Гений Медицины. Том 4

Глава 16

Клочок докладывал мне, что Кобылин собирается повлиять на меня через отца. Тем самым он собирался сбить меня с курса и заставить отвлечься на семейные проблемы.

Но по словам Клочка, это всё планировалось на пятницу или субботу. А сегодня только среда. Кобылин решил действовать на опережение? Вряд ли.

— Что случилось? — спросил я, стараясь не выдавать беспокойства. — Из-за чего увольняют?

— Месяц назад я назначил пациенту антибиотик, а у него оказалась аллергия на этот препарат, — сбивчиво пояснил отец. — Его доставили в больницу, еле спасли. А заведующий… В общем, повесил всё на меня. Он давно под меня копает. Сейчас вызвал комиссию из области, и они меня проверяют. И собираются уволить!

Понятно, что почти ничего не понятно. Но издалека я эту проблему не решу. А ещё понятно, что это не Кобылин. Это отец сам умудрился накосячить так, что дело грозит увольнением. И видимо он в отчаянии, раз не в силах сам разобраться с проблемой.

— Я скоро приеду, постараюсь помочь, — коротко ответил я и положил трубку.

Зубов смотрел на меня с явным интересом. Ещё бы, я ворвался, заявил, что надо срочно кое-что рассказать, а в итоге с кем-то по телефону говорю. Не самый красивый поступок с моей стороны, но иначе я поступить не мог.

— Дело касается нашего заместителя главврача, Кобылина Семёна Михайловича, — вернулся я к главной теме.

Затем я пустился в объяснения. О его планах, о его попытках испортить конкурс, о его многочисленных подставах. Показал показания Матвея, рассказал про план с моим отцом, упомянул про сбор данных о некачественных показателях клиники.

Зубов мрачнел с каждым словом.

— Я вам верю, — задумчиво заявил он, когда я закончил. — Вы ещё ни разу меня не подводили, и вряд ли бы стали придумывать подобное на ровном месте. Кроме того, Кобылин и мне не нравится с самого первого дня. Но… Вы должны понимать, что его сюда принимал не Николай Андреевич. Его направило Министерство Здравоохранения. И мы не можем так просто обвинять его в чём-то, основываясь на непонятной диктофонной записи и показаниях немого айтишника.

Разумеется, я это прекрасно понимал. Как и то, что без всех этих доказательств Зубов может быть, и поверил бы, но главврач — не факт.

— В любом случае, доложите об этом главному врачу, — ответил я. — Он должен быть в курсе.

— Конечно, — кивнул наставник. — Вы хотели отпроситься?

Это он уже перевёл тему на телефонный разговор, свидетелем которого стал.

— Да, у моего отца проблемы, — сообщил я. — Могу уйти сегодня?

— Конечно, — ответил Михаил Анатольевич. — Я сам поговорю с главврачом. Тем более, пациентов сегодня вы всех уже обошли. А дневники можете заполнить и завтра.

Я быстро собрался, вызвал такси и поехал в поликлинику отца.

«Я ведь говорил, что надо что-то делать» — не сдержался Клочок по дороге.

«Ещё ничего не понятно. Это скорее всего не Кобылин» — коротко ответил я.

Добравшись до поликлиники, я позвонил отцу. Он встретил меня уже у регистратуры.

— Рассказывай теперь подробнее, — попросил я.

Про себя я отметил, что отец всё-таки начинает меня уважать. Когда я только оказался в этом теле, своего сына он ни во что не ставил. Сейчас подобные привычки сохраняются, хоть я ему и не позволяю подобного поведения. Но когда у него возникла проблема — он сразу обратился ко мне.

— Месяц назад у меня был пациент с пневмонией, — начал отец. — Лёгкая степень, решил лечиться дома. Я назначил ему антибиотик, инъекционно. Ранее этот препарат он не принимал, в карте никаких пометок об аллергоанамнезе не было. Сам он сказал, что аллергии ни на что нет.

— И оказалось, что у него непереносимость этого препарата, — догадался я.

— Именно, — вздохнул отец. — У него развился анафилактический шок. Его еле успела спасти скорая помощь.

Такого предугадать невозможно. Это отличается от той ситуации, когда Шуклин и Соколов пытались подставить Лену. Там они специально не написали в карте о наличии аллергии. Здесь же отец всё уточнил, но пациент сам не знал.

Магией такое тоже не предвидеть. Даже аллергологический аспект может уловить изменения уже после начала аллергии, а не заранее.

— Пациент подал жалобу? — спросил я.

— Нет, он всё понял, — ответил отец. — Это мой заведующий, Петров Яков Сергеевич.

