Двойник короля 12

Глава 2

Зейнаб начала крутиться в попытках прикрыть свои открытые места. Девушка металась по комнате, как ошпаренная кошка, стараясь одновременно удержать кинжал, кристалл и сохранить остатки достоинства. Забавно было наблюдать, как она извивается, словно танцовщица из гарема. Только вместо грациозных движений получались какие-то нелепые прыжки и развороты.

— Не смотри! Не смотри! — пищала девушка высоким голосом, совсем не похожим на тот холодный тон, которым она разговаривала со мной раньше.

Одной ладонью пыталась прикрыть грудь, а другой — низ живота. Получалось, мягко говоря, так себе. Особенно учитывая, что руки-то всего две, а прикрывать нужно куда больше.

Лунный свет, проникающий через окно, падал на её кожу, придавая серебристый оттенок. В другой ситуации я бы, может, и залюбовался, но сейчас меня интересовал только чёртов кристалл, мерцающий в руке Зейнаб.

— Успокойся! — поднял ладони в примирительном жесте. — Ты себя послушай. Пару часов назад предлагала мне разделить постель, а теперь стесняешься себя в нижнем белье.

Кровь прилила к её лицу так сильно, что даже в полутьме было видно, как она покраснела. Глаза расширились от возмущения и стыда одновременно. Девушка смотрела на меня так, словно я нанёс ей смертельное оскорбление, всего лишь указав на очевидное противоречие.

Когда турчанка наконец-то поняла безуспешность своих попыток, то тут же нырнула под покрывало и закрылась с лицом. Только копна тёмных волос выглядывала из-под шёлковой ткани.

Мой взгляд упал на девушку, свернувшуюся под одеялом. Через тонкую ткань угадывались очертания её тела — хрупкого, с мягкими изгибами. Гормоны чуть меня с ума не свели, но я подавил это ненужное сейчас желание.

Вернулся на свой диван, сел. Пружины протестующе скрипнули под моим весом. Помассировал виски, стараясь собрать мысли.

Комната, казавшаяся такой роскошной, сейчас выглядела тесной, словно клетка.

Выводы? Первый и самый очевидный: на кристалле есть какая-то защита, которая подпускает только хозяина. Либо они разные. Я же не эксперт, может, есть какие-то тонкости, о которых не знаю.

Но тогда возникает другой вопрос: почему я чувствовал его? Почему мой источник резонировал с ним, словно они одной природы? Кристалл буквально звал меня, манил… А потом отшвырнул, как нашкодившего щенка.

Может, дело в том, что моя магия — копия, а не оригинал? Но это не объясняет сам резонанс. Как будто кристалл признал во мне что-то родственное, но недостаточно сильное или чистое.

Скорее всего, на нём стоит какая-то привязка к семье Нишанджи или к самой Зейнаб. Такие артефакты часто настраивают на кровь хозяина. Возможно, нужен ритуал передачи власти над ним — добровольная уступка предыдущим владельцем или…

Мысль прервалась, когда из-под одеяла донёсся приглушённый голос:

— Почему ты не спишь?

— Думаю, — честно ответил. Не вижу смысла изворачиваться.

Из-под покрывала высунулась голова Зейнаб. В полутьме её глаза казались огромными и тёмными, как два омута.

— Ты странный. Очень! — заявила она, садясь на кровати и плотнее укутываясь в ткань. — Отказался от меня…

В её голосе слышалась смесь обиды, недоумения и… облегчения. Похоже, турчанка готовилась к худшему, а я нарушил все её ожидания.

— Мне лучше думается в тишине, — прервал попытку завести разговор.

Сейчас точно не до сеансов психотерапии с травмированной невестой. В голове столько планов, идей, расчётов… Как забрать кристалл? Как использовать новый титул? Как объяснить всё это в Русской империи? Кольцо на пальце ощущалось странно, словно оно слегка вибрировало, реагируя на мои мысли.

Тем временем голова девушки вынырнула полностью, и на меня уставились обиженные глазки. Зейнаб поджала губы, а потом выпалила:

— Ты чудовище! А любить тебя могут только монстры! — её голос дрожал от эмоций. — Я никогда! Никогда не полюблю тебя!

Эта фраза, видимо, должна была меня задеть, но вызвала только усмешку. Если бы она знала, насколько точно попала в цель со своими «монстрами»…

— Слушай… — хмыкнул, откидываясь на спинку дивана. — А может быть, ты в чём-то права.

