Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 2

Глава 3

Я лежал, уткнувшись взглядом в потолок, и скучал. Но тут мой интерес привлек один мужчина.

Он сидел на стуле в дальнем углу палаты, там, где обычно сидят посетители. Я даже не слышал, как он вошел.

Мужик был огромный, как шкаф, и весь покрытый татуировками, которые змеились из-под ворота его кричащей гавайской рубашки. На шее, на руках, даже на лице — везде были драконы, карпы, демоны и цветы. Его волосы были обесцвечены и торчали во все стороны, как у панка, которого ударило током. На носу — пирсинг. В ушах — серьги. Он сидел, развалившись на стуле, закинув ноги в тяжелых армейских ботинках на соседнюю тумбочку, и с аппетитом хрустел чипсами, запивая их какой-то газировкой прямо из бутылки.

«Интересно, — подумал я. — А это еще что за явление?»

Мужчина доел чипсы, скомкал пакет и, прицелившись, метнул его в урну у двери. Промазал. Пакет шлепнулся на пол.

— Эх, мазила, — вслух сказал он сам себе, ничуть не смущаясь. Голос у него был хриплый, прокуренный. — Ладно, потом подниму.

Он достал из кармана телефон и начал с увлечением что-то играть, периодически издавая громкие, возмущенные возгласы.

— Да куда ты прешь, олень⁈ Я же тебе говорю, налево! Ну вот, опять слил матч! Раки кривоногие!

Я лежал и смотрел на него, абсолютно не понимая, что происходит. Кто это? Посетитель, который перепутал палату? Но почему его не выгоняет персонал? Он сидел здесь так уверенно, так по-хозяйски, будто это его личные апартаменты, а мы, остальные находившиеся в палате, — просто часть интерьера.

Тут в палату вошла медсестра Сакура. Она подошла ко мне, проверила дренаж.

— Все хорошо, Акомуто-сан, — прошептала она скорее даже больше себе, чем мне. — Дыхание ровное.

Сакура даже не посмотрела в сторону моего «соседа». Словно его здесь и не было. Поправила мне подушку и вышла.

Мужик же, оторвавшись от телефона, проводил ее долгим, сальным взглядом.

— Ох, какая кисонька, — промурлыкал он, снова вслух. — Ножки — закачаешься. Эй, доктор, — тут мужик вдруг повернулся ко мне, — а она замужем, не в курсе? А то я бы с ней… познакомился поближе. Устроил бы ей, так сказать, инъекцию страсти.

Я моргнул. Он что, со мной разговаривает? Я попытался что-то промычать, но кислородная маска мешала.

— А, ты ж не видишь меня, — вдруг проговорил он. — Ну и ладно. Сам потом узнаю.

Мужик снова уткнулся в телефон, а я лежал и пытался осознать происходящее. Я что, сошел с ума? Это галлюцинация? Побочный эффект от наркоза?

Он просидел так еще около часа. Смотрел какой-то матч и громко орал, комментировал проходящих мимо медсестер, пару раз даже пытался заговорить со мной, но каждый раз словно опоминался и снова продолжал заниматься своими делами. Я просто лежал и молча наблюдал за этим театром абсурда.

Потом мужик вдруг встал, потянулся так, что, казалось, хрустнули кости, и подошел к моей кровати. Он наклонился, и я почувствовал резкий запах табака и чего-то сладкого, похожего на дешевый парфюм.

— Ладно, док, я пошел, — сказал мужик. — Дела, сам понимаешь. Не кисни тут. А то превратишься в овощ. Хотя… — он оглядел меня с ног до головы, — ты и так уже почти огурец. Зеленый вон.

Он подмигнул мне, развернулся и, насвистывая какой-то веселый мотивчик, вышел из палаты, даже не попытавшись поднять брошенный им пакет от чипсов.

Что это, черт возьми, было?

Следующий день принес облегчение. Физическое. Меня наконец-то отключили от аппарата ИВЛ. Сначала на час, потом на два, а к обеду, убедившись, что я справляюсь сам, убрали окончательно. Ощущение, когда ты можешь дышать полной грудью, непередаваемо. Даже если каждый вдох отзывается тупой болью в ребрах. Дренаж все еще торчал из моего бока, напоминая о хрупкости бытия, но это была уже мелочь. Главное — я дышал сам.

