Чёрт, подмостный, домовой — кто ты такой? (СИ)

Глава 13

…Затем ствол открыл Время и научился записывать его память в особые кольца, порождаемые каждым новым поколением Побегов, а те научились пользоваться этой памятью, сами не будучи ею, но являющиеся её продолжением.

Легенда о Древе Жизни…

Фокас Владимир

Тихо звенели колокольчики. Старик наклонился, поднял гребень. Старинная вещица всё так же поражала красотой, но уже не светилась. Вообще лес выглядел… обычно. Настолько, что даже не верилось.

Кот и тот вдруг стал меньше. Усатый гонял сухой лист, подбрасывая, ловил лапами, словно обычный дворовый котейка, каких пруд пруди.

Пели птицы. День клонился к вечеру. Солнце садилось. Пахло осенью.

— Дзинь-динь-динь…

Все молчали. Каждый думал о своём. Раны на запястьях затягивались на глазах, оставляя едва заметные шрамы — маленькая розовая полоска — единственное напоминание о…

О чём? О Великом сражении Света и Тьмы?

— Чувствую себя «толкинистом», — Сергей первым нарушил молчание, решив пошутить, только бы избавиться от этой гнетущей, затянувшейся паузы.

Дед Матвей бросил в его сторону недовольный взгляд. Вздохнул. Перехватил рогатину и медленно, ни слова не говоря, зашагал прочь. Никто не сдвинулся с места. Старик остановился.

— Али в землю вросли? Пошли. Поговорить нам надо.

После его слов все разом будто очнулись. Марина, всхлипнув, прижалась к Сергею, Орехов помог бабушке присесть на траву, ей, кажется, стало нехорошо.

— Идём, правнук Отто, — уже мягче, позвал Орехова дед Матвей. — За бабушку не переживай, с ней Васька останется. Посидеть ей надо. Отдохнуть маленько.

— Нет, нет. Вы… Вы идите… мы позже подойдём.

— Дима… Димочка, ты иди. Иди. Со мной всё будет в порядке.

— Ну уж нет, я тебя не…

— Пойдём, говорят тебе, — дед Матвей легонько стукнул посохом о землю, и Дмитрий тут же послушно засеменил за остальными.

…

Хорошо. Осенью пахнет… Кот играет — листик шуршит. Звон колокольчиков деда Матвея становится всё тише. Юлия Оттовна закрыла глаза.

— Папа?

Он пришёл. Улыбнулся своей грустной, светлой улыбкой, погладил по волосам.

— Здравствуй, Юльхен.

— Вот я и пришла… На волшебное место.

— Вижу. Я тоже пришёл… я же обещал.

— Папа…

Они говорили долго. Без слов. Плакали. Без слёз. Обнимались, не касаясь друг друга. Делились воспоминаниями. Она видела страшные картины войны, любовь родителей, момент собственного рождения. Он чувствовал её боль, кода он и его Оленька ушли навсегда. Отто улыбался, вновь встретив внуков, с интересом рассматривал правнука, которого никогда не видел.

— Отдай это Дитриху, Юльхен.

— Диме?

— Да.

И Отто протянул… веточку дуба. Несколько листьев да пара желудей.

Она очнулась, чувствуя тёплые влажные дорожки на щеках. Пальцы крепко сжимали ветку. Встала, и поняла, что всё вокруг расплывается. И вовсе не слёзы тому причина. Очки. Очки исчезли. Их сорвало ураганом, когда начался весь этот кошмар.

— Майн гот, неужели… Неужели всё это правда? И как… Как я дойду обратно?

— Мяу!

Она опустила глаза. Кот светился ярким золотым пятном. Он медленно развернулся и важно двинулся в сторону деревни. Юлия Оттовна пошла следом, осторожно ступая, внимательно следя за гордо поднятым пушистым хвостом, что словно факел освещал путь обратно, в Чурмилкино.

