— Отец Александр… он тоже там будет? — спросил Курт, нахмурившись, — похоже, у нас будет содержательный разговор со святым отцом.

— На площади соберется очень много людей, — ответила княгиня, — лучше попытаться застать его в церкви, пока не началось основное празднество.

— Понял, — отозвался Курт. — И на праздник я приду. И Петер с Бруно тоже.

Гуляния уже разгорелись в самом разгаре, когда Курт пришел на площадь, намереваясь проверить церковь в поисках отца Александра. Все сходилось: сначала священник обвинял княгиню в малефиции, теперь вот не рассказал про совместные обыски… Гессе корил себя за то, что так глупо повелся на провокацию, но он считал, что ничего правомерного не сделал, потому жалеть можно было лишь о потраченном на ложный след времени.

Гессе вошел в церковь. Внутри стоял синеватый полумрак, солнечные лучи, падающие сквозь витражи, давали причудливые оттенки, ложась на темный камень светлыми пятнами. Людей мало: все на улице. Пара косящихся то ли неодобрительно, то ли с опаской прихожан. Инквизиторский кросс в темпе по церкви выглядел бы весьма странно, поэтому Курт, Бруно и Петер неторопливо прогуливались в разных частях зала, высматривая Александра. Курт боялся, что так и произойдет, но священник отсутствовал. А был ли вообще отец Александр? Может, настоящего-то и нет уже, а святым отцом назвался какой-нибудь засланный язычник?..

Вот и неприметная деревянная дверь. Подергал: заперто. Ну конечно, чего еще ждать?..

— Его нигде нет, — развел руками Бруно, бегло осмотрев правый неф. Петер вернулся с осмотра левого с аналогичным результатом.

— Будем открывать, — заявил Курт, вытаскивая отмычки, — пока его нет, хоть осмотримся. Наверняка это дверь в его кабинет.

— Не лучше ли подождать окончания гуляний? — заметил Бруно, — авось объявится…

— Посмотрим, может, найдем что-нибудь интересное в его вещах, — буркнул Курт, присев на одно колено и сосредоточенно роясь в замке, — может статься, он и не подозреваемый…

— Тогда придется объяснять ему и еще паре разъяренных прихожан, почему мы залезли в его кабинет, — Бруно коротким кивком указал на косящихся на группу взломщиков крестьян, но остановить конгрегатов никто не попытался.

— Ничего, — отозвался Курт, — не впервой.

Дверь наконец поддалась, и Курт, Бруно и Петер оказались в маленькой комнатушке. Вещи расположились по полкам и столам в творческом беспорядке, скамья была завалена какими-то документами, у маленького окна, в которое проникал тусклый свет, стоял деревянный шкаф. Бруно заглянул: снова ничего, кроме документов, книг, письменных принадлежностей и каких-то тряпок обнаружено не было.

— Петер, ищи документы, связанные с наговорами, колдовством, описанием ритуалов и так далее, — скомандовал Курт, — а мы с Бруно поищем интересные вещицы, может статься, что-нибудь найдем.

Как бы то ни было, непродолжительный поиск ничего интересного не выявил. Основную часть библиотеки отца Александра составляли богословские тексты, некоторые сочинения на латыни, трактаты о медицине и записки собственного сочинения. Ничего крамольного конгрегаты не обнаружили, но тут внимание Курта привлек замотанный в кожу сверток, задвинутый в самый дальний угол шкафа.

Вытащив сверток и развернув кожу, Гессе сначала подумал, что то были очередные записки самого священника, но с удивлением узнал в письменах родной алфавит и, поднеся к бледному лучу оконного света потрепанный пергамент, начал читать.

«Двадцатое января. Сегодня еще один труп. Местный кузнец. С предыдущими смертями связи не замечено, кроме того, что труп обнаружен на том же месте (на берегу реки) в тот же день недели (четверг). Умер такой же смертью, как и другие жертвы: от обморожения. Икроножные судороги, глаза широко раскрыты, обе руки прижаты к яремной впадине. Вокруг яремной впадины круглый темный след, как будто вдавленный или выжженный. Тяжелыми недугами умерший, как известно, не страдал, не пьянствовал, поздним вечером из дома по обыкновению не выходил…»

— Не может быть, — пробормотал Курт, застыв посреди комнаты, вперившись взглядом в документ. Бруно и Петер, оторвавшись от поисков, подошли к Курту и, углядев письмена на немецком, с интересом принялись за чтение.

— Думается мне, это Келлер написал, — пробормотал Курт, — или же княгиня или сам Александр…

— Язык слишком грамотный. Не похоже на то, чтобы писал иностранец, — возразил Петер, — княгиня иногда в порядке слов путается, у Александра же (я, когда с ним говорил, заметил) проблемы со склонениями…

— Едва ли есть кто-то третий с отличным знанием немецкого, — нахмурился Курт. — Понятно. Наверняка записки Келлера. Выходит, Александр скрывал их от нас, как и то, что они оба исследовали трупы. Был у нас под носом, а мы и не заметили… — раздосадованно бросил Курт, заворачивая сверток и пряча его во внутренний карман куртки.

— Просто у тебя склонность к ведьмам из знатных родов, — подколол Бруно.

— Не время шутить, — отрезал Курт, — нужно найти его.

— Будем искать в толпе? Не проще ли подождать?..

— Ты прав, — вздохнул майстер инквизитор, — либо он уже ретировался, и мы его не найдем, либо остался, и в любом случае объявится. Мы с Бруно пойдем на праздник, а ты, Петер, останешься здесь караулить. Если объявится — постарайся потянуть время...

