Беглый

Глава 10

Глава 10

Пыль монгольских дорог еще скрипела на зубах. Мы двигались на север, к Кяхте, и каждый пройденный перегон приближал нас к границе, за которой лежала Россия.

Стычка с Тарановским и его хунхузами, столь благополучно разрешившаяся, оставила, однако, горький привкус. Несколько наших наемных погонщиков-монголов были ранены. Но главное — мы опять «наследили», и слухи о дерзких «урусах», не брезгующих ничем и не признающих никакой власти, могли опередить нас.

— Вот что, братцы, — начал я, когда мы вечером собрались у костра и тени от пламени плясали на наших обветренных лицах. — Товар товаром, а как мы через кордон пойдем? Спросят, кто такие, откуда, куда. Бумаги потребуют. А у нас что?

Софрон, всегда прямой и немногословный, хмыкнул:

— Да уж, и чего делать-то?..

И тут я достал из-за пазухи трофей — паспорт Тарановского, дворянина из Кракова, подданного Австрийской империи.

Я уже не раз перечитывал его при свете костра. Фотографии в таких документах еще не было, только довольно общее словесное описание.

— Вот, — сказал я, протягивая бумагу Левицкому. — Есть у нас возможность. Рискованная, но…

Левицкий взял паспорт, внимательно изучил каллиграфически выведенные строки.

— Использовать его документы? Серж, ты понимаешь, что это… опасно! Да и позорно, как ни посмотри!

— А что нам терять-то, ваше благородие? — вмешался Захар. — У нас и так дорога одна — либо пан, либо пропал. Если есть хоть малейшая надежда границу спокойно перейти, а не по кустам прятаться, так надо за нее цепляться!

Началось обсуждение. Кто сможет сыграть роль австрийского дворянина?

Левицкий, несмотря на очевидные плюсы: происхождение, манеры, знание французского, — отвел свою кандидатуру.

— Господа, — сказал он, и в голосе его звучала неприкрытая горечь, — я ценю ваше доверие, но боюсь, я не гожусь для этой роли. Одно дело — разделять с вами тяготы пути, другое — хладнокровно лгать под пристальным взглядом. Я… я не уверен, что смогу не выдать себя за другого. Нервы ни к черту стали. Да и акцент… Тарановский был поляком из австрийских владений, его русский сильно отличался от моего.

Все понимающе замолчали. Владимир Александрович был человеком чести, и такая роль ему откровенно противна, а значит, что он не сможет отыграть ее.

— Тогда кто? — Софрон обвел всех взглядом. — Я на дворянина не тяну, Захар тоже. Тит с Сафаром тем более. Изя? — Он усмехнулся. — Ну, разве что на очень хитрого австрийского купца, но никак не на дворянина Тарановского.

Изя картинно всплеснул руками:

— Ой, я вас умоляю! Из меня такой же австрийский дворянин, как из нашего верблюда — балерина Императорских театров! Мое дело — считать деньги, а не разыгрывать водевиль. Да на меня посмотрят только — ой-вэй, сразу поймут!

Взгляды все чаще стали обращаться ко мне. Я молчал, обдумывая ситуацию. Опыт вживания в роль у меня имелся — встреча с Рукавишниковым не давала в этом усомниться. Я, в отличие от всех остальных, мог быть решительным, мог лгать, глядя в глаза, импровизировать и хоть как-то походил на образованного человека. Французским я владел сносно, спасибо Легиону — для базового общения с европейцем, если таковой встретится, или для того, чтобы пустить пыль в глаза русскому чиновнику, этого могло хватить. Сложнее с внешностью — какой из меня австрийский шляхтич? Но, с другой стороны, типаж у меня славянский, а паспорт не содержал портрета, лишь общее описание, под которое при должной сноровке и одежде можно было постараться подойти.

— Похоже, выбор небогат, — наконец произнес я, тяжело вздохнув. — Если господин корнет не может, а больше некому… выходит, придется мне примерить шкуру этого пана!

