Дети Доброты

Глава 14

Кирилл

— Как я уже говорил, жена Егора больна, — рассказывал Григорий Алексеевич. — Не буду утомлять медицинскими подробностями, но суть та, что хотя бы раз в полгода ей нужно проходить обследование. Ну и, естественно, пока суть да дело, мы с Егором немного общались. А Егор — человек сметливый, крепкий хозяйственник, глаз у него на непорядок намётан — будь здоров. По ряду признаков он, вероятно, догадался, что мы откусили кусок, который не в состоянии проглотить — я имею в виду детей. После того, как я закончил очередное обследование жены Егора, и он забрал её отсюда, через месяц внезапно появился вновь. Я решил, что женщине стало хуже, но оказалось, что причина не в ней. Егор предложил нам помощь.

— То есть, забрать детей? — уточнил Кирилл.

— Да. Ты не представляешь, что здесь творилось, Кирюша! Просто не представляешь. Мы сбивались с ног — уже не молодые, в большинстве своем, люди, — а в инкубаторе подрастали новые зародыши. То, что мы не справляемся, стало очевидным уже даже для Вадима. Но на то, чтобы остановить процесс, идущий в инкубаторе, просто рука бы не поднялась. Предложение Егора меня поначалу шокировало. Я сказал, что Вадим подобное даже обсуждать не захочет, и Егора выпроводил. А он, представь, ничуть не обиделся. Просто пообещал, что зайдёт ещё раз, через недельку.

— Молодец, — усмехнулся Кирилл. — Настоящий торгаш, чувствует, когда нужно выждать. Через неделю его предложение вас уже не так шокировало, верно?

— Ну... я, по крайней мере, согласился выслушать. Егор пообещал, что в его посёлке дети не останутся. Они отправятся на юг — где, по его словам, сытнее и безопаснее. Егор сказал, что твоим людям южное направление не интересно — вспомни, климат тогда ещё не начал меняться, — в тех местах они не бывают и в обозримом будущем вряд ли доберутся. Егор пообещал, что для проживания детям будут созданы самые лучшие условия, какие только можно представить, что они ни в чём не будут нуждаться. А жители посёлков, в которые будут доставлены дети, тайну их происхождения не узнают никогда.

— И вы не спросили, как именно Егор собирается объяснять происхождение?

— Спросил. Он ответил, что передаст детей будущим воспитателям лишь на том условии, что подробностями их рождения они интересоваться не станут. Люди, дескать, и сами-то вряд ли будут спрашивать, побоятся. Я рассудил, что, скорее всего, так и есть.

— А в чём заключается интерес самого Егора, он объяснил? Если дети не останутся в его посёлке, для чего он вообще всё это затеял?

— Разумеется, это было первым, о чём я спросил. Егора знал, в общем-то, неплохо, и об ответе догадывался. А он даже не пытался юлить. Честно ответил, что интерес корыстный. На юге освоено производство тканей из льна и хлопка, гончарное дело, там растут «невиданные», по словам Егора, фрукты и злаки — в общем, у южан найдётся, чем его отблагодарить.

— А вам долю не предложил? — прозвучало резче, чем хотелось, но сдержаться Кирилл не сумел.

Григорий Алексеевич спокойно кивнул:

— Предложил, разумеется. Егор, как ты верно заметил, человек деловой. И других привык измерять собственной мерой.

— Вы отказались?

— Естественно.

— Зря.

— Ещё одно слово в таком тоне, — не меняя интонации, пообещал Григорий Алексеевич, — и я тебя ударю. Не посмотрю, что ты моложе и сильнее.

— Как интересно, — хмыкнул Кирилл. — Детьми торговали вы, а по морде — мне. — И едва успел уклониться от удара в челюсть.

— Я не торговал детьми! — со злой горечью бросил Григорий Алексеевич. — И не смей говорить, что этого не понимаешь. Не торговал — хотя бы потому, что торговля предполагает обогащение, а я не приобрёл ничего, кроме головной боли. Поставь себя на моё место, в конце концов! Что бы ты делал?

— Рассказал бы о предложении Егора Вадиму.

— И что услышал бы в ответ?

— Не знаю. Вы ведь не спрашивали.

Григорий Алексеевич покачал головой:

— Не лукавь, Кирюша. Всё ты прекрасно знаешь! О том, чтобы передать детей на поверхность, речи быть не может. Они появились на свет не для того, чтобы стать дикарями. Надлежащее воспитание дети могут получить только здесь, в Бункере — и далее по тексту. После этого я, разумеется, не смог бы бесконтрольно даже шагу ступить, тем самым отрезав детям путь на поверхность навсегда.

— Вы поступили бесчестно, — упрямо повторил Кирилл.

