Железный гром 2 (СИ)

Глава 5 Август 247 года — февраль 248 года

Галинды были окончательно разгромлены, практически стерты с лица земли. И теперь наш вождь «вострил лыжи» двинуться назад, домой. Но от меня ему так просто было не отделаться, ведь еще оставались другие, непокоренные нами балтские племена и с ними надо было что-то решать. Да и многие из драговитов, почувствовав вкус победы, ратовали за дальнейшее продолжение похода.

Наложенная после лёгкого ранения на левую руку повязка скрывала половину предплечья вождя. Также была перебинтована кисть правой руки, поэтому воевать Гремислав сейчас был способен разве что головой и ногами. А пользуясь головой в таком качестве лучше бы использовать мозг, но не зубы или «чугунный» лоб. Затевая этот разговор, именно на разум Гремислава я и рассчитывал, надеясь, достучаться до куда надо.

— Вождь хочу с тобой переговорить по-родственному…

— Ну давай, нетий (племяш)

— Так вот, стрый как ты думаешь, когда галинды снова придут к нам мстить?

— Думаю, после учиненного им разгрома нескоро. А к чему ты это спрашиваешь? — вождь аккуратно почесал повязку с раной.

— Есть у меня мысль, как сделать так, чтобы они к нам вообще никогда с оружием не приходили проливать кровь. Даже наоборот, можно сделать так, чтобы галинды и другие змеепоклонники сражались на нашей стороне с нашими новыми врагами.

— Хм… Ну давай, излагай дальше.

— Часть наших войск мы должны оставить на захваченных землях, подведя под твою длань не только уже разбитых галиндов, но и другие родственные им племена.

— Ха! — вождь улыбнулся, — ты думаешь я об таком не мыслил? А кто семьи оставленных здесь воинов кормить будет? Ты что ли?

— Мы! И я, в том числе по мере своих сил. Во-первых, вождь, благодаря изобилию производимых нами железных топоров мы с недавних пор удвоили усилия по вырубке леса для получения полей под засев.

Здесь, с точки зрения исторического процесса, если, конечно, я его правильно помнил и истолковывал, речь идет о так называемом «подсечно-огневом земледелии» практикуемом людьми еще со времен неолита. При таком способе хозяйствования землю расчищали от лесного покрова путем его срубания и выжигания. Образующийся пепел обогащал землю минеральными солями, что в течении нескольких лет позволяло получать на таком участке очень высокие урожаи. Однако потом такое истощенное поле приходилось оставлять под паром лет на десять, пока на нем снова не возникала поросль.

Но и тут, к слову говоря, с моим появлением также начались медленные «тектонические» сдвиги. А именно, благодаря внедрению трехпольной системы земледелия с чередованием определенных озимых и яровых культур, земли ранее считавшиеся безжизненными стали превращаться в плодоносные.

Меж тем я продолжил:

— Во-вторых, вспомни, что минувшей зимой свой домашний скот мы на убой не пускали, благодаря арбалетам выбивали в лесах туров. Это можно будет повторить и нынешней зимой. А в-третьих, кормить наших людей также можно будет с продажи моих старых и новых, еще невиданных товаров тем же полянам, готам и сарматам в обмен на еду, растительную и животную.

— Ну-ка, поведай-ка мне подробней о своих новых диковинных товарах. Почему я о них ничего не слыхал⁈

Гремислав явно заинтересовался, ну я ему и открыл наши с купцом Плещеем тайные планы касательно новых красителей, также упомянул о стеклянных бусах, что тоже в силах сделать благодаря ниспосланным мне «ночным откровениям».

Переварив новую для себя информацию, вождь продолжил «допрос с пристрастием».

— Хорошо, а ежели, скажем, взбунтуются примученные галинды? Думаешь, полутысячного войска хватит, чтобы змеелюдов сдержать?