— Ну почему я?! — возмутился переводчик. — Мне тоже, может быть, хочется посмотреть…

— Мы ненадолго, в любом случае, — ответил Курт тоном, не терпящим возражений. — И — священник может быть уже там. Если увидим — будем задерживать, а ты только помешаешь.

— Ладно-ладно, — буркнул Петер.

Святослава гордо восседала на княжеском троне, возведенном на помост, рядом с мужем, князем Вячеславом, вернувшимся из путешествия по сбору податей аккурат к Масленице. Главная площадь бурлила весельем: тут и там затягивали масленичные песни, тут и там пристыженно гуляли юноши и девушки с колодками, по центру площади расположилась площадка с кулачным боем, окруженная особо громким улюлюканьем, а немного поодаль высилось громадное соломенное чучело Масленицы.

— Выглядит жутковато, — оценил Бруно, кинув взгляд на хтоническое соломенное пугало. Казавшееся невинным чучело даже и привыкшему к всяческой нечисти Курту почему-то внушало страх, то ли на нервной почве, то ли и впрямь творческие таланты мастеров пугала были настолько хороши, что пробирали в буквальном смысле до самых костей.

Толпа пребывала уже в изрядном подпитии, а не просто навеселе, потому конгрегатов никто не замечал, наоборот, невежливо пихали руками и ногами по неосторожности, поэтому Курт и Бруно, шипя себе под нос, медленно, но верно прокладывали путь к помосту, к князю и княгине. Добравшись, оба облегченно вздохнули и, поклонившись князю и княгине, устроились рядом на скамье. С помоста отлично проглядывались как и кулачный бой, так и танцующая толпа. Огромное чучело возвышалось над толпой, отбрасывая темную, почти прямую тень: солнце медленно приближалось к зениту.

Зазвонил колокол. Толпа перестала улюлюкать, кричать и танцевать и замерла, обратив внимание на чучело, под которым уже суетились мужики с факелами, довершая последние приготовления.

Курт поморщился.

Снова он. Огонь.

Бруно, заметив неудовольствие Курта, ободряюще пихнул его локтем.

— Спокойно, твое инквизиторство, — Курт раздражался от этого обращения, но сейчас неожиданно был благодарен помощнику за разрядку обстановки, — не нас же на сей раз на костер…

— Ну утешил, — мрачно отозвался Курт. — Все равно...

Под ногами у чучела заполыхала первая солома. Курт, стараясь не думать о страшных последствиях для соломенной девы, вперился взглядом в первое, что попалось на глаза: княгиню. Та не могла не заметить, поэтому обернулась, беззвучно спрашивая: «Что?»

Курт помотал головой, и княгиня перевела взгляд обратно на занимающееся пламя у ног Масленицы. Оно поднималось выше… и выше…

Толпа, улюлюкавшая, вскидывающая ввысь руки и кричащая: «Ура!» и «Масленица!», в мгновение замолчала, когда по площади прокатился душераздирающий, нечеловеческий крик.

Курт, не поверив своим ушам, огляделся по сторонам, высматривая источник леденящего душу голоса, но, не увидев ничего, растерянно посмотрел сначала на Бруно, потом на княгиню, растерявшую на мгновение свое самообладание и судорожно рыскающую взглядом по толпе.

Адский крик раздался снова, толпа загудела, запаниковав; люди побежали, кто куда, в разные стороны, сталкивая друг друга с ног. Курт, чувствуя, как стремительно увеличивается пульс, метался из стороны в сторону, судорожно соображая, кого нужно спасать…

«У нас ведьма завелась, ведьма... Княгиня это…»

«Я не убивать пыталась, а защищать!»

«В одной книжке священника вычитал… Там вообще много о местном фольклоре…»

«Если правильно Масленицу не встретить — дух зимы не уйдет…»

«Кто-то попытается помешать празднованию Масленицы…»

— Потушите! — надрывно выкрикнул инквизитор, подбежав к княгине и забыв о всяких манерах, схватив ее за плечи. — Чучело потушите!

— Майстер Гессе… сейчас не время… — нахмурившись, начала княгиня.

— Да вы не понимаете! Там, в чучеле, — человек!

Глаза Святославы округлились, когда Курт, сорвавшись с помоста, рванул в толпу, яростно распихивая налетающих на него со всех сторон людей; сзади поспевал Бруно, смекнув, в чем дело и размышляя, как бы лучше потушить огонь…

Не хватай ртом воздух, как полудохлая рыба…

Дыхание — средоточие жизни, Гессе…

Он не мог подойти ближе. Не мог приблизиться к огню. Резко заныло плечо и засаднили руки под тонкой кожей перчаток.

Нужно подойти ближе. Он не мог. Страх — иллюзия. Страх только в голове. Боль? Не страшно… Страшен огонь…

Дыхание — средоточие жизни, Гессе…

Ave Maria, gratia plena…

Человек может все…

Ты не боишься огня — ты его ненавидишь…

Нужно подойти…

Не могу...

Дыхание — средоточие жизни...

«Отец Юрген, — выдыхал Курт, продираясь сквозь толпу, — если вы меня слышите… Не могли бы вы… еще раз…»

Огонь все расходился и расходился, ощутив свою власть в полной мере; крики теперь почти не прекращались. Значит, еще жив…

Курт и Бруно, пронесясь мимо кучки ошеломленных мужиков с факелами, подбежали к основанию костра. Бруно, бросив взгляд на резко замершего на полпути Курта, крикнул:

— Я его вытащу, Гессе!

— Помогите, ну что вы стоите! Там человек! — заорал Курт. Мужики, очнувшись от ступора, кинулись к Бруно, который, схватив ближайшую тряпку и окунув ее в сугроб, отважно продирался через костер. Курт, выхватив из кармана четки и не замечая ничего вокруг, шептал молитву, прижав к губам деревянный крест.