— С этим я не спорю. Но, вспомни — Герман когда-то, забрав тебя из Бункера, поступил так же. И его поступок ты оправдываешь.

— Мне было семнадцать лет! Полгода из них я провёл в компании Рэда и других ребят. К тому времени был уже отнюдь не беспомощным младенцем, и Герман это знал.

— Тем не менее. Он передал тебя психу, одержимому жаждой власти. Человеку, от которого можно было ожидать чего угодно, любого зверства! А я отдавал детей под гарантию Егора, что с ними всё будет в порядке.

— Хотите сказать, что каким-то образом следили за их судьбой?

— Разумеется. Как же иначе? Егор регулярно докладывал мне об их здоровье. Передавал детские рисунки, это было одним из обязательных условий. И — ты можешь не верить, конечно, но по этим рисункам я видел, что дети счастливы. Окружены заботой и вниманием. Со временем на рисунках стали появляться подписи — детей обучали в том числе и грамоте. И я всё более убеждался в том, что поступил правильно.

— Херню ты творил, — буркнул Мрак. — Шаман твоими детишками весь юг к рукам прибрал и до сих пор в узде держит.

— Да кто такой этот Шаман?! — взорвался Григорий Алексеевич. — Я рассказал всё — могу, в конце концов, узнать, что происходит?

— Говори, — дёрнув Кирилла за рукав, потребовал Мрак.

Кирилл кивнул:

— Скажу. Только предупреждаю, Григорий Алексеевич — слушать вам будет крайне неприятно.

Григорий Алексеевич горько усмехнулся.

— Кирюша. Мне за шестьдесят. И в последние тридцать лет приятными сюрпризами жизнь не баловала, поверь. Так что говори, не стесняйся.

— Что ж, я предупредил. — И Кирилл начал рассказывать.

О Матери Доброты. О детях, появляющихся в Лунном Кругу. О брошенном посёлке с отравленными людьми. О Шамане, об Ангелине. О смерти Лёхи, Эрика, Олеси. О битве на дороге, о невероятных способностях Эри, о ранении Джека. О том, как «чужаки» ушли, захватив с собой Шамана, о том, как их догнал Георгий, и Джеку вместе с Серым и Эри пришлось вернуться.

— Это... какое-то безумие. — Григорий Алексеевич выглядел абсолютно обескураженным. — Псалмы, молельни, массовое покарание грешников... Не то средневековье, не то язычество. Понятие доброты, даже не вывернутое наизнанку, а деформированное до неузнаваемости... Прости, Кирюша, но я просто не могу поверить.

— Он правду говорит, — буркнул Мрак.

— Понимаю, что правду. Но в голове не укладывается. Тем более, что получается — этот безумный фарс разыгрывали при моём непосредственном участии.

Григорий Алексеевич сгорбился. Неизменно прямой, подтянутый несмотря на возраст — сказывалась военная служба, — он будто вмиг постарел на десяток лет. Смотрел потухшим взглядом в одну точку.

«А ведь он по нынешним меркам — глубокий старик, — кольнуло вдруг Кирилла. — На поверхности его ровесников наверняка уже вовсе не осталось. Только в Бункере и живут».

— Григорий Алексеевич. — Кирилл придвинулся поближе. — Я понимаю, что для вас это — тяжёлый удар. Честно говоря, направляясь сюда, предполагал совсем другой диалог. Почему-то был уверен, что Вадим как минимум в курсе происходящего. И, разумеется, даже представления не имел, что Шаман действовал не напрямую, а через посредника.

Кирилл замолчал. Слова, которые собирался сказать, были приготовлены для Вадима. Это на него он собирался выплеснуть всю накопившуюся горечь. Его обвинить в преступном безрассудстве! Готовился к пафосным, напыщенным фразам в ответ, к горделивым позам и надменному противостоянию. А встретил пожилого, бесконечно усталого человека. Который был виноват лишь в том, что пытался, как мог, изменить судьбу детей, рождённых в Бункере.

— Зажился я на свете, — глухо проговорил Григорий Алексеевич. — Слушаю тебя — и будто передачу смотрю. Научно-познавательную, о невиданных народах. Были в моё время такие, путешественники забирались в разные дикие уголки и оттуда вели трансляции. А Шаман этот твой — вот он, под боком. Вы, ваша жизнь — ещё ближе. Да что далеко ходить, у меня на глазах растёт поколение, убеждённое в том, что они единственный на планете очаг цивилизации! Прочие люди вокруг — дикари настолько, что уже почти и не люди. А я за этим всем словно из аквариума наблюдаю. Жизнь вроде идёт, но совсем не так, как я привык. И я от неё — всё дальше и дальше. Хотел как лучше, а наворотил такого, что аж думать тошно... Зажился, старый маразматик. Помирать пора.

