Город упавшей звезды

Глава 27

Под боль мучительных невзгод

Я написала это стихотворение ещё восемь лет назад, когда училась в восьмом классе. Тогда я ещё не предполагала, что мой Даики толкнет меня на целую книгу и заставит раскрыть его личность со всех сторон…

Самовлюбленный, упрямый садист.

Приятного чтения.

Приказа нападать не было. Идти против членов команды для каждого из редан было чем-то противоестественным. Садао велел им не выпускать Чио, но они не справились. Что делать дальше, они не знали.

— Даики, прекрати, это же мы! — кричал Киро, когда Даи ударил аурой Сето, который хотел проскочить мимо него и догнать Чио. Он выпустил всю силу, его черная аура обрела форму десятков щупалец и беспорядочно двигалась, грозя достать каждого, кто перейдет черту.

— Ублюдок! — крикнул Рику. — Я надеру тебе жопу, когда все закончиться! Не веди себя как идиот! Я не хочу с тобой сражаться!

— Тогда стой на месте и не двигайся.

— Черта с два! Думаешь, я позволю тебе сделать это?! Босс тебя убьет, придурка кусок! — Рику активировал ауру, сосредоточил на своем кулаке и бросился на Даи. Доверие к товарищу не дало ему вовремя увернуться от зловещей черной ауры, которая мгновенно его настигла. Рику отбросило в сторону, так сильно, что, даже защитив тело аурой, он все равно получил сильные травмы.

Киро позвонил боссу и доложил всю обстановку.

— Что нам делать, босс?

«Разве я должен объяснять? Членам редан запрещено драться между собой. Ждите меня в базе. Я вернусь сегодня вечером».

— А как же Даи?

«Оставьте его. Я сам разберусь».

— Есть, босс. — связь прервалась. Киро взглянул на Даики в последний раз и сказал своим товарищам. — Членам редан запрещено драться между собой. Даики нарушил клятву, но мы этого делать не должны! Отходим на базу!

— А как же Чио? — спросил Сето.

— Отходим! — повторил Киро, подойдя к Рику проверяя его самочувствие. — Это приказ босса.

— Черт возьми, Даи… Что же ты творишь?! — крикнул Рику, поднявшись с места, опершись на руку Киро. Тело его ещё восстанавливалось, оттого Киро приходилось придерживать его и помогать уходить.

Даи проследил за тем, как они исчезают из поля зрения. Чувства были заострены. Он действовал на автомате, на охотничьих инстинктах, не думая не о чем. Цель – защитить Чио. Остальное истребить.

Кадзу пролетел над ним и, еле кивнув головой, сообщил Даи, что все прошло успешно. Чио здесь больше нет. Её судьба зависит от неё и от шаманов, которые спасли её. Теперь их задача состояла в том, чтобы защитить клан и не дать редан отправиться за ней. Даи убрал ауру. Если босс отдал приказ к отступлению, то до его возвращения они будут бездействовать. Нужно обеспечить поддержку шаманам.

***

Реданцы сидели как на иголках, пока ждали босса.

— Что за люди были на границе? — спросил Рику, зубами открыв банку холодного пива. Пока ему отвечали он залпом, крупными глотками начал опустошать банку.

— Шаманы. Пока мы прибыли, они уже успели слинять, — ответил Мэдока.

— Отвлекли нас, твари! Я поверить не могу, что Даики был за одно с ними! Что на него нашло? Что вообще, черт возьми, происходит?! Киро, объясни! — негодовал Таро.

Киро взглянул на Рику, что выпил уже четвертую бутылку пива.

— Хочешь, чтобы я объяснил? — спросил он, заглянув в холодильник за последней оставшейся банкой.

— Нет, хочу, чтобы ты перестал пить. Босс скоро вернется, ты хочешь встретить его пьяным?

— Этого не хватит, чтобы я опьянел.

— Заткнитесь оба! — снова крикнул Таро. Но его крики мало кого впечатляли. Предательство Даики было огромным ударом для каждого члена редан. Ведь он был для них близким другом, вторым боссом, самым опытным из всех. — Я просил вас объяснить, что происходит?! Какого хрена между членами редан появились секреты? Почему босс не поделился с нами о том, что задумал?!

— Босс хотел продолжить род охотников вместе с Чио. Чио была против и сбежала. Даики с шаманами ей в этом помогли, — ответил Киро.