Неизвестно, что помогло больше: совместные усилия Бруно и костроделов, раскопавших солому и чрезвычайно обжегшихся, или же исступленная молитва Курта, или же наговор княгини, которая, закрыв глаза и раскинув руки, стояла на помосте и бормотала себе под нос. В конце концов с неба, затянутого тучами, и на исполненную несчастьями землю Ивановска-Новодвинского обрушился то ли дождь, то ли град, настолько сильный, что народ побежал с площади, прикрывая голову, забегая то в ближайшие трактиры, то в церковь...

Курт краем глаза видел, как несколько мужиков вытаскивают из костра полуобгоревшее тело в черной, как ему показалось, рясе. Инквизитора затошнило, мир перед глазами качался и плыл. Инквизитор, списав недомогание на последствия шока и паники от встречи с огнем, и он, шатаясь, побрел в сторону помоста, сосредоточив взгляд на княгине, все так же раскинувшей руки и что-то шептавшей. Помощника Курт не видел, но был уверен, что Бруно сейчас намного лучше, чем ему.

Бруно, хоть и надышался пепла и получил пару ожогов, «из костра» вышел вполне приличном виде и готов был уже полностью насладиться катарсисом облегчения от только что спасенной жизни, как едва ли устоял на ногах от внезапного приступа острой головной боли. Толпа галдела, виски гудели вместе с гулом голосов. Бруно схватился за голову и попытался найти взглядом Курта, но видел перед собой только незнакомые, перепуганные лица. Зрение, и без того смазанное, начало расплываться. Колени подкашивались.

Бруно почувствовал, как кто-то схватил его за локоть и повел прочь из толпы на спасительный воздух. Он попытался рассмотреть лицо человека, но тщетно: мир перед глазами плыл, хотя лицо человека казалось знакомым.

— Куда мы идем? — спросил Бруно, но ответа не последовало.

Гомон толпы затих, и помощник, попытавшись дернуться, дабы вырваться из хватки неизвестного, ставшей уже железной, хотел было посмотреть, как далеко они отошли, но безуспешно: глаза накрыла темная пелена, и сознание провалилось во тьму.

— Я надеюсь, ты им дала ровно столько, сколько говорил?

Светловолосый мужчина, тащивший на спине огромный мешок, недовольно зыркнул на семенящую рядом Людмилу. Та тряслась от страха и волнения, пытаясь унять путающиеся мысли после увиденного на площади, и хотела бы сейчас же сбежать от своего неудачливого компаньона, но инстинкт самосохранения заставлял шагать вперед.

— Д-да… — тихо пролепетала она. — Но они почти не пили! Кружки стояли полные, когда это все началось.

Мужчина грубо выругался и прибавил шагу по лесной тропе.

— С другой стороны, — начал он. — Нам повезло. В чем-то ты все равно помогла: теперь эти хваленые инквизиторы не смогут нам помешать. Сам Лютый нам помогает, не иначе!.. Какая разница: тот или этот, все едино — на костер... Но ритуал нужно закончить сегодня. Се-го-дня!

Людмила ничего не ответила, лишь крепче сжимая кулаки и пытаясь бороться со страхом. Она знала, на что шла, когда согласилась помочь выпустить древних духов, но что-то в ее душе говорило, что она поступает неправильно.

«Из-за этих чужаков умер мой брат, — напоминала она себе, но уже не была уверен. — Но Лютый существует. Лютого надо прогнать. Чтобы больше никто не умер… Лучше они, чем отец Александр. И зачем только он согласился на самопожертвование! А так можно было бы сделать все тихо...»

Людмила и ее спутник вышли на большую поляну. Лес медленно окутывала темнота. Людмила ежилась от холода, а ее спутник, бесцеремонно бросив мешок в ближайшей палатке, отправился вглубь лагеря. Лагерь был небольшой, но оживленный; посередине поляны уже суетились люди, собирая новый костер…

Что же, отступать некуда.

Как рассказала княгиня, Курт провалялся в постели еще часа два после того, как, сжимая в руках четки, без сознания свалился посреди площади.

Очнувшись, майстер инквизитор, недоуменно похлопав глазами и припомнив произошедшее, встал с постели, стараясь не обращать внимания на жжение в животе, и столкнулся на пороге прямо с княгиней. Ее лицо в кои-то веки было омрачено беспокойством, и Курт удовлетворенно отметил, что и у неколебимой скалы могут быть эмоции.

— Что происходит? Где Бруно и Петер? Кто был тот человек в костре? Что с ним… — начал Курт. Княгиня успокаивающим жестом положила майстеру инквизитору руку на плечо.

— Присядьте.

— Да некогда рассиживаться! Нужно срочно найти того, кто заварил всю эту кашу! Кто знает, может, они решат еще кого-нибудь сжечь… Где отец Александр? Его нужно допросить! Мы нашли...

— Майстер Гессе, — суровым тоном остановила его княгиня, так что Курт, на удивление для себя, притих, — отец Александр мертв. Сгорел.

— Подождите… То есть…

— Да, — вздохнула княгиня, — отец Александр был в костре. Пока вы лежали без памяти, майстер Гессе, нам удалось его допросить, прежде чем он скончался. Право, он был безумен. Говорил, что должен был отдать жертву духу Лютому, но не смог. Не выдержал испытания самосожжением. Оттого, говорил, и ритуала не получится. Но сказал, что его… гм… Братья обязательно довершат, что задумано.

— А ЧТО задумано? — начал выходить из себя Курт, но, встретив строгий взгляд княгини, потупился. — Прошу прощения… Зачем кому-то засовывать отца Александра в костер?