Солнечный луч, пробившийся сквозь жалюзи, нарисовал на белой стене золотистую полоску. В палате было тихо. Никаких татуированных мужиков с чипсами. Кажется, вчерашний визит был всего лишь плодом моего воспаленного, напичканного лекарствами воображения. Слава всем богам. А то я уже начал всерьез опасаться за свою психику.

Я осторожно, шипя от боли, попробовал приподняться на локтях. Получилось. Мир качнулся, но устоял.

Я сел на кровати, свесив ноги. Голова закружилась, но это было терпимо. Я осмотрел себя. На груди — аккуратная повязка. Сбоку, там, где был дренаж, — еще одна. В руке торчал катетер.

Я сделал несколько глубоких вдохов. Больно. Но с каждым разом боль становилась чуть менее острой, уступая место упрямому желанию двигаться. Жить. Я врач. Я знаю, что движение — это жизнь. Даже если это движение причиняет боль. Застой — это пневмония, тромбы и пролежни. Так что, хочешь не хочешь, а шевелиться надо.

Я медленно, опираясь на край кровати, попытался встать. Ноги, ослабевшие от долгого лежания, подкосились. Я успел ухватиться за стойку капельницы, чтобы не рухнуть.

— А ну-ка, стоять, альпинист! — раздался за спиной знакомый голос.

В палату, как всегда бесшумно, вошла медсестра Сакура. На ее лице была строгая, но в то же время заботливая улыбка.

— Куда это мы собрались, Херовато-сан? На Эверест?

— Почти, — прохрипел я. — В туалет. Это сейчас для меня примерно то же самое.

Она покачала головой, но подошла и подставила мне плечо.

— Давайте, я помогу. Но только до туалета и обратно. Никаких марафонов по коридору.

С ее помощью я совершил свой первый героический поход. Это было унизительно и больно, но в то же время это была маленькая победа. Я возвращался в свою кровать с чувством выполненного долга.

— А теперь — отдыхать, — строго сказала Сакура, укладывая меня обратно. — Если что-то понадобится — вот кнопка.

Она указала на красную кнопку у изголовья и вышла. Дверь снова открылась, на этот раз без стука, и в палату вихрем влетел Нишиноя. В одной руке у него был пакет из круглосуточного магазина, в другой — стопка журналов.

— Братец! Ты уже сидишь! Вот это я понимаю — сила воли! — он плюхнул свой пакет на тумбочку. — Савамура-сан не смог прийти. Его Томимо-сенсей загрузил какой-то срочной отчетностью по самые уши. Говорит, если он ее сегодня не сдаст, профессор лично проведет ему лоботомию тупым скальпелем. Так что он просил передать привет и вот это.

Рю достал из пакета банку с зеленым чаем и книгу. Толстую, в строгой обложке.

— Это от Инуи, — пояснил он, ставя банку и кладя книгу на тумбочку.

Я удивленно посмотрел на книгу. Название было выведено золотыми иероглифами: «Философские аспекты врачебной ошибки. Трактат о неизбежности фатума в медицинской практике».

— Инуи… прислал мне это? — я не верил своим глазам.

— Ага, — кивнул Рю. — Сказал, раз у тебя теперь много свободного времени, ты должен потратить его с пользой. А не на всякие глупости.

Я взял книгу. Она была тяжелой. «Философские аспекты…». Я усмехнулся. Это было так в духе Инуи — трактат о неизбежности смерти. Лучший подарок для пациента в реанимации, ничего не скажешь. Но почему-то мне стало тепло.

— А где мой телефон? — вдруг вспомнил я. — Он же был в кармане, когда…

Лицо Нишинои тут же стало виноватым.

— Эм… телефон… — он замялся. — Он, как бы это сказать… немного пострадал.

— Что значит «немного»?

— Ну… он принял на себя часть удара, — Рю отвел взгляд. — В общем, телефон вдребезги. Его отдали в полицию как вещдок. Вместе с остальными твоими вещами.