— Род охотников можно продолжить? — спросил Нобу, в голосе звучало подозрение. Ему, как и всем остальным, не нравилось то, что от него что-то скрывали.

— Шаманы могут превратить ребенка в утробе в охотника. Босс велел не рассказывать никому, чтобы Даики не помешал. Он надеялся, что связи Чио с шаманами могли бы их убедить сотрудничать с нами. Но Чио все прознала и сбежала.

— Почему… Почему Даики помог ей? — недоумевал Таро. Предательство редан было для него чем-то настолько невероятным, что ему такое не могло даже присниться. Он мог бы быть не уверен в своей верности, но в верности Даики он никогда не сомневался. Сколько раз они вместе рисковали своей жизнью, сколько раз оставались в живых, выбирались вместе из говна?! Как можно пойти на предательство после всего этого?! — Мы ведь могли выжить, если бы не он!

— Потому что Чио влюблена в него, а он, видимо, в неё, — бросил Рику, так словно разжевал что-то мерзкое.

Реданцы промолчали. Все подозревали, что между ними что-то есть, но теперь убедились в этом полностью. Никому из них и голову не могло бы прийти то, что этот чудовищный садист мог бы кого-то полюбить.

— Чио была беременна? — спросил Мэдока. Кажется, только он из всех реданцев был спокоен.

— Мы не знаем. Но учитывая, что босс всегда получает то, что хочет…

— Если она в руках шаманов с ребенком босса в утробе, то её жизнь в опасности. — Мэдока озвучил то, что уже давно крутилось в голове Киро. Рику напрягся. За столь короткое время он уже успел привязаться к этой жадной на эмоции, но доброй девушке. Он переживал за неё не меньше, чем за Даики. — Шаманы уничтожают любые следы существования охотников. Почему босс не дал нам отправиться за ней? Если бы мы навалились все вместе, мы смогли с ним справиться.

— Он не хотел развивать конфликт между нами. Жизнь редан превыше всего. Род охотников прервется навсегда, если мы перебьем друг друга во внутренних распрях. Пока мы живы, мы ещё можем что-нибудь сделать. Я так думаю. Возможно, у босса есть иные взгляды на это. Он всегда просчитывает все на несколько шагов вперед.

— Я не могу поверить в то, что Даики предал нас, — проговорил Таро, обреченно сев прямо на пол кухни.

— Да и мы не лучше, — заметил Рику.

— В каком это смысле? Ты поддерживаешь его?

— Я знаю его. Мы покусились на святое. Он защитил своего человека, как истинный охотник. Даики единственный из нас, кто продолжает быть охотником благодаря ей. Мы же, уже давно потеряли связь с людьми.

Присутствие Садао почувствовали почти одновременно и поднялись с места, чтобы встретить его. Садао был один, Сейджи с ним мне было. Он вошел в базу и застал всю команду, сидевшую на кухне, и тут же спросил:

— Сколько людей погибли на границе после атаки шаманов? Вы нашли кем их заменить?

— Пятеро, босс. Мы переправили туда троих людей из других постов, — ответил Мэдока.

— Хорошо. Собирайтесь.

— Мы уходим? Куда, босс?

— Сходим в гости к шаманам. Узнаем, как они поживают.

Они молча переглянулись, предвкушая ближайший бой, но привычной радости это не вызывало. Таро даже не улыбнулся. Они приняли приказ босса и, отключив эмоции, были готовы на все.

Садао переправил всех через портал прямо к церкви. Их ждали. Зао, Кацу, Кадзу и Кин встретили их прямо перед церковью. Киро заметил невысокий силуэт на крыше здания и узнал в нем Даики. Переведя взгляд на босса, он понял, что Садао тоже его заметил.

— Чем обязаны? — спросил Кин. Босс задумчиво смотрел куда-то за их спину.

— Вы переправили женщин в другое место? — спросил он. Шаманы не ответили. — Мы решили встретиться с вами, чтобы кое-что обсудить. Вы готовы к переговорам или настроены на бой? — вопрос был адресован Кадзу, как главе клана. На что он, дружелюбно улыбнувшись, произнес:

— Что ты? Поговорить мы любим. Хотите зайти? Чаем угостим.

Драться для шаманов, даже при том, что за них теперь сражался Даи, было невыгодно.

Садао дал знак парням стоять на месте.

— Если мы не выйдем в течении часа – уничтожьте их. Киро, ты со мной.