Турчанка открыла рот от возмущения. Наверное, это были какие-то очень обидные слова, которые я случайно подтвердил, но она замолчала, не найдя, что ответить. Общение с женщинами никогда не было моей сильной чертой. Ни в прошлой жизни, ни в этой.

Я упал на диван, вытянув ноги. Потолок в комнате был расписан затейливыми узорами, которые в темноте казались почти живыми, движущимися.

— Этот кристалл… — произнёс тихо, словно между прочим. — Он твоего отца?

Зейнаб напряглась. Её пальцы крепче сжали камень, словно девушка боялась, что я вот-вот брошусь отнимать его.

— Да! Наша семейная реликвия, которой много сотен лет. И только достойные могут к ней прикоснуться, — ответила она, вздёрнув подбородок.

— Подари мне его, — попросил я прямо, решив не ходить вокруг да около.

— Нет! — вскочила турчанка с кровати и выставила кинжал в мою сторону. Покрывало соскользнуло с одного плеча, обнажая ключицу и верх груди, но она даже не заметила этого. — Никогда! Отец отдал его мне перед своей смертью и велел охранять и использовать на благо семьи.

Её рука с кинжалом дрожала, но взгляд был твёрдым. Решительная девочка, ничего не скажешь.

— Судя по всему, инструкцию он тебе забыл дать… — улыбнулся я, намеренно провоцируя Зейнаб.

— Ты не получишь мою драгоценность, пока я жива! — выпалила она с таким жаром, словно я покушался на её девственность, а не на какой-то камень.

— Жива? — поднял бровь, медленно поднимаясь с дивана.

Интересно, сколько смелости в ней останется, если я подойду поближе? Страх может заставить Зейнаб выронить кристалл или, в крайнем случае, согласиться добровольно передать его.

— Ты… ты… — лезвие в руках девушки задрожало сильнее. — Не посмеешь! Не посмеешь мне ничего сделать. Тебя казнят! Убьют!

Я поднялся и начал медленно приближаться к турчанке, которая пятилась назад, пока не упёрлась задницей в дверь. Её глаза расширились от страха, но она продолжала отчаянно сжимать кристалл.

— Ну же, беги… — оскалился, намеренно делая голос ниже и более угрожающим. — Беги от русского варвара. Прям вот так, в нижнем белье.

Она посмотрела на дверь за своей спиной: явно прикидывала шансы на побег. Но гордость или страх перед позором, видимо, перевесили ужас от моей угрозы. Её рука только сильнее сжала камень, а вторая направила нож в мою сторону. Упрямая. Надо отдать должное: в ней есть характер.

Ладно, подумаю над этим вопросом чуть позже. Очень хочется заполучить кристалл, скрывать не стану, хотя я даже не планировал, что мне так повезёт. Не буду торопить события.

Махнул рукой и направился в ванную. Зейнаб так и стояла, застывшая, как статуя, когда я пошёл.

Включил горячую воду. Комната быстро наполнилась паром. Снял одежду и завалился в ванну. Через паучков видел, что турчанка всё ещё стоит у двери, прислушиваясь к звукам воды. Только когда она убедилась, что я действительно моюсь, а не притворяюсь, чтобы напасть, тут же бросилась на кровать.

Вода приятно обволакивала тело, смывая усталость и напряжение долгого дня. Я закрыл глаза и позволил мыслям течь свободно. Сквозь полуприкрытые веки следил за паром, поднимающимся от воды.

Хотелось немного расслабиться, но мозг продолжал работать, анализируя, просчитывая варианты. Я выпустил энергию подчинения монстров, сосредотачиваясь на ощущениях. Нагнетал её, формируя маленький серебряный шарик размером с горошину. Сгусток силы пульсировал, переливаясь всеми оттенками серебра: от почти белого до глубокого графитового.

Так, первый этап завершён. Осталось проверить, как камень будет реагировать на мою энергию удалённо. Может быть, проблема не в том, что я чужак, а в моём непосредственном присутствии?

Попытался направить шарик вперёд к двери. Он пролетел несколько метров и растворился в воздухе, не преодолев барьера.

Высчитал расстояние: примерно шесть метров от ванной до кровати. Должно получиться, когда я вернусь в комнату и буду ближе.

В этот момент в дверь постучали.

— Чего тебе? — спросил я, раздражённый тем, что мои эксперименты прервали.

Какая-то беспокойная турчанка: то ляжет, то встанет. То боится меня до дрожи, то сама приходит.

— Мне нужно с тобой поговорить, — пробубнила она из-за двери так тихо, что я едва разобрал слова.

— Так зайди, — хмыкнул, не видя причин для церемоний.