…

Они подошли к деревне. Жалкое зрелище. Пахнет гарью. Два единственных дома, что ещё не развалились совсем, сгорели дотла.

«Надо же, — подумал Сергей. — Четверо туристов, на первый взгляд весьма мирных, устроили настоящий капут памятникам, представляющим, между прочим, немалую историческую ценность. Деревня во время войны местом была значимым. Вот только никто об этом не знал. Чурмилкино лет тридцать уж как нет на карте. Правда, если считать Вольдемара и Орехова, то туристов было шесть, и один из них — сумасшедший фанатик, но всё равно перебор…

— Проходите, — бросил им дед Матвей, ступив на тлеющие угли своей избушки.

В тот же миг изба возродилась, стала как новенькая. Никто не удивился. Во-первых, этот фокус они уже видели, а во-вторых… Человек, он ведь ко всему привыкает. Даже к чудесам.

…

— Как гребень у чернокнижника оказался?

Старик поставил посох к печи, хлопнул в ладоши. На столе появился хлеб, масло, чашки с травяным отваром, картошка из печи.

— Чернокнижник? — Кристина нахмурилась. — Это Вольдемар?

— Как он оказался у мага? — повторил Дмитрий вопрос, поправил очки, попытался разглядеть, что твориться за окном, но уже стемнело.

— Не переживай, — успокоил дед Матвей. — Идут они. Васька проводит. Скоро здесь будут.

— А бабушка…

— Дело у неё, — Матвей сдвинул брови. — Сказал же. Всему своё время, правнук Отто. Всему своё время… Время рождаться и время умирать. Время бороться и время ждать, ничего не предпринимая. Моё время пришло…

— В каком смысле? — Сергей потянулся было за хлебом, но застыл. Что-то в словах старика ему ох как не нравилось…

— Вот вы все торопитесь. Торопитесь, а спешка она до добра не доводит!

В этот момент с печки упал кувшин, разбился вдребезги.

— Кто ж тебя звал, криворукая, а? — Ворча, старик отломил кусок хлеба, густо намазал маслом. — И ты не серчай, братанушко-домовой, не серчай. Молодые они ещё. Непутёвые. — Он налил в крынку молока, хлеб завернул в полотенце и протянул всё это Кристине. — Покорми их, дочка. Им приятно будет. Ведьма ты юная. Красивая. Иди, задобри домового-то.

Кристина, прыснув от смеха, взяла угощение и отправилась за печку. Ласковый женский голос зашептал заговоры, в избе сразу будто светлее стало, теплее да радостней.

— Рот закрой — муха залетит, — дед Матвей посмотрел на Диму, который, как заворожённый, смотрел вслед Кристине.

— А… Вы, кажется, про гребень спрашивали? — Орехов покраснел, да так густо, что Сергей с Мариной еле сдержали смех.

— Вальдемар, — прошептал старик — свечи потухли и вспыхнули вновь. — Сильный колдун. Грамотный. Чёрная магия. Чёрная душа. Где уж он этим ритуалам научился, я не ведаю, но познания его в волшбе глубоки. Он сковал меня старинным заговором Агмы, в котором обращался к Карачуну. Карачун — божество смерти, злой дух. Гребень… На нём два лика Китовраса. Ибо нет света без тьмы и тьмы без света. В руках чёрного мага лик Китовраса звереет, рога становятся козлиными, а вязь над челом полна гадов. Не цветы на нём распускаются, но сочится яд. Обращающий в тлен всё живое. Но об этом после. Рассказывай, правнук Отто. Не добром же ты ему отдал дар Китоврасов?

— Это… долгая история, — Дмитрий замялся.

— Время есть.

***

1 ОТДЕЛ ПОЛИЦИИ

УМВД России по Адмиралтейскому району,

г. Санкт-Петербург

Оперативный дежурный СКРИПКО Е.О.

— Послушайте, уважаемая, я не могу принять Ваше заявление, — чуть не плача, говорил Скрипко.

