Поезд отправлялся через сорок минут. Арехин сидел в вокзальном буфете за чашкой кофе и читая «Лидове новини» — если, конечно, можно назвать чтением разглядывание заголовков с иллюстрациями. Отдельные слова складывались в предложения неохотно. Вот если бы он прожил в Праге месяц или два, тогда бы и язык выучил, и к пиву бы привык. Если бы остался в живых. Что не факт.
«Zdraví Leninův se zhoršila». Печально.
В буфет вбежал Чапек:
— Чудом узнал, что вы уезжаете. Уже и не надеялся, — сказал он, подсаживаясь рядом.
— Уезжаю, — подтвердил Арехин.
— А у меня день пропал. Помню, как мы пили водку в русском ресторане, а потом долгий сон. Просыпаюсь — а уже сегодня. Получается, спал ночь плюс ещё сутки.
— К водке нужно привыкнуть, с водкой нужно подружиться, тогда мир станет другим.
— Нет уж, не нужно. Я и так снов насмотрелся — на три романа.
— Это хорошо, — Арехин посмотрел на часы.
— Я, собственно, почему здесь, — заторопился Чапек и вытащил из кармана пиджака склянку тёмного стекла. — Это и есть средство Макропулоса. Настоящее, без обмана. Я догадываюсь, кому оно может понадобиться. Только предупреждаю — применять его можно лишь в крайнем случае. Оно не исцеляет, оно погружает в вековой сон — как Елену Макропулос. А что будет после пробуждения — никто не знает. Возможно, быстрая смерть. Или, напротив, долгая жизнь. Одна надежда, что когда спящий проснётся, наука успеет к этому подготовиться.
— И часто его принимают — здесь, в Праге?
— Вряд ли. Страшно. Вдруг не проснешься, или проснешься с тем, чтобы в три дня состариться и умереть заново? Впрочем, возможно и принимают, но хранят это в тайне. Хотя доступно это лишь людям состоятельным — за телом нужен королевский уход.
— А ваши короли, вернее, императоры?
— Король умер — да здравствует король. Хотя — опять же может быть. Слухи разные ходят. Я передаю вам средство и умываю руки. Решайте сами.
— Решим, — Арехин взял склянку на три унции. Хорошее, толстое, закалённое стекло, и пробка залита смолой.
— Да, а я ведь ещё должен был у вас интервью взять, — сказал Чапек, видя, что Арехин собирается покинуть буфет.
— Вот и взяли. А что можно писать, что нельзя — решайте сами, вам тут жить.
— Но ваши планы?
Арехин покачал в руке склянку, потом спрятал её во внутренний карман.
— Планы простые: совершенствоваться в игре.
Прага осталась позади, за окном сельская Богемия занималась своими делами, не обращая внимания на поезд.
Арехин достал флакон из кармана, переложил в чемодан, укутав шарфом — на всякий случай.
Раз уж вся история со съёмкой фильмы была разыграна ради того, чтобы Чапек вручил ему это снадобье, нужно его сберечь. А принимать его Ленину, не принимать — не Арехину решать. Хотя он уже видел результаты долгого сна, сна на грани жизни. Ничего хорошего. Но Ленин боец, он не упустит ни малейшей возможности получить передышку в схватке со смертью. Брестский мир отдельно взятого человека. А что будет через сто лет — через сто лет и станет ясно.
Он развернул газету, всё ту же «Лидове новини», и ушёл в чащу полузнакомых слов.