Дверь медленно открылась. Пара от горячей воды было много, и я мог разглядеть только силуэт девушки.

— Утром служанки проверят, что мы разделили ложе, — произнесла Зейнаб, нервно теребя край покрывала, которым она снова обернулась.

— Рад за них, — усмехнулся, погружаясь глубже в воду.

— Если не будет доказательства, если они узнают, что я ещё девушка… — её голос задрожал, и Зейнаб замолчала не в силах произнести это вслух.

За туманной завесой пара я не видел выражение её лица, но представлял, как она кусает губы от волнения и смущения.

— То… Это позор для меня и султана. Ты обидишь его тем, что не стал спать с дочкой Нишанджи, — наконец закончила фразу девушка.

— Какие вы замороченные, — выдохнул я, откидывая голову на бортик ванны. — Иди попрыгай на кровати, скомкай простыни, постони. Или что там у вас делают? Громко постарайся, от души. Кинжал у тебя есть, руку порежь и кровищи налей.

Повисла пауза. Я даже не видел её реакцию сквозь пар, но мог представить, как она стоит, ошарашенная моим предложением. Наконец, дверь тихо закрылась.

Улыбнулся, подумав: «Что за средневековые предрассудки?»

Достал лечилки и восстановление магии из пространственного кольца. Раны от боя с тенью императора до сих пор саднило. Царапины, которые казались пустяком, теперь начали напоминать о себе глухой, ноющей болью.

Я воспользовался этой передышкой, чтобы привести себя в порядок. Зелья подействовали быстро: боль утихла, а источник снова наполнился энергией. Яд тени уже почти не действовал. Последние остатки токсина постепенно выводились из организма, оставляя после себя лишь лёгкое онемение в конечностях. Моя собственная ядовитая магия помогала нейтрализовать чужеродные вещества.

Вылез из ванны, вытерся толстым полотенцем и накинул халат. Открыл дверь и замер на пороге, пытаясь сдержать смех.

Зейнаб старалась, когда я вышел. Девушка послушала мой совет. Порезала себе руку, чтобы налить на простыни крови, и теперь, словно маленькая, скакала на кровати, заставляя её скрипеть так, будто на ней действительно происходит что-то интересное.

Её волосы разметались, лицо раскраснелось, а глаза были зажмурены от усердия. Со стороны выглядело так, словно ребёнок устроил соревнования по прыжкам.

Я улёгся на диван, стараясь не рассмеяться в голос. Начались стоны. Сначала тихие, сдержанные, потом всё громче и увереннее. Не смог себя лишить удовольствия посмотреть на неё в этот момент. Турчанка вся красная, губы дрожат от смущения, но старается изо всех сил. Засранка так и не выпустила кристалл из руки даже в такой момент. Видно, что дорожит им больше всего на свете.

Отвернулся и снова сделал шарик из магии подчинения. На этот раз размером с вишню. Аккуратно отправил его к камню, смотрел через паучков. Когда он приблизился, то… замер. Я почувствовал, как моя энергия сначала стала резонировать с кристаллом, а потом тот просто поглотил шарик, словно это была капля воды, упавшая в океан.

Значит, кристалл не отвергает мою магию. Он потребляет её, но не позволяет мне самому прикоснуться. Ещё одно предположение: у них есть какое-то сознание. Или… Об этом я не думал раньше. Он сильнее моего, и я не подхожу по требованиям. Поэтому сейчас энергию поглотили, а меня не подпустили.

Хотя странно, отец Зейнаб и она сама могут к нему прикасаться, но моя сила скопирована и, скорее всего, слабее. В какой-то момент я устал строить догадки. Главное, что он рядом, а как получить — придумаю потом.

Закрыл глаза и уснул под затихающие стоны моей новоявленной жены, изображающей страсть на пустой кровати.

Проснулся с первыми лучами солнца. В комнате было тихо, только равномерное дыхание Зейнаб нарушало тишину. Потянулся, разминая затёкшие мышцы: диван оказался не самым удобным местом для сна. Спина ныла, шея затекла, но голова работала ясно.

Поднялся и переоделся в новый костюм — такого же цвета, просто свежий.

Зейнаб ещё спала, сжимая камень и нож. Даже во сне она не расслаблялась полностью: брови слегка нахмурены, губы поджаты, словно ей снился не слишком приятный сон.

Кровать выглядела так, будто тут очень долго и сильно кувыркались молодые люди. Простыни скомканы и перекручены, одеяло наполовину на полу, подушки разбросаны. А ещё пятна крови — не очень много, но достаточно, чтобы убедить любого в произошедшем. Девчонка неплохо постаралась, даже слишком. Настоящие любовники обычно не устраивают такой бардак… Хотя откуда ей знать?

