Часть 94
Часть 94
16 марта 1985 года, 14:25 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Итак, в общих чертах операция «День гнева» удалась. По крайней мере, в Пакистане погром просто эпический: всю генеральскую касту будто корова языком слизнула, армии как таковой больше нет, правительства нет, ядерной программы нет, аэропорты разрушены, порт Карачи тоже. При этом остались действующие железные и шоссейные дороги, промышленность, электростанции и сельское хозяйство. С голоду никто не умрет. Однако есть соображение, что любая пакистанская власть, хоть диктаторская, хоть демократическая, непременно будет на ножах с Индией. Кстати, кто сейчас в этой Индии царь, то есть премьер?
— Раджив Ганди, — шепнула мне прямо в мозг энергооболочка, — сорок лет, вполне приличный парень, в политике не участвовал до тех пор, пока не умер его младший брат, которого Индира Ганди готовила себе в преемники. Премьером он стал после того, как мамашу застрелили ее же собственные телохранители-сикхи, оказавшиеся членами какой-то там экстремистской организации. Проводил политику по смягчению межнациональных противоречий, и в то же время посылал войска на усмирение беспорядков и мятежей. Убит террористкой-смертницей из организации «Тигры освобождения Тамил Илама», и это притом, что ни он сам, ни Индия вообще не имели прямого отношения к внутриланкийскому этническому конфликту. Скорее всего, организация, терпящая поражение на родине, хотела показать, что она все еще существует…
— Это вопрос решаемый, — мысленно ответил я, — если господин Ганди все поймет правильно, то и мы отнесемся к нему с душой. Сейчас главное, чтобы Индия не кинулась завоевывать Пакистан. Жертв от такой попытки может быть столько, что Инд снова потечет кровью, как в тысяча девятьсот сорок седьмом году*. Пакистанцы не дадутся индийской власти и будут отчаянно сопротивляться, даже несмотря на то, что их военная машина полностью разрушена.
Примечание авторов:* Раздел Индии (англ. Partition of India) — процесс разделения бывшей британской колонии Британская Индия на независимые государства доминион Пакистан (14 августа 1947 года) и Индийский Союз (15 августа 1947 года). Это событие привело к крупным кровопролитным столкновениям, по официальным данным, унесших жизни около 700 тысяч человек, а также к массовым миграциям населения (около 18 миллионов человек, из которых почти 4 миллиона «не были обнаружены» при последующих переписях).
— На скрижалях Основного Потока записано, что Раджив Ганди достаточно внимательно прислушивался к мнению Советского Союза по разным вопросам, — сообщила энергооболочка. — Попробуй решить это дело через Москву. Пусть убедят его, что твоя операция «день Гнева» — это не причина хапнуть то, что не удастся удержать, а отличный повод для нормализации отношений между Пакистаном и Индией хотя бы до уровня холодного мира вместо состояния необъявленной войны, какое имелось прежде.
— Ладно, — мысленно хмыкнул я, — это вопрос решаемый. Ты мне лучше скажи, что делать с беженцами, которых, по данным орбитального сканирования, в окрестностях Пешавара целый миллион?
— Беженцев следует вернуть по домам, — утвердительно сообщила энергооболочка. — Теперь, когда ты отрежешь снабжение боевикам и истребишь самых непримиримых лидеров, гражданская война утихнет сама собой. При этом, правда, было бы неплохо прочистить мозги и деятелям в Кабуле, чтобы сами не раздували против себя народный гнев, не боролись с религией там, где не требуется, и не оскорбляли чувств верующих, что вообще не рекомендуется.
— Чтобы вправлять мозги в Кабуле необходимо сначала сделать это в Москве, — подумал я. — А там непуганые богословы от марксизма придут в себя только тогда, когда у них под окнами заревут голодные толпы. Но дело закончится не поумнением этих начетчиков, а тем, что они тут же примутся жечь свои партбилеты и превращаться в самых отпетых буржуев. И нет тут у меня под рукой никакого суперБрежнева, в другом мире прошедшего школу работы с Самыми Старшими Братьями. Тут каждого деятеля надо отдельно брать за жабры и вразумлять по полной программе. И ведь стоят эти люди уже почти у последней черты, за которой небытие и для их партии, и для всей идеи, но все равно будут гнуть свое до конца. А заменить их некем, потому я и зацепился так за остатки брежневского Политбюро. Эти люди хоть вкалывать умеют. И даже товарищ Романов, несмотря на то, что хороший человек и способный руководитель, оброс такой коростой суеверий и предрассудков, что непонятно, как он сохранил способность к связному и точному мышлению.
— Скорее всего, твоего Романова спасает первичное инженерное образование — буркнула энергооболочка. — А там все строго: дважды два всегда четыре, угол падения равен углу отражения, сумма углов треугольника составляет сто восемьдесят градусов. Мышление это такое, когда весь мир вокруг как точный механизм, а теория марксизма-ленинизма, которая местами работает, местами нет, прислонена где-то сбоку. У других твоих партдеятелей старого закала все наоборот. Набор гипотез и бредней от Маркса, Энгельса и Ленина в центре сознания, а остальное кружится вокруг них в беспорядочном хороводе, наподобие колец Сатурна. Оттого в народном хозяйстве и творится такая задница по всем направлениям. Так что любое твое предложение они подсознательно будут воспринимать в штыки, и помучиться тебе с ними еще придется. Но если отодвинуть в сторону стариков и пустить вперед молодых да ранних, ситуация только усугубится, потому что у тех в головах вообще нет ничего, кроме омлета из марксизма и разных западных теорий. Расстреливать таких надо сразу при обнаружении, без суда и следствия. Если что, я о толстомордом свинопопотаме Егоре Гайдаре. Небольшой диетический обед для пещерного льва или медведя.
— Пещерный медведь — вегетарианец, — парировал я, — а в остальном все верно. От таких, как Гайдар, шоковых реформаторов, следует избавляться, чтоб не было их нигде и никак. А хвалят их те, кто с помощью подобных реформ сумел понаделать себе денег из воздуха и быстренько вывести их на Запад, пока «процветающую» от либеральных реформ страну не накрыло очередным дефолтом. Только вот по Егору Тимурычу планы у меня совсем другие. Вместо того, чтобы скормить его тираннозаврам и пещерным львам, я представлю это отродье на суд его названного дедушки — пусть посмотрит, кого породила змея, которую он пригрел у себя на груди. Однако судьба Егора Гайдара не входит в перечень проблем сегодняшнего дня. Афганские беженцы в Пакистане заботят меня гораздо больше. Теперь, когда осела пыль, я воспринимаю этих людей уже совсем иначе, чем перед началом операции. И ведь американцы, когда поймут, что лавочка с душманами закрыта, сразу потеряют к этим людям интерес, в том числе прекратят поставки продовольствия для семей боевиков, которое они громко называли «гуманитарной помощью». Знаю я этих людей с пониженной социальной ответственностью. Втаптывание в землю бывшего союзника, ставшего вдруг ненужным, доставляет им особенное удовольствие, даже большее, чем победа над настоящим врагом. А если победы нет и не предвидится, то тем более…
— Ага, — хмыкнула энергооболочка, — ты ответственен за тех, кого победил. Что ж, достойная позиция. Только в таком случае тебе придется взять ответственность за них полностью на себя и тянуть этот воз изо всех сил. Иначе никак.
— Что, за весь миллион сразу? — спросил я.
— Миллион — число ничуть не хуже других, — загадочно ответила энергооболочка. — Ресурсов на такую операцию у тебя хватит как раз, и даже с избытком. Вот, смотри расклад по лагерю Бадабер перед началом операции. Всего обитателей списочно семьдесят тысяч, что составляет примерно девять тысяч семей. Три тысячи боевиков, которых твои злобные девочки положили в ходе боя, это треть или четверть сил банды Бурхануддина Раббани, остальные находятся на территории Афганистана и воюют с шурави. Кстати, размещение складов с вооружением и боеприпасами посреди лагерей беженцев — это такая защита от бомбежки советской авиацией. Здешний бомбардировщик если сбросит с десяток бомб, то хорошо, если попадет в цель двумя, а остальные лягут либо с недолетом, либо с перелетом. Ну ты меня понял — не придумано тут еще ни «Гефеста», ни умных самонаводящихся планирующих бомб, которые, если что, можно было бы запускать и из афганского воздушного пространства. Близко там.
— Понятно, — подумал я. — И не растекайся мыслью по древу. Ближе к теме.
— Если быть ближе к теме, — кровожадно ухмыльнулась энергооболочка, — то тех боевиков, что пока еще бегают по горам Афгана, ты всех до единого найдешь и убьешь без всякой пощады, ибо воюешь не за мифическое национальное примирение, а за окончательную победу, когда враг уже не сможет подняться и повторить. Против орбитальной сканирующей сети бессильна любая маскировка засад и даже уход в кяризы*, что означает, что ты всегда будешь заставать душманов в самые неудобные моменты. По горам твои злобные девочки лазают пока не очень хорошо, но со временем научатся…
Примечание авторов:* кяризы — сеть подземных туннелей и колодцев, в основном предназначенная для орошения.
— Рефлексы, необходимые для горной войны, есть у меня и моих товарищей по спецгруппе, — подумал я, — а в Единстве в случае необходимости такие навыки распространяются и усваиваются быстро.
— Вот-вот, — подтвердила энергооболочка, — местные афганские душманы даны тебе в качестве мальчиков для битья, чтобы твои злобные девочки отточили на них дополнительные навыки. Так что не это сейчас главное. Когда умрут те, кто взял в руки оружие, останутся женщины и дети. Проще всего с детьми до семи лет. Их ты сможешь отправить к себе в Метрополию и растворить среди подрастающего поколения бывших жертв демона. Грудничков к грудничкам, трехлеток к трехлеткам, и так далее. Там у тебя воспитательный процесс в разгаре. Пройдет немного времени, и ты перестанешь выделять этих детей из общей массы. Детей старше семи лет придется уже позитивно реморализовать. С девочками, вплоть до возраста замужества, и женщинами детородного возраста все относительно просто. Определяй их в соответствующие возрастные группы репродукционных лагерей и реабилитационных центров для бывших наложниц и положись на своих воспитателей и силу воздействия коллектива. Девки сознательного возраста и женщины в бывшем Царстве Света, какой лагерь ни возьми, отдались тебе всей душой, и новенькие тоже очень скоро будут такими же. С мальчиками старшего возраста будет сложнее. Если девочек воспитывали, исходя из того, что до свадьбы она должна подчиняться отцу, а в браке мужу, и что только этим мужчинам решать, интересны им желания женщины или нет, то мальчиков, едва те научились говорить, воспитывали в ненависти к кяфирам, как будущих душманов. Война там идет уже семь лет, и, как мы знаем, может продлиться еще лет сорок или больше. Поэтому так просто, как девочек, ты этих мальчиков не переделаешь, и нет у тебя соответствующего мужского подросткового коллектива, куда можно было бы определить этих маленьких дикарей для их перековки на правильный лад…
— На самом деле такие мальчуковые коллективы у меня есть, — подумал я, — и работают с ними лучшие наставники из инвалидов войны, которые попутно проходят у меня реабилитацию и восстановление здоровья. Если в возрастах до десяти лет потери от демонизации оказались не особо большими, то от старших остались только рожки да ножки, как от того козлика. И вообще, если браться за это дело, то маленьких мусульман для их перековки, без смены их веры, должен воспитывать пророссийски настроенный авторитетный и уважаемый мусульманин, воин за правое дело и знаток Корана. В прошлой жизни офицера российского спецназа знакомые сослуживцы с подобными задатками у меня были, но где же подобного человека взять сейчас…
Не успела энергооболочка ответить, как в разговор врезался Небесный Отец.
— Приветствую тебя, сын мой! — прогрохотал он мне прямо в ухо. — Ты правильно поступил, когда решил взять на попечение всех малых и сырых из побежденного тобой противного стана. Объявляю тебе о своем Благоволении. Сделано хорошо! И еще. Нужный тебе человек, русский турок, дальний родственник султанов, авторитетный и уважаемый мусульманин, воин за правое дело, ходжа и знаток Корана скоро будет у тебя. Жди. Бип. Бип. Бип.
Энергооболочка только мысленно пожала плечами. Мол, подобные заявления она не комментирует. Если самое высокое начальство в подлунном мире сказало, что нужный человек будет, значит, он будет. Впрочем, даже с этой заручкой дел у меня на афганском направлении еще начать и кончить.
16 марта 1985 года, 18:05,Москва, Кремль, Большой Кремлевский дворец, третий этаж, зал для заседаний Политбюро
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
И вот я снова в знакомом зале для заседаний Политбюро. За последние девять лет легла на это место какая-то серая тень, из-за чего все тут выглядит душным, обветшавшим и устаревшим. Заседание, простите меня, экстренное и неурочное, связанное с теми делами, что я наворотил на Пакистанско-Афганском направлении.
Но начался разговор не с этого.
— Здравствуйте, товарищ Серегин, — сказал генеральный секретарь ЦК КПСС, восседающий во главе ареопага. — Напугали вы сегодня весь мир и некоторых наших товарищей тоже. До недавнего времени о существовании вашего линкора знали только присутствующие здесь члены Политбюро, а остальные, даже участники Пленума, оставались в этом вопросе совершенно неосведомленными. И вдруг, трах-татарах, в полпервого ночи меня будят помощники и сообщают, что прямо над нашими головами в космосе летает штука размером с целый город. Разве нельзя было предупредить о своем появлении заранее?
— Нет, нельзя было, — ответил я, — чего ты не знаешь, того не можешь выдать, а мне для воздействия на противника был необходим эффект полной внезапности. Противник у нас вы сами знаете кто. И вид у него сейчас бледноватый.
Андрей Громыко непроизвольно поперхнулся смешком, ибо из свежего донесения посла Добрынина знал, какая суета, почти что паника, охватила Вашингтон после того, как мой линкор не только обогнул планету, себя показал и на мир посмотрел, но и разнес вдребезги всю американскую посуду на пакистанской кухне. А другой там и не было.
— Да уж, товарищ Серегин, — сказал он, — появились вы эффектно. Вашингтонские деятели с перепугу чуть из окон сигать не начали.
— Нервные они там, поскольку знают, что грешны по самую маковку, — ответил я. — Но еще больше они станут нервничать, когда мы с вами официально подпишем союзный договор. Без этого будет трудно наладить взаимодействие на местах. Не буду же я каждый мельчайший вопрос обговаривать здесь, на самом верху.
Товарищи из Политбюро переглянулись с некоторым обалдением.
— И в каком же виде такой договор может быть составлен? — с сомнением спросил Громыко.
— Вот, Андрей Андреевич, — сказал я, доставая из воздуха адаптированную копию соглашения с СССР сорок первого года, — договор крайне простой. Пункт первый: борьба против общего врага, кто бы им ни оказался. Пункт второй: взаимное невмешательство во внутренние дела. Пункт третий: раздел будущей добычи. Пункт четвертый: все вопросы, не обговоренные этим договором, решаются мною и вами при взаимном согласии и оформляются в качестве неотъемлемых приложений. Пункт пятый: условия досрочного прекращения действия договора. И все.
Советский министр иностранных дел с некоторым сомнением прочел крайне лаконичный текст и произнес:
— Непривычно это как-то — межгосударственный договор, и всего на одной страничке. И в то же время пункт номер четыре за весьма ограниченный срок способен породить тот ворох бумаг, который так любят юристы-международники.
— Если вашпартнер бесчестен, то никакие даже самые страшные пункты договора не отвратят его от предательства, — сказал я. — В противном случае, если обе договаривающиеся стороны при любых обстоятельствах верны как букве, как и духу соглашения, текст может быть очень коротким. Мне в вашем мире не нужно никакого нового удела, требуется только добиться того, чтобы американский дядя Сэм убрался к себе домой, перестал грозить ядерной войной и не мешал честным людям жить как им нравится.
— Вот вы, товарищ Серегин, говорите, невмешательство, — проворчал Гейдар Алиев. — Но как же тогда понимать ваше вторжение на внеочередной пленум и вынос оттуда тел товарищей Горбачева и Чебрикова? Я не хочу сказать, что вы что-то сделали неправильно, эксцессы при моем вступлении в должность говорят об этом сами собой, но, все равно, разве это не было вмешательством в наши внутренние дела?
— Во-первых, — сказал я, — когда я отвращал вас от поворота ко второй за двадцатый век геополитической катастрофе России, данный договор еще не был заключен, следовательно, я не был связан его условиями. Во-вторых, посмотрите пятый пункт договора, который гласит, что в том случае, если на съезде или очередном пленуме товарища Романова попрут из Генеральных секретарей, действие пункта о невмешательстве приостанавливается, и я приступаю к процессу отрывания голов, вообразивших, что они могут перехитрить Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего. Никто из здесь присутствующих никогда не будет действовать во вред своей стране, однако опыт Основного Потока гласит, что вообще в высших и вышесредних слоях партийной иерархии полно людей без малейшей убежденности в ценности советского государства, но с неистовыми карьерными устремлениями любой ценой достичь максимально высоких постов. При этом им будет безразлично, если ценой их возвышения станет разрушение единого советского государства и начало жестоких межнациональных конфликтов между его частями. Вас это, товарищ Алиев, касается особо. Между прочим, почти все вожди и идеологи сепаратистских и националистических движений, а также прорабы реставрации капитализма вышли из недр Коммунистической Партии Советского Союза.
Присутствующие встревоженно переглянулись между собой и… промолчали, ибо по жизни старались не замечать процессов деградации и разложения в партийных рядах. И лишь Григорий Романов остался спокоен. Он в первую же ночь после того пленума долго разговаривал наедине со своим братом-близнецом из семьдесят шестого года, и уверовал во все полностью и без остатка. Если я говорю, что партия битком набита внутренними врагами и потенциальными предателями, то значит, так оно и есть, и нужно как можно скорее организовывать процедуры чисток. В семьдесят шестом году процесс едва начался, и сразу же косяком повалили разные чудные открытия, когда человек оказывается совсем не тем, чем казался. Бывают случаи, когда внутри молодого коммуниста обнаруживается личинка будущего либерала и демократа, разрушителя всего, что дорого настоящему дорого каждому советскому человеку.
И тут посреди этой тягостной тишины заговорил Гейдар Алиев.
— Товарищ Серегин, почему вы сказали, что меня это касается особо? — с сильным акцентом (наверное, от волнения) спросил он. — Неужели я тоже оказался причастен к чему-нибудь такому, неблаговидному?
— Нет, — ответил я, — ни к чему неблаговидному вы не причастны, иначе бы вас здесь просто не было. В Основном Потоке уже после распада Советского Союза вы приняли власть в независимом Азербайджане после того, как тот под руководством демократов первой войны проиграл такой же независимой Армении войну за Нагорный Карабах. Но это одна сторона медали. Еще в советские времена ненависть между двумя народами длительное время возбуждалась по обе стороны границы между республиками, а КГБ либо бездействовал, либо прямо поощрял националистические настроения. И такое творилось не только в этих двух республиках. В Грузии национализм был нацелен против осетин, абхазов и русских, в республиках Прибалтики только против русских, а в Средней Азии, в Ферганской долине, узбеки резали турок-месхетинцев, вдруг воспылав к ним лютой ненавистью. Теперь, товарищ Алиев, как председатель КГБ вы ответственны за то, чтобы ничего подобного в вашей версии истории не произошло, и кровь советских граждан не лилась понапрасну под бурные аплодисменты западных политиканов. Это можете сделать только вы, а в моих силах оказать вам в этом всю посильную помощь.