— Отведите меня к вашему главному, — твёрдо сказала дама. — Иначе я отсюда не уйду.

— Хорошо, — выдохнул дежурный. — Кабинет сорок. Второй этаж. Капитан Савельев.

— Благодарю Вас, — дама кивнула и направилась к лестнице.

Скрипко снял трубку внутреннего телефона:

— Товарищ капитан, тут к тебе посетительница сейчас подойдёт…

И подумал, быстро положив трубку: «Пускай Сашка с ней разбирается, а то все шишки на меня…»

…

Элегантная дама в возрасте сидела перед капитаном Савельевым. Спина прямая. Взгляд строгий. Савельеву было не по себе. Он, конечно, был уже большой мальчик, но чувствовал себя так, словно уроки не выучил. Мелькнула мысль о детских травмах. Надо меньше ругать детей. А как не ругать-то? Совсем ведь от рук отбились…

Мысль мелькнула и ушла. Дама не уходила.

— Послушайте, Юлия…

— Юли-я От-тов-на, — отчеканила женщина (язык не поворачивался назвать её старушкой!), поправив очки.

— Юлия Оттовна… Повторяю — я не могу принять у Вас заявление о пропаже внука. Трёх суток со дня исчезновения ещё не прошло.

— Нет нужды повторяться, молодой человек. Я и в первый раз вас прекрасно слышала и очень хорошо поняла!

— Говорите, что поняли хорошо… Тогда почему Вы продолжаете настаивать, чтобы заявление приняли?

— Потому что мой внук не мог просто так исчезнуть! Понимаете? НЕ МОГ! Если Дима не позвонил, значит, что-то случилось.

— Юлия…

— Юлия Оттовна, — терпеливо, но настойчиво вновь повторила… дама.

— Юлия Оттовна, вы уверены? Ваш внук мог… Засидеться с друзьями. Потерять телефон. Человек молодой. Возможно, он просто… к девушке поехал?

— Товарищ капитан, — поджала губы посетительница. — Вы наверняка думаете, что сумасшедшая старуха зря подняла панику? Отчасти я вас даже где-то понимаю, и именно поэтому вы… Вы просто обязаны меня услышать! Дима должен был мне позвонить ещё вчера вечером, после… — тут она замялась, — после одной очень важной встречи. Мой внук аспирант, преподаёт в университете. И он не мог, понимаете? Не мог не выйти на работу! Дима очень ответственный мальчик.

— Вы на работу ему звонили? Может, он там, раз такой ответственный?

— Конечно, я звонила. Капитан… Савельев, кажется?

— Так точно.

— Ну, так соберитесь, капитан Савельев! Дима не появлялся на кафедре, я звонила. Пора бить тревогу!

— А родители… Дмитрия Орехова? — Савельев заглянул в исписанный ровным каллиграфическим подчерком листок. — Почему они не пришли?

— Они оба преподают в Мюнхенском университете Людвига-Максимилиана, мой сын и невестка. Я — родная бабушка Димы, вам этого недостаточно?

— Недостаточно оснований для объявления в розыск. Вы были у него дома?

— Ну, разумеется! — Юлия Оттовна измерила капитана таким пронзительным взглядом, что воспоминания о самой строгой учительнице детства тут же показались ему сладкой грёзой.

— Почему не обратились в отделение по месту жительства внука? — Савельев начал прощупывать пути к отступлению — сердце подсказывало, что добром эта история не закончится…

— Видите ли, — железная леди неожиданно сникла, капитан почувствовал, что на верном пути, расправил плечи, сдвинул брови. — Понимаете, я ведь не просто так волнуюсь. Я знаю, куда пошёл мой внук.

— И? Куда он пошёл?

— К консультанту. У него была одна ОЧЕНЬ старинная вещь…

— Думаете, его убили? Из-за этой вещи?