Ух, ну и фамилия с именем. Петров Яков — звучит даже несуразно.

— Он решил проверить некоторые карты спустя месяц, и всплыл этот случай, — пояснил отец. — Он решил использовать это, чтобы выгнать меня из поликлиники. Уже давно говорил, мол Боткин, пора тебе на покой. А ты же знаешь, если я уйду на пенсию…

Им с матерью станет вообще не на что жить. Несмотря на то, что и я посылал большие суммы, жили они бедно. Я потихоньку планировал это исправлять, например благодаря доходам за свои научные статьи. Но не всё сразу.

— Сейчас комиссия здесь? — уточнил я.

— В кабинете заведующего, — кивнул отец. — Уверен, он ещё наговорит им лишнего… Меня точно уволят!

— Не паникуй раньше времени, — отрезал я. — Сейчас я всё улажу. Ты жди.

Я уверенно направился в указанный отцом кабинет. Мой отец, возможно, и не самый великий лекарь. Но со своими обязанностями вполне справляется. И в этом случае он действительно был совершенно не виноват.

— Добрый день, — постучавшись, зашёл я в кабинет. Трое мужчин, до этого громко о чём-то споривших, резко прекратили разговор и уставились на меня.

— Вы кто? — поинтересовался один из них, высокий, долговязый, похожий на селёдку в банке. — Если вы ко мне, то ждите в коридоре. Я не принимаю сейчас.

О, вот, видимо, и Петров Яков. Даже мысленно не могу его серьёзно так называть. Имя словно вымышленное.

— Я не на приём, я по поводу Боткина Алексея Анатольевича. Я его сын, Боткин Константин Алексеевич.

— Это вас совершенно не касается, — отрезал Петров Яков. — Разбирательства пройдут без вас. Вашего отца ждёт увольнение, без права работать в сфере медицины.

— Позвольте, мы этого ещё не решили, — возмутился один из двух мужчин. Это, видимо, и есть областная комиссия.

Отлично, комиссия адекватная. Неадекватный здесь только Петров Яков. А с ним разобраться проще.

— Касается, это мой отец, — спокойно парировал я. — Итак, дело о пациенте с анафилактическим шоком. Это расценивается, как врачебная ошибка моего отца. И это невозможно оспорить, подобное — это всегда врачебная ошибка. Но есть несколько но. Во-первых, документация оформлена по всем правилам. Осмотр, отказ от госпитализации, назначения. Уточнение аллергоанамнеза, и слова пациента, что аллергии нет.

— Пациент не мог знать этого наверняка, — тут же ввинтил своё слово Петров Яков. Нет, буду мысленно называть его селёдкой, так хотя бы менее смешно.

— Мой отец как врач тем более, — отрезал я. — Даже магия не может показатель наличие аллергии. Кроме того, жалобы от пациента не поступало. Его спасли, трагичного исхода не произошло. Собственно, тут вообще не о чем говорить.

— Петров Яков Сергеевич упомянул, что это не единственный случай халатности вашего отца, — подметил один из комиссии. — Он периодически заполняет осмотры после приёма. Или вообще на следующий день. Иногда встречаются и ошибки в документации.

Голос у проверяющего был неуверенный. И понятно, почему.

— Господа, вы представляете, как устроена работа в поликлинике? — спросил я. — Бумажных дел здесь чуть ли не втрое больше, чем пациентов. И вполне понятно, что отец не всегда с этим справляется. А покажите мне того врача, у которого всё идеально, и все документы заполнены вовремя.

Тут мне в голову пришла ещё одна очень интересная идея.

— К примеру, можно посмотреть документацию Петра Якова Сергеевича, — предложил я. — насколько я понял, он является кардиологом поликлиники. Так вот, уверяю вас, у него есть те же самые недочёты.

— Сейчас речь не обо мне, — покраснел селёдка. — А о вашем отце! Из-за моих действий пациенты не умирают!

— Так и из-за его действий никто не умер, — напомнил я. — Всё обошлось. Не думаю, что это веский повод для увольнения.

Мужчины из комиссии явно задумались над моими словами. Врачей в поликлиниках, тем более в области, вечно не хватало. И они прекрасно понимали, что увольнять проверенного специалиста — не вариант.

Кроме того, я привёл весьма убедительные доводы, о невиновности моего отца.

— Устный выговор, — наконец, решил один из комиссии. — Этого будет достаточно.

Даже без занесения в личное дело. Отлично, можно сказать, что он отделался лёгким испугом.

Совсем без наказания он оставить отца не мог. Но выбрал самое меньшее из зол.