— Ваш переводчик Петер мне рассказал о вашей версии. Боже, если бы вы сразу мне сказали…

— Хотели! — всплеснул руками Курт. — Но мы искали отца Александра…

— Понятно. Язычники хотели очернить праздник Масленицы, — вздохнула княгиня.

— Ну да, жареный священник — такое себе блюдо…

— Вы не понимаете, майстер инквизитор! Никто не может совершить столь мерзкое злодеяние в этот день! — Святослава повысила голос. Княгиня доселе ни разу голос не повышала, поэтому Курт удивился… и ощутил приступ сильной головной боли. Голос княгини доносился будто издалека. Мир вокруг снова пошатнулся, но инквизитор устоял на ногах.

— Что тогда произойдет?

— Порядок, которому подчинены все сезоны, нарушится, и мы станем свидетелями долгой зимы! — ответила княгиня спокойнее, но ее голос все еще звенел. — С вами все в порядке, майстер Гессе?

Ничего не было в порядке. Голова раскалывалась, и Курту оставалось гадать, что это: последствия обморока или разыгравшееся инквизиторское чутье.

— Так нарушить этот порядок можно только в этот день? — уточнил Курт.

— Да, но…

— Значит, кто бы ни засунул вашего священника в костер, ему необходимо закончить все сегодня, — следователь на мгновенье прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и заставить боль уйти на второй план, ибо сейчас было совершенно не до нее.

— Я понял. Я потерял сознание: это не мой страх огня, его-то уж я знаю отлично, — мрачно заметил Курт, рассуждая вслух. Княгиня внимательно смотрела на него, ожидая, что он скажет. — Меня отравили. Наверняка и Бруно тоже. С отцом Александром у них не получилось… Он не смог. Насколько мне известно, ритуал самосожжения действенен только тогда, когда жертва находится в состоянии полного покоя и гармонии: иначе не сработает… Два иностранных инквизитора: вы знаете более подходящую цель для подобного ритуала? Мне. Надо. Найти. Помощника.

— Я поговорю с мужем, — коротко сказала Святослава. — Он организует поиски. А вы лежите: я пришлю к вам лекаря.

— Нет, — оборвал инквизитор. — Я пойду с вами.

— Майстер Гессе… — начала было Святослава, но, справедливо рассудив, что эффективнее спорить с упрямым ослом, нежели с Куртом, когда ему что-то взбрело в голову, княгиня, жестом призывая следовать за собой, вышла.

— Покои князя здесь, — сказала Святослава, когда она и Курт, пройдясь немного по коридорам терема, стояли у массивной, инкрустированной золотом двери, — подождите здесь, майстер инквизитор.

Курт порывался войти, но на этот раз княгиня была непреклонна. Поворчав, инквизитор прислонился к стене, наклонясь, пытаясь унять боль в животе и голове. Хоть болезненное жжение в желудке уходить упорно не желало, в голове прояснилось, да и боль постепенно сошла на нет.

Нараставшая громкость криков и ругани за дверью Курта совершенно не обрадовала. Тем не менее, встревать инквизитор не спешил и решил послушать, предпочтя вмешаться, когда ситуация выйдет из-под контроля.

Святослава, снова напоминая недовольную жизнью змею, была преисполнена ярости и потрясения: настолько ее муж был твердолоб.

— Разве ты не понимаешь, князь мой, чем это все может обернуться?

— Я считаю, что это обернется только тем, что чужеземцы перестанут лезть в наши дела. Это пойдет только на пользу нашему княжеству.

— Хорошо, предположим, — княгиня глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — А ничего, что в костре Масленицы сожгли отца Александра? В этом тоже чужеземцы виноваты?

— Почему бы и нет? — Вячеслав в порыве раздражения резко поднялся с княжеского кресла и, шагнув к жене, схватил ее за руку. — Тебе не приходило в голову, что это они и сделали? А теперь один из них испугался и сбежал. Как тебе такая версия?

— Людей заморозили тоже они? — с легкой насмешкой спросила Святослава, глядя на мужа в упор. — Еще до того, как прибыли на наши земли?

— Да кто их знает, любовь моя. Я не исключаю и этого варианта тоже.

— Тогда найди второго инквизитора. Найди и допроси.

— В этом нет нужды. Я уверен, что он сгинет в наших лесах. Зверье постарается или же люди недобрые…

— В лесах? — с удивлением спросила Святослава. — Почему лес? Я думала, что он где-то в городе…

Княгиня замолчала. Князь отдернул руку, словно ошпаренный, слишком неестественно выпрямился, а после, осознав, что выглядит глупо, отошел обратно к деревянному креслу, чтобы не смотреть на жену.

— Вячеслав, ты что-то знаешь об этом? — бледнея, спросила княгиня, тогда как князь стоял, отвернувшись. — Ответь же!

— Что за чушь? Мне абсолютно не интересен этот чужестранец. А лес… это всего лишь догадки.

— Но людей ты мне не дашь, верно? — нахмурилась Святослава. — Тогда я сама организую поиски.

— Ха, — усмехнулся князь. — Пока я в городе, ты не имеешь над ними власти. Так что удачи.

Святослава бессильно кусала губы, так как ее муж был абсолютно прав. От мысли, что князь, не дай Боже, что-то знал и мог быть причастен к закулисным тайным заговорам, княгине сделалось дурно.

— Хорошо. На то ваша воля, князь, — сухо сказала Святослава и вышла, наткнувшись на возбужденного от нетерпения инквизитора.

— Придется действовать самим, майстер Гессе, — сказала она шепотом, пока они шли по коридору терема.

— Почему? Что сказал ваш муж?