Подошёл к зеркалу, висевшему на стене. Совсем забыл о возрасте этого тела: почти девятнадцать лет… А что успел? Достиг шестого ранга магии, создал мини-армию монстров, стал земельным аристократом, заключил мир между империями, получил титул бея и новые земли. Не так уж плохо для пацана.

В зеркале отражался молодой мужчина со светлыми волосами и пронзительными голубыми глазами. Лицо слегка осунувшееся от усталости последних дней, но взгляд — цепкий, внимательный, совсем не юношеский. Глаза человека, повидавшего больше, чем положено в таком возрасте.

Вздохнул и отвернулся от зеркала. Забрал монстров, попрятавшихся по углам, и вышел из комнаты. В коридоре было непривычно тихо: ни звука шагов, ни голосов слуг. Но стоило мне закрыть дверь, как из ниоткуда появились десять служанок, выстроившиеся вдоль стены. Они стояли, скромно опустив глаза, но при моём появлении тут же поклонились и хитро улыбнулись.

Дурочки, я же видел вас через паука. Видел, как вы прислушивались к стонам за дверью, передавали друг другу записочки, хихикали. Как ваши тела покрывались испариной и вы тяжело дышали, представляя то, что якобы происходило внутри. Девки есть девки, и неважно, из какой они страны.

— Мустафа? — произнёс я медленно, оглядываясь по сторонам. — Где он?

Никто не отреагировал. Видимо, языковой барьер по-прежнему мешает. Пришлось показывать руками, что я его ищу: изображал высокого мужчину с бородой. Весёлая пантомима, ничего не скажешь.

Одна из девушек — маленькая, с большими тёмными глазами и лукавой улыбкой — наконец кивнула и жестом пригласила следовать за ней. Мы прошли по нескольким коридорам, спустились по лестнице и оказались в небольшой комнате, где бей завтракал.

— Магинский? — удивился он, подняв глаза от тарелки с какими-то сладостями. На его лице расплылась широкая улыбка. — Ты рано. Обычно молодые больше времени проводят в постели после первой ночи.

В его глазах плясали озорные огоньки. Вот же старый пройдоха, туда же! Хотя чего я ожидал?

— Я готов ехать, — ответил сухо, никак не реагируя на его намёки.

— Праздник по всей стране на два дня. Ты приглашён… — начал он, отламывая кусочек от какой-то пахлавы.

— Я готов ехать! — повторил чуть грубее, перебив бея. — Мне пора.

Хватит уже церемоний, праздников и прочей мишуры. Дело сделано: мир подписан, брак заключён. Теперь надо возвращаться домой, где меня ждут настоящие дела.

Мустафа покачал головой, вытирая рот салфеткой. В итоге через час мы оказались на улице. Десяток машин и два грузовика уже ждали, выстроившись в ряд перед входом.

— Ты ничего не забыл? — хитро посмотрел турок, поглаживая бороду. — Или, точнее, кого…

— Точно! — хлопнул себя по лбу, изображая внезапное озарение. — Мои медали и награды в тюрьме. Я хочу их забрать.

Лицо Мустафы вытянулось, брови поползли вверх. Он явно не ожидал такого ответа.

— Я вообще-то о твоей жене, — произнёс турок, слегка напрягаясь.

Пожал плечами. Если Зейнаб захочет, пусть едет. Если нет — может оставаться в Константинополе. Да хоть навсегда! Мне без разницы, главное — увезти с собой мирный договор.

Прошёл час, а может, и больше. Я уже начал подумывать, что мы так и будем торчать у дворца до вечера, но, наконец, появилась Зейнаб.

И каково же было моё удивление, когда увидел, что два грузовика — это её, сука, вещи. Тряпки, косметика, какие-то штуки. А ещё десять машин нам нужны для служанок и слуг. Целая армия людей в красивых одеждах суетилась вокруг, таская сундуки, коробки, свёртки.

Охренеть она барахольщица! Хотя чему удивляться? Дочь Нишанджи привыкла к роскоши. Да ещё и женщина — они все такие. Елена и Вероника тоже любят наряжаться, хотя им больше по душе что-нибудь практичное, для охоты.

С медалями и наградами вышло всё немного проще: их уже забрали из тюрьмы, начистили до блеска и вернули мне на бархатной подушечке. Коробочка с орденами, медали Русской империи — всё в идеальном состоянии.

Блин… А я рассчитывал того начальника навестить и вырвать ему кадык. Ладно, может, в другой раз.