— А как же… — попытался возразить селёдка.

— У вас, Петров Яков Сергеевич, мы тоже сейчас просмотрим документы, — перебил его член комиссии. — Не зря же мы приехали.

Он покраснел ещё больше и попытался послать мне взгляд, полный ненависти.

— Что ж, спасибо, что вы меня услышали, — больше задерживаться здесь не было смысла. — Всего доброго.

— До свидания, — кивнули мне члены комиссии.

Я вышел в коридор, где маячил ожидающий меня отец.

— Устный выговор, и всё, — объявил я ему. — Никто увольнять тебя не станет, это не твоя вина.

— Ты серьёзно? — не поверил мне отец.

— Абсолютно, — кивнул я. — А ещё, сейчас будут проверять вашего Петрова Якова. И что-то мне подсказывает, что у него самого найдётся масса недочётов.

— Сын, я даже не знаю, как тебя благодарить! — воскликнул отец. — Если честно, не ожидал, что ты сможешь решить эту проблему… Так быстро.

— Обращайся, всякий раз, когда возникают подобные ситуации, — серьёзно ответил я. — Я всегда готов помочь.

Отец внимательно посмотрел мне в глаза, и я заметил проблески отцовской гордости.

Кстати, эффект можно закрепить ещё одной информацией.

— Через неделю в воскресенье ничего не планируйте, — невзначай добавил я. — Нашу семью пригласил на приём барон Кантемиров.

У отца чуть глаза не выпали от удивления.

— Барон Кантемиров? — переспросил он. — Но… как?

— Я ему помог, — уклончиво ответил я. — Так, в этот раз возьми смокинг напрокат. А мать пусть купит себе платье. Деньги вышлю на этой неделе.

Как раз сегодня вечером иду к Брусилову, обсуждать денежное вознаграждение за статьи. Так что, позволить наряды для своей семьи смогу.

А то прошлое платье матери было очень уж не презентабельным.

— Хорошо, сын, — отец даже не стал спорить, сразу же согласился.

Я попрощался с ним и поехал на такси обратно в город. Всё-таки эта подстава оказалась не от Кобылина. И более того, моё сегодняшнее решение ситуации испортило ему планы. Теперь подставить моего отца у него не получится, ведь проверка была буквально только что.

Доехал до города как раз под окончание рабочего дня. Идти в клинику не было смысла, так что сразу созвонился с Чеховым, и мы отправились в здание учёного совета.

— Когда продолжим наши тренировки? — поинтересовался Чехов по дороге.

— Давай в пятницу к тебе приду, после работы, — ответил я. — Как раз обсудим накопившиеся темы, и проведём новое обучение.

Завтрашний вечер я уже обещал Насте. И отменять это запланированное дело точно не собирался.

— Идёт, — легко кивнул Антон. — Интересно, много ли они нам предложат финансирования?

Мы дошли до здания учёного совета, и возле входа меня поймал незнакомый мужчина.

— Простите, это не вы ли случайно Константин Боткин? — спросил он.

— Я, — не стал отрицать очевидного. — А вы кто?

— Раскольников Эдуард Георгиевич, — представился он. — Я представитель одного частного научного центра. У меня к вам есть деловое предложение.

Сколько же он тут стоял, чтобы озвучить своё деловое предложение? Хотя, думаю он встретил меня случайно. Я видел, как он выходил из здания учёного совета.

Значит, ему просто повезло.

— И что за предложение? — поинтересовался я.

— Давайте пройдём в кафе неподалёку, и я всё расскажу вам, — предложил Раскольников.

— Мне некогда, — спокойно отказался я. — Говорите прямо здесь, мы очень спешим.

Эдуард Георгиевич несколько растерялся, он явно не был готов к такому отказу. Но деваться было некуда, пришлось соглашаться на мои условия.

— В общем, до нас дошли слухи о вашем методе… магического лечения ВИЧ-инфекции, — проговорил он. — И мы хотели предложить выкупить у вас эту идею.

Очень интересно, как же до них вообще дошли эти слухи. Про мой метод знает не так уж и много человек.

Впрочем… Слухи уже могли успеть распространиться. Суть метода не знает никто, но сам факт излечения от ВИЧ-инфекции возможно уже узнали многие. От той же Фетисовой, например.

— И что же означает «выкупить идею»? — приподнял я бровь.

Я уже понял, чего он хочет, но решил услышать это от него напрямую.

— Вы пишете научную статью, где подробно расписываете суть метода, но не публикуете её, а отдаёте нам, — ответил Раскольников. — И отказываетесь от прав на этот метод. За это мы вам обещаем очень неплохую сумму.