— Ты, Курила? — Захар удивленно поднял бровь. — Рисковый ты человек! Но, пожалуй, из всех нас ты один сможешь эту карту разыграть. Да и норов у тебя такой… подходящий.

— И наглости хватит, — не без уважения добавил Софрон. — Главное, чтобы не прокололся на какой-нибудь мелочи. Язык там, обхождение, манеры…

— Серж, судя по всему, получил хорошее образование, но очень уж однобокое, — неожиданно сказал Левицкий. — Если уж он берет на себя такой риск, мой долг — помочь ему всем, чем смогу. Я напомню ему правила этикета, как держать себя, как обращаться к чиновникам. Акцент… тут сложнее, но можно попробовать изобразить человека, долго жившего в России. Или, наоборот, подчеркнуто говорить с иностранными нотками, если так будет убедительнее!

В итоге идея была принята. В последующие дни, пока наш караван медленно двигался к северу, Левицкий стал моим наставником. Он учил меня, как правильно кланяться, как представляться, какие титулы использовать при обращении к разным чинам. Я старательно запоминал, хотя порой эта комедия казалась мне абсурдной. Тренировал акцент и спесивую морду лица, и вот это вот у меня получалось лучше всего.

Последние перегоны до границы были самыми тяжелыми. Не столько физически, сколько морально. Воздух становился прохладнее, пейзаж — суровее. Чувствовалось дыхание Сибири.

Однажды мы повстречали небольшой караван, возвращавшийся из Кяхты. Очир переговорил с ними. Новости были неутешительные: на границе строго, сначала Маймачен с его китайским надзором, потом русская таможня. Досмотры частые, казаки придирчивы, а китайские чиновники в Маймачене тоже своего не упустят. Это лишь усилило наше напряжение. Каждую свободную минуту я мысленно прокручивал свою легенду, репетировал ответы на возможные вопросы.

Наконец в один из серых, промозглых дней Очир указал вперед:

— Маймачен… Вон та деревянная стена правильным четырехугольником. За ней через речку — Кяхта.

На горизонте в мутной дымке четко обозначились контуры двух поселений, разделенных узкой полоской воды. Маймачен, обнесенный высоким деревянным палисадом, с характерными загнутыми крышами китайских фанз выглядел как экзотический форпост. За ним, чуть дальше, угадывались уже более привычные русскому глазу строения Кяхты — где-то там должны были быть и каменные купеческие дома, и гостиный двор, и церкви.

Я оглянулся на своих спутников. Похоже, все мы испытывали очень двойственное ощущение: радость от близости к Родине смешивалась с опаской.

Мы не стали сразу соваться к главным воротам Маймачена. Вместо этого, по совету Очира, который знал здешние обычаи, расположились на небольшом отдалении. Здесь, вокруг торговых колоний, располагалась этакая нейтральная зона, где происходили первые контакты и договоренности. Здесь уже толпились другие караванщики, слышалась разноголосая речь — монгольская, китайская и даже редкие русские слова. Это было место первоначальных встреч, где купцы присматривались друг к другу и к товарам еще до формальностей.

— Прежде чем соваться к чиновникам, — сказал я, оглядывая свою потрепанную дорожную одежду, — мне бы не мешало выглядеть хоть немного… по-европейски. В этом рванье я и на приказчика-то не тяну, не то что на австрийского дворянина. Да и господину Левицкому надо бы приодеться!

Корнет согласно кивнул:

— Верно, Серж. Внешний вид — половина успеха, особенно когда имеешь дело с властями. В Маймачене наверняка есть лавки, где можно найти подходящую одежду. Пусть не австрийский фрак, но хотя бы добротный дорожный костюм европейского покроя. Может, продал кто свое платье, и осталось в лавке.

— Таки да! — подхватил Изя, его глаза загорелись. — В Маймачене есть все! И пока вы, Курила, будете облачаться в господина Тарановского, я могу разведать обстановку, прицениться к чаю, может, даже образцы нашего товара кому-нибудь показать. Тут наверняка русские купцы или их приказчики тоже околачиваются, наводят мосты с китайцами.