Зейнаб отказалась ехать с нами и осталась со слугами. Почему-то это меня не удивило. Мы с беем забрались в машину. Кортеж тронулся, медленно выезжая за пределы дворцовой территории. Нам предстоит почти десять дней трястись, чтобы добраться до моих новых земель.

Почему-то отказались от маршрута через воду. Судя по намёкам Мустафы, это всё из-за меня и того, что «Жемчужина» затонула. В целом плевать. На машине так на машине, хоть на верблюдах. Хочу уже вернуться домой, к своим.

Когда мы выехали за пределы города, бей заметно расслабился. Откинулся на сиденье, расстегнул воротник, даже улыбаться начал чаще.

— Ты доволен, Магинский? — спросил он, глядя на проплывающие за окном поля. — Выполнил свою миссию?

— Вполне, — кивнул я, разглядывая кольцо на пальце — символ моего нового статуса. — Мир подписан, границы определены. А весь этот цирк с женитьбой… Что ж, просто бонус.

Вообще, интересно получается. На одном пальце у меня кольцо от Ростовского, а на другом — от султана.

Мустафа усмехнулся, но в его глазах мелькнуло уважение.

— Знаешь, а ведь с тебя сняты все обвинения, — произнёс он через некоторое время. — Ты теперь не просто русский дипломат. Ты бей, часть нашей страны. Меня тоже больше ни в чём не обвиняют. Я не виноват в проигрыше. Проблем у моей семьи не будет. Вернусь в Бахчисарай к своим, а то соскучился.

Он говорил это с явным облегчением, словно с его плеч свалился огромный груз. Вообще, бей оказался достаточно нормальным мужиком. Не без своих странностей, конечно, но кто из нас идеален?

Пару раз я пытался у него спросить про Зафира, но он избегал что-либо говорить, переводя разговор на другую тему или делая вид, что не расслышал вопроса. Я так и не понял, был ли Мустафа в курсе, кто с ним путешествовал, или нет.

День сменился вечером, вечер — ночью, ночь — утром. Время словно растянулось, став вязким и однообразным. Мы останавливались только для того, чтобы заправить машины, купить еду и дать отдохнуть водителям. Ну, и ещё по требованию Зейнаб, конечно. Видите ли, девушке нужно периодически принимать ванну и мыться.

Мустафа, как только мы покинули Константинополь, словно сбросил с себя официальный образ и стал более разговорчивым, даже весёлым. Рассказывал анекдоты, вспоминал забавные случаи из жизни. А ещё он знал множество историй о местах, через которые мы проезжали, — где какой султан одержал победу, где какой шехзаде был рождён или убит.

Мы миновали больше половины пути, когда скука стала просто невыносимой. Чтобы хоть как-то развлечься, я попросился за руль. Вот тогда все дружно хапнули адреналина, но больше турки, чем я. Не понравился им мой стиль езды. Слишком быстро, опасно, непредсказуемо. Они вцеплялись в сиденья, бледнели, крестились (хотя вроде им это не положено?), а некоторые даже молились вслух.

Дорога петляла среди холмов, поднимаясь всё выше в горы, а потом снова спускаясь в долины. Пейзажи менялись: сначала были зелёные луга и возделанные поля, потом начались более засушливые районы, переходящие в полупустыни.

Водила наш оказался нормальным мужиком, и его напарник — тоже. Молчуны поначалу, они постепенно разговорились. Все поделились историями своей жизни, рассказывали о хобби, женщинах и службе. Ничего секретного, понятное дело, и я многое утаивал о себе, но что-то рассказать пришлось — не молчать же десять дней.

А что было делать четырём мужикам в замкнутом пространстве столько времени? Спорили о политике (насколько я мог участвовать в таких разговорах без знания языка), обсуждали различия между нашими культурами, делились байками. Мустафа переводил, хотя иногда, подозреваю, пропускал какие-то пикантные подробности, которыми делились водители.

Однажды вечером, когда мы остановились на ночлег в захолустном городишке, мне довелось увидеть Зейнаб вблизи. Она выглядела уставшей от дороги, но держалась с достоинством, не позволяя себе никаких жалоб.

— Как тебе путешествие? — спросил я.

— Утомительно, но терпимо, — ответила сухо, едва взглянув на меня. — Променять столицу ради жалкого клочка земли рядом с русскими варварами… Об этом я всю жизнь мечтала, к этому меня готовили!

— Цени, — кивнул ей. — Мы только поженились, а я уже твои мечты в реальность воплощаю.