— Перестаньте. — Кирилл положил руку ему на плечо. — Того, что сделано, уже не исправить.

— Не исправить, — эхом откликнулся Григорий Алексеевич. — Это точно... Что дальше? — он поднял голову, прямо и спокойно посмотрел на Кирилла. — Идём к Вадиму?

— Сейчас? — растерялся Кирилл.

— А чего тянуть? — Григорий Алексеевич усмехнулся. — Не хочу я больше скрываться, Кирюша. Тринадцать лет с этими тайнами живу. Устал. Да и... — он не договорил.

Лицо вдруг перекосило гримасой боли, Григорий Алексеевич схватился за грудь.

— Что с вами? — Кирилл придержал врача за плечи, заглянул в побледневшее лицо. — Сердце?

Григорий Алексеевич с трудом, через силу, кивнул. Попытался что-то сказать, но звуков Кирилл не разобрал.

— Говорит: «в кармане», — прочитал по губам врача подскочивший ближе Мрак. И зашарил по карманам его комбинезона. Вытащил небольшой пузырёк: — Оно?

Кирилл быстро скрутил с пузырька крышку. Резкий запах сердечных капель говорил сам за себя.

— Да.

Кирилл отцепил от ремня фляжку с водой. Помог Григорию Алексеевичу выпить лекарство. Подождал, пока тот медленно, тяжело выпрямится. Неловко спросил:

— Давно у вас приступы?

— Второй год. — На лицо врача медленно возвращались краски. — Не в первый раз, и точно не в последний. Говорю же, помирать скоро. Сергей с Тимофеем меня уж заждались, поди...

— Прекратите. — Кирилл поморщился. Протянул Григорию Алексеевичу руку: — Держитесь. До своей комнаты сумеете дойти? Вам необходимо лечь.

Врач тяжело поднялся. Кивнул:

— Дойду. Только не до своей комнаты, а до Вадимовой. Идём, расскажешь ему то, что рассказал мне. А у меня ещё будет время на то, чтобы належаться. На том свете времени у всех полно... Идём?

— Вадим наверняка уже спит.

— Ничего, по такому поводу проснётся. Не каждую ночь узнаёт, что умершие дети на самом деле не умерли... Я к этому разговору давно готов, Кирюша. Не стоит его откладывать из-за капризов стариковского организма.

— Я не готов, — отрезал Кирилл. — Уходите, Григорий Алексеевич. Необходимости в разговоре нет, а вам надо отдохнуть. — Он взял врача под локоть, решительно заставил развернуться в сторону бункера.

— Вы кто?! — дверь вдруг распахнулась.

На поляну выскочил подросток в защитном комбинезоне, бросился к Кириллу.

— Не трогайте Григория Алексеевича!

— Мрак!..

— Антип!..

Кирилл и врач выкрикнули это одновременно. Мрак перехватил парня, не позволив кинуться на Кирилла с кулаками, умело завернул ему руки назад.

— Антип, всё в порядке, — веско сказал Григорий Алексеевич. — Успокойся!

— Отпусти его, — приказал Мраку Кирилл.

Мрак, помедлив, выпустил парня.

— Что ты здесь делаешь? — Григорий Алексеевич пытался говорить строго, но голос, всё ещё слабый, подводил. — Почему не спишь? И кто тебе позволил в это время выходить на поверхность? Шагом марш домой!

— Кто это? — глядя на Кирилла и Мрака исподлобья, настороженно отозвался парень.

— Это Кирилл, глава адаптского посёлка. Вспомни, он не раз к нам приходил. А это Марк, его друг.

— А почему они здесь? Это ведь наше место! Вы говорили, что о нём никто не знает.

— В Бункере — никто. А Кирилл и Марк живут в посёлке. Они пришли, потому что нам нужно кое-что обсудить.

— А зачем он вас схватил? — Антип смотрел на Кирилла всё ещё с подозрением. — У них оружие. — Перевёл взгляд на висящий у пояса Мрака охотничий нож.

— Сам ты оружие, — буркнул Мрак.

— Помолчи, — оборвал Кирилл. Читать Мраку лекцию о том, что для обитателей Бункера все ножи — на одно лицо, а стоящему перед ними парнишке вряд ли кухонный-то хоть раз в жизни доверяли, сейчас было неуместно. Повернулся к Антипу. — Мы с Григорием Алексеевичем встретились по моей просьбе. Я когда-то рос здесь, как и ты. Мы давно не виделись, и нам есть о чём поговорить. Основной вход, как ты знаешь, закрыт, поэтому мы пришли сюда. Причинять Григорию Алексеевичу вред я не собирался. Не знаю, почему ты так решил.

Парень угрюмо промолчал.

