Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 27

Мей, бледная, как полотно, сделала еще одну попытку, шагнув вперед. Пак, стоявший рядом, нахмурился. Его лицо было искажено глубоким недоумением. Господин Пак протянул руку, словно пытаясь нащупать невидимую преграду, и его пальцы тоже уперлись в пустоту. Он попробовал еще раз, затем еще. Результат был тот же.

— Что за чертовщина? — пробормотал он, и в его голосе послышалась нотка искреннего изумления. Он провел рукой вдоль невидимой границы, словно пытаясь найти изъян в невидимой для меня стене. — Кажется, мы не можем покинуть территорию больницы. Словно какой-то силовой барьер… Невидимая стена.

Я смотрел на них, а затем мой взгляд метнулся к удаляющемуся силуэту Томимо, который как раз, неуклюже размахивая руками, садился в подъехавшее такси.

— Черт, — выругался я. — Томимо сейчас уйдет.

Мей повернулась ко мне, и в её глазах, еще секунду назад полных растерянности, теперь горела сталь.

— Поезжай за ним, — твердо сказала она. — Нельзя упустить Томимо. Мы с господином Паком попробуем найти другой выход. Возможно, дело в самом входе… Может, получиться через служебные ворота. Или через подземную парковку. Если и это не получится…

— Если не получится, я прослежу за ним сам, — закончил я за нее, чувствуя, как на плечи ложится тяжелый груз ответственности. — Я попытаюсь выяснить, кто же стоит за всем.

Мей кивнула, и я выбежал на дорогу, едва не споткнувшись, и лихорадочно начал пытаться поймать такси. Мои глаза шарили по потоку машин, ища свободный огонёк. Как назло, все машины были заняты, проносились мимо, словно издеваясь. Каждая секунда промедления отдаляла меня от цели, от удаляющихся красных огней такси Томимо.

Наконец, одна из них, старенькая «Тойота», покрытая едва заметными пятнами ржавчины, с характерным скрипом притормозила у обочины. Водитель, пожилой японец с усталым лицом, недоуменно посмотрел на меня.

— За той машиной! — крикнул я, распахивая заднюю дверь и запрыгивая на сиденье, тяжело дыша. Я указывал на удаляющиеся красные огоньки такси Томимо, которые уже почти растворялись в городском потоке

Водитель недоуменно моргнул, поэтому я добавил, уже чуть спокойнее:

— Это… мой пьяный друг решил, что еще недостаточно развлекся, — пробормотал я первую пришедшую на ум чушь. — А я обещал его жене, что верну этого оболтуса в целости и сохранности. Мне нельзя потерять его из виду.

Я неловко рассмеялся и почесал затылок, но водитель, видимо, поверил в мою ложь и, чуть улыбнувшись, кивнул. С визгом шин такси рвануло с места, пытаясь догнать цель. Двигатель надрывно взвыл, пытаясь догнать шуструю машину Томимо, красные задние фонари которой уже начинали таять вдали. Я вжался в жесткое сиденье, неотрывно глядя на эти удаляющиеся огоньки.

Мы петляли по улицам Токио. Неоновые вывески магазинов и ресторанов проносились мимо, расплываясь в яркие полосы. Толпы пешеходов, словно реки, текли по тротуарам, а сигналы машин и шум города сливались в оглушающую симфонию. Постепенно хаотичные, шумные кварталы сменялись деловыми районами с их холодными стеклянными небоскребами, которые вонзались в чернеющее небо, отражая последние отблески заката.

— Ого, — присвистнул таксист, когда мы свернули на одну из центральных улиц района. — А ваш друг, я смотрю, не лыком шит. В такие места заезжает.

Улица была залита мягким, рассеянным светом вывесок дорогих бутиков и ресторанов. Здесь было тихо, респектабельно и пахло не бензином и жареной лапшой, а тонкими духами, элитным алкоголем и, что удивительно, свежими цветами. Такси остановилось чуть позади машины Томимо, у входа в высокое элегантное здание из темного стекла.

— Спасибо, — я сунул водителю первую попавшуюся купюру из кармана, даже не посмотрев на нее, затем выскочил из машины.

Томимо уже расплачивался с таксистом, его спина была напряжена. Он нервно оглянулся по сторонам и, поправив галстук, скользнул внутрь здания едва заметной тенью. Я подождал несколько секунд и вошел следом.