Как же она скуксила своё закрытое вуалью личико. Не то чтобы мне очень хотелось с ней говорить или подшучивать, просто скучно.

Кристалл Зейнаб по-прежнему держала при себе. Я заметил, как она машинально касается груди, где, видимо, хранила его в каком-то мешочке или на цепочке. Даже во сне, наверное, не расставалась с ним. Парочку раз попробовал попросить подарить камень мне, продать, обменять, но турчанка ни в какую.

Ну ничего, «принцесска», ещё посмотрим, как ты себя начнёшь вести. Лахтину подчинил и тебя тоже смогу.

Мы двинулись дальше. Постепенно воздух становился всё суше, количество пыли увеличилось. Наш путь медленно, но верно подходил к завершению. Пейзаж изменился до неузнаваемости: теперь вокруг были только выжженная солнцем земля да редкие кустарники, цепляющиеся корнями за скудную почву.

И вот пошли деревни, которые я уже проезжал, когда мы ехали в Константинополь. Покосившиеся домики, высохшие поля, редкие группы людей, работающих под палящим солнцем. Бедность была видна невооружённым глазом.

Наконец, мы остановились. Я дружно с остальными выбежал из машины и давай тянуться. Мышцы, затёкшие от долгого сидения, протестующе ныли, в суставах хрустело, спина болела так, словно по ней проехался каток.

Местные смотрели только на меня. Согнали всех турок, чтобы они встретили своего нового иностранного бея с женой. Было в их взглядах что-то среднее между любопытством и страхом. Наверное, для них это всё равно что встретить монстра, только разумного.

Почти сразу я начал вникать в дела. Хотелось, конечно, сначала к своим отправиться, благо русская граница видна невооружённым глазом, там стояли наши войска. Но чует моё сердце, что они меня оставят, не выпустят обратно. Поэтому сначала разберусь тут, а потом уже поеду дальше.

Все же в курсе, что мир подписан. Я везу лишь формальный документ. Пара дней у меня точно есть. Не остался на празднике в Константинополе, хотя как дипломат мог. Так что имею право задержаться ещё немного, чтобы оценить свои новые владения и придумать план развития.

Бей ходил рядом и переводил, что докладывали местные старосты. В общем, мне выделили шесть деревень. Общее количество душ — около тысячи. Часть из них — землевладельцы, другие — воины. Тут, оказывается, что-то типа нищих деревенек. Занимаются выращиванием всякого да скот пасут. Алхимиков, магов или кого-то ещё нет. Мне достались простые, самые обычные селения, которые видали лучшие времена.

Жители шарахались от меня, как от прокажённого. Говорили только с Мустафой, бросая в мою сторону опасливые взгляды. Женщины прятались за мужчин и ещё детей скрывали, словно я пришёл их красть. Дети смотрели с любопытством, но стоило мне только повернуться в их сторону, как они тут же разбегались.

Земля вокруг — сухая, потрескавшаяся, явно страдающая от недостатка воды. Поля, некогда плодородные, теперь заросли сорняками. Сады высохли, скот — худой, изнурённый жарой и недоеданием. Деревенская площадь, на которой нас встречали, была покрыта толстым слоем пыли, взлетавшей при каждом шаге.

Я глянул вперёд. На расстоянии пары километров поставили что-то типа столбов с колючей проволокой. Много строений, палаток и людей — там наша армия. Тут, по условиям мира, никого нет до самого Бахчисарая. Пограничная полоса — теперь моя территория как буфер между двумя враждующими странами.

С нашей стороны развевались флаги Российской империи, виднелись фуражки и блестящие на солнце штыки. Военные наблюдали за кортежем с нескрываемым интересом. Наверняка гадают, что это за представление.

Слуги тем временем разбили шатёр для Зейнаб, которая сидела в тени и ела какие-то фрукты со льдом. Откуда они вообще тут лёд достали, для меня оставалось загадкой.

Девушка выглядела свежо и отдохнувши, несмотря на долгую дорогу. Тонкое шёлковое платье подчёркивало изящную фигуру, волосы уложены в сложную причёску, украшенную жемчугом. Настоящая восточная принцесса среди нищеты. Она сидела, выпрямив спину, с гордо поднятой головой, словно находилась не в пыльной деревне, а на приёме у султана.

Потом началось. Шесть часов подряд Мустафа выслушивал старост деревень о проблемах, которые у них есть. И теперь это мои проблемы. Как новый владелец земель я вынужден был внимать всем жалобам.

Первый староста — грузный мужчина с седой бородой и глубокими морщинами на лице — долго рассказывал о состоянии полей. Его руки, покрытые мозолями от многолетнего труда, энергично жестикулировали, когда он рассказывал об урожае, который оказался скуднее обычного из-за засухи.

