Я не теряю время даром, освещая остальной Уорблер. Ночь на редкость холодна, пар от дыхания клубится в воздухе. Почти никого на улицах. Даже в таверне тихо, все греются у себя дома. Я одна тут мерзну. Только когда я делаю промах, меня замечают, а когда я тружусь на износ, этого никто не видит. Тут есть над чем подумать; мой гнев вырывается вместе с дыханием и растворяется в тумане. Может, Генри прав и я спутала приоритеты?
Подойдя к фонарю Гидеона, я задвигаю эту мысль подальше. Ставлю стремянку, поднимаюсь, открываю, вычищаю, подрезаю, зажигаю. Спускаясь, я качаю головой, торопливо подхватываю инструменты и направляюсь к следующему фонарю. Нет, ничего я не спутала. Семья всегда на первом месте.
По спине пробегает дрожь, но я заставляю себя не оглядываться на мастерскую Гидеона, чтобы не увидеть его бдительный силуэт. Я стараюсь не думать о нем. Сейчас ему нет места в моих мыслях. Ни сейчас, ни впредь.
Туман подгоняет меня к следующему фонарю, безмолвно уговаривая с каждым шагом, размывая меня, пока я не зажгу фитиль. Я не могу ставить свою судьбу в зависимость от причуд уорблерских мужей. Я должна взять слово на завтрашнем заседании. От этого зависят жизни Пру и мамы. Нам нужны деньги, которые я приношу домой, чтобы платить за еду, свет, уголь. Женщина в Уорблере не заработает больше, чем фонарщицей, ни на какой другой работе. И от Пру я не могу требовать больше того, что она уже делает: заботится о маме, готовит, убирает, оберегает домашний уют и мой душевный покой.