Оставив основной караван под присмотром Софрона и Захара, мы с Левицким, Изей и Очиром в качестве проводника и переводчиков направились к Маймачену. Город, обнесенный высокой деревянной стеной, действительно производил впечатление упорядоченного торгового поселения. Внутри, за воротами, нас встретил лабиринт узких улочек, плотно застроенных лавками и складами. Воздух был наполнен ароматами пряностей, чая, сушеной рыбы и чего-то еще, незнакомого и специфически китайского.

В многочисленных лавках действительно можно было найти что угодно — от китайских шелков и фарфора до европейских безделушек, завезенных сюда окольными путями. Но готовой одежды европейского покроя, которая бы подошла мне по росту и комплекции, да еще и выглядела бы достаточно солидно, мы не нашли. Все было либо слишком аляповато-китайским, либо откровенным старьем.

— Не то, — разочарованно протянул я после очередного безуспешного захода в лавку. — В этом я буду похож на шута.

И тут на помощь пришел Изя. Его цепкий взгляд выхватил в толчее на одной из улочек двух молодых людей, чья одежда, хоть и простая, носила явные следы европейского влияния, а в манере держаться сквозила деловитость. Они негромко переговаривались на ломаном русском с китайским торговцем.

— А ну-ка, постойте здесь, — шепнул Изя и юркнул к ним.

Через несколько минут он вернулся сияющий.

— Таки удача! Это помощники одного иркутского купца, прибыли с той стороны, из Кяхты, в Маймачен по делам. Я им намекнул, что есть господин, которому срочно нужен добротный костюм, дабы в Кяхту въехать «по форме». Они сказали, что в Кяхте знают одного портного, и они могут через него быстро сшить все, что нужно, и доставить сюда, в Маймачен, или на пятачок. За хорошую плату, разумеется.

Идея была отличной. Заказывать одежду прямо в Кяхте и получать ее здесь, не пересекая пока официально границу, — это снижало риски. Мы встретились с этими помощниками купца — молодыми, расторопными ребятами — на той самой «нейтральной земле» у речки, или, как здесь называли это место, «пятачоке». Изя быстро договорился с ними. Они сняли с меня мерки тут же, на скорую руку, пообещав, что через день-два несколько костюмов будет готово. Я подробно описал, что мне нужно: неброский, но качественный дорожный костюм, возможно, сюртук, жилет и брюки из темного сукна. Ничего кричащего, но всё достаточно респектабельное. Левицкого тоже решили приодеть и сняли с него мерки.

Два дня ожидания костюмов тянулись мучительно долго. Мы разбили небольшой лагерь на «пятачке», стараясь не привлекать излишнего внимания, хотя место это было довольно оживленным. Изя, пользуясь моментом, действительно успел завести полезные знакомства среди мелких торговцев и даже показать «узоры» нашего чая нескольким китайским приказчикам, получив предварительные, весьма обнадеживающие оценки. Но пока мы ждали, главный вопрос — как остальным пересечь границу — оставался открытым.

Вечером, когда суета немного улеглась и мы сидели вокруг небольшого костерка, разведенного из кизяка, я снова поднял тему прохода остальных через границу:

— Хорошо, допустим, мы с Владимиром Александровичем приоденемся. У меня документы Тарановского. А вы? — Я обвел взглядом Софрона, Захара, Тита и даже Изю и Левицкого. — Как вы пересечете границу?

Наступила тишина. Все понимали серьезность проблемы. У Очира и Сафар вряд ли кто будет спрашивать документы, как и у остальных монголов, что управляют конями. Вот только бросать своих я не собирался.

— Может, попробовать через контрабандистов? — первым нарушил молчание Софрон. — Очир, ты же знаешь здешние тропы. Наверняка есть те, кто людей через границу водит, не за бесплатно, конечно.