— Что Вы такое говорите, молодой человек!? — Юлия Оттовна побледнела, прижав руки к груди. — Думаю, его похитили. Похитили и держат где-нибудь…

Александр Савельев потёр виски:

— Хорошо. Допустим. Что это была за вещь?

— Очень старинная.

— То есть он пошёл к антиквару?

— Не совсем…

— Послушайте… Вы просите о помощи, а сами что-то недоговариваете.

Юлия Оттовна снова поджала губы и посмотрела в окно. Савельев хоть и был зол, но уже начал проникаться сочувствием к этой… Ни в коем случае не старушке! Аккуратный маникюр. Чёрный, элегантный брючный костюм под бежевым пальто. Возможно, она действительно учительница, а самое главное, он уже был практически уверен в том, что с её внуком и правда что-то случилось. Попробуй не позвони вовремя такой бабушке!

— Я понимаю, это прозвучит странно… всё-таки мой внук — учёный…

— И? Говорите, я слушаю, — Савельев подался вперёд.

— Ему в руки попал некий… артефакт. В некотором роде семейная реликвия. Крайне удивительная вещь. Дима пошёл с магу, — Юлия Оттовна решительно вынула из кармана пальто листок с аккуратно переписанными данными с сайта, и положила перед капитаном.

— Это к Вольдемару, что ли? — Савельев с облегчением откинулся на спинку кресла — ситуация прояснялась.

— Вы его знаете?!

— Увы. Жаловались тут на него соседи. И не одни раз…

— Мошенник?

— Нет. — Усмехнулся Савельев. — То у него петухи кукарекают, до девицы верещат. Но только…

Договорить он не успел. Дверь в кабинет распахнулась:

— Товарищ капитан, — на пороге стоял молоденький лейтенант. — Там какого-то чудика привели… я говорю, это не к нам, а старик упёрся, не уходит. Пока старшего, говорит, не увижу, не уйду.

— Какой чудик? Какой старик? Я занят!

— Собачник. Парня какого-то в листьях откопал.

— Что значит «откопал»? У нас труп, что ли?

— Ох! — Посетительница схватилась за сердце.

— Да живой он. Не помнит правда ничего.

Юлия Оттовна вскочила со стула, да так резво, что Савельев и глазом моргнуть не успел.

В холле отделения сидел молодой человек. Без куртки, свитер весь в листьях, душка очков сломана, взгляд неподвижен. Рядом с ним суетился, причитая, старичок в вязаной шапочке и потёртом плаще. Маленький пёсик неизвестной породы вился волчком, постоянно запутывая поводком ноги хозяина.

— Дима! Димочка! — Юлия Оттовна подбежала к молодому человеку, но он даже не шелохнулся…

— Вас ис мит ди пассит, майн кляйне? — Дама медленно села рядом с ним, обняла, уткнулась неизвестному в плечо и заплакала.

— Гросмутер? — Тихо прошептал он и обернулся.

— Товарищ капитан… Они что, оба — того? — шёпотом спросил лейтенант у Савельева.

— Отставить, лейтенант Скрипко, — машинально отмахнулся Савельев. — Откуда я знаю? Они. Мы. Какая разница? — Он тяжело вздохнул, Юлия Оттовна же, напротив, была счастлива.

— Дима? Слава Богу… Дима, что случилось?

— Сам пока толком не пойму… Но, кажется, догадываюсь. Где мы? — Орехов огляделся, чувствуя, как его начинает бить дрожь — может, простыл, пока лежал на земле, а может, последствия «чая из Африки».

Радовало то, что он всё вспомнил. Временное помутнение, скорее всего, было связано с последствиями шока. Немецкая речь неожиданно всё поставила на свои места — он вспомнил про Отто, и память быстро, шаг за шагом восстановила недавние события.

— Вы что-нибудь помните? — Савельев подошёл к потерпевшему.

— Я? — Дима обхватил голову руками. — Да. Теперь — да. Вспомнил.