А не связан ли этот Раскольников с центром, где лечилась Фетисова? Есть у меня такие подозрения.

Я планировал и с ними потом разобраться, когда чуть разгребу другие дела. А тут один из их сотрудников сам вышел на меня.

Решили подзаработать на моей идее. Очень удобно в итоге драть с людей огромные суммы денег за моё лечение. Но я не для этого придумывал свой метод.

Моя цель — чтобы лечение стало доступно другим. А не чтобы какая-то частная организация продавала мой метод.

— Нет, — произнёс я. — Я отказываюсь от вашего предложения.

— Но погодите, я ведь даже не сказал самое главное, — Эдуард Георгиевич поспешил назвать сумму. Она была равна примерно годовому заработку нашего главврача в клинике.

— Кость, — дёрнул меня за руку Чехов. Я не обратил на это никакого внимания.

— Я же уже сказал, нет, — повторил я. — Так и передайте своему начальству. Я собираюсь опубликовать статью, как и планировал. А теперь нам пора идти, всего доброго.

Оставив растерянного Раскольникова позади, мы с Чеховым отправились в здание.

— Кость, — повторил Антон. — Такие деньги… Ты хорошо подумал?

— Мы с тобой собираемся заняться всем этим не ради денег, — холодно ответил я. — Если у тебя другой взгляд на это — то скажи сразу. И я отменю наше сотрудничество.

Большие деньги могут соблазнить кого угодно. Но я бы хотел, чтобы Чехов в итоге сделал правильный выбор.

— Нет, я с тобой согласен, — поспешил сказать он. — Не знаю, что на меня нашло. Ты прав, важнее, чтобы метод был доступным.

Мы добрались до кабинета Брусилова и вошли внутрь. Он уже ждал нас.

— Поздравляю, господа! — с порога воскликнул он. — Ваш проект одобрен учёным советом. Вы принимаетесь на работу по найму, и вам будет выделяться финансирование!

Сумма, которую назвал он, разумеется, была гораздо меньше предлагаемой Раскольниковым. Но для меня это было неважно.

— Первая статья про лечение ВИЧ-инфекции должна выйти в течение двух недель, — добавил он. — Сроки — это часть вашей работы.

— Благодарю, — улыбнулся я. — Рад, что проект одобрили.

Мы пустились в обсуждение деталей. Договорились, что Чехов будет появляться почти каждый день, я же заезжать по вечерам по необходимости. Все материалы буду передавать Чехову, а он уже систематизировать, обрабатывать и писать статьи.

Для работы ему даже выделили небольшой кабинет, чему он очень обрадовался. Ранее он работал из дома.

— Я должен вам сказать… — после обсуждения всех деталей начал было Брусилов. Но его прервал резко зашедший в кабинет мужчина с узкой треугольной бородкой, и маленькими злыми глазами за толстыми очками.

— Андрей Михайлович, мне только что доложили, что совет постановил уменьшить моё финансирование⁈ — неприятным голосом взвизгнул он.

«Фу. Даже я не так пищу» — решил прокомментировать это Клочок.

— Владимир Александрович, мы уже давно уведомляли вас об этом, — спокойно ответил Брусилов. — За три месяца у вас совершенно не было никаких сдвигов, работ или открытий…

— А я учёный, а не гонщик, — заявил тот. — И что, вы урезаете мне финансирование из-за какого-то молокососа, который только-только закончил учиться? Якобы он совершил супер открытие?

— Следите за языком, — поморщился Брусилов. — Он стоит прямо перед вами.

Я никак не прокомментировал его слова, потому что его злость казалась мне чем-то забавным. Банальная зависть скрывалась за ней.

— Так это вы, — обратил на меня взгляд Владимир Александрович. — Учтите, я это так не оставлю. Я добьюсь того, что ваши работы признают недействительными. В научном обществе вы никто, и будете никем! Всё!

Он резко развернулся и вышел из кабинета.

Мда, весело тут…

— Не обращайте внимания, — вздохнул Брусилов. — Я понимаю, это неприятно… Но в научном обществе хватает людей, которые вечно недовольны решениями совета.

— Всё в порядке, — заверил я. — Мне на подобные высказывания всё равно.

— Что ж, рад приветствовать вас в команде, — улыбнулся Андрей Михайлович.

Нам выдали пропуска, мы подписали некоторые бумаги, и на этом посещение было закончено.

— Отметим где-нибудь? — предложил Чехов, когда мы вышли на улицу. — Всё-таки важное событие?

— Я не против, — кивнул я.