— Есть, босс.

Кадзу и Кин провели Садао и Киро внутрь. Они сели за тот стол, за которым они когда-то вместе уже трапезничали. Бао и Кацу остались снаружи. Даи неподвижной статуей стоял на крыше и следил за каждым движением реданцев.

— Полагаю, у шаманов тоже есть возможность заглянуть в историю собственными глазами? — начал Садао, взглянув на Киро для подтверждения своих мыслей.

— Они могут узнать о подробностях прошлого через духов, босс.

— Отлично, так будет намного проще… Я хочу положить конец вековой вражде между охотниками и шаманами. Чио должна была служить связующим звеном между нами, но она отказалась от этой роли, поэтому я пришел сам, рискуя своей жизнью, вновь сел с вами за один стол.

— И предварительно велел своим друзьям прикончить нас через час, — заметил Кадзу.

— Они бы сделали это и без моего приказа. Я лишь сказал, чтобы они не колебались, если вы не примете наше предложение заключить мир.

— И в чем заключается твоё предложение?

— Вы знаете, в чем предназначение охотников. Мы защищали людей от внешних опасностей, пока шаманы не объявили нас врагами человечества, боясь нашей силы, и не начали истреблять нас.

— Вы были рождены для убийств, оттого вы и зоветесь охотниками, — произнес Кадзу. Он был мало заинтересован в диалоге. Он знал, что было в прошлом, но никогда не считал эти события достаточно весомым поводом, чтобы продолжать бессмысленную кровавую вражду. Он говорил это только потому, чтобы не соглашать с Садао о том, что охотники — безвинные жертвы, когда на совести редан висит столько тысяч жизней.

— Мы служили людям, добывали им пищу, защищали их, считая их семьей, доверяли им. А они стали резать нас во сне, пока мы не понимали, за что нас убивают… Стариков и женщин, беременных и детей, они не щадили никого… Я не хочу доказывать свою невиновность. Мы преступники, глупо это отрицать. Но мы делаем это лишь потому, что и мы, как вы, можем связываться со своими предками через видения во сне. Они требуют объяснений, требуют мести за свои беспричинно прерванные жизни. Наш путь – путь возмездия… Так я думал, пока не встретил Чио. Пока не увидел, какую жизнь ей пришлось пережить в этом убогом мире совершенно одной и то, как она все это выдержала. Только благодаря ей я начал видеть другой мир, который я могу создать. Смерть приносит за собой смерть. Череда крови не прервется, даже если охотники погибнут все до одного. Вполне возможно, что следующими врагами люди объявят шаманов и начнут на вас охоту. Чио… Она продолжала лечить тех, кто стал причиной её разрушенной жизни, она отвечала добром на все гнилье этого мира, пока не валилась без сил в переулках Метеорсити. Я восхитился её волей. Я захотел хоть немного облегчить ей судьбу и взял на себя ответственность за её жизнь. Захотел построить этот город для неё заново, чтобы её жизнь наполнилась смыслом и счастьем. Пока мы занимались этим, я вдруг понял, что мы продолжаем служить людям. Мы строим для них дома, обеспечивая их работой и безопасностью. Мы вылечили большинство населения Метеорсити от наркозависимости и нашли для них занятие. Нам нравится видеть, как счастливо бегают по улицам нашего города дети, детство которых мы спасли. Редан задышал новой силой, когда перешел от разрушения к созиданию… Я хочу, чтобы так было всегда. Хочу забыть вражду между нами и начать все сначала. Мы все имеем право на спокойную жизнь.

Кадзу давно никого так долго не слушал. Слова Садао о Чио тронули его, ведь он тоже испытывал к ней похожие чувства, но был слишком ограничен, чтобы так красиво выразить все это в словах.

— Ну и ну… — произнес Кадзу, неловко пройдясь ладонями по лицу, словно желая взбодриться. — Это, конечно, все очень трогательно, но вряд ли Чио захочет к тебе вернуться. Ты уже предал её доверие.

— Речь не о ней.

— Не о ней? Чего конкретно ты хочешь?

— Нашу жизнь. Хочу, чтобы вы дали жизнь новым охотникам.

— Для чего? Чтобы ты при помощи их людей обратил в рабство?

— Не для чего, Кадзу, — ответил Киро вместо босса. — Охотники имеют право на жизнь точно так же, как и все остальные живые существа.