— Мой отец — немец, — пояснила Юлия Оттовна. — Видимо, сработал некий триггер. Я, мои дети и внук, мы все знаем два языка. Я ведь преподаю немецкий.

— Кто бы сомневался, — пробурчал Савельев.

— Что вы говорите?

— Я говорю, заявление писать будете? На Вольдемара? Тут налицо ущерб здоровью, так что неприятности нашему чародею обеспечены.

— Нет, — решительно заявил Орехов. — Мы пойдём домой. Нужно кое в чём разобраться.

— Ну, дело ваше, — Савельев развёл руками.

С одной стороны ему хотелось узнать, что же там произошло на самом деле, с другой, как говорится — нет тела, нет дела, а возиться с персонажами вроде Вольдемара, то ещё удовольствие. Толку никакого, одни отчёты.

— Пойдём, Дима. Майн гот, да ты весь дрожишь!

— Вы только если что — не затягивайте, — крикнул им вслед Савельев. — Если решите подать заявление…

Юлия Оттовна с внуком вышли на свежий воздух. В первые секунды оба радостно вдохнули полной грудью, улыбаясь осеннему солнышку — всё же отделение полиции — не самое радостное место.

— Баксик! Баксик! Тихо, тихо, малыш…

— Подождите, — Юлия Оттовна обратилась к хозяину пёсика, вспомнив, что именно этот человек нашёл Диму. — Как Вас зовут?

— Николай Егорович… а это вот Баксик… — указал он на лохматого пёсика.

— Николай Егорович, как и где вы нашли моего внука?

— Пойдёмте, — послушно кивнул собачник. — Пойдёмте, пойдёмте, тут недалеко.

Небольшая прогулка всем была лишь на пользу, однако больше всего ей обрадовался, конечно, Баксик.

— Вот тут… — Николай Егорович указал на разрытую кучу листьев в кустах между домами, — кто-то листьями засыпал… вот… вот тут он лежал… — тыкал он пальцем. — Я-то сначала испугался… Думал, он это… Ну, вы понимаете. Того… А Баксик давай ему лицо лизать. Ну, думаю, мёртвого он вряд ли лизать будет. Я давай парня тормошить. Смотрю, одет прилично. Перегара нет. Может, напал кто. Баксик вокруг него скачет. А парень… Внук ваш, значит, очнулся, сел, головой трясёт, глазами хлопает. Спрашиваю: «Что случилось?». «Не помню», — говорит. Я его и повёл в отделение.

— И правильно сделали, — Юлия Оттовна вынула кошелёк из сумки и быстро, чтобы не услышать отказ, сунула старику в карман плаща пятитысячную купюру. — Вот. Купите что-нибудь себе и Баксику. Спасибо. Спасибо вам!

Николай Егорович хотел что-то сказать, но Юлия Оттовна, подхватив внука под руку, уже шла в сторону проезжей части — срочно нужно было поймать такси, отвезти мальчика домой и напоить чаем.

…

Бабушка хлопотала на кухне. Дима, укутавшись в шерстяной плед, вспоминал беседу с Вольдемаром. Итак. Ему подсунули какой-то чай (если это, конечно, был чай). Из Африки. Удивительно, что его это сразу не насторожило. Вкус наверняка был странный, но он так был увлечён беседой, так надеялся выяснить хоть что-нибудь, что совершенно ничего не замечал вокруг! За что и поплатился. Совершенно очевидно, что Вольдемар опоил его с целью украсть гребень. Что это значит? Это значит, что гребень действительно имеет некую ценность, но в чём она, он, Дмитрий Орехов, не знает…