Курт видел, с каким лицом вышла княгиня от князя, поэтому повременил с вопросами, хотя хождение вокруг да около все больше начинало его раздражать. Нарастающее беспокойство за судьбу Бруно также норовило разрушить комок воли, которую инквизитор ради себя, невинно убиенных, Бруно и всех святых собрал в кулак. Святослава, больше не пытаясь притворяться гордой неприступной скалой, ответила:

— Муж не любит чужаков, а вас к тому же обвиняет во всех бедах последних дней, — раздраженно прошептала Святослава, — поэтому ждать помощи в поисках вашего коллеги не стоит. Однако я знаю, где он.

— Откуда теперь? — почти прорычал Курт, устыдившись собственного тона и того, что срывается на княгине. Та остановилась и посмотрела на инквизитора строго.

— Вы хотите спасти вашего помощника или нет? — спросила княгиня. Ее тон вновь стал неумолимо спокойным, так что на таком фоне Курт и сам подумал, что зарывается, и коротко кивнул. — Тогда нам стоит поспешить: он в лесу.

— В лесу? — саркастически поднял бровь Курт. — Очень точные координаты, ничего не скажешь.

Святослава остановилась и, тяжело вздохнув, проговорила спокойным, но дрожащим от сдерживаемой злости голосом.

— Этот лес хоть и выглядит опасным, но наши люди уже вдоль и поперек его исходили. Там не так много мест, где можно развести костер, на котором было бы возможно сжечь человека. К тому же за такое время... Я знаю одно место, но с полной уверенностью утверждать не могу… Как минимум, шанс есть. Так что оттуда и начнем. Вы не против?

Курт, поскрежетав зубами, вынужден был согласиться.

Бруно очнулся.

Вокруг — полная темнота, запах сухой прелой травы и тонкие лучи, пробивающиеся сквозь черноту. Не понимая, где находится, Бруно попытался пошевелить пальцами. После успешной проверки в ход пошли целые кисти, но на сей раз операция оказалась тяжелее: конечности были стянуты крепкой веревкой и совершенно отказывались двигаться, словно налитые свинцом. Голова нещадно болела, но вернулись зрение и слух. То, что увидел Бруно, его абсолютно не обрадовало.

Он был привязан к мощному столбу, вкопанному в землю, а какие-то люди в черных балахонах сновали вокруг и обкладывали костровище соломой.

«Опять…» — подумал Бруно то ли с разочарованием, то ли с раздражением и с некоторой толикой страха. Оставалось надеяться на Курта, что тот не будет долго рассусоливать и постарается как можно скорее мобилизовать отряд местных зондеров или стражников, как их там называли… Но, как судил Бруно по скорости сборки костра, прогнозы пока что выходили неутешительные.

Значит, кто бы это все ни затевал, они решили довести дело до конца. Теперь уже с ним в главной роли.

Умирать в огне от рук очередного фанатика Бруно совершенно не хотелось, поэтому он попробовал дернуть руками, но веревка крепко стягивала запястья. Ноги также оказались обездвижены. Не успев придумать, как же справиться с узлом, Бруно наткнулся взглядом на человека с факелом, расхаживающего в нескольких метрах от костра…

— Ave Maria… — прошептал Бруно. — Ну уж нет, я так отказываюсь умирать.

То ли то был бред больного сознания, то ли Бруно показалось, что на лице человека с факелом мелькнула усмешка…

Отряд из нескольких человек княгиня с Куртом за рекордное время все же собрать сумели. Инквизитор, провожатый, который, по заявлению все той же княгини, «знал лес как свои пять пальцев», и трое крепких мужиков повскакивали на коней и понеслись по направлению к лесу. Петера, вытащенного из-под юбки местной девки, тоже усадили на лошадь, и сейчас переводчик пристыженно поглядывал на майстера инквизитора, которому, впрочем, было не до воспитательных бесед.

— Спроси провожатого, какова вероятность, что мы найдем Бруно именно там, — сказал Курт Петеру. Тот что-то бегло проговорил, и провожатый уверенно закивал.

— Они точно там, мастер инквизитор, — едва слышно проговорил Петер, все еще красный, как рак. — Здесь лес густой, и большой костер убьет не только жертву, но и тех, кто его разжег. А там, куда мы идем, большая поляна, где летом скотину разную пасут.

Отряд мчался по лесу так быстро, насколько позволяли не особо ловкие кобылы, больше подходившие для хозяйственных работ, чем для кроссов по пересеченной местности. Курт, преисполненный злости, гнал коня вперед, моля Боженьку, отца Юргена и святую деву Марию, чтобы Бруно достало смекалки и силы духа не умереть и продержаться так долго, как будет нужно.

Курт резко остановил лошадь, так, что сокомандники чуть не налетели на инквизитора, успев вовремя затормозить. Гессе сразу узнал его. Это был знакомый запах паленой соломы и едкого дыма. Из глубины леса доносились крики и непонятный шум.

К горлу начал подбираться комок. Сколько бы Курт ни бегал, сколько бы ни сражался с врагами и сколько бы дел успешно ни раскрыл, его битва с огнем, похоже, никогда не будет окончена…

Бойцы, оглядываясь, тоже принюхались, услышав тот же запах, что и Курт.

— Вперед! — скомандовал майстер инквизитор. Переводить было не нужно.

Курт, провожатый, Петер и трое городских стражников вылетели из леса, оказавшись на той самой поляне. Со стороны выглядели они, как подозревал майстер инквизитор, весьма комично: мечущий адские молнии Гессе, умудренный опытом, а потому и грозно выглядящий провожатый, хилый, но решительно настроенный переводчик и трое мужиков, зыркающих злобными взглядами вообще на всех и готовых ввязаться в драку по первой команде инквизитора.