Очир неопределенно пожал плечами:

— Тропы есть. Люди есть. Дорого. Могут и сами ограбить, и властям сдать.

— Таки да, рискованно, — покачал головой Изя. — Я вот что думаю… А что, если я попробую бумаги на вас состряпать? Какие-нибудь подорожные или свидетельства, что мы помощники Тарановского, или вольные работники, следующие в Кяхту на заработки?

— Нарисовать-то ты, может, и нарисуешь, Изя, — скептически протянул Захар. — Ты у нас рисовальщик-то знатной, мастер на такие дела. Но где ты здесь бумагу нужную возьмешь? А чернила? А печати? Это же не амбаньские фантики, которые только в одном городе ходят. Тут государева граница, проверка будет серьезная.

Изя вздохнул:

— Ой-вэй, вот в этом-то и загвоздка. Бумагу и краски я, может, и нашел бы в Маймачене, тут всякого добра хватает. Но печати… Вырезать их так, чтобы комар носа не подточил, да еще и чтобы на настоящие были похожи — это тонкая работа, требует времени и деликатного обращения! А времени у нас таки в обрез!

Мы снова замолчали, обдумывая варианты. Ситуация казалась почти безвыходной.

— Получается, я один пройду как Тарановский, а вы… Думать надо!

И тут Изя, который последние дни не только приценивался к товарам, но и активно общался с местными обитателями «пятачка» и Маймачена, оживился.

— А что, если… — Он понизил голос, и глазки его хитро блеснули. — Я тут пока гулял, языком чесал с одним мелким китайским приказчиком, ну, из тех, что при чиновниках крутятся. Слово за слово, и он таки проболтался, что здешний управляющий Лю, который у ворот распоряжается и при таможенной конторе сидит, большой до взяток охотник. И что за определенную мзду он может «не заметить» лишних людей в караване или даже состряпать бумагу, что они, мол, нанятые слуги иностранного господина, сопровождающие его в пути. Старший чиновник таможни, тоже, говорят, сговорчивый, если подход найти.

— Взятка? — протянул Софрон. — И ты думаешь, это сработает?

— А почему нет? — пожал плечами Изя. — Деньги, Курила, они везде деньги. Или то, что их заменяет. Главное — найти правильный подход и нужную «валюту». Управляющий Лю или тот, кто повыше, говорят, падки не только на деньги, но и на красивые вещицы. А у нас кое-что такое имеется… — Изя многозначительно посмотрел на ящик, где был упакован фарфор, купленный у профессора Гетца. В частности, на изящную фигурку глазурованного фарфорового коня.

Это был рискованный, но, пожалуй, единственный способ легализоваться. Решили, что действовать будем по обстановке, уже на китайской таможне.

Наконец, помощники купца принесли заказанные костюмы. Мой сюртук из темного сукна сел как влитой, придавая солидности. Левицкий в своем новом, хоть и скромном, дорожном костюме тоже выглядел весьма представительно.

— Ну вот, господин Тарановский, — усмехнулся Левицкий, оглядывая меня. — Теперь вы почти готовы к выходу. А что до нас… будем надеяться на ваше красноречие и слабость китайских чиновников к изящным вещицам.

Мы собрали лагерь. Я сунул за пазуху паспорт Тарановского, ощутил привычную тяжесть кольта у пояса.

В одной из переметных сум, легко доступной, Изя нес того самого фарфорового коня. Караван медленно тронулся к воротам Маймачена.

Вскоре мы увидели их — стражников в китайской форме. Один из них, видимо, старший, сделал нам знак остановиться.

— Стой! Кто такие? Откуда? Какой товар везете в Маймачен? — прозвучал вопрос на ломаном маймаченском русском.

Стараясь, чтобы голос не дрожал, я выехал чуть вперед, уже чувствуя себя немного иначе в новой одежде.