Я похолодел. Телефон. Это значит…

— Твою ж мать, — вырвалось у меня, и я хлопнул ладонью по кровати, тут же поморщившись от боли в ребрах. — Я же не звонил домой!Тетушки… они же с ума сойдут!

Я не звонил им уже три дня. Три! Тетушка Фуми, наверное, уже подняла на ноги всю полицию Токио. Я попытался встать, но Рю тут же остановил меня.

— Эй, эй, ты куда? Лежи! Тебе нельзя! Сакура-сан нас всех убьет, если узнает, что ты тут по палате маршируешь!

— Мне нужно позвонить! — я смотрел на него умоляющим взглядом. — Дай свой телефон! Пожалуйста! Они, наверное, уже все морги обзванивают!

Нишиноя посмотрел на меня как-то странно. А потом… он хихикнул. Не просто улыбнулся, а именно хихикнул, прикрыв рот ладошкой.

— Ты чего? — не понял я.

— Ой, братец, — он вытер выступившую от смеха слезу. — Расслабься. Насчет твоей семьи можешь не волноваться.

— В смысле — не волноваться? — не понял я. — Они пожилые женщины! Они…

— Херовато, — перебил меня Нишиноя. — В смысле, что вся больница уже в курсе, какая у тебя семья, — Рю сел на стул, и его лицо приняло заговорщицкое выражение. — Так что они уже все знают.

— Что «все»? — я ничего не понимал. Мозг, и так работающий в аварийном режиме, отказывался обрабатывать эту информацию.

— Ну, братец, садись поудобнее, — Рю потёр руки, явно предвкушая свой рассказ. — Это было эпично. В общем, на следующий день после аварии, где-то в районе обеда, когда в холле царил обычный больничный дзен — тишина, покой, редкие покашливания, — двери распахнулись так, будто их вынесли тараном. Я как раз в тот момент ходил за кофе.

Он сделал драматическую паузу, его глаза блестели.

— Внаш холл ворвалась целая делегация! Впереди, рассекая толпу, шла женщина. Невысокая, но с таким выражением лица, что, мне кажется, сам профессор Томимо, увидев ее, инстинктивно спрятался бы за стойку регистрации. У нее был взгляд генерала, ведущего армию на штурм.

Я мысленно застонал. Тетушка Фуми.

— Она подошла к стойке, — продолжал Нишиноя, жестикулируя, — и грохнула по ней сумкой так, что девушка на ресепшене чуть не подавилась водой. И эта женщина, твоя тетушка, как я понял, произнесла ледяным тоном, от которого у фикуса в углу, клянусь, пожелтели листья: «Где Акомуто?».

Нишиноя изобразил суровое лицо и скрестил руки на груди, пародируя тетушку Фуми. Получалось, надо признать, похоже.

— Бедная девушка на ресепшене начала что-то лепетать про «Херовато-сан», про «стабильное состояние», про «посещения запрещены». Но твою тетушку это не остановило. Она потребовала главного врача, заведующего отделением, министра здравоохранения. Прямо сейчас. Иначе, цитирую: «Я разнесу вашу богадельню по кирпичику и сделаю из них удобрение для своих хризантем».

Я закрыл лицо руками. Это было так в ее стиле.

— За ней, — не унимался Рю, — шла вторая женщина. Она плакала в платочек, причитала, а потом попыталась вручить перепуганному охраннику онигири. Говорила, что он, бедняжка, наверное, голодный.

Тетушка Хару. Ну конечно. Пока одна угрожает, вторая подкупает. Классическая тактика «кнута и пряника». Только в исполнении тетушек.

— А за ними, — глаза Нишинои стали еще больше, — шла целая орава детей! Я чуть кофе не подавился. Пацан с серьезным лицом, девочка с двумя хвостиками, которая почему-то внимательно изучала план эвакуации на стене. И еще одна, постарше, с таким пронзительным взглядом, что мне показалось, она знает, о чем я думал вчера вечером. Она подошла к главному стенду с нашими лучшими врачами и начала задавать медсестре вопросы про их квалификацию, дипломы и количество успешных операций.

Я был уверен на сто процентов, что это Хана. Наверняка уже составила полное досье на всю больницу.