Вопреки ожиданиям Курта, костра на поляне они не обнаружили. Вместо этого на траве рядком сидели три человека в черных балахонах и с факелами, в паре метров от них располагалось костровище с привязанным к столбу Бруно, который почему-то содрогался, то ли от рыданий, то ли от смеха (Курт точно определить не мог), дымилась, испуская едкий запах, но не горела в ногах Бруно солома, за ближайшее дерево жалась, надеясь, что ее никто не увидит, Людмила, а возле сектантов стоял светловолосый мужчина, что-то кричащий на непонятном языке с искаженным яростью лицом. Когда Курт с его маленьким отрядом появился на поляне, мужчина, обернувшись, задержал на них взгляд на несколько мгновений, а потом продолжил с удвоенной силой орать на, казалось, пристыженных язычников. Провожатый и Петер, послушав речи светловолосого, внезапно покатились со смеху. Бойцы, переглянувшись между собой, коротко хмыкнули, словно бы говоря: «Ну что тут поделать?»

— Петер, — дрожащим голосом медленно проговорил Курт, — можешь объяснить, что здесь происходит?

Переводчик, рукавом вытерев выступившие в уголках глаз от смеха слезы, отдышался и сказал:

— Понимаете, майстер Гессе… Похоже, все дело в том, что они не успели развести костер до полуночи… Дрова и солома промокли, потому и гореть не хотели… Сначала пытались их высушить еще одним ритуалом… Но для того нужна была кровь животного… Ловили, но не получилось… В общем, не успели до означенного времени...

Бруно показалось, что на лице человека с факелом мелькнула усмешка…

Помощник еще раз попытался выпутаться из узла, но безуспешно.

Светловолосый мужчина, разговаривающий с Людмилой, прервался и что-то крикнул на своем языке. Человек с факелом, продолжая ухмыляться, начал медленно подходить к Бруно, отчего тот еще больше задергался. Вот факел оказывается в опасной близости от соломы… Вот возникают первые искорки… Узел не поддается…

Человек с факелом что-то говорит на своем языке. Бруно не понимает. Сердце в бешеном темпе стучит в груди, предчувствуя, что сейчас все и закончится… Бруно ждет первых искр огня, которые, переродившись в полноценный костер, начнут лизать сначала ступни, плавя сапоги, поджаривая пятки… Надо попробовать надышаться дыма до того, как начнется самое страшное…

Солома не горит. Бруно удивленно смотрит сначала себе под ноги, а потом на человека с факелом. Тот тоже ничего не понимает и целиком сует факел в костер, но от этого — никакого эффекта...

— Чего? — переспросил Курт, пытаясь внутренним усилием выйти из stupor’а и осознать ситуацию, — не успели зажечь костер? Что же из вас за язычники такие, verginita puttana Maria con dodices apostoles[34]!!!

Сектанты в темных балахонах, забеспокоившись, намеревались было уже драпать с поляны, но путь им преградили мужики-бойцы, взяв незадачливых язычников в кольцо и после непродолжительной борьбы скрутив всех. Светловолосый мужчина, зашипев и бросив злобный взгляд на Курта, хлопнул в ладоши и исчез в облаке серого дыма. Петер и провожающий приволокли назад сопротивляющуюся Людмилу, которую после нехитрых манипуляций с веревкой посадили к остальным язычникам.

Гессе же пленники и ретировавшийся маг сейчас слабо интересовали. Он соскочил с лошади и, подбежав к непочатому костру, принялся пилить веревки на руках Бруно. Разворошив костровище с такой злостью, словно бы оно было повинно во всех бедах последних дней, Курт освободил ноги помощника.

— Как ты?.. — поинтересовался Гессе с нескрываемым беспокойством. Бруно беззлобно хмыкнул в ответ, потирая запястья. Как выяснилось, пострадал помощник больше психологически, и совсем немного — физически.

— Этих — связать в один ряд и прямиком к княгине, — скомандовал Курт бойцам. Петер перевел, и мужики зашевелились. — Мы едем назад прямо сейчас.

Дождавшись, когда Курт с отрядом отбудет в лес (а инквизитор долго себя ждать не заставил), Святослава, с твердым намерением вывести мужа на чистую воду, отправилась в покои князя.

— Значит, ты все-таки ослушалась моего приказа… — заключил князь, хмуро глядя на жену исподлобья.

— Я твоя жена, а не слуга, чтобы ты мне приказывал, князь мой, — холодно ответила княгиня. — Тем более, я никому не приказывала. Майстер Гессе уехал с отрядом добровольцев, которых мы успели найти в последних момент.

Муж и жена смотрели друг на друга, пытаясь уловить в лицах друг друга скрытые намеки или заметить нервно дернувшуюся жилку, беспокойство, случайный взгляд, что угодно, но никто из них и не думал проигрывать другому.

— Объясни, свет мой, — заговорила Святослава, — почему тебя поиски пропавшего инквизитора волнуют больше, чем то, что твои люди гибнут. И гибнут явно не просто так! Кто-то за этим стоит…

— Люди гибнут каждый день, — последовал ответ, — и, как правило, по собственной же неосторожности.

— Что ты имеешь в виду?

— Они начали забывать, кто их истинные господа.

— Князь мой, я сейчас говорю не о об этом…

— Я тоже, княгиня моя, — усмехнулся князь, и Святослава замолкла.

— Они начали забывать своих настоящих богов, свет мой, — продолжил князь, — и пора бы им об этом напомнить. Это я и считаю своей миссией.

Святослава обомлела, услышав эти слова. Она не могла поверить, что это говорит ее любимый муж. Неужели он?...

— Так ты… — с трудом выдавила княгиня. — Ты связан со всем, что происходит? С этими загадочными убийствами? Ответь же!