— Да, товарищ Алиев, — подтвердил мои слова Григорий Романов, — противодействие всем проявлениям национализма и межнациональной розни — это как раз ваша работа, и именно для этого мы вас и назначили председателем КГБ. Других мнений тут быть не может.
— Вы хотите, чтобы я стал как Берия? — хриплым голосом спросил председатель КГБ. — Чтобы был жестокий, ужасный и непостижимый, потому что нерусский?
— Нет, — ответил я, — мы хотим, чтобы вы были как Алиев — суровый, но справедливый. А еще требуется, чтобы разные окраинные царьки, дела которых вы будете разбирать, не видели в вас великодержавного шовиниста вроде товарища Соломенцева. Русский народ, он, конечно, самый старший из всех братьев, но пренебрежение младшими еще ни одну большую семью до добра не доводило. Если младший ошибся, ты его поправь, если надо, накажи, но и наказание не должно нести в себе ни оскорбления, ни унижения. Сохранение великой страны — это общий труд, от ее разрушения станет плохо всем, хотя сейчас некоторые по этому поводу имеют самые радужные ожидания. Мол, скинем русско-советское иго, и заживем как сыр в масле. Заграница нам поможет. А в результате — войны, кровь и нищета, как у помойной кошки, потому что все нажитое непосильным трудом ушло той самой загранице за помощь.
— Хорошо, товарищ Серегин, — кивнул Гейдар Алиев, — я понял ваше напутствие, и должен сказать, что полностью с ним согласен.
Товарищ Соломенцев хотел было что-то сказать в пику моему упреку за пренебрежение меньшими братьями, но Григорий Романов, все больше и больше вживающийся в роль генсека, за неимением спикерского молотка одернул его хлопком ладони по столу.
— Вообще-то, — сказал он, — мы тут собрались, чтобы заслушать товарища Серегина по афгано-пакистанскому вопросу, ибо ни черта не понятно, что там творится с самого утра. Из посольства докладывают, что рано утром Исламабад одномоментно был разбомблен дотла. Сейчас в городе бесчинствуют разъяренные толпы, пылают пожары, повсюду в небо поднимаются столбы черного дыма, и наши товарищи опасаются погромов и поджогов в посольском квартале*…
Примечание авторов:* в Исламабаде, городе, специально построенном в качестве столицы, все посольства компактно находятся в одном месте.
— Пусть ваши товарищи не переживают, — сказал я, — на тот случай, если погромщики попробуют двинуться в направлении посольского квартала, у меня наготове два эскадрона ударных атмосферных штурмовиков и несколько батальонов штурмовой пехоты. Если дело дойдет до применения вооруженной силы, то мои люди будут убивать погромщиков без всякой пощады, пока те не обратятся в бегство, спасая свои жизни. Вот такая простая арифметика усмирения дикарских инстинктов толпы: громить, грабить и жечь.
— А не слишком ли это жестоко? — спросил товарищ Кунаев.
— Нет, не слишком, — ответил я, — последствия погромов обходятся гораздо дороже. И к тому же, если проявить твердость в одном месте, беспощадно подавив беспорядки, то на протяжении определенного времени вы можете не опасаться рецидивов в других местах своей страны, ибо все поймут, что это чревато. В противном случае, стоит вам один раз проявить мягкотелость и нерешительность, подобные мятежи начнут вспыхивать повсеместно. Однако лучше всего, если ваша власть, кроме твердости и решительности, будет в полном объеме проявлять справедливость и заботу о людях, и тогда вероятность стихийных погромов и мятежей упадет до нуля, и за каждым таким случаем надо будет искать людей, которые заплатили погромщикам денег, дали им водки или наркотиков, привезли к местам сбора толп камни и заточенную арматуру… В Средней Азии и Казахстане в период распада СССР и некоторое время после подобные явления имели место сплошь и рядом. Борьба кланов за власть как она есть. Праздник непослушания в Исламабаде имеет совсем другую природу. Люди в доступной им форме празднуют освобождение от военной диктатуры. Ведь этот поганый хмырь Зия-Уль-Хак не просто сверг законно избранного президента. Он казнил его по надуманному обвинению, разогнал парламент и, наплевав на мнение народа, правил единолично, опираясь только на армейские штыки и поддержку посольства Соединенных Штатов. По сути, это обыкновенный бандит в генеральском мундире, силой дорвавшийся до власти, а вы, товарищи, держали при этом бабуине свое дипломатическое представительство, да еще вели с ним переговоры, когда он заехал в Москву по случаю смерти Брежнева. Скажите, Андрей Андреевич, вам по этому поводу не стыдно?
— Вообще после ваших слов стыдно, — смущенно произнес Громыко, — тем более что и толку от тех переговоров был один пшик. Но то было решение Юрия Владимировича, а с Генеральными секретарями у нас не спорят.
— Спорят, и еще как, — шепнула мне энергооболочка, — это товарищ Громыко сейчас не хочет признаваться, что тогда и сам был знатный дурак.
— Ладно, проехали, — мысленно ответил я энергооболочке, а вслух сказал: — Обстановка в Пакистане сейчас такая, что там теперь нет ни диктатора Зия-Уль-Хака, ни высшего генералитета, ни самой армии, ни даже гражданских министерств и ведомств, которые при военной диктатуре являются таковыми лишь номинально. Разгром полный, ибо по-другому я воевать не умею. Пусть теперь самые дерзкие, планировавшие войну против СССР, примеряют эту ситуацию на себя. Андрей Андреевич, ваша задача сейчас — вразумить руководство Индии в том смысле, что не надо идти завоевывать лежащего на лопатках соседа, а лучше протянуть ему руку гуманитарной помощи, и не более того. Хоть немного снизится накал ярости между индусами и мусульманами, и то хлеб. Что касается афганского направления, то там обстановка похожая. Базы боевиков и тренировочные лагеря в окрестностях Пешавара разгромлены ударами с воздуха и до белых костей зачищены высаженными с больших десантных челноков частями штурмовой пехоты. Можно сказать, что ни одного вооруженного боевика в живых на территории Пакистана не осталось, и невооруженного тоже. Такие имена, как Гульбеддин Хекматиар и Бурхануддин Раббани, теперь остались в прошлом, нет таких больше нигде. Семьи боевиков, женщин и детей, мои солдаты не тронули, но так как эти люди теперь оказались никому не нужны, я забираю их себе — для расселения в одном из своих владений и последующей ассимиляции. Когда эти люди поймут, что с ними произошло, они мне еще спасибо скажут. Также ударом из космоса уничтожена укрепленная база Ахмад-шаха Масуда в Панджшерском ущелье. В эпицентре удара расплавились даже сами горы. В настоящий момент части моего корпуса штурмовой пехоты и авиакрыла «Неумолимого» проводят вторую фазу операции «День гнева», занимаясь перехватом караванов и уничтожением банд, окопавшихся в кишлаках на территории самого Афганистана. При моем уровне разведки и боевого оснащения со всем этим в общих чертах можно будет покончить примерно за неделю, после чего вооруженное сопротивление правительству в Кабуле будет подавлено. Однако если кабульские деятели продолжат проводить политику, противоречащую представлениям их собственного населения о прекрасном, то этот успех окажется временным, и через некоторое время все начнется сначала. С первобытной дикостью нужно бороться, а не с религией, ибо одно совсем не означает другого.
— Мы вас поняли, — сказал Григорий Романов, — и передадим ваши рекомендации в Кабул.
— Это пока не рекомендации, а предупреждение, — ответил я. — Конкретные советы я дам чуть позже. И еще. Подготовьте для передачи моей медицинской службе всех ветеранов и инвалидов войн, начиная с Великой Отечественной и заканчивая Афганской. Всем им я верну здоровье, а если потребуется, и молодость. И присутствующих товарищей это тоже касается, только лечение от старости и последствий ранений, у кого они были, вы будете проходить без отрыва от производства.
Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу
С первыми проблесками рассвета, когда дорога уже видна, но лица людей различить еще нельзя, крепкий старик в белом полотняном одеянии паломника-хаджи подошел к воротам запретного города Ниц. Не увидев привратной стражи (а это место как минимум должна была охранять парочка плюющихся огнем ифритов), паломник покачал головой, потом умыл руки и лицо из установленного перед вратами фонтанчика, расстелил свой молитвенный коврик и совершил первый за день намаз. Во время своих первых жизней он не был так набожен, однако неопределенное время существования в Садах Джанны приучило его к заведенному там распорядку. Раз воин за правое дело попал в рай соизволением Аллаха, то должен вести себя там как любой праведник, проводивший дни в благочестивых размышлениях и молитвах. И такие тоже угодны Богу, хотя бы тем, что просто не творят зла. Закончив читать молитвы, паломник поднялся на ноги, убрал свой молитвенный коврик в походную суму и с первыми лучами восходящего солнца вошел в Ершалаим, тьфу ты, в запретный город Ниц.
Защитные заклинания в воротах просканировали гостя и, не обнаружив в нем ничего враждебного, беспрепятственно пропустили. Для нехороших людей из Нижнего Мира у Духа Города были приготовлены сюрпризы пострашнее любых ифритов, но сегодня был не тот случай. Однако, ступив на аллею, ведущую к Площади Фонтана, паломник на мгновение остановился и пробормотал: «И тут гурии…». И в самом деле, то тут, то там были видны спешащие на службу в столовую и госпиталь бывшие мясные остроухие — девочки настолько миловидные, что их и в самом деле можно спутать с прелестницами из магометанского рая.
А вот еще из одного двора, тяжело топая мускулистыми ногами, на утреннюю зарядку выбежало отделение бойцовых неофиток под командой матерой сержантки. Все бойцыцы были одеты по форме номер два, которая не скрывает ни женских выпуклостей, ни рельефа мышц, превращающих этих рослых девиц в идеальные боевые машины. Вслед за первым отделением на аллею выскочило второе, третье, четвертое… Когда бой-девицы пробегали мимо странника, того обдавало запахами чисто вымытого тела и едва уловимыми ароматами духов и притираний. Серегину для его злобных девочек не жалко ничего, и духи у них в набор мыльно-рыльных принадлежностей входят точно так же, как одеколон у мужчин. И снова у гостя возникло недоумение: мол, а я вообще куда попал?
Вздохнув, паломник продолжил свой путь, и почти сразу же прямо на него выскочила стайка совсем юных остроухих, торопящихся на школьные занятия.
— Простите, девушки, — окликнул их путник, по привычке использовав арабский язык, — вы не подскажете, как я тут могу найти генерал-лейтенанта Нину Викторовну Антонову?
Девочки переглянулись (на арабскую речь их переводящие амулеты настроены не были), потом одна из них, видимо самая храбрая, ответила на чистом русском языке:
— Извините, уважаемый, мы вас не понимаем.
И тут странник мысленно возблагодарил Всевышнего за его маленькие милости. В канцелярии Садов Джанны старый евнух, который, как говорят, при жизни был современником Пророка, выписывая проездные документы, ничего не напутал, послав его туда, куда надо.
— Простите меня еще раз, — сказал он уже по-русски, — я генерал-майор русской и советской армий Мехмед Ибрагимович Османов, разыскиваю в этом городе генерал-лейтенанта Нину Викторовну Антонову, адмирала Виктора Сергеевича Ларионова, генерал-лейтенанта Вячеслава Николаевича Бережного, а также чекиста и журналиста Александра Васильевича Тамбовцева.
— Извините, товарищ генерал-майор, — с легким поклоном и без всякого удивления ответила та же девица. — Мы еще слишком молоды для того, чтобы быть посвященными в Единство, а потому не знаем перечисленных вами персон. Наверное, вам лучше обратиться в штаб нашего обожаемого командира, а мы пока еще только учимся, чтобы потом занять свое место в строю его армии. Сейчас идите прямо, никуда не сворачивая, пока не выйдете на Площадь Фонтана. Там четыре высоких здания, но только у входа в Башню Силы стоят часовые. Едва вы подойдете к лестнице, к вам сразу выйдет помощник дежурного по штабу. Тут у нас, как говорят наши Наставники, все устроено без спеси и чванства, встречают всех одинаково вежливо, а провожают исключительно по заслугам.
Подивившись на столь разумные слова в устах столь юной девицы, странник поклонился, прижав руку к сердцу, и поблагодарил ее за предоставленную информацию и вежливое обращение. Девицы в ответ тоже поклонились, а потом, собравшись стайкой, будто воробушки, со звуком «ф-р-р-р» упорхнули в школу, чтобы не опоздать на первый завтрак. Посмотрев им вслед, Мехмед Османов (а это действительно был именно он) двинулся указанным путем, по дороге не уставая удивляться тому, что видел вокруг себя. С каждой минутой запретный город Ниц оживал все больше. Однако на нормальный военный городок все это походило мало. На ненормальный тоже. Больше всего окружающее напоминало странную комбинацию военного санатория и кадетского корпуса.
А вот и площадь с Фонтаном. На высоком крыльце здания, стоящего слева наискосок, истуканами застыли две рослые фигуры в форме цвета хаки. Дополняли внешний облик закинутые за плечо самозарядные винтовки с примкнутыми ножевидными штыками, которые ярко сияли на солнце*, так что больно было глазам. Поняв, что ему именно туда, Мехмед Османов отправился в обход фонтана, но не успел пройти и половины пути, как большие двустворчатые двери штаба неожиданно легко открылись, и оттуда стали выходить люди. Какой там помощник дежурного по штабу — в среднерослом мускулистом мужчине со старинным мечом на поясе легко угадывался обожаемый командир всего здешнего воинства, Артанский самовластный князь и император Четвертой Галактической Империи капитан российского спецназа ГРУ Сергей Сергеевич Серегин. А рядом с ним (Османову захотелось протереть глаза) стояли те четверо, с кем он хотел переговорить до встречи с самым главным местным начальством. И выглядели они неожиданно свежо и молодо, будто не было долгих прожитых лет в четырех мирах и нудного и вязкого посмертия, и к тому же каждый, похоже, сбросил с плеч по десять лет, а Нина Антонова и все двадцать. Вот товарищ Антонова сказала что-то на ухо главному начальнику, то кивнул — и генерал-майор Османов почувствовал, что наконец-то попал туда, куда было надо.
Примечание авторов:* сияют штыки не только отраженным солнечным светом, но и, как все холодное оружие Верных, вторичным свечением священного меча бога справедливой войны.
тогда же и там же, Башня Силы
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Человек, который рано утром неожиданно сам своими ногами пришел к нам в Тридесятое царство, был одет как мусульманский паломник, совершающий хадж в Мекку. Мы ждали его с отскоком через Подвалы, а он заявился к нам прямо на дом. Вообще-то самопроизвольное появление в запретном городе незнакомца — такое же невероятное явление, как июльский снег в пустыне Сахара, но только не на этот раз. Для опытных специалистов сразу было понятно, что в данном случае не обошлось без Творца Всего Сущего.
Первым незнакомца, шагающего по дороге, обнаружил Дух Города, который правомочен не только в городской черте, но и в ближайших окрестностях, там, где во времена Гоморритянской империи находился неукрепленный и незащищенный заклинаниями посад. Просканировав странника и не обнаружив в нем ни алчности, ни враждебности, Дух Города передал мне сообщение, а сам умыл руки. По счастью, эта новость не застала меня ни за сексом, ни в глубоком сне, поэтому мне требовалось только доесть первый легкий завтрак, поцеловать жену и пулей метнуться через индивидуальный портал из Шантильи в Тридесятое царство.
Однако уже здесь, на месте, выяснилось, что я напрасно так торопился, ибо наш гость отнюдь не мчался на встречу со мной галопом. Не спеша помолившись, он с первыми лучами вступил в город, не забывая оглядываться по сторонам, а у меня, соответственно, появилась возможность подготовиться к его визиту. Самым вероятным предположением было то, что нового соратника мне зачерпнут из той же команды Самых Старших Братьев, с той же структурой личности «четыре в одном», только эшелоном ниже. Поэтому присутствие товарищей Ларионова, Бережного, Антоновой и Тамбовцева в момент встречи с откомандированным ко мне офицером было строго обязательно.
Вероятность, что это будет кто-то из команды, что вздымала на престол императрицу Ольгу, тоже принималась мной во внимание, но только во вторую очередь. Никого в той компании, за исключением майора Новикова, я не знаю, и вообще сомневаюсь, что в ее состав входил хоть один мусульманин. В третью очередь я мог предполагать, что мне пришлют одного из бывших сослуживцев капитана Серегина, полковника Булатова, несмотря на весь свой опыт, бесследно сгинувшего в четырнадцатом году во время боевого выхода в кипящий котел Донбасса, либо погибшего при аналогичных обстоятельствах лично мне неизвестного офицера-мусульманина из какого-либо иного подразделения. Вот и все догадки.
Однако подтвердилось как раз первое предположение. Едва только седовласый сильно пожилой, но еще крепкий мужчина в белых одеждах паломника-хаджи появился на площади Фонтана, Нина Викторовна тихонько сказала мне на ухо:
— Это действительно Мехмед Ибрагимович, я это сердцем чую, — и некоторое время спустя добавила: — Да, это точно он.
И почувствовал я в тот момент, что эта женщина любила этого мужчину во всех своих прошлых жизнях последней, тайною и безнадежною любовью стареющей вдовы к жгучему восточному красавцу, но никогда не смела сказать о ней вслух… Во-первых, потому что там она была начальник, а он подчиненный, а во-вторых, из-за того, что между ними лежала возрастная разница в пятнадцать лет. Зато тут это абсолютно неважно: в новую жизнь — с чистого листа.
— Все будет хорошо, Нина Викторовна, — таким же шепотом ответил я своей Верной и посмотрел на приближающегося старика Истинным Взглядом. Одним словом, при ближайшем рассмотрении этот человек мне понравился. Мы с ним одной крови и одной породы, а остальное неважно.
Когда товарищу Османову (в тот момент я ощущал этого человека именно в таком качестве) осталось пройти с десяток шагов, мы все пятеро синхронно сделали первый шаг ему навстречу… второй, третий, четвертый.
Встретились мы внизу, глядя друг другу глаза в глаза.
— Доброе утро, Мехмед Ибрагимович, — поприветствовал я нового знакомого, пожимая ему руку. — С благополучным вас прибытием из Садов Джанны, сюда, в Тридесятое царство.
— Доброе утро, Сергей Сергеевич, — ответил тот. — Как я понимаю, вы мой новый начальник? Так вас отрекомендовал мне сам Всевышний, отправляя обратно из райских кущ на грешную землю. Да я и сам был рад удрать оттуда куда глядят глаза, ибо скука в раю преужасная.
— Что, и гурии от скуки не спасают? — ехидно спросил товарищ Тамбовцев, и тут же добавил: — Дай я тоже, пожму твою руку, чертяка! Виделись последний раз считай что в прошлой жизни!
Далее последовал обряд поочередных рукопожатий, радостных мужских возгласов и даже непроизвольного женского смеха. А я смотрел на это со стороны и испытывал чувство глубокого морального удовлетворения. О делах мы поговорим потом, а сейчас стая признала своего.