Похоже, это тупик. О чём ещё спрашивал Вольдемар? Что интересовало его больше всего? Деревня. Чурмилкино. Точно. Именно там прадед стал свидетелем некоего кровавого обряда с участием детей, после которого живые люди исчезли, растворились в воздухе на глазах немецкого солдата. Солдата, которому приказывали убивать. Солдата, ставшего свидетелем геноцида. Сама идея уничтожения себе подобных, догма, основанная на том, что существует некая «высшая», превосходствующая над остальными раса, любого человека повергнет в ужас. В шок. Если, конечно, в душе есть хоть капля света. А прадед был человеком редкой души, в этом Дима не сомневался. Мало ли кто где мог оказаться волею судеб? Именно поэтому Дима считал, что записки прадеда не стоит воспринимать так… категорично. Необходимо учитывать психологическое состояние. Нам сейчас ведь даже представить сложно, как именно воспринималась окружающая действительность людьми, которым довелось смотреть в глаза Злу. Настоящему Злу. Зверству, недостойному души человеческой...

От подобных мыслей голова стала тяжёлой. Он устал. Взгляд блуждал по полкам книжного шкафа. Остановился на чёрно-белой фотографии в рамке. Отто и Ольга — родители бабушки… Совсем молодые. Наверное, эта карточка была сделана ещё до её рождения. Дмитрий медленно встал с дивана. Взял рамку в руки. Пальцы скользнули по стеклу. Отто Мюллер улыбается, но глаза его... полны невысказанной боли.

— Ты ведь что-то знаешь, верно? — Прошептал Орехов. — Что-то очень, очень важное…

Слабость накатила с новой силой, он пошатнулся и выронил фотографию из рук. Раздался звон разбитого стекла.

— Майн гот… Дима? Дима, что случилось? — Раздалось с кухни.

— Ба, всё в порядке! Всё… хорошо.

Он осторожно стал собирать осколки. Поднял рамку. Дно отвалилось, и он увидел краешек пожелтевшего конверта. Открыл. Записи на немецком. Какие-то документы. Печать почти совсем стёрлась. Слабость мгновенно прошла. Он бросился к письменному столу — у бабушки должна быть лупа, он сам дарил ей как-то на рождество.

Вот она! Лампа? Свет! Ему нужен свет! Не горит… Да просто шнур не воткнут в розетку. Так. Теперь всё в порядке. Посмотрим…

Не может быть!

Он не верил собственным глазам. Ирминсуль. Печать Аненербе. Документы, которые Хельмут, друг прадеда, украл у штурмбаннфюрера Майера!

— Дима! Дима, иди чай пить!

Орехов прижал листы к груди и поспешил к столу.

…

Свечи догорали, и тут же вырастали вновь. Юлия Оттовна с Васькой давно пришли и присоединились к остальным, что внимательно слушали рассказ Орехова. Никто не знал, сколько прошло времени — время в Чурмилкино течёт по-своему.

— Я был уверен, что Вольдемар поедет в деревню, — продолжал Дмитрий.

— А как он нашёл дорогу? — Удивилась Марина.

— Гребень, — пояснил дед Матвей. — Гребень его привёл. Но ты? — Старик, нахмурившись, посмотрел на историка. — Ты как нашёл это место?

— Карта, — Дима вытащил из-за пазухи конверт. — Здесь была карта. Чертежи. Знаки. Заклинания. В документах описаны страшные вещи. Например, как сделать так, чтобы люди не могли выйти из горящего дома. Если бы не эти бумаги, я бы не смог вас спасти! Видимо, Вольдемар тоже знал заклинания.

— Двери да окна зачаровать чернокнижнику раз плюнуть, — авторитетно заявил кот Васька.

— Ты опять говоришь? — удивилась Кристина.

— Магия при закрытом проходе на время теряет силу, — пояснил дед Матвей.

— А вы? — Елизар от удивления раскрыл рот. — Как же вы-то… изба вон опять как новая?

— Ха-ха-ха… Так я и не кот. Побольше буду. Посильнее.

— Я пытался уговорить бабушку остаться дома, но она… — Дима улыбнулся.

— И как оказалось, мы приехали вовремя и не зря! — сказала, как отрезала Юлия Оттовна.