— А если и так? — князь резко поднялся и подошел к ней, пронизывающим взглядом глядя прямо в ее глаза. — То что? Они забыли наших настоящих богов, за что и поплатились.

— Ты можешь верить во все, что тебе вздумается, — княгиня с трудом сдерживала злость и разочарование, кипящие у нее в груди, — Но причем тут простые люди, которые умерли из-за тебя?

— Одним больше, одним меньше. Все ради нашей миссии. Я — князь этих земель и делаю, что посчитаю нужным.

— Ты убийца! — выпалила она, не выдержав и сорвавшись на крик. Голос ее звенел. — И не смей оправдываться! Все эти несчастные, что умирали, мучаясь от холода в предсмертных муках — на твоей совести, Вячеслав!

Князь не ответил. Он смотрел куда-то за спину княгини, что заставило ее обернуться.

В пылу ссоры они не заметили, как в покои вошла служанка с подносом еды в руках. Замешкавшись, переваривая услышанное, та замерла на пороге. Она все слышала.

Князь метнулся вперед раньше, чем Святослава смогла среагировать. Кинжал, который Вячеслав ловко вынул из ножен на поясе, прошелся поперек горла несчастной служанки так, что она не успела издать и звука.

Не дождавшись реакции княгини, которая так и застыла, прижав руки к губам и пытаясь сдержать крик, князь кинулся к двери, чтобы ее закрыть, но с другой стороны, как гром среди ясного неба, раздался деликатный стук.

— Князь Вячеслав, чужаки с нашими мужиками возвращаются из леса! И говорят, что целую толпу язычников привели!

Вячеслав застыл. Как и княгиня, которая лишь изредка переводила взгляд с Вячеслава на тело мертвой служанки и обратно, раздумывая, чего же от него ждать.

Князь лихорадочно соображал. Казалось, что он в ловушке… но он же князь. И это его земля.

Так он думал, пока не почувствовал, как холодная сталь коснулась шеи.

— Сознайся во всем, Вячеслав, — ледяным голосом проговорила княгиня. — Твои грехи слишком велики, но хоть попытайся очиститься.

Вячеслав, на лице которого подергивалась жилка, отпустил ручку двери, которую все еще сжимал в руке, он резко повернулся, так, что княгиня не ожидала, и, уклонившись от острого клинка, зайдя сбоку, сбил супругу с ног, с силой вдавив в пол её руку с ножом.

Княгиня попыталась вырваться, ударив князя ногами, тот выхватил меч и уже собирался было занести его над ней, как стражник, потревоженный странным шумом, все-таки взял на себя смелость ворваться в комнату. Он едва не упал, запнувшись о тело мертвой служки, но все же удержал равновесие. Однако в больший шок его повергли княгиня с ножом в руке на полу, волком глядящая на князя, и князь с перекошенным лицом, занесший над женой меч. Стражник тоже схватился за оружие, но замер в недоумении: на кого нападать?

Однако решить ему не дали, и Вячеслав, не придумав ничего лучше, оттолкнул стражника в сторону и кинулся прочь по коридорам терема.

Стражник же, опешив, в ступоре наблюдал, как княгиня, кашлянув, болезненно прижимала ладонь к животу, а по прекрасному темно-синему одеянию медленно расползалось темное пятно…

— Князь бежал? Но почему? — спросил Курт у Петера, когда тот, после непродолжительной беседы с высыпавшей на улицы гудящей толпой, взобрался обратно на лошадь. Конгрегаты въехали в город, мягко скажем, не спешащий засыпать.

— Говорят, он повздорил с княгиней…

— Так повздорил, что пришлось бегством спасаться?

— Возможно, — пожал плечами переводчик. — Ведь при этом он убил служанку и серьезно ранил саму княгиню.

— Ничего себе, — удивился Курт, хотя в свете последних событий полагал, что поразить его уже ничто не сможет. — Известно, куда побежал князь?

— Говорят, что к реке. Она же сейчас во льду вся, так что на другую сторону легко перейти…

— А далеко ушел?

— Да только что, говорят, видели, — отозвался Петер и, увидев, как Курт перехватывает поводья, окликнул его: — Куда вы, майстер инквизитор? Сами себя-то видели бы…

— Я за ним, — коротко отрезал Курт, и, развернув коня, погнал его к реке.

Через несколько минут ускоренной скачки инквизитор увидел вдалеке маленькую фигуру, спускающуюся с берега, бегущую по льду и проваливающуюся…

Курт резко натянул поводья, отчего удивленная лошадь чуть ли не встала на дыбы; инквизитор с трудом удержал равновесие. Князь барахтался в проруби, пытаясь вылезти из воды, но руки соскальзывали, и Вячеслав снова проваливался в воду; тем временем лед вокруг князя дал трещину, с рекордной скоростью расползавшуюся по ледяному покрову реки, так что вскоре несколько массивных льдин, сталкиваясь друг с другом и порождая новые трещины, плескались в ледяной воде, а река, словно обозлившись, что столь долгое время пребывала в спячке, вздымала вверх волны черной воды. Лед тронулся.

Сначала Курту показалось, что его опустили в чан с кипятком, а после вышвырнули на мороз. Инквизитор покрылся испариной, его замутило, а голова закружилась так, что он едва не свалился с лошади. Следователь попытался найти глазами князя, но в темноте ночи и среди хаотично толкающихся льдин ничего разглядеть не смог.

— Зараза... — пробормотал Курт и еще несколько минут вглядывался в буйство льдин, пытаясь выцепить взглядом маленькую фигурку. Если князь и не утонул до сих пор, то явно не должен был пережить путешествие среди льдин… Попытки спасения Курт решил не предпринимать, пытаясь собрать собственное сознание и, развернув лошадь, поехал назад, к тому месту, где стояли Петер и Бруно.