И вот наконец все утихло, и Мехмед Османов, подняв вверх палец, сказал:
— Гурии, товарищи, это главная опасность в Садах Джанны. Вот приходит туда свежий праведник, молитвенник и святоша, только и мечтавший о том, чтобы от старой сварливой жены и прочих жизненных забот сбежать в рай, где можно будет тысячами топтать совсем молоденьких девочек, которые потом снова становятся девственницами. Проходит день таких неумеренных наслаждений, проходит второй, проходит третий, и вот уже глядишь, а ангелы скатывают пустую оболочку рулончиком, и уносят ее на склад, хранить вечно до Страшного Суда, а все остальное, значит, вышло наружу райским блаженством. Если человек на земле жил сиюминутными заботами и удовольствиями тела, то и в раю его душа поведет себя точно так же.
Ответом на это заявление был гром с ясного неба, после которого товарищ Османов стал недоумевающе оглядываться по сторонам.
— И часто у вас такое? — спросил он. — Гремит, а на небе ни облачка.
— Это таким образом свое одобрение или подтверждение выражает Начальник Сергея Сергеевича, Творец Всего Сущего, — сказал генерал Бережной. — Если ты думал, что, покинув Сады Джанны, скрылся с его глаз, то фигушки. Теперь он знает тебя лично, и сможет найти везде, где бы ты ни находился.
Ответом на это заявление был еще один раскат грома.
— Значит, так, — сказал я, — вам четверым важное партийное поручение: взять новоприбывшего товарища, ввести его в курс дела, что и где у нас лежит, откуда растут руки, а откуда ноги, а также провести его через все положенные в таких случаях неотложные процедуры: то есть посещение госпиталя и переобмундирование. Все прочее можно сделать и потом. Встретимся через полтора часа на завтраке за командирским столом.
— Слушаемся и повинуемся, обожаемый повелитель, — с ехидцей сказал Тамбовцев и, повернувшись к товарищу Османову, добавил: — Идем, Мехмед Ибрагимович, нам надо слишком о многом с тобой поговорить.
Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, Столовая для личного состава
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Переодетый в еще не обмятую полевую униформу со знаками различия генерал-майора, товарищ Османов выглядел импозантно, хоть несколько непривычно: ну не берут у нас в армию семидесятилетних седоголовых стариков. А одеяние паломника и прочие аксессуары растворились в воздухе в тот момент, когда бывший владелец его снял. Казенное имущество Садов Джанны следует вернуть по принадлежности.
Сам товарищ Османов был явно шокирован обстоятельствами, в которых оказался, но держался с достоинством, как и подобает мужчине и офицеру. Впрочем, в своих прошлых воплощениях этот человек перевоспитывал султана Абдул-Гамида, встречался с императором Николаем и его братом Михаилом, а также имел дело с Лениным и Сталиным, так что ареопагом, собранным у меня за командирским столом, его не то что не шокировать, но и не удивить. Подумаешь, Ленин, Маркс и Энгельс… Мисс Зул на завтраке была в личине «грузинской княгини», ибо даже для деммки глупо пытаться напугать мужчину, видевшего Крым, Рим и Сады Джанны, а после вернувшегося в мир живых. А вот социоинженера светлую эйджел Риоле Лан товарищ Османов так и не приметил, точнее, увидел, но не обратил внимания. А зря…
Гораздо интереснее был его первый контакт с Колдуном. Узрев за столом новичка, наш маг-исследователь достал из-за отворота рубашки подвеску с камнем, после чего, как и всегда в таких случаях, некоторое время смотрел на товарища Османова внимательным взглядом. Потом он отрицательно покачал головой, шепнул пару слов на розовое ушко любезной Лидусе, и та тоже бросила на новенького острый взгляд. Явно же, что, помимо общего отрицательного заключения, у Колдуна имеется и особое мнение по поводу этого человека, но разговаривать об этом прямо сейчас за столом было бы неправильным и бестактным.
Правда, этот вопрос обеспокоил самого обследуемого.
— Скажите, Сергей Сергеевич, а что это ваш мальчик так на меня смотрит? — спросил он.
— Это не просто мальчик, а маг-исследователь Дмитрий Абраменко, позывной «Колдун», — ответил я. — Глянув через свой камень-амулет, он установил отсутствие у вас всяческих магических талантов, на чем тему этого разговора можно считать исчерпанной…
— Но все же, Сергей Сергеевич, — с нажимом произнес Мехмед Османов, — можно на эту тему рассказать немного подробнее? А то в своих прежних жизнях я привык считать занятие магией чистейшим шарлатанством. Но тут, не успел я, можно сказать, ступить на порог, как меня начинают проверять на причастность к этой самой магии, да и старые товарищи порассказали мне много такого, что просто ум за разум заходит.
Я вздохнул и терпеливо стал разъяснять неофиту прописные истины:
— В обычных мирах Основного Потока никаких занятий истинной магией быть не может, а может быть лишь ее имитация, сиречь шарлатанство. Девять из десяти человек не имеют к магии никакого отношения, а еще один может считаться потенциальным магом, но при отсутствии соответствующей энергетической подпитки его таланты выключены и спят, вне зависимости от своей силы. Все телевизоры, отключенные от розетки, одинаково показывают черный экран, независимо от года их выпуска и фирмы-производителя. Но когда человек со скрытым талантом попадает в магический мир, его талант просыпается и начинает впитывать энергию. Такой потенциальный, но уже активный маг опасен и для себя, и для окружающих, ибо в тот момент, когда внутренние накопители заряжены до упора, потребуется разрядка выстрелом, а он даже не подозревает, что с ним происходит и как на это реагировать. Все несчастные случаи, и с самим недоделанным магом, и с окружающими его людьми, происходят как раз в таких случаях, когда талант начинает крутить им как хвост собакой. Случиться может все что угодно: от пробуждения вулкана там, где его не должно быть по определению, и взрыва силой в несколько килотонн, до превращения людей в камень или привидения или же их провала в другие миры. Чтобы избежать подобных безобразий, магический талант у новичка должен быть выявлен как можно скорее, после чего ему требуется пройти инициацию, получить ключ к своему таланту, чтобы маг управлял им, а не наоборот, а потом еще пройти обучение, чтобы не пришлось познавать горькие истины методом тыка. У вас такого таланта не обнаружено, так что нет смысла обсуждать этот вопрос. Быть магом — это очень большая ответственность, и перед собой, и перед людьми, а у вас и своих забот по службе будет полон рот.
Мехмед Османов прижал правую ладонь к сердцу и отвесил мне легкий полупоклон.
— Спасибо, товарищ Серегин, что разъяснили положение, — сказал он. — Мне уже говорили, что у вас тут невозможное возможно, а невероятное очевидно. Но самое главное — теперь я знаю, что мои товарищи, прошедшие тем же путем до меня, принесли вам присягу и встали в общий строй борцов за правое дело.
— Об этом, и еще о многом другом, мы поговорим позже у меня в кабинете, — изрек я, — а сейчас время для приема пищи, а не для политических разговоров.
— А у меня, например, к товарищу Османову совсем не политический вопрос, — больше из чувства противоречия, чем по какой-то иной причине, начал заводиться Ильич. — Хотелось бы знать, неужели Добрый Боженька правомочен не только в христианском, но и в магометанском раю… или там есть свое начальство?
Так и хотелось спросить: «А вы, Владимир Ильич, с какой целью интересуетесь, к гуриям захотели?», но товарищ Османов меня опередил.
— Аллах Велик, а потому правомочен везде, — убежденно изрек Мехмед-хаджи. — Нет такого места в Мироздании, где он не был бы полноправным хозяином, и именно поэтому злобными глупцами выглядят люди, натравливающие друг на друга людей разных исповеданий. Целью таких межрелигиозных войн могут быть только захват чужих земель, грабежи и безудержные убийства людей другой крови, другого языка и другой веры. Аллах велик, и Иса его пророк.
Ильич хотел было что-то сказать, но я посмотрел на него таким взглядом, что у вождя мировой революции все слова застряли комом в горле, и, кажется, даже где-то что-то задымилось. Еще он мне тут религиозные споры устраивать будет.
— Фу, товарищ Ленин, то есть брэк, — сказал я. — Бороться следует не с религией, а с первобытной зверской дикостью, которую некоторые выдают за традиционные ценности. Нет в убеждениях пещерных троглодитов ничего ценного, и смена этнокультурной доминанты с архаичной на цивилизационно продвинутую — это благо, а не уничтожение национальной идентичности. При этом надо еще суметь отличить правильную этнокультурную доминанту от неправильной. Если государство не может выйти за пределы своих национальных границ, потому что со всеми соседями у него непримиримая вражда, или этот выход сопровождается насильственной ассимиляцией, а может, даже геноцидом, тогда такая этнокультурная доминанта должна считаться неправильной и со временем отправиться в топку истории. Мол, были такие, но теперь их нет. И наоборот, если государство с легкостью включает в себя инородные и иноверные компоненты, вступает с ними в симбиоз, не уничтожая их культуру, а используя ее для синтеза нового, ассимилирует их представителей лишь в индивидуально-добровольном порядке — за такой этнокультурной доминантой будущее в грядущих веках. Аминь.
На этой оптимистической ноте разговоры о политике и религии за завтраком прекратились.
Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Из столовой я и Самые Старшие братья, которых с сего дня стало пятеро, сразу после завтрака переместились, то есть поднялись, в мой рабочий кабинет главнокомандующего. Вот там, с учетом той предварительной работы, которую с Мехмедом Османовым провели его старшие товарищи, нам предстоял серьезный, очень серьезный разговор. Но прежде Дима-Колдун успел мне сообщить, что у нового товарища магических талантов действительно нет, а вот признаки наличия свойств неактивированного аватара наблюдаются. Впрочем, лично меня это никак не задевает. Ну, захотелось Небесному Отцу посмотреть на происходящее еще одними глазами, и пусть. От меня не убудет.
— Вячеслав Николаевич, вы уже поставили Мехмеда Ибрагимовича в курс дела о нашей текущей операции в восемьдесят пятом году? — первым делом спросил я у Бережного, едва мы оказались в моем кабинете.
— Нет, Сергей Сергеевич, — ответил тот, — не успел. Да и когда нам было, если на дружеские приветствия, посещение госпиталя и склада обмундирования, а также на деловую беседу было дано всего-то навсего полтора часа.
— В восемьдесят пятом году я пошел в школу, — сказал Мехмед Османов. — С одной стороны, интересно, что там у вас творится, с другой стороны, это так близко к нашему родному времени, что становится страшно натворить чего-то не того. Во времена русско-турецкой, русско-японской и Великой Отечественной войн, а также Октябрьской революции мы знали, что строим абсолютно новые миры, в которых, возможно, даже не встретятся родители наших родителей. А в восемьдесят пятом году родились не только наши отцы и матери, но и уже мы сами. А если что-то пойдет не так?
— А что в нашей истории (товарищ Серегин называет ее Основным Потоком) на восемьдесят пятый год может быть хуже Горбачева и его своры? — спросила Нина Антонова. — Правильно, ничего. Так вот, Мехмед, должна тебе сказать, что эту сволочь вовремя остановили и обезвредили, а вместо него после смерти Черненко пленум избрал Генеральным секретарем куда более приличного Григория Романова. Это не обещает Советскому Союзу молочных рек с кисельными берегами, но хотя бы его теперь никто не будет специально разламывать на куски.
— Горбачев — это не отдельный человек, а явление, — убежденно произнес Мехмед Османов. — Впрочем, если генеральным секретарем избрали другого, процессы распада можно затормозить на несколько лет. Однако сейчас меня удивляет, почему молчит товарищ Серегин.
— А о чем говорить? Я не коммивояжер, моя борьба за правое дело не товар, а вы не покупатель. Возможно, у вас имеется недопонимание роли моей личности во всей этой истории. Я не наемник-кондотьер, владелец частной военной кампании, а слуга Господень, его Специальный Исполнительный Агент, который идет из мира в мир, повинуясь неслышимому приказу сделать их безопаснее для людей, чище и добрее, даже если для этого придется открутить несколько миллионов упрямых голов. Пока я не выполню свою задачу, дорога дальше просто не открывается. В этом мире мы только начали свою работу, и сразу после рокировки генеральных секретарей обратили внимание на Афганистан и его окрестности — самую болезненную точку по периметру советских границ. Не устранив давления с этой стороны, нельзя двигаться дальше. Но только это не должен был быть вывод войск в стиле месье Горбачева, когда все бросили и убежали. Такой шаг не снял внешнее давление, а лишь перенес его рубежи ближе к Москве. Не захотели драться с радикальным исламом под Джелалабадом, а в итоге заполучили вспышку радикальной инфекции у себя на Северном Кавказе.
— Согласен с вами, — кивнул Мехмед Османов. — Но, к сожалению, концепция выполнения интернационального долга ставил советские войска в заведомо невыгодное положение. Наши отцы делали все что могли, выиграли девяносто процентов боев, но проиграли войну, потому что в Москве с самого начала не понимали и не хотели понимать, с чем именно они имеют дело в афганских горах.
— Отец нашего героя, капитан Ибрагим Мехмедович Османов, тоже сражался в Афгане, — шепнула мне на ухо энергооболочка, — был тяжело ранен, а потом откормленные на госхарчах чиновники в родной Казани говорили ему, герою и орденоносцу: «Мы тебя туда не посылали».
— Этот вопрос, даст Бог, мы тоже порешаем, — мысленно ответил я энергооболочке, а вслух произнес: — Для меня концепции, принятые московскими умниками, совсем не обязательны, даже наоборот: если они привели к поражению, я обязан их отвергнуть и сказать свое собственное слово. К настоящему моменту у меня уже накоплено столько вооруженной вилы и огневой мощи, что Пакистан, участвовавшей в американской войне против Советского Союза в качестве опосредованного прокси-агента второй очереди, оказался размазан по земле тонким слоем, и сейчас его армия не представляет опасности ни для кого, даже для собственного населения. В ходе этой операции моими войсками под корень уничтожены все отряды афганской вооруженной оппозиции, окопавшиеся на территории Пакистана в так называемых «лагерях беженцев», а также живыми и здоровыми освобождены томившиеся там советские военнопленные. Из афганцев на территории Пакистана я убил всех, кто брал в руки оружие, а это как раз все мужское население, а некомбатантов, то есть женщин и детей намереваюсь обратить в свой актив, расселив в своих владениях и подвергнув ассимиляции. В противном случае они, скорее всего, обратятся в профессиональных беженцев, вечных потребителей гуманитарной помощи, а эта роль ничуть не лучше роли домашних животных. И то же самое в течение самого короткого времени произойдет в тех населенных пунктах Афганистана, где люди непримиримо враждебны к властям в Кабуле. Для меня это просто. Сначала по населенному пункту наносится удар депрессионно-парализующим излучением, а потом мои солдаты начинают делить местную публику на агнцев и козлищ, беспощадно умерщвляя последних. Вас я намереваюсь назначить руководителем этого проекта, в первую очередь имея в виду перевоспитание мальчиков старше семи лет, которые еще не брали в руки оружия, но уже заражены ненавистью к «кяфирам». Dixi! Я все сказал!
И тут Мехмед Османов раскрылся весь, до самого донышка. Встав передо мной на одно колено, он произнес:
— Я согласен на ваше предложение, товарищ Серегин. Что я должен сделать, чтобы принять присягу прямо сейчас?
— В первую очередь встаньте, — торжественно произнес я, — в моем войске и окружении нет ни рабов, ни слуг, которые должны демонстрировать свое подчинение и унижение, а есть только товарищи. Ну и еще внешний возраст вашего тела и убеленная сединами голова ставят меня в неудобное положение.
— Да, Мехмед Ибрагимович, — сказал Бережной, — товарищ Серегин очень необычный самовластный князь, и император тоже. Боюсь, что ты будешь немного шокирован тем, что произойдет дальше… Мы через это уже прошли, теперь твоя очередь…
Как только неофит поднялся прямо и встал ровно, я произнес стандартную формулу страшной встречной клятвы, и вправду немного шокировавшей моего нового Верного, а я подумал, будут ли работать свойства аватара внутри Воинского Единства. Впрочем, и там тоже мне скрывать нечего: если Небесному отцу так хочется, то пусть присутствует и даже участвует в обсуждениях.
— Ты прав, сын мой, — услышал я в своей голове громыхающий голос, — это будет уникальный опыт даже для меня, ибо прежде таких консорций* еще никто не создавал.
Примечание авторов:* Консорция — в пассионарной теории этногенеза объединение группы людей для достижения единой цели, обладающих единой исторической судьбой. Консорция в ходе процессов этногенеза может перерасти в более высокие этнические таксоны: субэтнос, этнос, суперэтнос.
Ну что ж, высшая инстанция высказалась вполне благоприятно. Впрочем, сейчас некогда разводить турусы на колесах; отсюда, из Тридесятого царства, нам следует отправиться на «Неумолимый», где мы проведем еще одно совещание, на этот раз с будущими непосредственными подчиненными генерал-майора Османова. Некомбатанты, брошенные в лагерях беженцев без всякого присмотра со стороны власть имущих, не могут ждать, пока мы развернемся и почешемся.
17 марта 1985 года, 11:25 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Будущими подчиненными генерал-майора Османова, с одной стороны, был полковник Коломийцев со своей разведывательно-штурмовой бригадой, в которой боевым афганским опытом обладал только замполит Антонов, с другой стороны, бывшие узники душманов — те, что выразили желание оказать нам содействие в этой операции. Они готовили восстание, вели разведку, составляли планы — и тут, как гром с ясного неба, моя операция «День гнева». Во-первых, им приятно было наблюдать, как их мучителей размалывает в фарш магнитоимпульсными пушками, а потом воительницы из штурмовой пехоты, прочесывая лагерь, вытаскивают уцелевших из укромных щелей и тут же приканчивают без всякой пощады (крики о том, как это бородатое отребье хочет жить, были понятны бывшим узникам без перевода: в плену они вполне овладели навыками и пушту, и фарси). Во-вторых, у них у самих не остыл еще боевой запал подготовки к восстанию.
Впрочем, не все освобожденные из плена выглядели эталонно своими. Были среди них и такие, на которых глаза бы мои не глядели. А некоторые от перенесенных страданий даже сошли в плену с ума. Впрочем, если отбросить шелуху, набралось два десятка бойцов, и трое из них были младшими лейтенантами, профессиональными переводчиками, имеющими дипломы Военного института Министерства обороны СССР (того самого, что закончил широко известный Владимир Вольфович Жириновский). Я не утверждаю, что каждый из этих парней способен стать гением от политики, однако образовательную базу это заведение давало великолепную. Истинный Взгляд подсказывает, что такими самородками разбрасываться грешно, и их гибель в плену у боевиков могла быть причиной значительных исторических развилок в будущем Основного Потока.
До пленения все три переводчика состояли при советских военных советниках афганской армии, офицерах в чине полковника-подполковника, чья судьба в Основном Потоке для советской стороны так и осталась неизвестной. И тут же энергооболочка высказала мнение, что тайные тюрьмы ЦРУ — изобретение отнюдь не Буша-младшего. И в годы войны во Вьетнаме, и тем более во время нашей Афганской эпопеи, у американцев время от времени должны были появляться пленники, существования которых они не могли признать в принципе, а то как бы чего не вышло. В Пакистане, в окрестностях Пешавара, искать этих людей бессмысленно: там до самого последнего момента творился самый настоящий проходной двор, и утечка информации была более чем вероятна. Похищенные предположительно находятся на американских военных базах Диего-Гарсия и Гуантанамо, где в принципе не бывает случайных людей. Надо будет отдать орбитальной сканирующей сети провести детальнейшее психосканирование этих не особо больших клочков суши. И если там обнаружатся люди, мыслящие на русском языке, тогда кто из янки не спрятался, я не виноват. Доставая из тайных тюрем нелегальных советских пленных, я буду суров, свиреп и беспощаден.