Холл здания был огромным, отделанным отполированным до блеска черным мрамором и темным деревом. В центре журчал фонтан, его струи подсвечивались снизу, создавая причудливые узоры на стенах. Тишина здесь была такой глубокой, что казалось, будто каждый мой шаг отдавался гулким эхом. Я увидел, как Томимо, ссутулившись, подошел к лифтам и нажал на кнопку. Над дверями загорелась цифра «45».

Я подошел к другому лифту и тоже нажал на кнопку 45-го этажа. Двери бесшумно разъехались, и я вошел внутрь, чувствуя, как по телу пробегает холодок. Лифт бесшумно понес меня вверх, и в его зеркальных стенах я увидел своё потрепанное отражение в помятой рубашке и брюках. Хорошо хоть, что переодеться додумался, а то не представляю, как бы я тут смотрелся в больничной пижаме.

На 45-м этаже меня встретил швейцар, стоявший перед массивными резными дверями. С каменным лицом он преградил мне путь.

— Простите, господин, — сказал швейцар, окинув меня быстрым взглядом и чуть нахмурив брови. Его голос был холодным, но идеально вежливым. — Ресторан «Небесный лотос» работает только для гостей с предварительной бронью.

— Я… я к другу, — пролепетал я.

— Имя вашего друга, господин? — его взгляд скользнул по моей помятой одежде, и я почувствовал себя Золушкой, так стремящейся попасть на бал.

— Накамура Хикару, — выпалил я первое пришедшее на ум имя, стараясь произнести это как можно увереннее, а потом вспомнил, что назвал одного из ведущих шахматистов мира…

Швейцар, не моргнув и глазом, проверил что-то в своем планшете. Его пальцы скользнули по сенсорному экрану.

— Простите, сэр, но я не вижу имени вашего друга в списке приглашенных.

— Но… — попытался возразить я, но он уже покачал головой.

— Простите, сэр, но я не могу вас пропустить, — его голос был вежливым, но абсолютно непреклонным. — Таковы правила заведения.

Меня выставили. Я стоял у лифта, чувствуя себя полным идиотом. И на что я надеялся? Что теперь делать-то?

Тут в голову пришла поистине абсурдная идея. Хотя, в моей жизни и так уже столько по-идиотски невероятного, что теперь такие мысли для меня, наверное, стали нормой. Суть в том, что в таких зданиях всегда есть служебный вход. Я огляделся. Я пошел вдоль коридора, который вел от лифтов вглубь этажа. Роскошные, идеально освещенные стены, украшенные абстрактными картинами, казались бесконечными. Я прошел мимо нескольких закрытых дверей и, наконец, в самом конце коридора, за углом, я нашел то, что искал. Неприметная металлическая дверь без лишних украшений, с простой табличкой: «Служебный вход. Только для персонала». Она была заперта. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Черт.

Вдруг дверь со скрипом открылась, и из нее вышел молодой парень в заляпанном фартуком форме повара. На его лице читалась глубокая усталость, перемешанная с легким раздражением.

— Эй, — окликнул я его, мой голос звучал хрипло и устало, словно я только что пробежал марафон.

Он смерил меня удивленным взглядом, его глаза расширились. Мой помятый вид и растрепанные волосы, видимо, не внушали доверия. Он нервно порылся в карманах, не сводя с меня глаз.

— Ты кто такой? — спросил он, с подозрением глядя на меня. В его голосе не было и тени гостеприимства.

— Я… я новый официант, — выдохнул я, пытаясь на ходу придумать правдоподобную историю. — Только что прилетел. Из Осаки. Меня должны были встретить, но я заблудился и опоздал. Шеф меня убьет.

Повар хмыкнул, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку. Он окинул меня взглядом с ног до головы, и в его глазах читался явный скепсис.

— Из Осаки? В такой форме? — он покачал головой. — Что-то я тебя не видел в списках. Да и форма у тебя какая-то странная. Неужто застрял где-то? Или, может, перебрал в поезде?

— Я же был в дороге, — замялся я. Отмазка была так себе. — Долго летел. Но шеф же ждет. Сказал, если я не приду, то…

— То лично отрубит тебе голову своим самым острым ножом для суши, да? — закончил повар с усмешкой.

Я кивнул, решив, что это будет лучшей тактикой: соглашаться со всем.

— Но я понимаю, почему он такой, — вдруг сказал я. Мозг лихорадочно искал правдоподобную догадку, вспоминая обычные проблемы на кухнях дорогих ресторанов. — Он же известен своей требовательностью к персоналу. Но это понятно, такое дорогое заведение… Кто бы на его месте не был требователен, когда нужно угодить всяким богачам? — хмыкнул я, краем глаза отслеживая реакцию парня.