Тело Вячеслава привезли через три дня, и Курт сам убедился в смерти князя. Княгиня слегла. Она иногда приходила в себя, но ненадолго, бредила и снова отключалась. Лекари отчаянно боролись за ее жизнь, но раны, нанесенные князем, оказались слишком серьезными, потому знахари разводили руками и точных прогнозов не давали. Бруно, когда не был занят составлением отчетности, которую ему любезно препоручил Курт, тихо сидел и задумчиво смотрел в окно, закусывая полюбившимися блинами, Петер, по своему обыкновению, бегал за юбками, а Курт, стараясь не думать о судьбе княгини, постоянно искал себе новое занятие, и чаще всего выбор инквизитора останавливался на допросах.

С захваченными язычниками все проходило настолько просто и гладко, что Курт даже начал разочаровываться. На допросе пленники говорили охотно, хоть каждый и отрицал свою вину, ссылаясь на то, что их околдовали, но нашлась парочка уперто молчащих, которым развязывала языки лишь угроза пыток. По итогам дознания публично казнены были лишь несколько главных, остальные отделались позорным столбом и изгнанием из города. Что делать с Людмилой, Курт пока не придумал.

— То есть они хотели, чтобы здесь наступила вечная зима? — в который раз переспросил Петер.

— Не вечная, — отозвался Курт, — Всего лишь на один год. Так они хотели показать людям, что их духи сильнее всех других богов.

— Но ведь они бы сами пострадали…

— Знаешь, Петер, если бы люди всегда думали о будущем, то наша работа была бы гораздо проще, — усмехнулся Бруно, который, отоспавшись, сразу вернулся в форму. — Я как-то читал, что у нас была подобная зима. Долгая-долгая, и много тогда кто погиб. От голода, как минимум. Не проделки ли это Лютого? Это был риторический вопрос, если что.

На пороге комнаты, где разговаривали Курт и Петер, появился стражник и что-то сообщил радостным голосом.

— Княгиня пришла в сознание. И вас зовет, майстер инквизитор... — перевел Петер и почему-то покраснел.

Курт кивнул стражнику и обратился к Бруно:

— Сегодня я закончу отчет, а ты посмотри, чтобы все было готово к отъезду. Выезжаем на рассвете, более задерживаться тут смысла нет.

В покоях княгини было немного душно и пахло травами. Сама она, бледная, как мертвец, с растрепанными волосами лежала на широкой перине и потухшим взглядом глядела перед собой. Когда вошел Курт, аккуратно прикрыв за собой дверь, в глазах у княгини появились искорки.

— Я хотела вас поблагодарить, — начала она, но тут же осеклась, с трудом дыша.

Дыхание — средоточие жизни...

— Это моя работа. А вам не стоило вступать в драку с князем... с бывшим князем, — Курт присел рядом и посмотрел на княгиню. Нельзя было понять, что именно отражалось в его глазах: сочувствие, сожаление, равнодушие, забота?..

— А что мне оставалось делать? Он убил стольких людей, а я никогда не замечала, чтобы он…

— Мы допросили всех язычников, — тихо сказал Курт. — И всем вынесены приговоры. Хочу сказать, что ваши законы довольно… гуманны. Я был удивлен.

— Вам до такого еще расти, не так ли? — она приподняла уголок губ. — Эти статуты хорошо работали, когда у нас была одна страна, а сейчас…. Ушли тут, пришли там и продолжили свои злодеяния. Какой смысл?

Святослава прикрыла глаза, переводя дыхание. Курт тоже молчал, не в силах найти, что сказать.

— Спасибо вам и вашим помощникам, — снова заговорила она. — Знайте, что, если еще тут будете… вы всегда получите любую помощь.

— Что же, — инквизитор поднялся и усмехнулся, — надеюсь, эта помощь нам не понадобиться, ибо ехать к вам слишком уж далеко. Мне уже плохо, когда представлю, что нам еще назад ехать...

Княгиня хрипло рассмеялась.

«Рассмеялась… — подумал Курт. — Впервые».

Смех княгине на пользу не пошел: она надрывно закашляла, отчего лекари бросились к ее постели... Курт, взглянув на княгиню, машинально схватил её руку и смотрел в глаза, наблюдая, как из ее взгляда уходят остатки сознания, но инквизитор был убежден: она видела. Почувствовала. Запомнила. Наконец, Курт, поняв, что Святославы уже не дозовешься, отошел к двери. «Попрощался… майстер инквизитор», — укоризненно подколол внутренний голос.

Курт вышел на улицу, где его уже ждал Бруно. И почему-то только он.

— Где Петер? — хмуро спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Ну… Ты прощался с княгиней, он тоже решил… попрощаться. Если ты понимаешь, о чем я.

Курт закатил глаза и уже хотел было отправиться на поиски нерадивого переводчика, но Бруно его остановил:

— Да брось ты, думаю, утром сам вернется. Мы не будем оставаться на казнь?

— У нас нет на это времени. Или ты хочешь посмотреть на местное представление?

— Думаю, нет, — отозвался Бруно, вспомнив окровавленные колья на площади, — просто спросил.

— Ты был на могиле Ганса? — спросил Курт у помощника.

— Да, там все хорошо. Не считая того, что это могила одного из наших, конечно, — ответил тот. — Как мне сообщили, за ней будут ухаживать.

Инквизитор кивнул. Как бы им ни хотелось забрать тело Ганса Келлера, сделать этого они уже не могли. Но хотя бы навели порядок в краях, где он будет теперь отдыхать вечно; и то хорошо.