— Охотники не прошли естественный отбор истории.

— В беспорядочных убийствах нет ничего естественного.

— В истории всякое случается… То, что ты хочешь, мне уже Чио объяснила. Ты перемотай на тот момент, когда ты предлагаешь мне что-то взамен. Кин, напомни мне, пожалуйста, что со мной сделают, если я обращу ребенка в охотника?

— Зависит от того, какой клан за тебя возьмется. Клан Кудо любят заживо сваривать предателей в своих котлах, Курты четвертуют с особым удовольствием, Ономити кладут человека спиной на растущий бамбук, Тагавы скармливают крысам.

— Во-во, — поддакнул Кадзу и в ожидании посмотрел на Садао, пока он размышлял над ответом. Услышав, как Кин назвал клан Тагава, Киро напрягся. Его спаситель был членом этого клана. Тагавы действительно скармливали людей голодным крысам, Киро довелось увидеть несколько подобных казней. Ненависть к шаманам разгорелась в его груди ещё больше, но те, кто сидел сейчас перед ним, он знал, были совсем другими.

— А как называется ваш клан? — полюбопытствовал Киро.

— Кадзу Сагара, приятно познакомиться. — Шаманы брали название клана в качестве фамилии. Киро задумался, слышал ли он раньше о клане Сагара, но ничего на ум не пришло. Клан жил в Метеорсити, неудивительно, что о них мало что известно. — А сам откуда будешь? — Кадзу помнил, что Киро был наполовину шаманом и не удержался от вопроса.

— Тагава. Но я не член клана. Моя фамилия Синано.

— Понятное дело, что не член, — улыбнулся Кадзу. — Так ты не понаслышке знаешь, что меня крысы сожрать могут?

— Знаю, видел.

— Дело страшное. Я этого не хочу. Уговорите меня.

— Наш союз останется втайне до поры, пока охотники не подрастут, а после вы станете самым влиятельным и сильным кланом в мире, — Садао недолго помолчал, прежде чем закончить мысль. — Мы будем защищать вас как членов семьи.

— Вы примете нас как своих людей?

Свой человек для охотников – это человек, защите которого он посвящает свою жизнь. Если охотники примут шаманов как своих людей, то станут для них самыми бесстрашными телохранителями.

— Это моё условие.

Кадзу посмотрел на Кина. Пусть глава сейчас он, но без согласия этого опытного старика, он бы все равно ничего не сделал.

— Что ты будешь делать после того, как восстановишь род охотников? — спросил Кин. — С такой силой, как у вас, вы не сможете жить обычной жизнью человека.

— Я подарю им новое жизненное предназначение.

— Какое?

— Служить не людям, а миру.

***

Они ждали только пятнадцатую минуту, но тревога растягивала эти минуты на часы. Таро ненавидел ждать больше всего, оттого и расхаживал по округе, то и дело бросая косые взгляды на Даики, что стоял темным силуэтом на крыше здания. За все время он ни разу не шевельнулся. Он был предельно сосредоточен. Реданцы знали, как он умеет работать. Как бы неприятно им не было это признавать, но любое лишнее движение могло стоить им жизни

— Даи! — крикнул Таро. — Ответь, за что ты нас предал?!

Но ответа не последовало. Даики не двигался, ни на что не отвлекался, словно хищник, выжидающий своей добычи в кустах. И сейчас, когда они пытались привлечь его внимание, он заострил свои чувства ещё больше, подумав, что это может быть отвлекающий маневр. Даи не думал о том, что перед ним стоят его друзья. Он лучше всех умел отодвинуть эмоции в сторону.

— Думаешь, Чио во внешнем мире в большей безопасности, чем с нами?! — спросил Мэдока, решив присоединиться к Таро. Может, у них получится до него достучаться? — Если шаманы узнают, как именно она была связана с тобой и боссом, её в живых не оставят, как ты мог на это пойти?!

— А что, если она беременна?! — начал Рику. Он больше всех переживал именно об этом. Как она одна с ребенком в совершенно чужом для неё мире выживать будет? Мало ей было того, что она пережила в Метеорсити? — Что, если шаманы узнают от кого?!

Но Даи молчал, не шевелился. Реданцы даже стали думать, что он им мерещится, что это не Даики, а просто дымоход, но его рост, его привычку стоять, спрятав руки в карманы, они не могли спутать ни с чем.