Повар замер. Его усмешка медленно сползла с лица, сменившись пониманием. Он окинул меня более внимательным взглядом.

— Все же, когда дело касается таких заведений, как «Небесный лотос», — я продолжил и постарался говорить так, будто это очевидно для любого, кто хоть немного в теме. — Любая мелочь может испортить репутацию. Особенно когда давление сверху становится невыносимым, не так ли? Например, из-за особых гостей или инспекций…

Повар медленно осмотрел меня. Его глаза сузились, но в них уже не было скепсиса, а лишь какая-то усталая, понимающая обреченность. Он посмотрел на пачку сигарет в своей руке, затем на меня.

— Хм. Ладно, заходи. И постарайся не попадаться на глаза шефу. Он сейчас в ярости.

Я благодарно поклонился и проскользнул внутрь, чувствуя, как по телу пробегает волна облегчения, смешанная с легким триумфом. Я оказался в узком тускло освещенном коридоре, который вел на кухню. Шум, гам, звон посуды, шипение масла на сковородках, крики поваров, смешанные с ароматами жареного мяса, соусов и пряностей — все это обрушилось на меня, как лавина. Я, стараясь быть незаметным, пробрался мимо шипящих сковородок, кричащих поваров и мечущихся официантов, к залу.

Наконец, я добрался до цели и начал беглым взглядом осматривать зал. Мне не понадобилось много времени. Профессор Томимо сидел за круглым столом в углу зала, напротив него, но спиной ко мне, сидел мужчина. Томимо, обычно такой напыщенный, теперь выглядел маленьким и жалким. Он сутулился, нервно теребил салфетку и что-то лепетал, заискивающе заглядывая в глаза своему собеседнику.

«Господин, — пронеслось в моей голове. — Вот он, тот, кто дергает за ниточки».

Мужчина, сидевший напротив Томимо, был одет в безупречно сшитый костюм. Он сидел прямо и уверенно, и от всей его фигуры веяло властью. Но самого главного я увидеть не мог: лица.

Решив, что надо попытаться немного пройти дальше и все же найти ракурс, откуда лицо загадочного «господина» будет видно, я начал шарить руками по карманам в поисках телефона. Я понимал, что сам я навряд ли узнаю этого человека. В бизнесе я совершенно не разбирался, так что оставалось лишь незаметно сделать фото и показать господину Паку.

Я мысленно застонал. Как можно было забыть телефон? Я переплыл океан, но утонул в луже. Я тяжело вздохнул. Ничего не оставалось. Сейчас я быстро взгляну на лицо «господина», максимально попытаюсь его запомнить, а затем попробую описать его господину Паку. План, конечно, был надежен, как швейцарские часы, но ничего иного не оставалось.

Осторожно двигаясь и пытаясь сильно не выделяться, я прошел чуть в сторону, снова взглянул на спутника Томимо и замер.

— Это он? — ошарашенно прошептал я.

Совсем немного раньше

Мей и Пак обошли всю территорию больницы. Они пробовали все: служебные ворота, подземную парковку, несколько других выходов. Но результат был один и тот же. Невидимая, но абсолютно непреодолимая стена. Она была везде, окружая больничный комплекс, как гигантский прозрачный купол. Каждый раз, когда достигали этой границы, они натыкались на неё, словно на твёрдое стекло.

— Бесполезно, — выдохнула Мей, в её голосе звучало разочарование. Она с беззвучным плюхом опустилась на скамейку в больничном садике, её плечи поникли. — Мы в ловушке.

Пак скрестил руки на груди, его взгляд был задумчивым, но не менее растерянным.

— Похоже на то, — согласился он. — Но должна же быть причина. Нужно выяснить, что удерживает нас здесь.

В этот момент, словно из ниоткуда, раздался знакомый развязный голос. Он был полон беззаботности и легкого пренебрежения, что резко контрастировало с их собственным напряжением.

— Эй, голубки, чего такие хмурые? — Акио, насвистывая какую-то веселую мелодию, подошел к ним. На его губах играла наглая, самоуверенная ухмылка, от которой Мей натурально хотелось выругаться.

Мей и Пак резко обернулись.

— Мы не можем выйти, — коротко бросила Мей, не вдаваясь в объяснения, потому что была слишком зла, чтобы распинаться.

Акио удивленно поднял бровь.

— Куда выйти?

— За пределы больницы, — пояснил Пак сухим голосом. — Мы наткнулись на невидимую преграду.

Акио окинул их взглядом, полным искреннего изумления, а затем его лицо расплылось в широкой ухмылке, и он почесал затылок.