— Потому что здесь — аварийный выход, а камеру над входом Тимофей собрал из чего придется, — вздохнул Григорий Алексеевич. — Откуда монитор притащил, я в своё время даже спросить постеснялся. Изображение настолько паршивое, что вас можно было принять хоть за вурдалаков, хоть за снежных людей. Особенно тем, кому на это изображение и смотреть-то не положено. — Он строго взглянул на Антипа.

Тот потупился. Пробормотал, обращаясь к Кириллу:

— Извините, пожалуйста. Теперь-то я вас узнал, конечно.

— Всё в порядке, — кивнул Кирилл. — И ты нас прости за резкость. Тебя можно попросить проводить Григория Алексеевича до комнаты?

— Григорий Алексеевич пока ещё в состоянии обойтись без провожатых, — сердито бросил врач. — Иди к себе, Антип.

— А вы?

— Я тоже скоро вернусь. Уже светает, иди. Только будь добр, на этот раз — к себе в комнату. Не надо меня ждать, на сегодня с тебя новостей достаточно. Поговорим завтра.

Антип помолчал, но спорить не осмелился. Неловко пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— До свидания, — и скрылся за дверью бункера.

***

Домой Кирилл и Мрак возвращались так же, через лес. Вокруг совсем рассвело, но Кирилл был уверен, что без помощи Мрака выбирался бы очень долго. А тот шёл, засунув руки в карманы, уверенно, будто по родному посёлку — на долю секунды не отвлекаясь на то, чтобы сориентироваться.

— Так, я не понял, — задумчиво проговорил Мрак. — Доктор, получается, этих своих недоделанных втихаря наружу выпускает, что ли?

Кирилл хлопнул его по затылку. На недоумённый взгляд сердито объяснил:

— За «недоделанных». Следи за языком. То, что у тебя или Серого есть отец и мать, а эмбрионы этих детей сформировали искусственно, не значит абсолютно ничего. Они — люди, точно такие же, как ты. И если бы росли рядом с тобой, ты не заметил бы разницы, уверяю.

После ухода Антипа Кирилл настоял на том, чтобы вместе с Мраком пройти в Бункер, вслед за Григорием Алексеевичем. Внутри с интересом огляделся по сторонам.

К аварийному выходу вёл длинный коридор. Вдоль одной стены стояли металлические шкафы, у другой — лавка. К стене над лавкой прикрепили небольшую полку, на которой мигал смазанным изображением крохотный экран. Прямо на лавке, прилепленная ко дну обрезанной консервной банки, стояла оплывшая свеча.

Григорий Алексеевич тяжело опустился на лавку. Зажёг свечу и выключил фонарик. Грустно усмехнувшись, сказал:

— Свет я здесь, кажется, зажигал ещё при жизни Тимофея. Не уверен, что освещение всё ещё работает. — Протянул руку и выключил экран.

Кирилл задумчиво провёл пальцами по краю самодельной, из обрезка доски, полки, тронул перехваченные хомутом провода.

— Его работа? Тимофея Степановича?

— Да.

— То есть, он был в курсе?

— Нет. — Григорий Алексеевич покачал головой. — Знал лишь о том, что время от времени я разрешаю детям выходить на поверхность. Здесь, через этот вход. Для того, чтобы обеспечить безопасность, не нарваться на диких зверей, я попросил Тимофея обнести поляну сеткой и поставить камеру.

— Втайне, как я понимаю?

— Разумеется.

— Зачем? Ведь возле центрального входа есть детская площадка — безопасная, если правильно помню, настолько, что можно безбоязненно оставить хоть младенца в коляске? Или... — Кирилл нахмурился. — Неужели Вадим дошёл до того, что запретил детям гулять?

Григорий Алексеевич поморщился.

— Не городи чушь, Кирюша. Разумеется, официальные прогулки никто не запрещал. Но дети есть дети. Вспомни, как ты сам кривился от этих «прогулок» под присмотром Любови Леонидовны... Здесь, в Бункере, мы даём детям знания — но этого мало, понимаешь? Им хочется тайны. Приключений. Свободы — хотя бы вот такой. Всего того, чем дети в ваших местах обитания обеспечены с избытком.

— Это этот, что ли, дитё? — подал вдруг голос Мрак. Он, едва войдя в Бункер, не дожидаясь команды отошёл вглубь туннеля и настороженно всматривался в темноту. Без объяснений Кирилла понял, что встреча здесь с кем-то, кроме Григория Алексеевича, крайне нежелательна, и роль охранника взял на себя. — Который ушёл — дитё?

— Не суди по себе, — вздохнул Григорий Алексеевич. — Я знаю, что у вас в этом возрасте уже давно перестают в игрушки играть. А тут, видишь ли, всё обстоит иначе.