Остальные бывшие военнопленные большей частью происходили из боевых мотострелковых и десантно-штурмовых частей, а прочие являлись автомобильными водилами (самая уязвимая категория советских военнослужащих) и бойцами тыловых подразделений материально-технического обеспечения. Помимо переводчиков, офицер в этой группе только один, лейтенант из десантно-штурмовых войск (что интересно, хакас по национальности), он же старший временной команды вплоть до момента ее роспуска, ибо в армии по-другому никак. Остальные — сержанты и рядовые бойцы, есть даже один вольнонаемный гражданский водитель. Были, оказывается, и такие.
Все они прошли тут, на «Неумолимом», санобработку и медицинский осмотр у главного врача Валерии Доминики, все признаны годными к службе, все переодеты в новенькую полевую униформу с погонами, соответствующими званию. И только у гражданского водителя погоны на форме отсутствуют. Все они пережили шок внезапного освобождения, когда после короткого, но яростного боя снаружи их тюрьмы вдруг распахнулись двери и на пороге появились рослые фигуры в футуристических доспехах штурмовой пехоты, на чистом русском языке возвещая о том, что плен закончился. Освободители подняли забрала своих шлемов и оказались вполне миловидными девицами… Выходите, мальчики, теперь вы свободны.
А сразу у выхода, недвижим, в луже собственной крови, лежит местный плюгавый пацан-надсмотрщик, по возрасту еще не годный воевать в горах, и голова его уже отделена от тела. Каждый раз, когда выдавался случай, он бил шурави плетью, потому что ненавидел их за то, что на той войне в боевиках погибли его отец, два старших брата и несколько дядей. И вот теперь он сам мертв, как мертвы остальные боевики в лагере, над которым в воздухе почти беззвучно парят фантастические и ужасные «Шершни». Это вам не доспехи, какие на Мосфильме или Голливуде могут наделать сколько надо и какого надо вида — это действительно вещь в себе, индикатор развития цивилизации, демонстрирующий высший уровень.
И тут же, при ярком солнечном свете, парни видят, что шевроны на доспехах воительниц — золотой двуглавый орел и пятиконечная звезда на алом поле, а не типичная для советской армии алая пятиконечная звезда с серпом и молотом и обозначением рода войск. Двуглавый орел — это же уму непостижимо! Но на этом чудеса не кончаются. Парней бегом ведут в недра большого десантного челнока, по внутренним размерам в несколько раз превосходящего десантные трюмы военно-транспортных самолетов Ан-12 и Ил-76, доставлявших в Афганистан молодое пополнение и вывозивших дембелей (как апрель, так у душманов праздник — охотиться на заходящие на посадку и взлетающие неуклюжие транспортники).
Но тут все совсем другое… В огромном трюме маленькая группка бывших пленных выглядит сиротливо. Десантная аппарель закрылась, отрезая внутреннее пространство от лагеря афганских беженцев, и через некоторое время открылась уже в ангаре «Неумолимого». И никаких ощущений полета в промежутке между этими двумя событиями. А дальше все по распорядку: баня (точнее, душ с неограниченным количеством мыла), фантастический медосмотр, где вместо доктора голограмма, а на выходе рослая бой-девица в легкомысленном повседневном наряде вручает каждому аккуратно сложенную стопочкой форму, ремень и сапоги.
И вот они снова люди в форме, при погонах и, самое главное, при ремнях. И тогда же от общей массы пленных отделили от тех, за кем была замечена пониженная социальная ответственность (другими словами, потенциальных предателей). Остались только те, что в другой истории, восстав, погибли, но не посрамили своей чести, и некоторое количество схожих с ними по моральным качествам узников лагеря Шамшату, где никакого восстания не было (возможно, просто потому, что после первого инцидента всех узников сразу убили). Впрочем, агнцы ничуть не удивились отделению от них козлищ — они и так все знали об этих своих «товарищах по несчастью».
Но на этом приключения не закончились. Потом был обед в общей столовой для космодесанта, наполненной множеством рослых бой-девиц и значительно меньшим количеством молодых мужчин обычной внешности, переговаривающихся на русском языке. Миловидная девушка (опять же объяснявшаяся на чистом русском языке) за руку отвела их от раздачи к столу для гостей, а оттуда — в кабинет гипнопедии. Нет, парням не требовалось инсталлировать никакого нового языка — целью посещения этого заведения была инсталляция вводной лекции, составленной из ментаграмм непосредственных участников событий.
Все гипнопедические шлемы, предназначенные для продвинутого обучения, имели обратную связь и были соединены в сеть, благодаря чему реципиенты во время сеанса чувствовали себя не только участниками событий, но и сохраняли связность как единая группа, а потому могли обмениваться мнениями и впечатлениями. В итоге получился такой многосерийный документально-художественный* коллективный ментофильм «Путем меча», после просмотра которого Призыв должен был пробить парней сам собой, с пол-оборота. Есть у меня такое мнение: спасая человека, который в Основном Потоке должен был гарантировано погибнуть смертью храбрых, я имею право предложить ему вступить в ряды Воинского Единства. А дальше дело за ним: захочет — вступит, не захочет — откажется. Не первый раз у меня такое, и не последний.
Примечание авторов:* события отражены с документальной точностью, а вот однотипные ментограммы отбирались, исходя из их художественной ценности. Нужный специалист опять же нашелся на «Солнечном Ветре».
При этом никаких следов русских женщин, якобы запроданных зловредным КГБ в душманское рабство, отыскать не удалось. А искать мы умеем. Скорее всего, эта байка родилась тогда, когда кто-то из тайных диссидентов увидел на пограничном КПП автобус с вольнонаемными официантками, поварихами, секретаршами-переводчицами* (и так далее), направлявшимися в Кабул работать по специальности, каждая в меру своей квалификации. Или, возможно, подобные безобразия тут творились уже позже, когда Горбачев укрепился в Кремле и риск сгореть синим пламенем от случайного прокола сократился до минимума. Энергооболочка тоже в сомнениях, ведь ее информация оказалась не привязанной к конкретной дате, да и не информация это была, а мнение, что не одно и то же.
Примечание авторов:* один из потоков факультета иностранных языков Военного института Министерства обороны СССР был укомплектован исключительно женским контингентом.
— Вот, — сказал я товарищу Османову, проходя вместе с ним вдоль одношереножного строя освобожденных, — этих людей мы вытащили из душманского плена, отделили зерна от плевел, провели через баню и медицинский осмотр, обмундировали, накормили, спать уложили, совместив это дело с гипнопедическим инструктажем.
— И как вы предлагаете мне их использовать? — тихо, чтобы не слышал никто более, спросил меня новый Верный.
— Эти люди, — сказал я, накрывая нас обоих пологом тишины, — будут прикомандированы к бригаде полковника Коломийцева в качестве переводчиков, проводников и инструкторов. Они прекрасно знают тамошнее дикое общество, натерпелись от него по самую маковку, и с удовольствием помогут его разрушению. А в свою очередь полковник Коломийцев и его командиры батальонов будут выполнять уже ваши указания.
— Этого я и боялся, — вздохнул мой собеседник, — не лучше ли было оставить афганцев жить привычной жизнью, ведь после того, как вы разгромили Пакистан, без подпитки со стороны война должна была затихнуть сама собой?
— Нет, не лучше, — возразил я, — по крайней мере, по отношению к тем, кто повиновался вождям и ушел в так называемые лагеря беженцев. Смысл этого конкретно взятого локального общества — не борьба против советской армии и сил местного светского правительства, а война против самой цивилизации. Кабульские мечтатели-реформаторы разбудили в своей стране Зверя, американцы радостно кинулись его подкармливать, ведь это вредит Советам, но мы с вами знаем, что однажды к ним тоже прилетит черный бумеранг. Ничего хорошего варварство не несет никому. И даже если в вашей большой державе варварские народы не перевоспитаны, не переделаны на имперский социокультурный код, их истинная сущность время от времени будет прорываться мятежами и иными вспышками насилия. В Советском Союзе общенациональная интеграция была остановлена на самом начальном уровне, и в результате мы имеем ядро с весьма слабо связанной с ним периферией. В Основном Потоке поражение в Афганистане сработало как детонатор. Советская империя потерпела поражение, значит, теперь можно все. В отличие от местных, мы с вами знаем, чем все это закончилось, хотя даже нам с вами неизвестен полный гамбургский счет, ибо там, в будущем, кровавые последствия распада СССР продолжают длиться.
— И вы решилиукрепить Советский Союз самым радикальным способом? — спросил мой собеседник.
— А разве это не достойная цель? — спросил я.
— Вполне достойная, — ответил Мехмед Османов. — Да только дело в том, что я сам мусульманин, и не могу действовать против собственных убеждений.
— А разве я сказал, что ислам и дикость — это синонимы? — спросил я, ощущая, как где-то внутри, пробуждаясь, шевельнулся архангел. — Мне нужен такой соратник и помощник — искренне верующий мусульманин, и в то же время человек широких взглядов, и российский патриот. Мне нужен тот, кто помог бы создать из самого бросового материала такое исламское общество, которое жило бы в мире со всеми своими соседями, не пытаясь кинуться на них с ножом, не отрицало бы науку и прочие достижения цивилизации, и не стремилось бы к дикости как к своему естественному состоянию. Всевышний услышал — мою даже не просьбу, а мысль — и сказал, что такой человек у него есть, и прислал ко мне вас. Вы что, хотите сказать, что Творец ошибся?
— Нет, — ответил мой новый Верный, опустив глаза, — Всевышний не ошибся. Изложенные вами граничные условия для создания нового общества во всем совпадают с моими собственными убеждениями. Просто я по неопытности первоначально неправильно понял поставленную задачу, и прошу вас за это меня наказать.
— Никакого наказания с моей стороны не будет, — сказал я, — еще чего не хватало. Еще раз повторю: мне нужен наставник для стаи озлобленных волчат, которых с пеленок натаскивали на ненависть ко всему чужому. Вы должны завоевать среди них авторитет — и как знаток Корана, и как хаджи, и как опытный воин, а вот о том, что вы по воле Аллаха вернулись из Садов Джанны, мы говорить не будем. Пусть это останется вашей тайной, отныне и во веки веков. А женской частью беженцев, которой там большинство, займутся совсем другие люди, тоже женского пола, которых у меня предостаточно, ибо, насколько я помню, по канонам ислама мужчине неприлично вникать в женские дела. Вы подробностей этого дела не знаете и знать не желаете.
— Согласен, — кивнул Мехмед Османов, — я буду делать все в соответствии с поставленной вами задачей. А сейчас нам требуется выходить из этого глухого колпака, а то люди ждут.
Со стороны наша беседа выглядела так, будто два больших начальника отошли в сторонку и беседуют между собой так тихо, что не разобрать голосов.
— Да, пожалуй, — ответил я и, убрав полог тишины, в полный голос сказал для всех: — Слушайте боевую задачу, товарищи…
И вот, когда я закончил постановку задачи, бывшие пленные между собой переглянулись (все-таки два-три года плена отбили естественные армейские рефлексы, да и команды «смирно» никто не давал), а затем невысокий коренастый крепыш-лейтенант восточной наружности, набравшись храбрости, спросил:
— Товарищ… командующий, а что с нами будет дальше?
Я пожал плечами и ответил:
— А дальше, товарищ лейтенант, когда цель операции будет достигнута, вы либо выкажете желание вернуться к предыдущему месту службы, и я отправлю вас в Союз, снабдив наилучшими рекомендациями, либо почувствуете нестерпимое желание принести мне страшную встречную клятву. Но об этом можно говорить, если такое желание все же появится, и ни минутой раньше. Остальных это тоже касается, ибо все, в зависимости от рода войск, и даже гражданские — вы все тут настоящие бойцы, несгибаемая элита элит, которыми гордилась любая армия. Благословляю вас на бой кровавый, святой и правый.
На этот раз мне даже не потребовалось обнажать меч или даже жестикулировать руками. Для того, чтобы откуда-то с потолка посыпались светящиеся искры благословения, достаточно было одних слов. И архангел внутри меня в этот момент был такой добрый, что добрее не бывает.
18 марта 1985 года, местное время 11:25. Соединенные Штаты Америки, Федеральный округ Колумбия, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет
Присутствуют:
40-й президент США Рональд Рейган
Вице-президент Джордж Буш-старший
Госсекретарь Джордж Шульц
Директор ЦРУ Уильям Джозеф Кейси
Министр обороны Каспар Уайнбергер
Председатель Объединенного Комитета начальников штабов генерал Джон Уильям Весси-младший
События последних двух суток взбаламутили и до икоты перепугали вашингтонский истеблишмент. Американское человечество (есть такое культурное явление*) много раз фантазировало по поводу вторжений инопланетян, но никто не подозревал, что это произойдет таким невероятным образом. Появившись над бескрайними просторами СССР, пришелец из далеких далей облетел северное полушарие с востока на запад, как бы разглядывая, где что лежит. Однако и над Европой, и над Америкой, и над Японией с Китаем его променад был явлением эпизодическим, но когда этот ужас межзвездных глубин достиг космического пространства над Пакистаном, начались страшные чудеса.
Примечание авторов:
* в книгах американских писателей фантастов весь остальной мир либо является продолжением Америки, либо они напрочь его игнорируют.
Удар, который обрушился на самого верного американского союзника в регионе Южной Азии*, был внезапным, сокрушительным и беспощадным. Пакистанское государстворешительно растоптали, а потом подошву обуви тщательно обтерли об землю, очищая от налипшей дряни. Пакистанскую армию, застигнутую врасплох, уничтожили не дав покинуть казарм, частью ударами с воздуха, частью прямо из космоса. Также пришельцы разрушили гражданскую инфраструктуру управления страной. Поражению подверглись министерства и ведомства, аэропорты, инфраструктура связи и телевещания, однако удар не задел ни сельскохозяйственных территорий, ни промышленности, ни железных дорог…
Примечание авторов:
* Южная Азия — регион мира, включающий в себя Индию, Бангладеш, Пакистан, Афганистан, Непал, Бутан и Шри-Ланку.
А потом наглые пришельцы заявились прямо в американское посольство в Исламабаде, да таким образом, что ни у кого не возникло никаких сомнений в истинной сути того, кто называл себя герольдом императора Галактики. Единственной целью визита было вручение послу Хинтону послания от императора Сергия из рода Сергиев для американского президента Рональда Рейгана. Вот оно, преодолевшее расстояние в половину окружности земного шара, лежит на президентском столе: оригинал составлен на чеканной латыни, копия переведена на добротный английский язык. Специалисты, срочно вызванные в Вашингтон из Гарварда, после первого, поверхностного изучения копии латинского текста (ксероксы уже изобретены) сообщили, что это не варварская средневековая латынь, и даже не вульгарный язык древнеримского простонародья. Мол, писал это хорошо образованный человек, занимающий в обществе высокое положение*.
Примечание авторов:* черновик Серегин набросал своей рукой, потом по нему с правками прошлись Прокопий Кесарийский и Конкордий Красс. Перевод на английский язык делал Роберт Хайнлайн.
Однако прежде, чем состоялось это совещание в Белом Доме, мир потрясло еще одно событие. Советский Союз и Галактическая Империя установили дипломатические отношения и подписали договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи. Послом Советского Союза в Империи был назначен молодой (35 лет) дипломат Сергей Лавров, незадолго до этого отозванный из советского постпредства при ООН, а послом Империи в СССР стал некто Гней Гораций Секст, совсем молодой человек*, однако при этом важный, как призовой павлин в зоопарке.
В Неоримской Империи, единственном государственном образовании на просторах Галактики, понятие дипломатии как таковой никому не ведомо, зато есть специальные представители императора, которых назначают надзирателями к планетарным и секторальным наместникам, префектам и проконсулам, чтобы те даже в самых отдаленных углах бескрайнего космоса соблюдали имперскую законность и истово исполняли волю императора. Имперский посол в СССР в прошлой неоримской жизни как раз и был таким императорским представителем. Он только что прошел в столичной клинике первую стабилизацию старения, и направлялся на борту «Солнечного Ветра» к новому месту службы.
Всего этого американские деятели, разумеется, не знали, однако им было известно, что высшие руководители СССР тоже посетили борт галактического линкора, где им устроили торжественную встречу с красной дорожкой и почетным караулом. И все это, как само собой разумеющееся, показали по советскому телевидению в программах «Время» и «Новости». Шок от этого явления сложился с шоком от афгано-пакистанских событий. Одно дело, когда пришельцы громят кого-то исходя из своих собственных побуждений и предпочтений, и совсем другое, когда эти чудовища из глубин космоса вступают в дипломатические отношения и заключают союз с закоренелыми ненавистниками всего американского…
Но в Америке решили, что, несмотря на общее человекообразие пришельцев, все они являются истинными монстрами — во-первых, потому, что вступили в союз с Советами, во-вторых, в силу собственной природы. Как доложил по телефону из Нью-Дели посол в Пакистане Дин Рош Хинтон, внешне эти пришельцы — обычные люди, но это лишь видимость. Человеческое тело надето на монстра, будто хорошо отглаженный костюм на наемного убийцу, но нечеловеческий принизывающий и ненавидящий взгляд скрыть таким образом невозможно. Однако таковы только их командиры. Рядовые солдаты даже не пытаются спрятать свою нечеловеческую сущность, потому что имеют рост в семь футов, атлетическое телосложение, заостренные уши, раскосы будто японцы, и при этом являются женщинами, что хорошо заметно по обширным выпуклостям. Армия из женщин-монстров — это же американскому уму непостижимо.
Показало советское телевидение и самого императора Сергия. Фрагмент с приемом верительных грамот занимал в передаче всего несколько секунд, но специалисты ЦРУ просмотрели его чуть ли не покадрово. Мужчина неопределенного возраста, не юноша, но и не пожилой человек, мускулистый, со старинным церемониальным мечом на боку, одет в серо-черный мундир с серебристой отделкой. Взяв у советского посла верительные грамоты, он сказал тому несколько слов и вполне дружески пожал руку. И лишь по секундному взгляду, брошенному в камеру, мистер Рейган и его подельники могли узнать в этом человеке своего могильщика. И еще раз этот же человек мелькнул во время репортажа о визите на галактический линкор членов советского Политбюро. И было хорошо заметно, с каким опасением и вместе с тем почтением эти прожженные кремлевские старцы смотрят на императора Сергия — так, будто им явился коммунистический Мессия, который именем Маркса и Ленина выведет Советы из Тьмы, где их вожди блуждают, будто малые дети, на ясный Свет.
О том, что произошло на внеочередном Пленуме ЦК КПСС, ЦРУшные советологи и кремленологи в деталях не знают, но догадываются: что-то пошло не так, как хотелось бы. А все потому, что после этого мероприятия наиболее вероятная кандидатура на замещение должности генерального секретаря сгинула бесследно, и вместе с ней под фанфары туда же загремел глава тайной полиции, а вместо них на советском коммунистическом Олимпе появились совершенно неожиданные фигуры. Мол, кто такой этот Гейдар Алиев, неужели новый Сталин? Привычная размеренная жизнь с регулярными похоронами советских генеральных секретарей (продолжение брежневской эпохи) закончилась, а началось что-то новое, не просчитываемое на пальцах доморощенными аналитиками, что натасканы на совсем другую реальность. И это тоже, как и все непонятное, пугает вашингтонских деятелей до икоты.