— А… так я вам что, не говорил? — в его голосе прозвучала такая искренняя невинность, что Мей почувствовала, как внутри неё поднимается волна чистой незамутнённой ярости. Он что, издевается?

— Не говорил что⁈ — взорвалась Мей, вскакивая со скамейки. Её голос звенел от негодования. Пак рядом с ней лишь тяжело вздохнул, его плечи чуть опустились.

— Ну, это… — Акио пожал плечами, его глаза бегали, избегая их взглядов. Он словно выбирал, какую из самых очевидных истин сообщить им первой. — Что мы не можем далеко отходить от своих тел. Мы как бы… привязаны к ним. На невидимом поводке, что ли. У всех примерно одно и то же расстояние, так что можно условно сказать, что покинуть территорию больницы никто не может. Поводок не пустит.

Мей уставилась на него.

— И ты… ты молчал об этом? — глухо спросила она.

— А вы не спрашивали, — пробормотал Акио, словно маленький ребенок, пойманный с поличным. — Я думал, это и так все знают. Это же основы.

Мей застонала от разочарования и бессилия. Она закрыла лицо руками, пытаясь унять дрожь. Такая важная информация! И они потратили столько времени, пытаясь пробить лбом невидимую стену.

— Ладно, — наконец произнесла Мей. — Спасибо за… просвещение.

Она развернулась и пошла в сторону главного корпуса. Пак, бросив на Акио ничего не выражающий взгляд, решил вернуться к себе. В любом случае, Херовато-сану они сейчас ничем помочь не могли. Оставалось только ждать.

Мей вошла в палату Херовато. Соседа его, к счастью, не было — Мия-сан, вероятно, ушел на вечерние процедуры. Она упала на его кровать и уставилась в потолок.

Мысли роились в её голове, как встревоженные пчелы. Её собственное тело, лежащее в коме. Её карьера, висящая на волоске. И теперь это — невидимый барьер, привязывающий её к больнице, к этому бесконечному страданию, к ожиданию неизвестности.

Она подумала о Херовато. Об этом странном, ординаторе, который ворвался в её жизнь, как ураган. Он был нелепым, язвительным, иногда невыносимым, настоящий ходячий каламбур, но в то же время спокойный и мудрый, словно тому были уже далеко за 40. И все же этот парень сейчас помогал ей и рисковал, чтобы выяснить правду. Этот Херовато и вправду был невероятен.

Внезапно по её телу пробежал жар, обжигая изнутри. Мей смутилась от того, что подумала о нём с такой теплотой. Она закрыла глаза, пытаясь отогнать эти мысли.

«Только не это, — подумала она, крепко сжав веки. — Только не сейчас. У меня нет времени на сантименты».

Тишина палаты вдруг нарушилась странным, едва слышным звуком. «Дзинь».

Мей вздрогнула. Что это? Звук исходил от тумбочки рядом с кроватью Херовато. Там лежал его мобильный телефон. Экран, до этого темный, теперь светился мягким, холодным светом.

— Вот же дурак, — фыркнула она. — Забыл телефон.

Мей все же не сдержалась и заинтересованно наклонилась над экраном. На нем высветилось уведомление о новом сообщении. Но едва Мей увидела имя отправителя и первые символы текста, почувствовала, как её тело мгновенно напрягается.

Ямада Аяме: Я выяснила, кто же стоял за компанией, что купила ту картину на нашем аукционе.

Мей замерла. Сердце забилось быстрее, отдаваясь глухим стуком в груди.

Аяме Ямада: Это известный в наших кругах бизнесмен. Довольно опасный человек. Вы ввязались в очень опасную игру, Херовато-сан. Потому что этот человек способен на многое. Он не остановится ни перед чем.

Мей сглотнула.

Аяме Ямада: Его имя…

Не выдержав, Мей наклонилась еще ближе к телефону. Она ждала, затаив дыхание, а секунды тянулись, как резина, заполненные гулким стуком её собственного сердца.

Аяме Ямада: Акира Куросава.

Мей оторопела. Весь мир вокруг нее, казалось, рухнул, разлетевшись на миллиарды осколков. Звук пикающего из другой палаты монитора, тихий шум дождя за окном, стук колёс капельниц в коридоре — всё исчезло, оставив после себя лишь одно имя, горящее на экране, словно клеймо. Акира. Только не он. Только не может быть.

Мей отшатнулась от телефона, как от удара, и закрыла лицо руками. Этого не может быть. Это ошибка. Это ложь. Но в глубине души, в самом её потаённом уголке, она знала: это правда.