— Во-первых, оставим здесь хорошо вооруженных и справных воинов. Во-вторых, мы всегда сможем придти к ним на помощь, если получим весть о бунте. В-третьих, как ты стрый считаешь, поднимут ли местные вожди и старшины восстание, если их дети будут находиться у нас в заложниках?

Гремислав задумался над услышанным.

— Верно нет. Я бы не стал такое творить, будь мои сыновья в залоге у недругов, — ответил вождь, состроив при этом недовольную гримасу.

— Вот и я такого же мнения.

Вождь о чем-то задумался, лишь спустя пару минут прервав затянувшееся молчание.

— А удержат ли старшины и вожди остальных змеелюдов от выступления против нас, особенно когда мы объявим военный сбор? — с сомнением спросил Гремислав.

— Выборочно, несколько сотен недорослей подходящего возраста от наиболее справных змеелюдских воев также можно будет забрать в нашу «младшую дружину». Расширим Дружинный дом и там их заселим. Они будут не только учиться военному делу, но и помогать по хозяйству заместо оставшихся здесь наших воев. Плюс к тому же, не надо забывать о набираемых нами галиндских рабах, что тоже отчасти возместят убывшие рабочие руки.

— Да… тогда уж точно, если мы все это провернем, змеелюдские земли как есть станут нам покорны. Хитро придумано, детьми заручиться верностью их отцов.

Подробное обсуждение вышеозначенных идей продолжилось до тех пор, пока не начало смеркаться. Пора было закругляться, напоследок Гремислав изрек:

— Хорошо Див, я тебя услышал. Теперь мне надо над всем этим хорошенько помыслить, а потом и с другими мужами обсудить.

Положительное решение озвученных мною предложений сразу после непродолжительных консультаций Гремиславом было все-таки принято. Для практического выполнения плана в живых был оставлен десяток полоненных воинов с тем, чтобы они развезли все эти очень важные вести в пока незанятые земли галиндов, а также и к их северным балтским соседям — оссиям и кареотам. Всем вождям и старшинам этих еще непокоренных земель в двухнедельный срок надлежало явиться в ставку вождя, с целью установления даннических отношений этих балтских племен с драговитами.

В итоге вождем было принято несколько решений. Во-первых, на ротационной основе разместить в покоренных балтских землях 500 воинов. Во-вторых, недостающее из-за убыли мужских рук продовольствие для драговитских земель пообещал вождю закупать посредством продажи ультрамарина и других новых товаров. В-третьих, вводилась система заложников для детей балтских вождей и старейшин поселений. В-четвертых, самое важное, для покоренного племени галиндов, а также для их северных соседей — осиев и кареотов устанавливалась дань и некий аналог рекрутского набора, как это проделывали над покоренными народами готы, гунны, авары и иже с ними. Устанавливался некий аналог рекрутчины, при которой балты по первому требованию верховного вождя драговитов должны были давать по одному снаряженному вою с одного «дыма», которых впоследствии нами планировалось использовать в качестве «легкой пехоты».

Возвращались мы не только с войском (с большей его частью), набранными галиндскими рабами, но и с заложниками. Они, кстати говоря, начали массово пребывать в Менулес уже спустя неделю после встречи Гремислава с балтскими вождями, волхвами и старейшинами также состоявшейся в бывшей галиндской столице.

Тогда начавших подходить к воротам Менулеса заложников-подростков, а их было десятки, сопровождали отцы, дядья, старшие братья. Мне лично пришлось проводить «инвентаризацию» новоприбывших, записывая на бересте их имена, прозвища, предыдущее место жительства, возраст, характерные приметы. И так, с перерывами, от рассвета до заката в течение более двух недель. Естественно особое внимание уделялось детям вождей, волхвов и старост, дабы они нам не подсунули кого-то еще вместо своих отпрысков.

Весь этот «ритуал» оставлял на родственниках подростков какое-то неизгладимое, чуть ли не магическое впечатление. Что меня честно говоря очень смешило, но ради антуража и для пущего эффекта приходилось сохранять серьезную и одухотворенную мину лица. В этих моих расспросах и последующих записях необычными «рунами» балтам определенно мерещилось что-то мистическое.