— Он говорит, что земля высохла, — переводил Мустафа. — Колодцы почти пересохли, а дождей не было уже два месяца. Если так продолжится, следующего урожая не будет вовсе.

Второй староста — худой, как жердь, мужчина с горбатым носом и выцветшими от солнца волосами — поведал о состоянии скота. Многие животные заболели странной болезнью — отказывались от пищи, слабели и умирали. Ветеринаров здесь нет, а лекарства, которые пытались применять сами крестьяне, не помогают.

Третий — моложе других, но с уже поседевшими висками, — говорил о людях. В их деревнях царят уныние и страх. Военные действия закончились, но никто не уверен, что мир продлится долго. Жители не хотят вкладываться в дома и хозяйства, боясь, что всё снова будет разрушено.

Четвёртый — маленький суетливый человечек с беспокойным взглядом — рассказал о детях, среди которых распространилась какая-то хворь. Высокая температура, сыпь, слабость — лишь некоторые симптомы. Уже несколько малышей умерло, а лекарей в округе нет.

Пятый — женщина средних лет с усталым лицом и натруженными ладонями — говорила о нехватке рабочих рук. Многие мужчины ушли на войну и не вернулись. Остались в основном старики, женщины и дети. Некому пахать поля, строить дома, защищать деревни от бандитов, которые нередко наведываются в эти края.

Шестой староста — самый старый из всех, с длинной белой бородой и глазами, видевшими слишком много, — подытожил всё сказанное:

— Нам нужна помощь, — перевёл Мустафа его слова. — Без поддержки эти земли скоро станут пустыней, а люди либо умрут, либо разбегутся.

Армии турок тут больше нет. Продажи товаров, соответственно, тоже прекратились. Помимо того, что требуются деньги на скот и всё остальное, ещё и инфраструктура разрушена. Дороги в ужасающем состоянии, мосты через немногочисленные ручьи обвалились, колодцы нуждаются в очистке и углублении.

Вот это я понимаю, землю выделили. От души, душевно, в душу. А чего ещё ожидать? Что мне Бахчисарай подарят? Золотые прииски? Плантации с пряностями? Разберусь, не впервой начинать с нуля.

Мне дали бумагу, и я записывал всё, что говорили жители через Мустафу. Схематично набрасывал карту территории, отмечал проблемные участки, делал пометки о первоочередных задачах.

Потом я отправился осматривать деревни лично. Первая, самая большая, состояла из нескольких десятков глинобитных домов, покрытых соломенными крышами. Центральная площадь с полуразрушенным колодцем, несколько лавок с жалкими остатками товаров. Тощие куры бродили по пыльным улицам, выискивая что-то в земле. Старики сидели в тени домов, женщины занимались хозяйством, дети — единственные, кто ещё сохранил энергию, — играли в какую-то игру с палками и камнями.

Вторая деревня выглядела ещё хуже. Многие дома заброшены, поля заросли сорняками, сад высох. Жители — измождённые, с пустыми глазами — едва выживали, собирая то, что ещё можно было найти на полях.

Третье селение специализировалось на разведении овец, но стадо сократилось вдвое из-за болезни и недостатка пастбищ. Загоны для скота были почти пусты, шерсть, которую показали мне, оказалась грубой и редкой.

Четвёртая деревня — когда-то мельничная — теперь стояла без дела. Мельница разрушена, владелец убит во время одного из набегов. Запасы зерна давно истощились, и жернова покрылись пылью.

Пятый населённый пункт — самый дальний от границы — пострадал меньше всех. Там ещё сохранились некоторые хозяйства, был скот и даже действовала небольшая кузница, хотя металла для работы почти не осталось.

Шестая деревня, ближайшая к границе, почти полностью разорена. Осталось лишь несколько семей, ютившихся в полуразрушенных домах, предпочитавшие риск смерти позору бегства.

Осталось только придумать, как тут всё по-быстрому наладить. Земля, которая мне ничего не приносит, — не нужна. А здесь есть потенциал. Время — вот, чего точно мало, и ещё одного Магинского. Тогда бы дела пошли куда быстрее.

Я огляделся. Солнце начало клониться к закату, окрашивая безжизненную землю в оранжевые и красные тона. Странная красота была в этом выжженном пейзаже — суровая и печальная.

Сказал, что мне нужно несколько часов, чтобы подумать. Дальше у нас официальная часть приветствия меня как бея Магинского. Потом введу в курс дела «крайне полезную» жену и пойду к своим.