Однако после заключения союзного договора между Советами и Империей стали понятны и прочие действия галактического линкора. Прекратив вялотекущую войну в Афганистане, не имеющую для русских ни малейшей надежды на победу, ибо базы борцов за веру были для них неуязвимы, пришельцы извне обезопасили мягкое подбрюшье Советов, в последние годы усилиями ЦРУ и спецслужб некоторых арабских стран превращенное в незаживающую язву. Теперь этого больше нет, и что творится в настоящий момент на афганской территории, в Вашингтоне не знает никто. Резидентура ЦРУ в Бадабере уничтожена или пленена, связи с остатками повстанческих банд на территории Афганистана нет, и восстановить ее никак не получается. И вообще то, что произошло с Пакистаном и его лидером генералом Зия-Уль-Хаком, отчетливо читается как сигнал другим американским сукиным детям, что если они станут препятствием для планов императора Сергия, то с ними расправятся без всякой жалости и малейшего промедления. И жаловаться будет уже некому.
Поэтому, несмотря на то, что на территорию Америки еще не упало ни одной бомбы, а все боевые действия пришельцы ведут исключительно в Пакистане и его окрестностях, настроения в Овальном кабинете были такими, будто орды женщин-мутантов, подвластных мистеру Сергию, императору Галактики, уже штурмуют Вашингтон.
— Итак, джентльмены, — сказал президент Рейган, — наша Америка находится в величайшей опасности. Могучий враг явился оттуда, откуда не ждали, и сразу же предъявил нам ультиматум: «Изменитесь или умрите». Этот господин требует от нас убрать все свои войска из Европы и Азии на американскую территорию, прекратить блокаду Кубы и Никарагуа, а также прервать поддержку различных антикоммунистических движений. Если мы не согласимся на эти наглые требования, нам будут делать больно столько раз, сколько потребуется для того, чтобы мы упали на колени и взмолились о пощаде. Как такое может произойти, было наглядно продемонстрировано всему миру на примере Пакистана. Император Сергий не воюет с городскими и сельскими обывателями, его цель — политические деятели, военные и полицейские той страны, что подверглась его агрессии. Генерал Весси считается у нас адептом безграничного силового давления на Советы, под которым они должны рано или поздно капитулировать, но в данном случае его превзошли и в силе и в классе. Нам нечем угрожать императору Сергию, ибо в своем линкоре на орбите он неуязвим, при этом он сможет причинить нам любые разрушения и повреждения, какие захочет.
Наступила тишина, и присутствующие стали ошарашенно переглядываться, непроизвольно желая оказаться где-нибудь в другом месте.
Первым пришел в себя от шока госсекретарь Джордж Шульц.
— Там, где нельзя победить силой, необходимы хитрость и лукавство, — уверенно произнес он. — Мы должны вступить с императором Сергием в переговоры и постараться убедить его, что нас лучше оставить в покое. Есть же разные дипломатические уловки и хитрости. Если не сам император, то его приближенные наверняка не чужды человеческих слабостей. Соблазн, подкуп, шантаж — все что угодно, лишь бы потянуть время, чтобы люди мистера Кейси смогли узнать о нашем враге как можно больше. А там мы еще посмотрим, чья в итоге возьмет.
— Все это долго и ненадежно, — парировал четырехзвездный генерал Джон Уильям Весси-младший. — В любой момент ваши хитрости могут быть разгаданы, и тогда нас застанут со спущенными штанами, так же, как и пакистанцев. Лучше всего сразу взять Советы в заложники и объявить, что немедленно запустим по ним все ракеты, если этот император Сергий не уберется туда, откуда пришел, или же не капитулирует. Америка — это чертовски большое государство, и один линкор не сможет одномоментно разрушить его, как Пакистан. Нам терять нечего — победитель получает все, в том числе и линкор мистера Сергия.
— Это неплохой план, жесткий и решительный, но ему не хватает хитрости, — заявил министр обороны Каспар Уайнбергер. — И к тому же Советы могут оказаться лишь ситуативным союзником императора Сергия, уж очень они разные. И тогда идея взять русских в заложники превратится в пшик, из-за чего мы будем выглядеть весьма глупо…
— Не переживайте, — хмыкнул Джордж Буш-старший, — такое состояние продлится недолго, потому что в случае попытки шантажа мы все очень быстро умрем. То ли от рук русских, запустивших по нам в ответ свои ракеты, то ли стараниями императора Сергия, который испепелит нас своим ужасным оружием, когда в эпицентре удара бетон испаряется, а сталь кипит, как вода в котелке.
— Я хочу предложить вам другой план, который можно будет назвать «Троянский Конь», — сказал Каспар Уайнбергер. — Необходимо сначала завязать с этим императором галактики мирные переговоры, но только для отвода глаз. Потом, на двенадцатое апреля, у нас намечен плановый полет шаттла «Дискавери», который следует произвести точно по распорядку, но в грузовой отсек уложить не телекоммуникационный спутник, а девятимегатонную боеголовку от ракеты «Титан-2». Когда шаттл будет уже в космосе, следует имитировать аварию с потерей управления и попросить императора Сергия спасти ценное имущество и команду. В тот момент, когда шаттл будет введен внутрь линкора, последует команда на подрыв, и тогда об императоре Сергии и его космической лохани можно будет говорить только в прошедшем времени. Победителей не судят.
— А как же астронавты? — спросил Джордж Буш-старший. — Как я понимаю, вы хотите принести их в жертву своей хитрости и целесообразности?
— Мы назовем их героями, погибшими во имя демократии, и поставим им памятники, — напыщенно провозгласил Каспар Уайнбергер. — Неужели вы считаете, что мы должны подчиниться наглым требованиям межзвездного авантюриста, только потому, что в данный момент он обладает превосходящей военной силой?
— А почему вы назвали мистера Сергия авантюристом? — спросил госсекретарь Джордж Шульц, перебивая следующую реплику вице-президента.
— А потому, что настоящий император сидит у себя на троне на столичной планете, а не шляется по задворкам Вселенной на единственном линкоре, — ответил министр обороны. — Именно поэтому он авантюрист, а мы дураки, из-за того, что впадаем в ступор от его угроз.
— Действительно, — быстро подтвердил директор ЦРУ Уильям Кейси, — если бы наша Земля не была задворками, тот тут было бы не протолкнуться от разных пришельцев. А раз такого нет, то и император из мистера Сергия несколько дутый, поэтому бояться, точнее, опасаться его стоит только до тех пор, пока мы не разберемся с его главной ударной единицей. Никакой флот из тысяч подобных кораблей не прилетит к нам мстить за своего императора.
— Мистер Кейси, Вы уверены в том, что сейчас сказали? — глядя на директора ЦРУ в упор, спросил Джордж Буш-старший. — Ведь у вас по факту еще не было возможности получить хоть сколь-нибудь достоверные сведения об императоре Сергии, его линкоре и их боевых возможностях, а вы уже разбрасываетесь предположениями, которые могут стоить существования нашей Америке.
— Именно поэтому, — сказал директор ЦРУ Джон Кейси, — предлагаю для начала завязать переговоры, во время которых нужно как можно полнее осветить перечисленные вами вопросы, быть может, даже притворно согласиться на выполнение наглых требований, и лишь потом, когда этого никто не будет ждать, нанести нашему врагу смертельный удар. В прежние века таким образом полинезийские дикари-людоеды с копьями и духовыми трубками частенько заставали врасплох команды европейских кораблей, не ожидающих от них ничего плохого.
— Это наш единственный шанс, джентльмены, — произнес Рональд Рейган, который выглядел так, будто разом постарел на двадцать лет. — Если план Уайнбергера-Кейси не выгорит, то все будет хуже некуда.
20 марта 1985 года, 12:05 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Четыре дня мы неустанно мотыжили свой афганский огород, охотясь за бандами и отдельными группами душманов. Особой нашей заботой стала «дорога жизни» Кабул-Термез, проходящая через перевал Саланг, на которой боевики постоянно устраивали засады на советские транспортные колонны. На то, чтобы очистить окрестности дороги от осиных гнезд и рейдовых групп, у нас ушло около двух суток.
Проезжает советская колонна мимо очередного гиблого места, а там, в кустах, в самом удобном для засады месте, что-то мерзко дымит. Головной дозор останавливает колонну, мотострелки, неуклюжие в своих бронежилетах будто панцирные жуки, лезут проверять, что это там воняет, и находят растерзанный на куски пулеметный расчет рядом с таким же исковерканным китайским ДШК, и чуть поодаль от главного места засады — насколько тел гранатометчиков, зарубленных холодным оружием, зачастую одним ударом, от плеча до паха. У советских срочников, на этой войне уже видевших разное, но все же не такое, от подобного зрелища срабатывает рвотный рефлекс.
А ведь если бы не пара «Шершней», внезапно отработавшая эту засаду, а потом выбросившая десант штурмовой пехоты, чтобы добить выживших, то лежать бы кому-то из этих парней, а может, и всем сразу, мертвыми в придорожной канаве, рядом с пылающей БМП-1. И это не уникальный случай. На дороге Кабул-Джелалабад-Пешавар до Джелалабада включительно действует режим поддержания безопасности движения, и все вооруженные отряды, не имеющие отношения к частям ОКСВА, афганской армии и Царандою, давятся беспощадно. Джелалабад находится прямо на стратегически важной дороге: отсюда — туда, и наоборот, оттуда — сюда. Так что рубятся здесь советские и афганские войска с душманами безо всякой пощады.
Это именно тут штурмуют превращенные в крепости кишлаки, время от времени переходя к ковровым бомбовым ударам. А еще этот район считается зоной ответственности банд покойного уже Гульбеддина Хекматиара, да и сейчас тут действует его полевой командир Юнус Халес, собрав под свою руку главарей помельче. Это именно его головорезы частенько устраивали ночные обстрелы города из «Градов». Сами установки у боевиков советского происхождения, прибывшие в Пакистан с отскоком через Африку, куда это добро в долг (то есть бесплатно) поставлялось разным ушлым Патрисам Лумумбам. А потом или власть в стране сменится, или кушать сильно захочется — и уходят боевые установки через ЦРУшных посредников за тугие пачки долларов туда, где их быть не должно. Снаряды для «Градов» боевикам поставляет Китай, наладивший у себя клонирование этой советской системы. Качество не ахти, не все ракеты разрываются, да и кучность значительно хуже, чем у оригинала. Однако боевики на это не жалуются, потому что по такой цели, как город, промахнуться невозможно, ведь им все равно, кого убивать.
Однако сейчас положение поменялось в корне, потому что до половины всех моих сил оперируют именно на Джелалабадском направлении. Это тут «Каракурты» накрывают кишлаки залпами депрессионно-парализующего излучения, после чего штурмовая пехота до белых костей вычищает их от всех, кто брал в руки оружие. Единственные из боевиков, кого щадят мои воительницы, это мальчишки, на чьих лицах еще не начали расти борода и усы. Об этом меня просил генерал-майор Османов. Из таких молодых волчат еще можно воспитать верных псов, а вот те, что постарше, пожалуй, уже безнадежны.
В том случае, если операцию проводят подразделения 66-й отдельной мотострелковой бригады ОКСВА, для поддержки советских солдат выделяются «Шершни» и даже «Каракурты». Опять же, если идет штурм кишлака, «Каракурт» бьет депрессионным излучением по эпицентру зла, а «Шершни» налысо выкашивают внешние укрепления боевиков в зеленке, за что уже получили прозвище «Косильщики». И снова, как и в сорок первом, сражающиеся там, внизу, парни поколения наших отцов кажутся мне роднее родных, и ради того, чтобы ни одна сволочь не могла причинить им вреда, я готов на все.
Вчерашнего дня по моему приказу лазеры дальней самообороны сбили над Индийским океаном три бомбардировщика Б-52Н, когда те начали запускать крылатые ракеты. При этом запаса дальности хватало для поражения целей не только в Афганистане, но и в советской Средней Азии. Впрочем, покончив с бомбардировщиками, лазерные установки «Неумолимого» взялись за ракеты, и перебили их всех задолго до того как те приблизились к береговой черте. Полетного задания ракет расшифровать не удалось, но вот то, что часть из них несла термоядерные боеголовки, орбитальная сканирующая сеть распознать смогла. За эту пьяную выходку дяде Рональду и его миньонам будет поставлен огроменный минус. Они что, решили своим ракетно-ядерным ударом нивелировать мой удар по Пакистану? Безумцы! Мой архангел уже настолько зол, что готов разнести Вашингтон на бозоны, но я его пока сдерживаю: с такими вещами нужно работать на холодную голову. И вообще, есть сведения, что эта акция была делом рук не всей администрации дяди Рональда, а лишь одного высшего чиновника — председателя объединенного комитета начальников штабов генерала Джона Уильяма Весси-младшего. Своего рода художественная самодеятельность с далеко идущими последствиями.
А еще с момента подписания договора о дружбе, союзе и взаимопомощи я поставил медслужбе ОКСВА полтора миллиона доз укрепляющей и направляющей сыворотки в мягких одноразовых шприц-тубах для полевого применения. Шприц-тубы в свою очередь упакованы в длинные пластиковые ленты, вроде пулеметных, а уже те уложены в ящики из жесткого вспененного пластика, оформленные так, что ни у кого не возникло сомнения в том, что и сам ящик и его содержимое изготовлены весьма высокоразвитой цивилизацией. Полковые и госпитальные врачи с благоговением открывали магнитные замки, читали инструкцию на чистейшей латыни, а потом якобы положенный туда позже перевод на русский язык, и, повинуясь приказу из Москвы, с осторожностью делали первую инъекцию в госпиталях самым безнадежным, а в воинских частях — самим себе. Тоже мне, мученики науки… Пройдет совсем немного времени, и все забегают, потому что мелкие раны и царапины станут зарастать сами собой, а безнадежные раненые, в том числе с послеоперационными осложнениями, стремительно пойдут на поправку. Но самое интересное начнется тогда, когда получившие курс инъекций пожилые генералы, полковники и майоры вдруг начнут молодеть на зависть тем, кто отказался, а солдаты примутся демонстрировать чудеса силы, выносливости и скорости реакции. Все это мы наблюдали, когда в мире сорок первого года обрабатывали этой сывороткой бойцов РККА, поступавших на пополнение белостокской зафронтовой группировки.
Также я не забыл о тех, кто уже потерял на этой войне руки-ноги, ослеп, оглох, был контужен или оказался парализован. Их я забираю к себе на излечение и реабилитацию, частью в медицинский блок «Неумолимого», частью в Тридесятое царство. Вживляемые биопротезы цивилизации пятого уровня в плане восстановления работоспособности творят чудеса. Не забыл я и о ветеранах Великой Отечественной войны, которых в восемьдесят пятом году еще немало. Всех их требуется оздоровить, омолодить и по большей части вернуть в родной мир. В частности, забрали мы к себе еще одного маршала Покрышкина, уже приготовившегося умирать от старости. А вот фиг вам дерновое одеяльце, товарищ маршал авиации — вылечим, подновим, и на октябрьском пленуме введем вас в члены Политбюро. Как раз ортодоксов-сталинистов, яростных бойцов за идеалы, там и не хватает. А бесцветных технарей из этого высшего органа партийно-государственной власти требуется выводить на позиции обычных членов ЦК, ибо не их это дело — определять политику. И снова у товарища Максимовой и Лилии наступила горячая пора, конечно, не так, как в то время, когда мы проходили миры четырнадцатого и сорок первого годов, но все равно госпиталь, в последнее время ставший похожим на сонное царство, вдруг ожил и забурлил.
Однако заниматься надо не только приятными делами. Диссидентура и безыдейные партийные товарищи тоже сами себя под корень не изведут. Кстати, две такие одиозные персоны, как Чубайс и Гайдар, нашлись, что называется, прямо под боком — в составе комиссии Политбюро по совершенствованию управлением народным хозяйством. Мы знаем, что эти двое совершенствовали и как. Четверть века страна с их «совершенством» расплеваться не может. И тут же — позднесоветские диссиденты, которых сейчас в психушках морят, то есть лечат, от вялотекущей шизофрении, члены Хельсинкской группы, участники «Свободного межпрофессионального объединения трудящихся» (СМОТ)*, а также пацифистской группы «Доверие». Надо сообщить компетентным товарищам, что болезнь, связанная с отрывом сознания от реальности, медикаментозными методами не лечится. Тут нужна либо эвтаназия, либо выживание на лоне совсем дикой природы, в девяноста девяти случаях из ста также оканчивающееся летально. Нет и не будет у меня ко всей этой братии никакой жалости, все при разборе полетов пойдут под нож по первой категории. Жаль только, за давностью лет я не помню всех тех деятелей, из которых составилось окружение раннего Ельцина. Ну ничего, заглянем в девяносто первый год и дальше, освежим воспоминания о девяностых, и уже тут, в мире восемьдесят пятого года, проделаем работу над ошибками, под корень выкорчевывая всякую плесень и нечисть.
Примечание авторов:* Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ) — советский и российский профсоюз; одна из первых попыток создания в СССР независимого от ВЦСПС профсоюза. Образован в 1978 году группой советских диссидентов. Но, в отличие от польской «Солидарности», данный проект не взлетел, потому что сразу же был сбит ужасным Кей Джи Би, да и народные массы в ответ на диссидентский призыв не поднялись как в Польше. Максимальное количество членов сего самодельного профсоюза — всего двести человек. Время массового движа наступит двенадцатью годами позже, когда жить в существующей реальности станет невыносимо, только рулить им будут уже совсем другие люди.
Однако прямо сейчас у меня совершенно неожиданные заботы. Администрация Рейгана через своего посла в Москве Артура Хартмана пожелала вступить с Империей в прямые переговоры на уровне министров иностранных дел. Пахнуло на меня от этого известия ожиданием какой-то гнусной подлости. Янки не были бы сами собой, если бы не попытались применить какой-нибудь бесчестный прием, чтобы в любом случае остаться в победителях, которых, как известно, не судят. Самое очевидное и самое неверное решение — вовсе не вступать ни в какие переговоры, и в то же время у меня нет желания полагаться на нейтралитет хоть Исландии, хоть Финляндии, хоть Швейцарии с Австрией, хоть Мальты. Психосканирование поверхности планеты говорит об этом однозначно. Искренне нейтральны только людоеды в центральноафриканской республике, которым все равно, кого жрать с голодухи.
Так что единственное место для подобных переговоров — борт «Неумолимого», и доставка переговорщиков должна осуществляться не американскими «Спейс-шаттлами» (еще чего не хватало), а моими челноками легкого класса, восстановленными для применения в представительских целях и в качестве малых санитарных транспортов. Гонять «Святогор» ради десятка раненых или дипломатической миссии — как-то расточительно. Однако, поскольку одна голова хорошо, а несколько лучше, прежде чем принимать решение, я собрал у себя в кабинете Совет людей, понимающих в американском вопросе — то есть четверых Самых Старших Братьев, Роберта Хайнлайна, Мэри Смитсон и советского посла Сергея Лаврова, сейчас еще молодого да раннего, но с большими перспективами. Беспокоить Джека Лондона ради этого разговорая не стал: он страшно далек от дел конца двадцатого века. Он в Аквилонии, полон сил и новых идей, пишет сногсшибательный роман о первопроходцах Каменного века.
— Итак, товарищи, — сказал я, когда все уселись в поставленных по кругу креслах, — на кону вопрос, которого не ждали. Местные американцы в лице президента Рейгана и компании запросили дипломатические переговоры. И в то же время сразу скажу, что доверие у меня к этой братии даже меньше, чем никакое: ударят ножом в спину или нальют в стакан яд при первой же возможности.