Также балтские родичи заложников прилюдно клялись перед богами не обнажать оружие против своих южных соседей.

Параллельно велась скрытая от посторонних глаз работа по формированию тайной сети осведомителей из числа родственников этих детей. Вербовкой занимался лично Яролик со своими помощниками, с энтузиазмом воспринявший эту еще одну мою идею.

На покоренных галиндских землях, в крупных городищах, защищенных глубокими рвами и тыновыми заборами, разместили сменными гарнизонами часть драговитского войска в количестве пяти сотен человек.

Встречали возвращающиеся в Лугово войска как обычно — с бубнами, песнями, плясками и обильными застольями.

Гремислав на вечерней пирушке выступил перед родовыми драговитскими вождями с пламенной речью.

— Вот они у меня где, змеелюды! — Гремислав сжал кулак и картинно показал его всем присутствующим. При этом от изрядной дозы выпитого его порядком шатало. Драговитские родовые вожди пили хмельное, уплетали еду за обе щеки и насколько я заметил некоторые из них, смеясь, не зло подтрунивали над нашим слегка перебравшим верховным вождем. Впрочем, это были мои последние воспоминания, потом я просто вырубился.

На следующий день после устроенной Гремиславом пирушки проснулся от пения петухов и в не самом в своем лучшем состоянии здоровья. Судя по тому, что по крыше был слышен барабанящий по ней дождь, а за дверьми слышалось завывания холодного ветра, погода на дворе сегодня тоже не радовала. Только заставил себя подняться немалым волевым усилием, как грянул оглушительный гром, а обрушившийся на Лугово ливень еще больше усилился.

Вспомнил о Яролике, в такую погоду, когда Перун мечет гром и молнии он любил устраивать свои камлания прямо на открытом воздухе. Выглянул во двор. За дверьми был настоящий потом, лужи растеклись в самые настоящие ручьи. Поежившись от холодных брызг дождя, прикрыл дверь.

Поднявшиеся вслед за мной жены уже разводили в печи огонь, должно быть, намеривались разогреть вчерашний ужин. Из подвешенной у печи люльки послышались хныканья — знать проснулись наши дети. Они прямо вдвоем в этой люльки до сих пор и ночевали. Ожидая завтрака сел на лавку за стол, уставившись на узенькое оконце с натянутым на него пузырем зубра. До оконного стекла у меня все никак не доходили руки. А за окном меж тем гремело и сверкало дай Боже! От нечего делать заглянул в соседнюю комнату, где проживали литовские заложники. Еще сонные девочки-подростки уже завозились у своих прялок, настраивая их на рабочий процесс, а мальчишки на соседней лавке еще дрыхли. Я этих пройдох быстро поднял, направив в амбар за рыбой, дабы накормить новых полоняников запертых в сарае. Также про себя подумал, что не плохо бы было лично провести ревизию своего хозяйства, но как только немного прояснится за окном.

Дождь к полудню постепенно прекратился, но на востоке висели темные тучи и слышались раскаты грома.

Проинспектировал свои кладовые, посмотреть, что там женушки нахозяйствовали в мое отсутствие. Склад у меня с весны был выстроен новый, капитальный, бревенчатый, а не как раньше из плетеня и глины. Проверил его содержимое. Так как торговля у нас пока что являлась исключительно меновой, то и кладовые были забиты всякой всячиной, начиная от самых ценных товаров — янтаря, мехов, лакокрасочной продукции (деревянной и глиняной), изделий из металла (инструменты ремесленные и сельскохозяйственные, оружие) и чугуна (посуды), до всевозможных иных, менее дорогостоящих, более обыденных, традиционных товаров, как то ткань, кожа, соль,

В чуланах, в леднике и в старой кладовой хранились исключительно продовольственные товары на любой вкус от ягод, грибов и мяса до немолотого зерна.