— Доброго дня, почтенные, — произнес я, стараясь придать голосу некоторую вальяжность и легкий иностранный акцент. — Мое имя Владислав Тарановский, австрийский подданный, коммерсант. Следую через Маймачен в Кяхту по торговым делам. Везу чай и немного фарфора. Вот мои документы. — Я протянул паспорт китайскому стражнику. Тот повертел его и крикнул в караулку. Оттуда вышел управляющий Лю. Он смерил меня оценивающим взглядом.

— Господин Та-ла-но-фу-сы-цзи, — произнес он мое новое имя с китайским акцентом. — Прошу за мной к таможенной конторе для досмотра товара и оформления бумаг. А это… — он обвел взглядом моих спутников, — ваши люди?

Вот он, решающий момент для нашего плана.

— Да, уважаемый управляющий Лю, — ответил я как можно спокойнее. — Верные помощники и слуги, сопровождающие меня в этом долгом и опасном путешествии. К сожалению, не у всех из них есть бумаги, так как нанимал я их уже в пути. Мы надеялись на ваше содействие в этом вопросе.

Управляющий Лю понимающе хмыкнул, но строгости в голосе не убавил:

— Порядок есть порядок, господин. Пройдемте, там и обсудим все детали.

Таможенная контора Маймачена оказалась довольно скромным, но крепким строением неподалеку от центральной площади. Во дворе уже стояло несколько караванов, шла разгрузка товаров. Управляющий Лю провел меня и Левицкого в небольшую комнату, где за столом сидел еще один чиновник, постарше и поважнее на вид, — тот самый старший чиновник, о котором упоминал Изя.

Очир незаметно присоединился к нам, готовый переводить.

Пока наши люди под руководством Захара и Софрона начали выгружать часть тюков с чаем для досмотра, я обратился к старшему чиновнику через Очира, стараясь говорить максимально уважительно:

— Почтенный господин начальник, я австрийский коммерсант Владислав Тарановский. Вот мой паспорт. — Я положил документ на стол. — Со мной следуют доверенные люди: мой секретарь, мсье Верейский, — я кивнул на Левицкого, который изобразил легкий европейский поклон, — и пятеро слуг для помощи в пути и охраны каравана. Я бы хотел оформить их как сопровождающих мой караван, так как не у всех имеются надлежащие бумаги.

Старший чиновник поднял на меня цепкий взгляд, его лицо оставалось непроницаемым.

— Паспорт у вас, господин Тарановский, надо признать, в надлежащем порядке. Но для сопровождения такого количества людей нужны основания. И это потребует… дополнительных усилий с нашей стороны.

Я понял, что это приглашение к «диалогу».

— Я понимаю, почтенный господин, — сказал я, понизив голос. — И весьма ценю усилия и время таких уважаемых людей, как вы. В знак моей признательности за возможное содействие, я приготовил небольшой дар, который, надеюсь, придется по вкусу истинному ценителю прекрасного. — Я сделал знак Изе. Тот, с подобострастным выражением лица шагнул вперед и с поклоном поставил на стол перед чиновником ящик с фарфоровым конем, осторожно приоткрыв крышку.

Взгляд старшего чиновника, до этого момента изучавшего меня с холодным любопытством, при виде фарфоровой статуэтки заметно потеплел. Он был известен в Маймачене своей страстью к коллекционированию подобных вещиц. Он осторожно, почти благоговейно, достал коня, долго рассматривал его со всех сторон, восхищенно цокая языком.

— И-и-изумительно! — прошептал он наконец, обращаясь больше к себе, чем к нам. — Какая тонкая работа! Откуда у вас сие сокровище, господин Та-ла-но-фу-сы-цзи?

— Это подарок от одного немецкого профессора, с которым я имел коммерческие дела в Баин-Тумэне, — уклончиво ответил я. — Но, видя ваше искреннее восхищение, я был бы счастлив, если бы эта скромная вещица нашла свое место в коллекции такого истинного ценителя, как вы. В обмен, конечно, на вашу неоценимую помощь в оформлении моих людей.