— Есть подозрение, что мистер Альцгеймер навестил президента Рейгана не в начале двадцать первого века, а гораздо раньше, в самом начале второго срока, — сказала Мэри Смитсон. — Впрочем, несмотря ни на что, Рональд Рейган считается одним из самых успешных президентов за всю американскую историю.
Самые Старшие Братья переглянулись, и Александр Тамбовцев желчно сказал:
— Станешь тут успешным, когда с тобой вместо шахмат играют в поддавки! Это я, если что, о гражданине Горбачеве, что чалится сейчас в застенках у товарища Бергман. Были бы у власти в Союзе совсем другие люди, посмотрел бы я на этого Рейгана.
— Экономический успех Рейганомики был достигнут за счет снятия ограничений, наложенных еще во времена Франклина Рузвельта, и расширения возможностей для кредитования, в том числе и государственных расходов, — сказала товарищ Антонова. — От капитана Зотова мы знаем, что это привело к росту государственного долга на триллион долларов за сто дней, и когда эта бомба в тридцать-сорок триллионов рванет, Великая Депрессия покажется американцам детским утренником на Хэллоуин. А ведь в начале всего был именно Рейган…
Мы все тут люди к реалиям начала двадцать первого века привычные, да и мистер Хайнлайн был достаточно глубоко погружен в нашу среду, поэтому сказала товарищ Антонова про триллион долларов нового долга за сто дней — и все старожилы приняли ее слова как данность. Глаза на лоб от удивления полезли только у Сергея Лаврова. Таких астрономических чисел в данном контексте он услышать никак не ожидал.
— Не удивляйтесь, Сергей Викторович, — меланхолически произнес я, — во всем виновата инфляция, да еще то, что по прошествии некоторого времени любая силовая гегемония вместо прибылей начинает генерировать убытки, ибо доходы гегемона перестают покрывать расходы на сохранение текущего положения силовыми методами. Именно поэтому невозможно никакое мировое господство. Чем больше фигурант будет стараться подавить своих ближних и дальних соседей, тем сильнее будет сопротивление его усилиям и больше затрат потребуется на его преодоление. И ядерное оружие тут тоже не волшебная палочка: очень быстро оно появится у всех основных игроков, а через некоторое время и у ряда второстепенных стран.
— А вы, Сергей Сергеевич, тоже не сможете добиться мирового господства, если захотите? — спросил Сергей Лавров.
— А мне и не нужно стремиться к господству, — ответил я. — Идея власти ради самой власти, а также порабощение, унижение и ограбление малых сих претят всем моим ипостасям. Получив в наследство от убиенного мной демона исковерканную и вытоптанную страну с порабощенным населением, я прикладываю сейчас все возможные усилия для того, чтобы возродить ту землю к жизни, а местное население, прежде низведенное до уровня домашнего скота, сделать хоть чуточку счастливым и успешным. Вынырнув из кромешного ужаса, тамошние женщины и девушки видели от меня только хорошее, а потому охотно идут ко мне на службу и исполняют все, что им поручат, с истовым рвением. И так же я поступаю, если речь идет о целых странах. Отношения внутри контролируемой мною системы должны быть взаимовыгодными. Но это сейчас к делу не относится, потому что обсуждаем мы не меня, а мистера Рейгана с его миньонами. Вячеслав Николаевич, вы хотите что-то сказать?
— Меня беспокоят те три самолета-ракетоносца, которые пришлось сбивать лазерами «Неумолимого», — ответил генерал Бережной. — Неужели Рейган настолько не контролирует своих генералов, что позволяет им самостоятельно играться с атомными спичками? Или же это осмысленная провокация глубоко за гранью фола, задуманная на самом верху?
— Скорее всего, это попытка восстановить статус-кво после нашего удара по Пакистану, — задумчиво произнес адмирал Ларионов. — Поскольку воскресить Зия-Уль-Хака и его армию у американцев никак не получится, в какую-то «светлую» голову пришла мысль, что теперь можно уничтожить афганские города вместе с дислоцированными в них частями Ограниченного контингента Советских войск. Ответного удара при этом можно не ожидать: советская ядерная доктрина таких сценариев просто не предусматривает. Да и вообще, в Москве побоятся ставить голову на кон по такому сомнительному случаю.
— Быть может, в Москве и побоятся по такому мелкому случаю делать шаг к развязыванию Третьей мировой войны, — сказал я, — но мне бояться нечего, а потому мой линкор, если что, способен ударить их так больно, как никто еще не бил.
— Возможно, решение принималось под воздействием саднящей боли меж ягодиц и жуткого чувства унижения от демонстративного растаптывания самого дорогого, — предположил адмирал Ларионов. — И тут их настигло еще большее унижение, потому что и самолеты, и ракеты были сбиты нами на дальних подступах к Афганистану и без особенного напряжения.
— Если этот урок мистеры усвоили, то новых провокаций того же рода не будет, — сказал я. — А вот если им хоть еще что-то неясно, то следует ждать, например, залпа «Трайдентов» из-под воды. Их генералы щупают нас на «слабо», а предложенная дипломатия при этом проходит совсем по другой линии.
— Вот давайте займемся дипломатией, раз с силовым обеспечением у нас все в порядке, — сказала Нина Антонова.- Я считаю, что делегацию нужно принять, и показать товар лицом. Но при этом ухо надо держать остро, ибо возможны разные инциденты, вплоть до попытки проноса на борт «Неумолимого» ранцевой термоядерной бомбы под видом дипломатического багажа.
— А вы что скажете, мистер Хайнлайн? — спросил я, желая дать высказаться всем присутствующим.
— Я думаю, — с горечью в голосе произнес старина Роберт, — что Америка сходит с ума, и чем дальше, тем сильнее. И это меня ужасно расстраивает. А еще я хотел бы спросить, что вы намерены делать с тем Робертом Хайнлайном, который живет в этом мире под нами. С тех пор, как мы сюда проникли, я часто о нем думаю.
— Обратитесь к миссис Кобре, — сказал я, — она поможет вам изъять вашего брата-близнеца и его жену Вирджинию из их дома без всякой опасности для их физического и психического здоровья. В настоящий момент вся Америка напугана до икоты, и ваш брат не исключение. Надо все сделать так, чтобы не напугать их еще больше. Подумайте над этим, ибо кто, как не вы, знаете сами себя.
— А потом? — спросил Хайнлайн.
— А потом с ними будет все то же, что и с вами, — ответил я, — один Роберт Хайнлайн — это хорошо, а два — еще лучше.
— Благодарю вас, — сказал старина Роберт и замолчал.
— А я, — сказал товарищ Тамбовцев, — посоветовал бы вам обратить внимание на Саманту Смит, пока агенты ЦРУ не подстроили ей катастрофу. Тоже своего рода дипломат, только неформальный.
— Я не забыл про Саманту Смит, — сказал я, — и, вполне возможно, с этой храброй девочкой уже пора поговорить.
— Еще нам было бы неплохо пообщаться с директором ЦРУ мистером Кейси, — неожиданно хриплым голосом произнесла Нина Антонова. — Но только разговаривать с ним надо не так, как с честным человеком, а наоборот, и беседовать с этим мерзавцем должна исключительно Бригитта Бергман — когда он прикован к стулу, а рядом наготове стоят две дюжих остроухих с резиновыми дубинками.
— Хорошо, — сказал я, — так и поступим. Приглашение американской делегации на переговоры необходимо послать через Москву, и так, чтобы оно шло до Вашингтона диппочтой без особой спешки. Пересадка на наш челнок с их боинга прямо на летном поле Шереметьево. А пока они телепаются, подберем хвосты на других направлениях. Dixi! Я так сказал!
Полчаса спустя, там же
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Когда все уже собирались расходиться после совещания, я остановил товарища Лаврова хрестоматийной фразой из советского телесериала «Семнадцать мгновений весны», да-да, той самой: «А вас, Сергей Викторович, я попрошу остаться». Захотелось мне вдруг поговорить, если не по душам, то по-человечески, без галстуков, с одним из тех людей, что в моем мире стал вернейшим соратником президента Путина. Все-таки не просто так я попросил отозвать этого человека из состава советского представительства при ООН и направить послом на «Неумолимый». Был еще вариант с Виталием Чуркиным, который тянет сейчас лямку второго секретаря советского посольства в Вашингтоне, но я решил, что лично для меня вариант с Сергеем Лавровым значительно интереснее. В моем мире Чуркин был солдатом своей страны, сражавшимся в передовом окопе, а Лавров вырос до командующего всей дипломатической армией. Значит, и перспектив у него гораздо больше.
— Садитесь, Сергей Викторович, поговорим как уважающие друг друга люди, — сказал я, указывая на соседнее кресло, самопроизвольно придвинувшееся к моему вместе с разделяющим нас столиком. — Если хотите курить — пожалуйста, также в баре имеются напитки для настоящих мужчин. В двух верхних бочонках — коньяки из начала девятнадцатого века: в одном предок нашего Курвуазье, в другом аналогичный продукт от фирмы Хеннеси, подарок Наполеона Бонапарта. В трех нижних — продукт погрубее: арманьяки и коньяки из начала семнадцатого века, презентованные Генрихом Наваррским. Стюардов на частных беседах императора не бывает, так что мужчины сами обслуживают себя и своих дам.
— А вы? — спросил мой гость, усаживаясь в кресло и тем самым показывая, что пока воздержится от «употребления».
— А я и не курю, — сказал я, — ибо этого мне не позволяет основная профессия офицера спецназа, и не пью, даже эпизодически, потому что этого занятия не одобряет моя энергооболочка. А когда ей что-то не нравится, то это просто «туши свет», хуже доминантной жены. Форсированное вытрезвление — это настоящая пытка, нечто вроде электрического стула без летального исхода.
— А что такое энергооболочка, и почему офицеру спецназа нельзя курить? — спросил мой собеседник.
— Начнем с последнего вопроса, — улыбнулся я. — Уходя в рейд, зачастую надолго, спецназовец, в первую очередь, несет на себе оружие и снаряжение, в том числе средства связи. Во вторую очередь, в рюкзаке он тащит боеприпасы, которых никогда не бывает слишком много. В третью очередь, находится место для медикаментов, в четвертую — для продуктового НЗ, компактных и калорийных продуктов. И все: для чего-то дополнительного ни свободного места, ни доступного веса уже нет. Исходя из этого, курильщик, у которого закончились его любимые белые палочки, становится раздражительным, нервным и невнимательным, потому что у него «пухнут уши». Такой боец не помощь, а обуза для отряда. А еще курящий боец демаскирует себя на позиции значительно чаще некурящего, и к тому же у него хуже обоняние, что в отдельных случаях может оказаться серьезной угрозой. Сергей Викторович, ответил я на ваш вопрос о курении?
— Да, — кивнул Лавров, — вполне. Четко и ясно, как на лекции в институте, и никаких рассказов о вреде здоровью…
— Вред здоровью тоже имеется, только не каждый способен до него дожить, — парировал я. — Богоравным героям, которые всегда погибают молодыми, на такие материи просто наплевать, а вот людям мирных профессий лучше все же поберечься. Смерть от рака легких, гортани или даже губы — это естественный риск курильщика и один из самых неприятных способов закончить свои дни.
Мой собеседник передернул плечами и сказал:
— Ладно, раз на раз не приходится… Вот некоторые курят, пьют, и ничего с ними не происходит до возраста в девяносто шесть лет, когда уже всем все равно, от чего умер этот персонаж. Вы мне лучше расскажите про энергооболочку. Что это за такая загадочная штука, что изводит вас не хуже ревнивой жены?
— Она меня не изводит, а следит за моим здоровьем, — пояснил я. — И вообще, как я вам буду рассказывать об энергооболочке, если вы не имеете понятия даже об ауре…
— Ну тогда расскажите мне об ауре, — с трудом скрывая улыбку, произнес Лавров. — Тоже, наверное, интересно.
— Аура, — сказал я, — это совокупность слабых электрических и электромагнитных полей, окружающих любое живое тело. И чем более развит и прогрессивен организм, тем сложнее аура. Наиболее сложной аурой обладают разумные мыслящие существа, в частности, различные представители рода хомо сапиенс.
— Постойте, Сергей Сергеевич, — прервал меня собеседник, — а разве в природе существуют разумные существа, не относящиеся к человеческому роду? Ведь, насколько я понимаю, ваши остроухие, темные и светлые эйджел, горхи, сибхи и даже деммы способны иметь с людьми общее жизнеспособное и плодовитое потомство, а значит, относятся к одному с вами виду.
— Вы не совсем правы, — ответил я, — перечисленные вами человекообразные разумные являются отдельными, хоть и близкородственными видами, сохранившими возможность иметь с обыкновенными людьми общее жизнеспособное и плодовитое потомство. Вы еще боевых хуман-горхских гибридов не видели, и то только потому, что эти молодые женщины сейчас находятся на реабилитации в одном вполне курортном месте после освобождения от чипов дистанционного управления. Говоря о виде, что никак не относится к гуманоидам, я имел в виду некоего Древнего, который путем прямого воздействия на наследственность и последующей селекции вывел из предков людей тех самых темных и светлых эйджел, горхов и сибх. Известно, что это была коллективно разумная колония насекомообразных созданий, которая существует или, как минимум, существовала где-то в отдаленной параллельной ветви Мироздания. Очевидно, что, закончив свою деятельность с эйджел и сервисными видами, Древний удалился туда, откуда пришел, а у меня сейчас нет желания лезть за ним в ту Преисподнюю и спрашивать, в чем, собственно, было дело.
— Понятно, — кивнул Сергей Лавров. — Но, кажется, мы с вами отклонились от главной темы разговора…
— Ах да, — спохватился я и спросил: — Сергей Викторович, хотите увидеть свою ауру?
Мой собеседник кивнул, и я повесил в воздухе перед нами большое виртуальное
Истинное Зеркало. Маги Жизни используют это заклинание, когда хотят наглядно показать пациенту его проблемные места и объяснить, что ему есть, пить и как дышать, потому что оно отражает не только то, что видимо глазом обычного человека, но и то, что очевидно только при наличии магического зрения.
Все получилось как надо. В большом туманном круге, повисшем перед нами, отразились двое мужчин. Во-первых, я сам, с призрачной короной, нимбом и аурой ослепительно белого цвета, закованной в полупрозрачную сферу энергооболочки, по которой во всех направлениях и в несколько слоев пробегают стремительные цепочки символов. Крыльев и корзна не видно, но это значит лишь то, что моя внутренняя сущность архангела в настоящий момент крепко спит, и не стоит ее будить беспокойствами всуе. Во-вторых, мой гость, чья аура в белых, синих и голубых тонах, выдавала стремление ее владельца к миру и порядку, а горящая во лбу ослепительная звезда говорила о великом предназначении этого человека, что, собственно, мне было известно с самого начала.
— Вот, — сказал я, — любуйтесь. Аура и надстраиваемая на нее энергооболочка как они есть. Без ауры, как я уже говорил, не может обойтись ни одно живое существо, а энергооболочка свойственна всем великим людям, ведущим за собой массы: истинным святым, полководцам и монархам, а также античным богам и полубогам.
— А что, разве бывают и неистинные святые? — с ехидной улыбкой спросил товарищ Лавров.
— Бывают, и еще как, — ответил я, — это когда святым какого-то деятеля признают на земле, но не на небесах, причем делается это по административным или политическим мотивам, а также, если кто-то хочет казаться святее самого Бога. Сам слышал от Патрона, что нет святости в том, чтобы жрать дерьмо. Святость там, где уменьшается мера зла и насилия, сокращается нищета, и люди перестают смотреть друг на друга волками. Свято все, что способствует уменьшению количества убийств, а то, что разжигает конфликты, является мерзостью в глазах Господних. Творец Всего Сущего одинаково любит всех своих детей — и белых, и черных, и желтых, и краснокожих, послушных и даже непослушных, лишь бы они могли вернуться на истинный путь.
Когда я произнес эти слова, прозвучал отдаленный раскат грома, что значило только то, что Небесный Отец слышал и одобрил сказанное.
— А как же тогда то, что делаете у нас вы? — ехидно щурясь, спросил мой собеседник. — Пришли, и первым же делом наставили на почтенных деятелей из ЦК стволы винтовок и пулеметов, от чего эти уважаемые люди чуть не обгадились, самого вероятного кандидата в генеральные секретари арестовали, а вместо него выдвинули темную лошадку, которую никто не ожидал. И тут же, не успела осесть пыль, явились в наши юдоли всей своей галактической мощью и без всякого предупреждения и выдвижения претензий разбомбили Пакистан, который нам, конечно, выел всю печень, но вам не сделал ничего плохого.
Я вздохнул и сказал:
— У меня такая работа, что иногда приходится откладывать в сторону лавровую ветвь и брать в руку меч, чтобы с оттяжкой полоснуть по созревшему нарыву. Да что там иногда. Меня и присылают-то всегда в такие миры, где действовать требуется решительно и незамедлительно. Тут у вас я остановил рвущегося к власти мерзавца и самым решительным образом разрядил обстановку на критическом афганском направлении. Все, кто мог, узрели Страх Божий и складывают оружие, а остальных я спровадил к кипящим адским котлам. В настоящий момент конфликт уже идет на убыль, ибо исчезла его внешняя подпитка, а слишком левым товарищам в Кабуле, желавшим насильственными методами ускорить ход общественных процессов, дали резкий окорот из Москвы. И вам, как дипломату, тоже на заметку. С такими, как Зия-Уль-Хак, дорвавшимися до власти бандитами, бессмысленно разговаривать дипломатическим языком. Они его просто не понимают. Таким нужно выносить одно-единственное предупреждение, и в случае его игнорирования вбивать в землю ударом наотмашь. Любую дипломатию и переговорные процессы эти люди воспринимают как слабость и поощрение к безнаказанности. Крылатая фраза: «А Васька слушает, да ест» из басни Крылова как раз про этот случай. Вот станете министром иностранных дел лет так через двадцать — имейте это в виду, чтобы потом не было безумно стыдно за напрасно пролитую кровь из-за того, что кто-то вел бессмысленные переговоры ради переговоров.
— А я стану министром? — удивился мой собеседник.
— Разумеется, станете, — ответил я. — Вон видите звезду, горящую у вас во лбу? Это знак великого предназначения, или, как говорят мусульмане, «печать Аллаха». Лично я в своем прошлом, происходящий из две тысячи шестнадцатого года, запомнил вас как великого и бессменного министра иностранных дел, равного в своем достоинстве здравствующему там у вас в восемьдесят пятом году Андрею Андреевичу Громыко. Один только у вас был недостаток: вести переговоры там, где никаких переговоров не должно быть по определению, потому что партнеры на другой стороне стола не желают ни договариваться, ни исполнять достигнутые договоренности. Папку с делом в таком случае положено передавать в Генеральный штаб и умывать руки, потому что терапия, то есть дипломатия, в данном случае бессильна. Но я вас уверяю: стоит сломать о колено пару наглых негодяев — и дипломатические методы у вас снова заработают как положено. К сожалению, такова жизнь.
— Хорошо, Сергей Сергеевич, — сказал будущий министр иностранных дел, вставая, — я запомню ваше наставление, ради которого, как я понимаю, и был затеян весь этот разговор. Мне, знаете ли, тоже не хочется напрасно пролитой крови по причине бессмысленных переговоров, только я не понимаю, как отличить их от дипломатического диалога, у которого есть перспектива судьбоносных договоренностей.