Некоторые, в том числе и пожароопасные товары, вроде скипидара, масла, красок, спирта и т. п. хранились в отдельной постройке, стоящей наособицу.

Новая партия рабов отдыхала у меня после утомительного похода несколько дней к ряду. А затем балтов, за это время хорошо отъевшихся овсяными и пшеничными кашами, печеными линями да окунями, отвез на свой хутор к их собратьям по несчастью, по традиции оставив у себя заложников — их детей.

Низенький, вросший в землю дом-полуземлянка старых рабов из первой завезенной сюда партии, хотя внешне и смотрелся неказисто, но внутри был довольно обихожен, наличествовали лежанки, плетеные корзины со всяким добром, инструменты, а самое главное имелся не просто очаг, а сложенная из камней печь. Ещё больше поражали закрома галиндов. Их чуланы хранили запас соли, сушеной рыбы, много всякого другого, и, конечно же, зерно.

А уже на месте не только новых «ссыльнопоселенцев», но и сопровождающих меня братьев сильно перепугал, когда показал им кожевенное производство, стоявшее чуть наособицу от поселения. Этому смрадному делу своих балтов я надоумил еще зимой, при этом всерьез усовершенствовал современный для нынешних славян технологический процесс. Кожу сейчас, прямо говоря, обрабатывали отвратно, а мех на ней и вовсе выводить не умели, за исключением опаливания и стрижки. Тут же у меня были внедрены новые, доступные здесь и сейчас технологии.

В частности, за хлипкой изгородью размещались под навесами деревянные чаны, где и дубили кожу, заливая ее мочой и фекалиями содержащими, как известно, азот, сейчас мне в чистом виде, к сожалению, недоступный. А затем остатки волос и плоти удалялись едкой щелочью получаемой мною из извести непосредственно в Лугово. И если убрать из носа всю царящую здесь отвратительную вонь и смахнуть слезы из глаз от паров извести, то результат выходил отменный. В этом я смог лично убедится по заполненному складу с прекрасно выделанными кожами. Их, в смысле кожи, в обратный путь я с собой и забрал с целью дальнейшей их окраски и последующей продажи. Но кое-что, естественно, придется оставить своим женушкам и себе грешному.

Плещей возился на своем складе, проводя инвентаризацию имеющегося у него товара, когда с шумом дверь открылась, а на пороге он увидел хорошо знакомую фигуру своего помощника, учащенно дышащего после быстрой ходьбы.

— Случилось чего, Недач?

— Можно, пожалуй, и так сказать, — немного интригующе подтвердил ближайший друг и сподвижник купца.

— Ну, не телись, говори уже, что стряслось⁈

— А догадайся-ка лучше сам с трех раз, — и, узрев в выражении лица своего приятеля проявившиеся заговорщицкие нотки, Плещей все понял без гадания и с первой попытки.

— Дивислав, к ведунам не ходи, опять чем-то отличился? От этого прохиндея чего угодно можно ожидать.

— Верно мыслишь, Плещей. Говорит, что изготовил то, что давно тебе обещал, какую-то новую краску…

— Слава всем богам! Черт!!! — купец чуть не упал, спотыкнувшись о набор чугунных сковород, что собирался сбывать через западные драговитские рода в западных же землях тамошних славянских племен, а возможно, что и еще дальше, в закатных землях населенных немцами.

Плещей мигом сообразил о чем идет речь, точнее говоря какие прибыли им сулит краска, которую Дивислав обзывал ультрамарином.

— Откуда то тебе ведомо?

— Сам Дивислав и попросил тебе передать, да вдобавок еще и подумать, как с нашими луговскими вождями будете сговариваться, чтобы в возможно больший прибыток себе работать? — Недач, сразу поправился, добавил. — Ты не подумай, это не я так домысливаю, просто дословно передаю тебе речь Дива.

— Да понял я, — отмахнулся купец, — вы с Дивиславом после той сечи с сарматами близко сошлись, он теперь тебе доверяет также как мне, но все же, почему он не сообщил эту весть мне лично?