Чиновник бережно поставил коня на стол и посмотрел на меня уже совсем другим взглядом — в нем читалось и удовольствие, и деловой интерес.

— Что ж, господин… Та-ла-но-фу-сы-цзи. — Он уже почти правильно выговаривал «мою» фамилию. — Думаю, мы сможем решить ваши небольшие затруднения. Управляющий Лю! — зычно обратился он к своему помощнику, который все это время скромно стоял в углу. — Подготовьте соответствующую бумагу для господина. Запишем, что его сопровождают: секретарь-француз, мсье Верейский, — тут он кивнул на Левицкого, который снова отвесил изящный, но уже более уверенный поклон, — и пятеро слуг для хозяйственных нужд и охраны каравана. Имена их, полагаю, указывать не обязательно, достаточно общего числа. Укажите, что по-русски они не разумеют, а повинуются только своему господину. Этого будет достаточно.

Пока управляющий Лю быстро строчил иероглифы на плотной желтоватой бумаге, посыпая ее из специальной коробочки мелким песком и прикладывая красные печати, основной досмотр нашего чая прошел на удивление быстро и без особых придирок.

Старший чиновник лично взял несколько «узоров» чая, придирчиво их осмотрел, но, видимо, удовлетворенный «подарком», не стал сильно углубляться. Пошлину за провоз товара через Маймачен нам, конечно, насчитали, но после такой «культурной дипломатии» она показалась мне вполне терпимой.

Получив на руки не только разрешение на провоз товара, но и официальную китайскую бумагу на всех моих спутников, я почувствовал огромное облегчение. Первая, и, возможно, самая непредсказуемая часть прохождения границы была позади. Легенда для Левицкого как «мсье Верейски, секретаря-француза» и для остальных как «слуг, не понимающих по-русски» была теперь подкреплена официальной китайской грамотой.

— Можете следовать дальше, господин Та-ла-но-фу-сы-цзи, — сказал старший чиновник, уже с явным благоволением глядя на меня и незаметно придвигая к себе ящик с фарфоровым конем.

— Речку Кяхту перейдете у моста, там недалеко. Удачи вам в торговле с русскими купцами.

Мы раскланялись и покинули двор маймаченской таможни.

Пересечь речку Кяхту, узкую, но быструю, по деревянному мосту оказалось несложно. И вот перед нами раскинулась уже русская Кяхта. Контраст с Маймаченом был разительным. Если там преобладали деревянные постройки в китайском стиле, то здесь уже виднелись каменные дома, внушительный гостиный двор, золотились купола церквей. Чувствовалась основательность и богатство «столицы чайной торговли».

У въезда в Кяхтинскую слободу нас снова остановили. На этот раз это были русские — двое бравых казаков и таможенный чиновник в зеленом мундире с гербовыми пуговицами. Вид у него был строгий и неподкупный.

— Коллежский асессор Ситников, — представился он. — С кем имею честь, господа?

— Господин Владислав Тарановский, австрийский коммерсант, — в ответ представился я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя сердце опять забилось чаще. — Следую из Маймачена, товар — чай, фарфор. Документы и разрешение маймаченской таможни имеются. — Я протянул ему паспорт Тарановского и свежеполученную китайскую бумагу.

Чиновник внимательно изучил паспорт, потом китайскую грамоту с ее витиеватыми иероглифами и красными печатями. Его опытный, пронзительный взгляд, казалось, пытался заглянуть прямо мне в душу.

— Тарановский, говорите… Австрияк, значит. — Он задумчиво погладил подбородок. — А это? — он кивнул на Левицкого, который держался чуть позади меня с самым невозмутимым видом,

— Мсье Верейски, мой секретарь, как указано в бумагах. Со мной еще пятеро слуг… и шесть погонщиков.

Брови над серыми глазами чиновника поползли вверх

— Месье — француз? И где же его собственный паспорт?