— В общем, это был хаос, — подытожил Рю. — Вызвали профессора Томимо. Он спустился, весь такой важный, надутый, как индюк. Начал что-то говорить про правила, про покой пациентов. А твоя тетушка Фуми посмотрела на него и спросила, не хочет ли он лично проверить качество больничной еды, попробовав ее с асфальта.

Я не выдержал и рассмеялся, тут же поморщившись от боли в ребрах.

— В итоге им объяснили, что с тобой все будет в порядке, но в палату пока нельзя. Твоя тетушка, конечно, была возмущена, но все же отступила. Так что они посидели в холле еще час другой, ещё и накормили домашней едой половину посетителей и персонала, даже мне перепало.

Я даже не был удивлен. Наверняка тетушка Хару постаралась. Она была настоящей королевой готовки и не было ни дня, когда кто-то из приюта оставался голодным. Наверное, если бы не несчастный случай с ее мужем, тетушка наверняка открыла бы маленький ресторанчик.

— И как, понравилась тетушкина стрепня?

— Не передать словами как! — восхищённо ответил Рю. Если бы мы были в мультике, у него бы в глазах вместо зрачков сердечки бы замерцали. — Я даже не знал, что простые онигири можно сделать настолько вкусными! Там же лишь рис и начинка, а твоя тетушка создала целый шедевр.

Я весело хмыкнул. И все же Рю был до невероятности простым парням. Чем-то напоминал мне Танаку. Интересно, как он там один держит оборону против Тайги?

— Я с ними познакомился, — продолжил увлеченно рассказывать Нишиноя. — Довольно таки милая семейка, правда, — тут он смущённо почесал затылок, — я вообще ничье имя не запомнил…

— Не волнуйся, — успокоил его я. — Ты не один такой.

— Ну все равно… — как-то грустно протянул он. — Ладно. В общем, я заверил твои тётушек, что ты в порядке, что наши врачи тебя залатали, как надо, и что скоро пойдешь на поправку.

Я благодарно кивнул. Всё-таки, думаю, верить словами обычного парня, моего коллеги, им было намного легче, чем профессорам.

— Мы ещё поболтали о том, о сем. А потом всей оравой они и уехали.

— Уехали? — переспросил я. — На чем? На автобусе?

— Вот тут-то и начинается самое интересное, — Нишиноя понизил голос до шепота. — Я вышел их проводить. За ними приехала машина.

— Ну и что?

— Братец, это была не простая машинка, — Рю сделал большие глаза. — Это был черный, блестящий, как рояль, седан последней модели. Из тех, на которых ездят министры или главы якудза. И из него вышел водитель! Открыл им дверь, поклонился и увез.

Я замер. Черный седан. Что за бред? У тетушек из транспортных средств был только старый, скрипучий велосипед с ржавой корзинкой, на котором они ездили на рынок. И старенький грузовичок, который заводился через раз и издавал звуки, похожие на предсмертный хрип динозавра, и то он скорее принадлежал старику Имомото по соседству.

— Ты ничего не путаешь, Рю? — скептически спросил я.

— Да я своими глазами видел! — он аж подпрыгнул на стуле. — Я еще подумал: ничего себе у нашего Херовато-куна семья. Может, он и не такой простой, как кажется?

Я молчал. В голове был полный кавардак. Дорогая машина, еще и с водителем. Не вязалось это все с образом двух скромных женщин, которые считали каждую иену, чтобы прокормить ораву детей.

И тут в памяти всплыло одна фамилия.

Ямада.

Однако это, кажется, лишено всякой логики. Ведь это они должны были знать, что я попал в аварию. А какое дело семьёй богачей до какого-то докторишки-ординатора, пусть даже и спасшего их наследника? Будто бы они сидят днями и отслеживают, как там мое самочувствие. Ямада-сан и так порекомендовал меня в эту больницу, видимо, решив всё-таки отплатить за спасение сына. Но наверняка после этого звонка и имя мое забыл.

Но даже если вдруг предположить, что это всё-таки Ямада… То откуда они узнали про моих тётушек? Как с ними встретились? Тем более, очень я что-то сомневаюсь, что тётушка Фуми бы согласилась на помощь непонятно откуда знающих меня людей.

Я откинулся на подушку, чувствуя, как головная боль возвращается с новой силой.