— Известно чего, из Кочкарника ставить на плотине водяное колесо и по другим плотницким работам пришли сегодня нанятые Яробудом люди. В том селении славные лодочники, сам знаешь. Вот они сейчас у Тинной речки работать начали, да и наши гончары с кузнецами рядом с тем местом печи домницу и еще что-то, больно уж названия мудреные, не припомню сразу, складывать начали. А Тинную Дивислав перекрыл хорошо, словно бобер ручей… — дальнейшую речь Недача купец слушал в пол-уха, размышляя про себя.

— Значит раньше вечера он домой не вернется… Тогда придется самому до него пройтись. Обожди немножко Недач, сейчас до Дивислава схожу, надо мне все-таки с ним самому перекинуться парой слов, прежде чем что-то о Гремиславе и иже с ним — Яробуде и Яролике думать.

У Дружинной избы спозаранку уже толпился народ, как ночевавшие здесь приехавшие накануне мастера, так и присоединившиеся к ним луговские умельцы. Здесь строилось жилье для балтских заложников. Наскоро поприветствовал всю эту мастеровую компанию, Плещей двинулся к месту строительства новой дивиславовой выдумки — какой-то большой бобровой запруды. Он прошел к крепостному частоколу, и, пройдя через ворота собранные из крепкого дубового теса, минуя скотные дворы и ремесленную слободу по деревянному настилу перекинутого через ров моста, вышел в уже прибранные от урожая поля.

На стройке плотины нам толком побеседовать с Плещеем никак не получалось, меня все время дергали, то лопасти водяного колеса не получалось нормально подогнать, то еще чего, хотя о цели его визита я догадывался. И самое главное, готовая к использованию краска и окрашенная ею ткань находилась у меня дома. И только вечером того же дня полученные образцы удалось предоставить на суд общественности в лице купца Плещея.

Это были выкрашенные узорчатым орнаментом двумя цветами ультрамарина — синим и красным ворот с оборкой рубахи и кожаный пояс. На бородатом лице купца от созерцания сего рукотворного чуда за секунды проскочила вся гамма чувств: недоумение, восхищение, радость и, наконец, задумчивость — что же теперь со всем этим добром делать и как дальше быть.

Уже за полночь, после позднего ужина, все такой же погруженный в свои мысли, обремененный новой информацией, купец положил на стол ложку рядом с опустошенной тарелкой и завалился на спинку лавки.

Отпив компота из раскрашенного красками лубяного туеса, он, наконец, подал голос:

— Так… теперь о делах… — при этом Плещей искоса поглядел на некстати торчащую возле печи Ружицу.

Заметив реакцию купца, та лишь недовольно повела плечами, а потом и вовсе, как бы бросая ему вызов, сложила руки и подперла ими грудь.

— Говори при ней, она вместе с Зорицей лучше меня разбирается в моих торговых делах.

— Правильно речет мой муж! Хватит тебе тайны разводить.

— Но так то наше дело с Дивом, действительно тайное.

— Уже нет, Гремиславу я обрисовал ситуацию в общих чертах ещё в походе.

— Как⁉ Зачем⁉

— Дабы мы смогли взять под свою руку земли галиндов, разместив войска в их градах. Иначе пришлось бы как всегда пограбить, пожечь и уйти.

— А наша краска здесь причем?

— А за чей счет содержать безработных мужиков? А продавая же краску, мы сможем закупать зерно, живность и прочую еду у соседей.

— А галиндские данники нам тогда на что? Ведь я так понял, это они должны будут обеспечивать гарнизоны припасами и всем необходимым.

— Во-первых, очень много галиндских мужей выбито, много бежало в другие балтские племена, да и урожая этого года галиндам едва ли хватит для собственного пропитания. Как бы нам ещё не пришлось им помогать. Да и наконец, глупо что-то скрывать от вождя, он рано или поздно обо всем прознает.

— Вон оно как… — купец опять взялся за недопитый компот, размышляя над моими словами.