Уверен, в этот момент я не изменился в лице. Однако кровь бросилась в голову, а сердце пропустило удар. Это был самый скверный вопрос изо всех возможных! И правильного ответа на него, увы, я не имел.

— Вы правы, сударь, — как можно беззаботнее отвечал я, бросая успокаивающий взгляд на не вовремя побледневшего Левицкого. — Уверяю вас, начиная наше путешествие в Кантоне, Антуан имел все необходимые документы от своего правительства. Но вы, я полагаю, имеете представление о диких нравах, царящих по ту сторону границы! Не далее как три дня назад на нас было совершено нападение диких туземцев, известных под именем «хунхузы». К счастью, никто не пострадал, но им удалось угнать лошадь месье Верейски. Увы, но паспорт месье находился в седельной суме, и может быть признан теперь утраченным безвозвратно!

Чиновник выслушал нас бесстрастно — должно быть, историй о нападениях хунхузов он выслушал здесь немало. Серые глаза его с сомнением ощупывали фигуру Левицкого, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке.

— Гм. Что вам сказать, господа… — наконец, произнёс он. — Таможенное ведомство, к коему я имею честь принадлежать, относится к Департаменту внешней торговли Министерства финансов. Нас интересует товары, а не люди. Однако в случае обнаружения не имеющего паспорта иностранца на территории Империи любой полицейский чин обязан будет принять меры к установлению его личности, при необходимости подвергнув подозрительное лицо задержанию! Боюсь, месе Верейски могут подвергнуть обвинениям в незаконном пересечении границы, бродяжничестве, то и в более серьезных преступлениях!

Мысленно я глубоко вздохнул. Настало время проверить, настолько ли неподкупны кяхтинские чиновники, как это выглядело на первый взгляд!

— Герр Ситников, мы были бы очень благодарны, если бы вы помогли нам разрешить эту проблему! Месье Верейски безутешен, он готов принять любые меры для восстановления своего доброго имени!

Ситников успокаивающе поднял руки.

— Увы, господа, но такого рода проблемы знакомы нам не понаслышке. Месье придется обратиться к французскому консулу, дабы с его помощью восстановить свои документы.

— В Кяхте есть французский консул? — с изумлением спросил я.

— Конечно же. нет. Имеется почетный консул в Иркутске. А полноценные консульства, увы лишь в Петербурге и Одессе!

— Но герр Ситников, если в вашей стране все так строго, как же месье сможет добраться до консула, не имея никаких документов?

Чиновник тяжело вздохнул.

— Что вам сказать, господа… Это весьма непростой случай. Однако я, снисходя к вашему бедственному положению, могу поспособствовать, чтобы месье выписали временную справку об утрате паспорта. Она будет играть роль подорожной по пути к консулу. Однако имейте в виду — иного рода путешествия по Империи этой справкой совершенно не разрешаются!

— О, нас вполне устроит такой вариант! — уверил я, чувствуя, что наживка заглочена. Похоже, какую-то бумагу левицкий все же получит. Да, он будет находиться в Росси на птичьих правах… но это много лучше, чем ничего!

— Что ж, господин Тарановский, — вставая с места, продолжал Ситников, — добро пожаловать в Российскую Империю. Однако порядок есть порядок. Весь ваш товар подлежит досмотру и обложению пошлиной согласно уставу Российской Империи. Прошу следовать за мной на кяхтинскую таможню. Там и разберемся, что за чай вы везете и какой такой фарфор!

Он указал на большое каменное здание неподалеку, с колоннами и внушительным крыльцом. Это, по-видимому, и была кяхтинская таможня. Рядом виднелись обширные склады-амбары гостиного двора.

— Пройдемте, господа. Дел у нас с вами, похоже, будет немало. Чай требует особого внимания. Да и фарфор ваш надобно оценить.

Наш караван снова тронулся, на этот раз по широким, хоть и пыльным, улицам Кяхты, направляясь к зданию таможни. Я чувствовал на себе взгляды прохожих — зажиточных купцов в добротных сибирках, приказчиков, мещан.