Мы отлично посидели в одном из ресторанов. Заодно я отдал Антону все материалы, чтобы он уже с завтрашнего дня начинал работу. После чего мы разошлись по домам.

Утро началось у Семёна Михайловича со звонка его друга Дмитрия.

— Дим, чего в такую рань звонишь? — удивлённо отозвался Кобылин.

— С отцом Боткина ничего не получится, — сообщил тот. — Мне жаль.

Только этого не хватало! В этот-то раз как Боткин умудрился помешать? Он ведь даже не знал про план!

— Что произошло? — процедил Кобылин.

— Вчера у отца Боткина уже прошла проверка из министерства области, — ответил Дмитрий. — Непонятно по какой причине они решили её провести, но это факт. Нашли мелкие нарушения, уже сказали принять меры. После этого я просто не смогу надавить для организации новой проверки, понимаешь?

Чёрт, чёрт, чёрт! Как он каждый раз это делает? Может, пользуется незаконной магией пророка? Хотя у Боткина никогда в жизни бы не хватило денег, чтобы так часто получать пророчества.

— Я понял, — выдавил из себя Семён Михайлович. — Извини, мне пора.

Он отключился до того, как Дмитрий собрался ещё что-то сказать.

Так, тогда вся надежда на план Б. Кобылин продумал его, как запасной. Даже раздал инструкции Валере по этому поводу. Но он рассчитывал, что этот план вообще не пригодится.

— К вам можно? — его размышления прервала девушка, которая постучавшись, зашла в кабинет.

— Чего вам? — буркнул Кобылин.

— Я занести документы, по поводу своего перевода из гастроэнтерологического отделения в терапевтическое. В отделе кадров мне сказали, занести вот это заявление вам, — она положила ему на стол лист бумаги.

Как будто ему не всё равно на то, кто там и куда перевёлся!

— Хорошо, можете идти, — с трудом вежливо ответил он.

А она очень даже ничего. Грудь вон еле в халат поместилась. Вот бы ему такую помощницу, а не эту рыжуху, которую приходится терпеть.

Телешева Анастасия Геннадьевна. Надо запомнить.

Утром после планёрки мы с Зубовым отправились к главному врачу. Клочок в этот раз остался дежурить в ординаторской, заданий я ему пока не давал.

Николай Андреевич уже ждал нас.

— Константин, — начал он, когда мы расселись. — Михаил Анатольевич рассказал мне всё, что вы передали ему. И показал ваши доказательства. Хочу сказать, что я вам верю. Но этого мало, чтобы…

— Обвинить Семёна Михайловича в его действиях, — договорил я за него. — Я знаю.

И не сомневался, что Николай Андреевич так скажет. Кобылина назначило Министерство Здравоохранения. С его связями нужен очень веский повод, чтобы убрать его из клиники.

— Всё так, — кивнул главный врач.

— Эти доказательства я собрал, чтобы вы точно мне поверили, — объяснил я. — Но для того, чтобы убрать Кобылина — надо поставить ему ловушку. И это — второй этап соревнований.

— О чём вы? — не понял Николай Андреевич.

Зато Зубов быстро смекнул, куда я веду.

— Вы имеете в виду, что Кобылин снова попытается дискредитировать нашу клинику. И можно поймать его с поличным? — спросил он.

— Именно, — улыбнулся я. — Я понимаю, что до второго этапа ещё примерно неделя, но зато мы успеем подготовиться.

— Может сработать, — задумчиво произнёс главврач. — Но… Разве он не пытается одновременно с этим убрать вас лично. Признаться, он и на паре планёрок отзывался о вас весьма странным образом. И может правда представлять для вас опасность…

Об этом я думал. Но тут мне придётся держать оборону самостоятельно. Из-за таких мелочей его не сместить с места заместителя. Поэтому просто буду начеку.

— Я справлюсь, — ответил я. — Он ничего мне не сделает.

Мы договорились ждать, когда появится информация о втором этапе. А до тех пор делать вид, что у Кобылина всё идёт по плану. И никто не догадывается о его делах.

После чего разошлись по рабочим местам.

Я как раз направлялся к своим палатам, когда на меня налетела Настя.

— Ты куда так летишь? — улыбнулся я ей. — Что-то случилось?

— Нет, то есть да, — запнулась она. — В общем, помнишь про мою способность? Видеть магические центры других людей.

Ещё как помню. Настя была чуть ли не единственной, кто знал про существование у меня всех аспектов.

— Помню, — кивнул я. — А что такое?

— Я сейчас была у Кобылина, — ответила девушка. — В общем, тебе надо это знать!