— Ладно, чего уж теперь, раз дело сделано, назад не воротишь. И о чем конкретно договорились?

— Пока лишь в общих чертах. Но не менее десятой части прибыли будет доставаться мне. Ну и тебе, как торговому посреднику, мыслю, наш вождь тоже выделит какую-то долю. Но об этом будешь договариваться уже сам вместе с Гремиславом и Яробудом. Извини, что о таких своих действиях тебя заранее не поставил в известность. Но сам понимаешь, в походе тебя не было, а решение нужно было принимать там и тогда.

В один из ноябрьских дней, когда низко висящие серые тучи заволокли все небо и на землю начал сыпаться первый в этом году снег, в Лугово своим ходом начали прибывать закупленные купцом Плещеем в гото-сарматских землях стада животных, главным образом овцы, козы, лошади и коровы. Все эти животные, конечно, были не чета своим отдаленным потомкам из мира Дмитрия, совсем другие размерные классы, особенно хорошо это просматривалось на коровах — каких-то всех исхудалых и размером немногим больше пони.

Зерно и другие растительные продукты пребывали к нам на лодках, в том числе и на готско-сарматских судах. Тоннажа собственного флота для всех этих логистических операций совершенно не хватало. Правда готских и сарматских гребцов тормозили в нашем восточном пограничье, там же сгружали привезенное ими продовольствие. Не хотелось иноземцев подпускать непосредственно к столице, сильно выросшей и изменившейся в последние годы, к тому же хранящей многие производственно-технологические тайны.

Пастухами для этого первого стада выступали конники Нерева во главе с Семым, все вооруженные копьями, луками и мечами, поверх кожаных доспехов облаченные в шубы.

Покрывший было землю белым покрывалом снег у главных ворот, уже к полудню под копытами животных превратился в грязное месиво к тому же щедро сдобренное навозом. А уже на следующий день начался забой скота, благо, что температура воздуха уверенно опускалась ниже нуля. Теперь, с учетом новых поступлений уже бредущих сюда с востока других стад, как минимум до весны замороженным мясом сможем прокормить не только столицу, но и другие поселения племени подвергшихся мобилизации, а также гарнизоны в балтских землях.

— Выши щит! — проходя вдоль выстроившегося строя, Звонимир периодически палкой лупил по бошкам тех своих новоявленных учеников, у которых щиты были подняты недостаточно высоко. Благо, что на дворе была зима, и все были в шапках.

Почему новоявленных? Потому что теперь, наверное, более чем на девяносто процентов обитателями дружинных домов (одного старого, где проживали подростки драговитские луговчане из 'младшей дружины и двух больших новых домов-казарм, где поселились балтские подростки-заложники) были галинды и иже с ним представители других даннических балтских племен.

Что примечательно, ярко выраженного языкового барьера между балтскими воспитанниками и их славянскими учителями еще не существовало. Если говорить медленно и членораздельно, периодически подбирая при этом различные синонимы к словам или их аналоги, то понять друг друга было вполне по силам, во всяком случае, общий смысл сказанного всегда улавливался. И параллельно, конечно же, шла усиленная языковая славянизация этих молодых парней помещенных в новый для них этнокультурный социум.

Затем выстроившуюся шеренгу Звонимир поделил ровно пополам и устроил общий бой со щитами стенка на стенку.

После отработки приемов защиты, ребята, разбившись по парам, начали под присмотром и едкими комментариями наставника сражаться на деревянных мечах и копьях. И так весь недолгий световой день до захода солнца. Ну что можно сказать, просто образцовый учебный процесс во всей своей красе!

Далее все дружно переместились на новый рубеж. На левые руки одели кожаные рукавицы, защищающие кисть от обратных ударов тетивы и принялись отрабатывать стрельбу, стреляя на меткость во вкопанные в поле столбы. Потом отрабатывали залповую массированную стрельбу на дальность — так планировалось поражать издалека крупные скопления вражеских войск. Все луки естественно были самыми простыми однодревками. С составными и тисовыми луками, с арбалетами тренировались только совершеннолетние по местным меркам подростки и взрослые мужи, но никак не жители «Дружинных домов», особенно теперь, учитывая их этнический состав.