— Во-первых, — сказал я, также поднявшись на ноги, — если оппонент еще до дипломатических контактов будет говорить, что готов убивать граждан вашей страны, поверьте ему, и убейте его первыми. Во-вторых, если партнер по переговорам задним числом начнет врать, приукрашивать свои успехи, искажать вашу позицию, обещать ваше согласие на то, что никак не может быть согласовано, и добавлять новые условия, которые на переговорах вовсе не обсуждались, в надежде, что так или иначе он выжмет из вас нужный результат, не натиском, так измором — откладывайте карты в сторону и ждите, пока ему поплохеет.
— А если за время паузы поплохеет нам? — с серьезным видом спросил мой собеседник.
— Если у вас в порядке будет не только дипломатия, но и экономика с армией, а самые широкие народные массы будут уверены, что их государство о них заботится как родная мать, тогда переговорные паузы в подобных сомнительных случаях вам будут только на пользу, — ответил я. — Можете быть уверены: на этих направлениях я тоже тружусь со всем возможным тщанием.
— Понятно, Сергей Сергеевич, — сказал товарищ Лавров пожимая мне руку, — очень приятно было с вами поговорить. А сейчас позвольте вас оставить, ибо все сказанное вами требует тщательного обдумывания.
— Идите, Сергей Викторович, — сказал я, — и помните, что Творец всего сущего теперь знает вас в лицо и может встраивать вашу фигуру в свои замыслы по изменению к лучшему судьбы вашего мира. Кому многое дано, с того много и спросится.
На этой оптимистической ноте мой разговор с молодым Сергеем Лавровым был закончен.
Тысяча сорок пятый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Проще всего оказалось позаимствовать у янкесов из восемьдесят пятого года директора ЦРУ Уильяма Кейси. Где в этом заведении самый главный кабинет, мы выяснили еще в мире семьдесят шестого года, поэтому операция похищения была назначена на вечер того же дня. Эта старая сволочь вошла в лифт в сопровождении двух охранников, а вот на первый этаж кабина приехала уже без него, при этом охранники и лифтер валялись в отключке. И ведь даже ветра не было, а один из высших американских секретоносителей вдруг исчез бесследно прямо там, где он, казалось, был всесилен и абсолютно защищен. У прочих причастных к зловонным американским тайнам и секретам сразу мороз пошел по коже. Их тоже в любой момент могут вот так изъять, чтобы на допросе вывернуть наизнанку.
Как оказалось, ручные депрессионные излучатели и возможность открыть портал в любое произвольное место творят чудеса. Правда, теперь придется ждать, пока персонаж придет в себя от рукотворной депрессии, а это оказалось не таким быстрым делом, как хотелось бы. Мишель, который ассистировал Кобре в этой операции, по неопытности немного завысил уровень мощности для расстояния стрельбы «почти в упор», и вместо пары часов отправил клиента в аут примерно на сутки. Очнется тот уже в допросной у Бригитты Бергман. Грешна эта сволочь изрядно, и знает много, так что доить его и доить. Скандал «Иран-контрас» — это то, что смогло вырваться на поверхность, а ведь были и другие, не менее грязные дела, например, история с южнокорейским «боингом», в которую ЦРУ было замешано по самые уши.
Зато в Вашингтоне паника поднялась первостатейная. Украден директор ЦРУ! Причем случилось это прямо внутри штаб-квартиры в Лэнгли, чуть ли не в его собственном кабинете. И никто не понимает, что делать и в какую сторону бежать. С самого начала местные ЦРУшные медики долго и упорно стараются привести в чувство депрессированных охранников и лифтера, но ничего не получается. А ведь этим специалистам доктор Менгеле и в подметки не годился. Впрочем, потом, когда впавших в депрессию деятелей плаща и кинжала удастся разбудить, ничего внятного на допросе они рассказать не смогут. Стрелял Мишель сразу после открытия портала, одним пакетом накрыв всех четверых, после чего остроухие выдернули мистера Кейси на нашу сторону, и проход закрылся. Посмотрел я на этого деятеля и сделал простейший вывод: жаба обыкновенная, двуногая и ядовитая, обращаться с осторожностью, а потом тщательно мыть руки. Энергооболочка и цитату от мистера Кейси припасла: «Задействуй негодяев, если хочешь быстро выполнить работу».
Оставив мистера Кейси досматривать свои самые кошмарные сны в объятиях службы безопасности, я переключил внимание на самую старшую версию мистера Хайнлайна и Саманту Смит. Как и девять лет назад, Роберт и Вирджиния живут все в том же доме в уединенной местности Бонни Дун. Старине Роберту семьдесят восемь лет, он обременен множеством возрастных болезней и жестоко разочарован в том, каким путем развивается история. Все не то и все не так. По крайней мере, его последние романы больше похожи на антиутопии и жестокую сатиру, чем на нормальную научную фантастику. Предыдущую версию этого человека мы нашли в гораздо лучшем моральном состоянии, поскольку в его время все еще не зашло настолько далеко.
Однако я в великом сомнении. Если послать на переговоры Роберта Хайнлайна из семьдесят шестого года с его любимой Джинни, то им просто не поверят, потому что не узнают. Роберт омолодился настолько, что любая киностудия взяла бы его на роль Ретта Баттлера. Вот заявит Роберт-младший Роберту-старшему, что он из семьдесят шестого года, и получит в ответ: «Вы лжец, сударь! Таким, каким вы сейчас выглядите, я был году так в сороковом». И неправду говорить нельзя: потом она чревата большим недоверием.
И в то же время мне не хочется устраивать в Бонни Дун официальный визит галактического императора. Как представлю себе приземлившийся шаттл, барражирующие в воздухе «Стилеты», оцепляющую все вокруг роту штурмовой пехоты в парадных доспехах, а также прочие спецэффекты — хочется и плакать, и смеяться. К какому-нибудь негодяю в подобном стиле приходить можно, а вот к хорошему человеку — уже нет. Очевидно, придется идти неофициально, то есть вместе со стариной Робертом, его Джинни, Коброй, и без всякой охраны. Зачем она нам там, где нет миллионного вражеского войска. А Лилия, если надо, прискачет на вызов сама, не в первый раз.
С Самантой Смит положение похожее. На данный момент нам известен только общий адрес девочки: штат Мэн, округ Кеннебек, город Манчестер, Уортинг роуд, дом 75. На местности данный населенный пункт больше напоминает большую деревню с населением в две тысячи человек, растянутую на местности так, что на одном квадратном километре «города» проживает десять семей. Достоинствами данного населенного пункта являются проходящее через него автомобильная магистраль 202, что связывает Мэн и Делавэр, а также наличие нескольких начальных и средней школы, но ни медицинских учреждений, ни библиотек там нет. Вот и Смиты переехали в Манчестер, когда маленькой Саманте надо было идти в школу.
Впрочем, Уортинг роуд (то есть даже не улица, а дорога), на которой живут Смиты — это глухая глушь даже по местным понятиям: до центра населенного пункта больше трех километров. Дом с трех сторон окружен лесом, с четвертой — улица, то есть дорога. Пожалуй, можно посадить челнок под маскировочным полем на лужайку за домом, и никто из соседей ничего не заметит. Однако заявляться в гости к семье Саманты нужно либо вечером, либо с утра в воскресный день, когда все дома. Последний вариант предпочтительней, так как в случае успешного первого контакта дает больше времени для развития успеха. Поскольку спешить особо некуда, так мы и сделаем: отложим в сторону Смитов, и начнем с визита к Хайнлайнам.
21 марта 1985 года, местное время 16:05, США, Калифорния, окрестности Лос-Анджелеса, уединенная местность Бонни Дун
Роберт Энсон Хайнлайн, писатель, мыслитель и философ, а еще разочарованный человек семидесяти восьми лет от роду
Вся Америка, можно даже сказать, все прогрессивное человечество замерло в ужасе, когда в земных небесах появился огромный космический корабль, принадлежащий чуждой нам инопланетной цивилизации. Пришельцы были злы, стремительны и беспощадны, как и следует из канона. Первым делом они набросились на несчастный Пакистан и растоптали его с непонятной для меня яростью. Правда, потом все стало более-менее ясно, потому что чужаки (вполне человекообразные на вид) неожиданно заключили альянс с Советским Союзом. Вот это событие действительно явилось преддверием Конца Света.
Всю мою сознательную жизнь нас учили бояться и ненавидеть этих непонятных русских. Только однажды, когда они были нашими союзниками по Второй Мировой Войне, пропаганда изменила свое направление, но лишь для того, чтобы после победы над Германией и Японией с новой яростью заорать о Красной Угрозе. Этот вопль оглушал, не давал думать, в голливудских студиях и университетах на людей левых убеждений охотились как на советских шпионов и диверсантов. А потом наступило время Великого Страха… Во время Карибского кризиса и мы, и они наставили друг на друга ядерные ракеты и оскалили зубы. Еще шаг — и тотальная война на всеобщее уничтожение. Но обошлось. Великий Страх уменьшился, сжался, но не исчез: именно тогда мы с Джинни переехали в Бонни Дун, не желая однажды проснуться под звуки сирены воздушной тревоги, возвещающей о падающей на наши головы неумолимой погибели.
Вся наша дальнейшая жизнь прошла под сенью этого страха. Америка воевала с Красной Угрозой в Индокитае, и проиграла вдребезги, потеряв шестьдесят тысяч солдат. Позор был невероятный: самая сильная держава мира продула войну полудиким повстанцам в тапках, и при этом по уши измаралась в крови и грязи. Потом Советы вторглись в Афганистан, и настала пора Америки посылать свое оружие и советников средневековым дикарям. При этом ослабевший было Великий Страх вновь поднял голову и начал расти… И хоть он и не достиг величин Карибского кризиса, но все мы находились в состоянии предчувствия чего-то ужасного. А что может быть более жутким, чем пришельцы из глубин Галактики, заключившие союз с Советами?
Эти четверо пришли ко мне на порог без всякой помпы. Все происходило буднично и как-то обыкновенно, и от этого было еще страшнее. Вежливо они спросили, можно ли войти, и я молча распахнул им дверь, понимая и предчувствуя, что отныне наша жизнь изменится безвозвратно. Только когда они оказались в нашей прихожей, я смог разглядеть их — и был изумлен настолько, что хотелось протереть глаза. Я мог ожидать чего угодно, но только НЕ ЭТОГО… Один из этих людей был копией меня самого — того, молодого, каким я был примерно в сороковом году! А рядом с ним… ну конечно же, это Джинни! Точнее, ее юная и ослепительно прекрасная копия. Моргая, я глядел на этих двоих, даже не пытаясь переключить внимание на другую пару.
Впрочем, не дожидаясь, пока я приду в себя, тот ВТОРОЙ Я начал говорить. Речь его лилась без пауз и была очень убедительна. Правда, некоторая крупица сомнения неотступно грызла мой мозг, ведь, несмотря на мою богатую фантазию, я был довольно рациональным человеком и даже в чем-то скептиком. И тогда этот хлыщ (в хорошем смысле), склонившись к моему уху, вполголоса рассказал о нескольких пикантных моментах*, что произошли со мной в то время, когда я был курсантом в Аннаполисе, а также служил лейтенантом на авианосце «Легсингтон» и эсминце «Ропер». И я окончательно убедился, что это и есть я… И что все это правда. Поразительная правда. И я смотрел на этих двоих, и ощущал в душе какое-то ликование, вместе с завистью. Но в моей зависти не было греха, ибо относилась она ко мне же самому. Или была? Как трудно принимать свой возраст, когда тебе семьдесят восемь, и при этом разум твой ясен и чист…
Примечание авторов:* Роберт Хайнлайн в молодости был знатным нарушителем воинской дисциплины. Будучи пятым на своем курсе по успеваемости он опустился на двадцатое место из-за низкого балла по поведению.
Не успел я додумать эту мысль, как мой двойник огорошил меня новостью, что на самом деле ему стукнуло уже шестьдесят девять, и его такой молодой вид, а также цветущий облик второй Джинни — дело рук имперской медицины. Мол, стоит только моргнуть левым глазом, со мной и моей любимой женой в два счета проделают ту же процедуру, ибо император Сергий из рода Сергиев — наш с ним давнишний поклонник. И тут же, не моргнув глазом, мой молодой брат-близнец представил мне этого достойного господина — мол, вон тот мужчина в серо-черных одеждах с серебристой отделкой и есть император Сергий. И эти известия ошарашили меня, ведь наши борзописцы уже успели рассказать всей Америке, сколько младенцев тот каждый день ест на завтрак. Сумрачная молодая брюнетка, что стояла по правую руку от мистера Сергия, оказалась его ближайшей помощницей по имени Кобра; и тут же выяснилось, что она также почитывала мои книги, и осталась в полном восторге.
Искренние похвалы моему творчеству и совершенно неугрожающий вид моих новых знакомых прогнали первоначальный испуг и смятения, наполнив меня спокойствием и вниманием. И тогда заговорил Сергий из рода Сергиев. Короткими рублеными фразами он объяснил, кто он такой по происхождению и откуда родом, и почему оказался замешан во всю эту историю. А иногда в разговор вступала миссис Кобра, разбавляя сухие сведения своего командира живыми подробностями. Подумать только — у меня в доме сразу два человека, происходящих из двадцать первого века! И знают они все досконально, хотя бы в силу своей сути пришельцев из будущих времен. А еще меня потряс тот факт, что мистер Сергий, постепенно наращивая свою силу, прошел уже через четырнадцать миров, наш мир у него пятнадцатый, а чтобы вернуться домой, ему еще шагать по ступенькам миров, хотя, кажется, тридцать лет — это уже рядом. И ведь почему-то я ему поверил полностью и безоговорочно. Была в нем какая-то солидная основательность и неопровержимая правдивость.
Закончив с предысторией вопроса, гости перешли к текущему положению дел. Первым делом император Сергий клятвенно заверил меня, что он ни в коей мере не желает ни завоевывать нашу Америку, ни тем более уничтожать ее своим ужасным оружием. Вместо того он хочет, чтобы наши власти перестали вмешиваться в дела народов по всему миру, насаждать им в качестве правителей алчных диктаторов, развязывать по всему свету ненужные войны и приносить людям кровь, смерть и разрушения. Символом этого периода нашей истории он считает нападение Америки на маленькую Гренаду и случившееся по этому поводу торжество насильственной демократии. Мол, его босс, которого еще называют Творцом Всего Сущего, категорически против таких методов, и желает исправления ситуации, а потому прислал к нам императора Сергия с миссией вразумления Америки и ее подхалимов, дабы больше никто и никогда не смел считать себя исключительной нацией, которой позволительна всякая мерзость.
И едва он это произнес, прогремел гром, от которого наш дом вздрогнул, а над головой у главного пришельца зажегся призрачный нимб, как подтверждение его полномочий свыше. Вот это действительно был миг, когда в голове у меня что-то порвалось, сначала вдоль, а потом поперек, и я ощутил себя стоящим на высокой горе, и расстилались предо мной царства земные и небесные… Что ты выберешь, Роберт Энсон Хайнлайн: примешь дар новой жизни или отвергнешь его, подчинившись Великому Страху?
Мой разум всегда витал в выдуманных мирах. Мне было уютно там; мои мысли устремлялись в бесконечность, не зная никаких пределов. При этом мои идеи неизменно перекликались с нашей реальностью — о да, я знал, что именно в этом секрет их успеха, знали это и мои издатели. Дело в том, что реальность никогда не была для меня чем-то второстепенным, как для многих молодых фантастов, считающих, что создание как можно более причудливых и детализированных миров вознесет их на волну популярности. Я уже изначально понимал, как нужно работать, чтобы владеть умами. Я любил жизнь. Я улавливал малейшие поветрия в сознании человечества и мог предугадывать ход мыслей этого самого человечества, мастерски обыгрывая это в своих книгах. Я считал себя мыслителем… философом… провидцем… Но ничто и никогда не могло поколебать моего рационализма — той крепкой привязки к действительности, к ОБЫКНОВЕННОСТИ, когда точно знаешь, что правила Мироздания нерушимы, а значит, чудес, в их классическом понимании, не бывает.
На исходе восьмого десятка я мог сказать, что прожил счастливую и насыщенную жизнь. Я много путешествовал, побывал на всех континентах, я стал известным и даже знаменитым, ведь, по словам мистера Сергия, и в далекой России у меня нашлись поклонники и почитатели. Казалось бы, мне совершенно не о чем жалеть. Дожить отпущенный срок в своем доме, со своей женой, в окружении природы, ловя тепло от лучей заслуженной славы… Но, черт возьми, всегда, всегда есть то, чего ты сделал не успел, и об этом остается лишь сожалеть.
Я не верю, что старики совсем ничего не желают. Просто они знают, что у них все позади, и смиряются. Их невоплощенные мечты оседают на дно их сознания, чтобы уже никогда не быть потревоженными. И потом умирают вместе с ними.
Мне всегда было жаль людей, не обладающих воображением в достаточной мере — они точно инвалиды, которые смотрят на мир через узкое отверстие.Впрочем, таковых мне встречалось очень мало. Даже самое неразвитое сознание способно рождать грезы — это свойство, дарованное нам Свыше, делающее нас самих подобными богам. Именно в силу воображения человечество способно идти вперед путем цивилизации. Если бы человек не представлял себе будущего, он не смог бы созидать. Если бы он не умел мечтать, мы так и топтались бы на низшей ступени развития.
Когда ты так безнадежно стар, что каждый день словно последний, в одряхлевшем теле угас огонь, и кровь остыла в твоих жилах, воображение остается твоим единственным утешением. Кто-то грезит о Царствии Небесном для себя, кто-то — о счастливом будущем своих потомков. Но чаще мы вспоминаем эпизоды нашей жизни… минуты краха и мгновения славы, упоительное счастье и гибельное отчаяние — и это убеждает нас, что мы прожили жизнь не зря, испытав сполна все ее прелести и невзгоды. И все же неотступно думается: хотел бы я прожить свою жизнь заново? Все старики задают себе этот вопрос. И большинство скажут, что нет, не хотели бы. Но это неправда. Зная, что вернуть свою молодость невозможно, мы просто используем спасительную возможность разума успокоить нас, шепнув о том, что жизнь удалась и жалеть не о чем. И угасающее тело охотно принимает эту мысль, дарующую покой.
Но все же мы жалеем… Там, в потаенных уголка разума, что-то протестует и не желает смириться с умиранием. Ведь именно в конце жизни, обретя пронзительную мудрость, мы особенно остро осознаем, как несовершенен наш мир, и нам обидно уходить из него, не попытавшись исправить хоть что-то. Да, таков удел тех, кто движется к последней черте в здравом рассудке, не утратив способности анализировать и размышлять…
Живя на закате жизни тихой жизнью среди сосен и холмов, в спокойствии и достатке, я все же не мог быть достаточно умиротворен. Образ благочестивого старичка был мне чужд. Я не мог не читать газет, не смотреть телевизор, не обсуждать все это с супругой. Я не мог не писать… Я видел, что происходит в Америке и мире, и мне было не все равно. Всё шло совсем не так, как мне виделось. Крупные корпорации, вместо того, чтобы вкладывать деньги в фундаментальные исследования, которые в будущем принесут им огромные прибыли и заодно процветание всему человечеству, предпочитали вкладываться в проекты мелкие, сиюминутные, но гарантирующие пусть небольшую, но быструю прибыль. Изобретут яйцеголовые унитаз с автоматической задоподтиралкой — и радуются этому факту, как дети.