Мустафа кивнул и отошёл, чтобы поговорить с местными. Я остался один, присев на старый пень, служивший когда-то частью забора. В голове проносились десятки идей, планов, расчётов.

Мои размышления прервал какой-то шум. Я поднял голову. На площади собирались люди — дети, женщины, старики. Все нарядно одетые — в лучшие одежды, какие у них были. Видимо, настало время официальной церемонии.

В центре площади установили что-то вроде помоста из досок, украсили его цветными лентами, потрёпанными, но всё ещё яркими. Старосты стояли рядом, торжественные и напряжённые. Мустафа махнул мне рукой, приглашая подойти. Я взглянул в сторону шатра Зейнаб. Она вышла, окружённая служанками, и направилась к площади.

Поднявшись на помост, окинул взглядом собравшихся. Сотни глаз смотрели на меня с надеждой и страхом. Дети показывали пальцами, женщины шептались. Мустафа что-то произнёс, обращаясь к толпе. Потом повернулся ко мне.

— Я сказал им, что ты принёс мир между нашими странами и что под твоей рукой эти земли снова расцветут.

Кивнул. Хорошие слова.

Потом была церемония. Старосты подходили по очереди, низко кланялись и что-то бормотали — видимо, клятвы верности. Один из них — самый старый — поднёс мне блюдо с хлебом и солью. Я взял кусочек, попробовал. Хлеб был чёрствым, но это лучшее, что они могли предложить.

Зейнаб тоже поднялась на помост. Местные жители взирали на неё с благоговением. Для них она была словно видение из другого мира — прекрасная, ухоженная, в дорогих одеждах. Настоящая госпожа, в отличие от меня — чужака с непонятными полномочиями.

Девушка что-то сказала, обращаясь к толпе. Её голос звучал мелодично, но твёрдо. Я не понимал слов, но видел, как люди вслушиваются, как кивают, как их лица светлеют.

— Что она говорит? — спросил у Мустафы.

— Зейнаб сказала, что вы с ней сделаете всё возможное, чтобы вернуть этим землям процветание. Что она как дочь Нишанджи берёт на себя ответственность за благополучие этих людей. И они не будут забыты, как это случилось во время войны.

Надо же, а девчонка-то не так проста, как я думал. Умеет говорить с людьми, знает, как поднять их дух. Такой навык пригодится.

Церемония закончилась тем, что нам поднесли какой-то напиток в глиняных чашах. Пахло чем-то травяным и кисловатым. Я пригубил, стараясь не морщиться, — на вкус это было так себе, но отказываться было бы оскорблением.

Потом начались танцы и песни. Местные девушки водили хороводы, размахивая цветными платками. Старики играли на странных инструментах — что-то среднее между балалайкой и гуслями. Дети прыгали и смеялись, на время забыв о голоде и болезнях.

Мы с Зейнаб сидели на каких-то подушках, наблюдая за представлением. Она держалась отстранённо, но я заметил, как иногда её лицо смягчалось при виде танцующих детей.

Когда празднество подошло к концу, нас проводили в дом старосты — самый большой в деревне, хотя и он скорее напоминал сарай, чем жилище для бея. Но выбирать не приходилось.

Внутри было чисто и прохладно. Стены, обмазанные глиной, защищали от жары. Пол застелили коврами, на стенах развесили тканые полотенца с вышивкой. В углу стояла печь, рядом — стол с простой едой: лепёшки, овощи, немного мяса.

Зейнаб держалась поодаль, не скрывая, что ей неприятно находиться в такой обстановке. Её служанки суетились вокруг, пытаясь создать хоть какое-то подобие комфорта, к которому она привыкла.

Я оставил девушку и вышел на улицу. Солнце уже почти село. Селение затихло. Люди расходились по домам, гасили огни, чтобы сэкономить масло для ламп.

Пора готовиться к завтрашнему дню. Я собирался встретиться с нашими военными и с генералом. За ночь придумаю план, как тут всё организовать, систематизирую и раздам указания.

Выстрел прозвучал неожиданно, разорвав тишину вечера. Ещё один. Турки тут же пригнулись. Вот прям все упали на землю, словно по команде. Тренированные годами войны, они реагировали инстинктивно.

Только я хотел повернуться к территории, где наши, но что-то толкнуло в спину. Потом ещё раз. Сильно, словно ударили тяжёлым молотом.

Ух… Чё-то голова закружилась, и спать захотелось. В глазах потемнело, звуки словно отдалились, став приглушёнными. Я пошатнулся, не понимая, что происходит.