Ну а перед сном традиционно устраивались марш-броски с заспинными мешками наполненными песком. Так имитировался вес доспехов, которых пока на всех не хватало, а на подростков из «младшей дружины» тем более.

На этом же учебном полигоне раз в десять дней во всей своей красе собиралась «отцовская» дружина. Хотя индивидуальные боевые навыки практически не отрабатывались, но зато особое внимание уделялось коллективным действиям и прежде всего бою в строю.

Здесь уже командовал лично я, так как то была моя очередная «выдумка».

Бойцы выстраивались в несколько квадратов по образцу швейцарской пехоты с лучниками в центре этих квадратов и с тяжело доспешными воинами с длинными копьями на плечах на периферии. В каждой такой терции было человек по сто и все это по моей команде переходило в движение. По ходу движения в соответствии с приказами квадраты останавливались, делались залпы из тисовых луков по намеченным ориентирам. Затем опустив копья и шагая в ногу двигались вперед. Потом снова останавливались, производили залп из луков или же просто разворачивались, меняя направление своего движения и ощетиниваясь копьями атаковали условного противника.

Такой строй по ходу дела мог трансформироваться в фалангу с двумя шеренгами копейщиков и шеренгой лучников сзади. В будущем против конницы я планировал использовать только каре, а против пехоты — исходя из обстоятельств, учитывать ее численность и вооружение. С нынешними восточно-европейскими воинами при сопоставимой численности с учетом нашего превосходства в вооружении и доспехах фаланги будет хватать за глаза.

Вскоре думал начать учебные бои терция с терцией, терция с конницей, фаланга с терцией, фаланга с фалангой. Первые месяцы ушли на то, чтобы просто научить людей шагать в ногу. Ну, ничего, таких же безграмотных крестьян, как и мои драговиты, в царской армии еще и не тем чудесам обучали, так что, думаю, и мы как-нибудь справимся.

И за всеми экзерциями внимательно, во все глаза, наблюдала «младшая дружина» параллельно собирая выпущенные стрелы. Да и простые луговчане, прежде всего женщины, дети и престарелые мужчины присутствовали в огромном числе. Здесь, на специально отведенном месте на краю учебного поля они переговаривались, делясь последними новостями и сплетнями городской жизни в возникающих перерывах. Но когда, сверкая остриями копий, квадраты трогались с места, при этом двигаясь размеренно и выполняя различные эволюции, все зрители с восторгом и открытыми ртами замирали на месте. А потом уже по окончании тренировки дома, с соседями в восторженных тонах обсуждали «дивиславовых ежей и змей». Именно такое неофициальное название у луговчан получили каре и фаланга.

За пределами крепостных стен не грустила короткими зимними днями и наша кавалерия, очень сильно пополненная готскими и сарматскими скакунами. Периодически, примерно раз в седмицу устраивались учебные бои. С этой целью смастерили специальные столбы с подвешенным на него щитом, сейчас активно используемый для отработки по нему копейных ударов всадниками.

Освобождая руки учились править конем без поводий, используя только ноги вдетые в стремена и со шпорами. Кстати говоря, ни стремян, ни шпор в мире все еще не было изобретено.

Помимо копейных ударов отрабатывались сабельные удары (благодаря использованию стремян), метание сулиц, стрельба стрелами из луков.

Учились и групповому конному бою. Так, скакали сплошной конной лавой и строем колено в колено. Группы всадников сходились накоротке в учебных боях. Самих лошадей учили замирать и ложится на землю. В общем, соединили вместе знания до недавних пор мизерной луговской конницы возглавляемой Неревом со знаниями иновременной личности Дмитрия. Что из этой химеры получится в будущем в реальных боях? Поживем, узнаем.