В чистую науку у нас вкладывается только американское государство, и то только для того, чтобы не отстать от Советов в гонке вооружений и престижа. Все более дальнобойные ракеты, все более мощные боеголовки, более компактные системы наведения, не оставляющие шансов на промах. Конечно, такие исследования тоже двигают научно-технический прогресс, но таким способом, что стоит проскочить случайной искре — и больше не будет никакого человечества.
Порой мне казалось, что только желание досмотреть это мировое кино до конца, до воя финальных сирен, поддерживает меня в состоянии относительной бодрости. Я полнился мыслями, чувствами, я спешил записывать их — пусть даже не для грядущих поколений (которых, как я был уверен, у нас не будет), а для самого себя и, быть может, для Господа Бога, который непременно спросит меня на Страшном Суде, что я сделал для того, чтобы человечество избежало самого худшего.
Я был разочарован… И это разочарование и привело за собой Великий Страх. Думаю, так происходило со многими. Страх поселился в душах, страх заставлял прислушиваться по ночам, страх побуждал готовиться к чему-то неизбежному и мрачному. Нет, совсем не так представлял я себе свою старость… Мне мнилось, что на Земле настанет довольно беззаботное время, когда достижения науки сделают человеческую жизнь легкой и приятной, а потом мы все вместе соберем чемоданы и отправимся покорять Галактику. Другие мои фантазии были не столь радужными, но я не хотел о них вспоминать. Ведь верить-то все-таки хотелось в лучшее.
Все те, кто, как и я, понимал, что происходит, испытывали только ощущение отчаяния, будучи не в силах хоть что-нибудь изменить. А во мне это чувство сочеталось с пониманием собственного угасания. И превалирующим моим состоянием стала мрачная меланхоличность.
Но вот случилось это пресловутое «вдруг». Я не любил этого слова. Я знал, что ничего не бывает вдруг. Но все же оно случилось, и с этого момента некий неудержимый поток захватил меня и понес, и я ничего не мог с этим поделать, да и не хотел.
Я словно оказался в чьем-то вымысле, в чьей-то неудержимой фантазии, полной таких деталей, что для их осмысления мне требовалось время.
Вот он, Страшный, и в то же время Правый суд, с зависшим над землей галактическим линкором планетарного подавления. Вот суровый, справедливый и, что самое главное, неподкупный судия, Сергий из рода Сергиев, обладатель той самой загадочной и непостижимой русской души. В нем нет ненависти к самой Америке и простым американцам, но более чем достаточно гнева на явных и тайных владык Америки, что ведут нашу страну самоубийственным путем. Мистеру Сергию в силу его происхождения из будущих времен это известно достоверно. И вот он пришел к нам, чтобы отклонить Америку и весь мир с гибельной траектории, ведущей прямо к пропасти. Мощь в руках у мистера Сергия невероятная, но пользуется он ей, по словам моего второго Я, с чрезвычайной осторожностью, чтобы не навредить невинным людям и не причинить ненужных разрушений. Наотмашь он бьет только там, где некого уже спасать, где все подряд заражены ненавистью и враждой. Смерть таких людей должна послужить уроком остальным, чтобы не вздумали они повторять чужих ошибок и преступлений. Поэтому не плачьте, люди, о генерале Зия-Уль-Хаке и его приближенных — это были настоящие американские сукины дети, чья власть зиждилась исключительно на голом насилии, без капли демократической поддержки со стороны народа.
Собственно, да, передо мной встал выбор. Я и предположить не мог, что мне еще когда-нибудь придется выбирать: жизнь моя была довольно предсказуема. А ЭТОТ выбор был серьезен. От меня ждали ответа. При этом мне отчетливо дали понять, насколько и для них важен мой выбор. Значит, и сам я был для них важен. Мне дали шанс ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬ… Разве не об этом мечтал я в своих стариковских фантазиях, будучи встревожен тем, какой ныне стала наша Америка?
Но в том-то и дело, что размышлять гипотетически и иметь возможность совершить что-то реальное — это разные вещи. И тогда я впервые подумал: а способен ли я к тому, чтобы действовать? Я всю жизнь писал книги, донося через них свои идеи; в них я воплощал свои представления о Человеке действия. Но был ли я сам я таким человеком?
Лет двадцать назад я, не раздумывая, согласился бы на предложение мистера Сергия. Тогда я был другой… Согласился же тот, ДРУГОЙ Я? Но сейчас… Не слишком ли я мудр для того, чтобы следовать за чужими идеями, пусть они и прекрасны? Что если это все будет напрасно, и меня постигнет еще большее разочарование? Не лучше ли дожить свои дни здесь, в покое и привычной обстановке? Ведь если я сейчас изменю образ жизни, то мне придется изменить и мое мышление. Точнее, оно изменится само, это неизбежно. Мой мозг вынужден будет трудиться — и не только в привычном направлении. Нужно ли мне это?
Ах да, вторая молодость… Это сильнейший аргумент. Но это не более чем соблазн. Я должен принять решение разумом. Хотя… кому, как не мне, не знать, как зависит образ наших мыслей от возраста? Если кровь вновь закипит в моих жилах, тело наполнится силой и энергией, то я и размышлять буду по-другому… Как в молодости… когда я не боялся никаких авантюр, плевал на опасности и легко рисковал. Да, этот Серегин не просто так предоставляет возможность прожить жизнь заново… Совсем не в качестве подкупа — и как я это сразу не понял? Ведь он сам говорит, что никого не покупает, а только преподносит дары за долгий и усердный труд по воспитанию человечества. Все же мое мышление закоснело с приходом старости. Но все может измениться! Я снова обрету смысл существования, я смогу прожить новую жизнь еще продуктивнее! Я воплощу все то, что мне не удалось. Может быть, я и вправду смогу внести свой вклад в то, чтобы изменить мир в лучшую сторону? Как сказал мистер Сергий, «один Роберт Хайнлайн хорошо, а два еще лучше». Ведь каждый из нас самостоятельная личность; мы близки, но не идентичны друг другу, как братья-близнецы. Дайте нам точку опоры, и мы перевернем мир.
Я почувствовал, как сердце бьется во мне размеренно и четко. Я вытянул руки перед собой — они слегка дрожали от волнения. Я согласен. Я согласен, черт возьми! Ах да — что скажет Джинни? И я тут же рассмеялся: что может сказать женщина, к которой вернется ее молодость?
Когда я принял решение, мне стало радостно и легко. Казалось, все вокруг заиграло новыми, более яркими, красками. Перспектива смерти отодвинулась на неопределенное время. Но разве дело в этом? Нет, дело в том, что мне выпала такая честь, которой удостаиваются немногие — участвовать в грандиозном замысле самого Творца, решившего изменить к лучшему судьбы миров! Впрочем, о концепции Творца-экспериментатора мне еще предстояло подумать, так как я до сей поры даже не представлял Его в этой ипостаси.
— Да, мистер Сергий, — сказал я, — конечно же, я согласен на все ваши предложения. Рекомендации моего ДРУГОГО Я для этого достаточно.
22 марта 1985 года, 10:15 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Только я прибыл из Шантильи на свой передовой командный пункт, как там же появилась из Тридесятого царства Бригитта Бергман и сразу положила предо мной протоколы допроса мистера Кейси. Чем богаты, как говорится, тем и рады. Впрочем, ничего другого, кроме попытки потянуть время и получше разведать обстановку, я от переговоров с этими муфлонами и не ожидал. Не такие это люди, чтобы вести откровенный диалог и честно договариваться на взаимоприемлемых условиях. Тот день, когда эти деятели никого не ограбили и не обжулили, прошел для них зря.
Очевидно, попытка удара по Афганистану крылатыми ракетами с ядерной начинкой должна была предшествовать объявлению ядерного шантажа. Мол, смотрите, как мы можем, какие мы ужасные и беспринципные, бойтесь нас и капитулируйте по первому требованию, потому что терять нам уже нечего. Однако выдумка с термоядерной боеголовкой, загруженной в шаттл вместо телекоммуникационного спутника, заслуживает отдельной премии для автора. Но мерзостнее всего выглядел заказ, который президент Рейган лично выдал директору ЦРУ на маленькую, но вирусно сверхпопулярную девочку Саманту Смит — ее требовалось «заткнуть», чтобы она не диссонировала с девятым валом антисоветской пропаганды. Эцих с гвоздями* для таких деятелей, по моему мнению, слишком гуманно. Попросить, что ли, у дядюшки Густава из Тевтонии мира Подвалов специалиста по особо изощренным казням, ибо к митрополиту Гермогену в мир Смуты за этим делом обращаться не хочется.
Примечание авторов:* отсылка к позднесоветскому фильму «Кин-Дза-Дза».
— Каспара Уайнбергера и генерала Джона Вессии-младшего идентифицировать персонально и взять за жабры, где бы они ни находились, пусть даже для этого потребуется перевернуть вверх дном весь Пентагон, — сказал я Бригитте Бергман. — Бригада оберста фон Баха вам в помощь. Старайтесь зря никого не убивать, и вместе с тем обходитесь с янкесами без лишних церемоний. Пусть мистер Рейган видит, что для нас тоже нет ничего невозможного.
— А что будет с переговорами? — с легким интересом спросила моя начальник службы безопасности.
— А ничего не будет, — ответил я. — Переговоры с мистером Шульцем у нас отдельно, а дело о нечестной игре отдельно. Кстати, я ничего не собираюсь скрывать от советских товарищей, а потому на этих переговорах вместе с товарищем Антоновой с совещательным голосом будет присутствовать товарищ Лавров. Наделим его Истинным Взглядом и покажем, как выглядит американский переговорщик в моменты, когда он голый, будто в бане, и нечем ему прикрыть срам. А ведь мистер Шульц еще из самых приличных персонажей, но мы-то с вами знаем, что дальше с кадрами у американцев будет только хуже. И еще: поскольку народ Америки существует отдельно, а власть имущие отдельно, от лица самых широких народных масс будет присутствовать небезызвестная девочка Саманта Смит с родителями. И их мы тоже наделим Истинным Взглядом — пусть посмотрят на то дерьмо, что правит ими через так называемое демократическое волеизъявление.
— Воля ваша, — вздохнула Бригитта Бергман, — хотя я бы с ними вообще не разговаривала, потому что не о чем и незачем.
— Мне тоже известно, что разговаривать с ними не о чем и незачем, — сказал я. — А вот товарищ Лавров об этом пока в неведении. Истинным Взглядом он на янкесов еще ни разу не смотрел, а потому принимает все их мимические ужимки за чистую монету. А вот на нас с товарищем Антоновой со всеми американскими приемчиками где сядешь, там и слезешь. К тому же мне хочется вблизи посмотреть на этого мистера Шульца, что это за человек, и постараться понять, бить эту Америку сразу наотмашь или поиграть еще. Нам тоже нужно разведать обстановку, и не только сателлитами орбитальной сканирующей сети, но и потрогав некоторых деятелей руками. Так что работаем, но и ухо держим востро. На что горазд американский менталитет, так это на разные пакости.
Когда Бригитта Бергман ушла, я переговорил с командующим авиагруппой «Неумолимого». Появилась у меня к этому человеку парочка вопросов. Но сначала было необходимо настроить его на выполнение боевой задачи.
— Значит, так, Александр Иванович, — сказал я, — за Афганскую операцию вам великая благодарность в приказе и сердечное рукопожатие. Сделано было хорошо. А теперь оставьте на том направлении один эскадрон «Шершней» для устранения мелких недоделок, а всеми остальными силами готовьтесь к выполнению старой-новой задачи. Я имею в виду упреждающий удар по американским силам первого удара и подводным лодкам с баллистическими ракетами на Европейском ТВД. У нашей разведки есть сведения, что противник намеревается взять нас на слабо, объявив о готовности в любой момент развязать сначала ограниченную, а потом полномасштабную ядерную войну. Скорее всего, это самоубийственное желание коллективно исходит сразу от всей американской элиты, уже приготовившейся к инопланетному, то есть нашему завоеванию. Теперь, чтобы дядя Рональд не сильно надувал щеки, необходимо выбить из-под него пол, причем так, чтобы нас ни в коем случае не могли спутать с местными советскими силами. Орбитальная сканирующая система уже выявила и классифицировала все цели, относящиеся к средствам первого ядерного нападения, авиации и средствам ПВО, теперь ваша задача — так приготовиться к их уничтожению, чтобы мне потребовалось только отдать приказ, и уже через час задача была выполнена. При этом, как и в прошлый раз, никакие наземные действия не предусматриваются, только удары с воздуха.
— Хорошо, Сергей Сергеевич, — кивнул маршал Покрышкин, — поставленную задачу мы выполним. А теперь что-нибудь еще?
— Есть еще один вопрос, — сказал я, — но только он не служебный, а личный, можно сказать, человеческий. Но если вы не хотите обсуждать подобные вещи, тогда не надо.
— Странный вы человек, товарищ Верховный Главнокомандующий, — пожал плечами мой собеседник. — Власть у вас в Единстве примерно такая же, как у самого Бога, это я говорю вам как настоящий коммунист и бывший атеист, но, несмотря на это, спрашиваете у подчиненного разрешения задать ему личный вопрос…
— Чтобы наше Воинское Единство не превратилось в рать абсолютно управляемых биороботов, все личное в нем должно быть надежно отделено от служебного, — пояснил я. — Только так и мои Верные, и я сам можем остаться людьми в полном смысле этого слова, ведь я вам не господин и не хозяин, а командир и старший товарищ. А вас лично я дополнительно к тому еще уважаю и ценю, как одного из тех людей, что в тяжелейшей войне сломали германский нацизм и коллективно водрузили Знамя Победы над Рейхстагом. Если бы не вы, то некому было бы отправляться в поход летом две тысячи шестнадцатого года. Извините, Александр Иванович, сказал как мог.
— Не за что вам предо мною извиняться, Сергей Сергеевич, — глухо ответил Александр Покрышкин. — Ведь вы и сами сражались за нашу Родину во все эпохи и времена. И в восемнадцатом году вы стали соратником товарища Ленина и товарища Сталина, тяжелыми подзатыльниками вразумляли кайзера Вильгельма и были наотмашь корниловскую сволочь. Потом, в сорок первом, вы лупили германский вермахт со всем знанием дела до тех пор, пока он совсем не сломался и фронт не встал примерно по линии старой границы. Дальше, я согласен, наши товарищи должны были справиться уже сами. Да и позже, в мирах пятьдесят третьего и семьдесят шестого года, вступившись за Советский Союз, вы уже дважды обращали в прах непомерную американскую мощь. И здесь, в мире восемьдесят пятого года, вы собираетесь проделать то же самое — спасти Советский Союз и низвергнуть стоглавую гидру американской демократии…
— Ладно, Александр Иванович, проехали, — смущенно сказал я. — Не будем считаться регалиями. Вы мне лучше вот что скажите: вот вы, человек с несомненными лидерскими качествами, смогли бы вы в критический момент взять на себя ответственность за страну и потянуть этот воз как ломовой конь?
— Это у меня-то лидерские качества? — удивился мой собеседник. — Никогда бы не сказал.
— Именно у вас, — подтвердил я. — Весь личный состав авиакрыла женского пола, не только пилотессы, но и бойцовые остроухие бортового десанта, ходят в вас влюбленные по уши, а пилоты-мужчины считают вас лучшим командиром и боевым товарищем из всех возможных. За вами они пойдут даже на штурм врат ада. Призыв неимператорского толка из вас так и прет, вот только первичный Поиск для вас проводить бессмысленно, потому что запечатлеть вы можете только пилотов, техсостав и бортовой десант подчиненного соединения.
— Ну хорошо, — согласился Покрышкин, — допустим, лидерские качества у меня есть. Но к чему вы задали вопрос об управлении страной? Неужели я перестал вас устраивать в качестве командира авиакрыла?
— Речь не о вас, а о вашем брате-близнеце из восемьдесят пятого года, — ответил я, — только он сейчас находится в длительной реабилитационной ванне, и тревожить его там с целью задать животрепещущие вопросы нежелательно. Зато вы — это он, а он — это вы, поэтому, поговорив с вами, я могу получить достаточно достоверные ответы. Итак. Вторая ваша с ними ипостась, после лихого пилота и успешного командира авиасоединения — это «сталинист-ортодокс». Так вас, кажется, называет супруга, и я с ней в этом вопросе полностью согласен. Именно в таком качестве второй Александр Покрышкин, омоложенный, дерзкий и горячий, нужен мне в составе Политбюро, как возможный запасной кандидат на должность генсека. Товарищ Романов всем хорош, но в случае обострения ситуации ему может не хватить бойцовских качеств, необходимых, чтобы экстренно поставить страну на дыбы. Поэтому я предполагаю внедрить в управление Советским Союзом схему «тандем», когда страной управляют два равновеликих лидера, каждый из которых отвечает за свое направление. Товарищ Романов в таком случае будет отвечать за народное хозяйство и прочие внутренние дела, а вот второму Александру Покрышкину под руку попадет вся силовая компонента, идеология и дипломатия. На такое я нагляделся и у себя дома, и в Аквилонии, где в мирное время главным является товарищ Грубин, а товарищ Орлов считается его заместителем по военной части. Но стоит на горизонте появиться какому-нибудь врагу, как без малейшей судороги роли в тандеме меняются: вперед выдвигается армейское командование, а глава гражданской власти переходит на позицию заместителя по тыловым вопросам.
— Да, интересная конструкция, — хмыкнул Александр Покрышкин. — При таком раскладе я за подобную задачу, пожалуй, взялся бы. Но неужели вы думаете, что даже после вашего вмешательства ситуация может настолько обостриться, что Советскому Союзу срочно понадобится решительный и бескомпромиссный военный вождь?
— Мое вмешательство продлится очень ограниченное время, а потом мы пойдем дальше, — сказал я. — При этом ядовитые ядерные зубы у Америки будут вырваны, это не обсуждается, но она сохранит государственный суверенитет и нынешний политический строй только в формате Рузвельт-лайт. В перспективе десяти-двадцати лет со стороны истинных американских элит, владельцев заводов, газет, пароходов, неизбежны попытки устроить антисоветские мятежи в странах Европы и окраинных республиках СССР и разложить советский строй изнутри. И помощников-перерожденцев у них в этом деле будет более чем достаточно, ибо эту плесень смердяковщины потребуется вытравливать десятилетиями. И тут как раз понадобится твердая рука человека, который знает, за что стоит сражаться и кто на самом деле является советскому народу другом, а кто настоящим врагом. И, кроме того, не стоит забывать о диких эйджел. В случае форсированного технологического развития человечества они могут наплевать на все запреты и устроить серию набегов на планету-прародительницу, то есть на Землю, которые закончатся попыткой геноцида человечества. Мы, конечно же, придем на помощь угрожаемому миру, но лучше бы местный Советский Союз смог научиться справляться с этой напастью самостоятельно, потому что, отбив набег, мы этим и ограничимся, а случившись один раз, такое явление будет повторяться снова и снова с нарастающей силой. За все предыдущие миры я в смысле способности к мобилизации уверен, а вот за восемьдесят пятый год — нет, ибо слишком сильно в нем попахивает тухлятиной.
— Ну что же, Сергей Сергеевич, — сказал Александр Покрышкин, — теперь я вас понял. Можете быть уверены: когда мой брат выйдет из ванны, я сам проведу с ним соответствующую беседу, разумеется, если это потребуется.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