Ещё через десять минут на крыше появился второй силуэт. Садао вышел поговорить с Даики, и только теперь его тело немного дрогнуло оттого, что подошел достаточно близко, чтобы нанести удар. Их беседу не слышал никто, кроме, Рику. У него был отличный слух, и поэтому реданцы в ожидании, что он поделиться с ними, о чем они говорят, все как один, посмотрели на него. Из церкви вышел Киро, которому Садао велел присоединиться к парням и ждать его.

— Я рад, что ты определился, Даи, — произнес Садао, приравнявшись с ним. Даи молчание не нарушил. — Чио очень к тебе привязана, даже у меня не получилось разрушить связь между вами. — Напоминание о ней, вытащило Даики из предельной боевой готовности. Он размяк, когда услышал, что она была к нему привязана. Вспомнил, как она просила его быть рядом. Но он не смог сделать даже эту малость. — Но ты ещё нужен редан. Нужен сейчас ещё больше, чем обычно. Ты вырос в этом городе, для его развития мне нужен человек, который знает его. Мне нужен ты, Даи.

— Я предал редан.

— А я – твое доверие. Я думаю, мы квиты. Ты мой друг. Так было до редан, будет и после. Этого ничто не изменит. Надеюсь, и ты считаешь так же.

— Где Сейджи? — Даики уже давно заметил, что к церкви прибыли не все члены, и догадался, где он может быть. — Ты отправил его за ней?

— Просто, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Если она захотела сбежать от меня ­– насильно возвращать её не буду. Может, когда-нибудь, мы друг друга поймем.

Когда-нибудь…

Даи снова ушел в свои мысли. Как жаль, что он не смог сделать её счастливой. Не смог дать ей то, чего она так желала. Ему хотелось представить свою жизнь, если бы он не был таким подонком. Представить, как завел семью, как делают все нормальные люди, но это было выше его сил. Он не знал себя никаким. Даики не знал, что для него счастье. Он знал только её: милую, болтливую и искреннюю. Перед глазами всплыл её образ, её глаза, голос, мягкие несмелые поцелуи, тонкие пальцы…

— Какой она была? — спросил он у Садао. Он ведь делил с ней постель, он делал с Чио то, о чем Даики даже мечтать не мог.

Садао на мгновение задумался, пытаясь его понять. Даики не мог к ней прикоснуться, и Садао догадался, о чем именно Даи жалел сейчас, о чем думал. Он вспомнил ту чудесную ночь: её раскрасневшееся смущенное лицо, неумелые, но такие искренние ласки. Садао не мог не улыбаться, когда думал о ней.

— Прелестной, — ответил он. Именно это слово приходило на ум, когда он думал о ней, видел её. — Самой прелестной из всех, кого я знал, — грустная улыбка осветила его лицо. Садао было жаль, что он её, скорее всего, больше никогда не увидит. — Отдохни и возвращайся, Даи. Мы будем тебя ждать. Когда настанет время, ты отправишься за ней и приведешь её обратно. Я хочу снова увидеть твою счастливую рожу рядом с ней.

Садао покинул его и спрыгнул с крыши и покинул пределы церкви через портал с парнями.

Прошло несколько дней. Даики приютили у себя шаманы. Он не хотел возвращаться в редан и не разговаривал, мало ел и практически не спал, целые дни проводил то во дворе, то на крыше здания, смотря на яркие звезды по ночам. Ушел в себя совсем как тогда, когда они впервые встретились с Чио. Он целыми днями думал о ней. Перекручивал в голове те дни, которые они провели вместе. Даи нравилось думать о ней спокойно, не отвлекаясь на работу, на цель, на задание. Ему было хорошо, пусть её не было рядом, но он признал свои чувства к ней и дал им волю творить с его душой и сознанием, что угодно. Он представлял, что она была рядом и, зная её, придумывал, какими разговорами она могла бы его достать.

«Ты бы меня нарисовал?­ — зазвучало у него в голове».

На утро он обратился к Кадзу с просьбой дать ему бумагу и карандаш. И это был единственный раз, когда он заговорил. Глава не помедлил и забрал у Шизу несколько листов бумаги и карандашей и передал Даики.

Он сел в комнате за стол, зажег несколько свеч. Карандаш после стольких лет удивительно привычно лег в его руках. Долго он просто смотрел на пустой лист белоснежной бумаги не зная, что изобразить.

«С оторванными руками, ногами, вырванными ногтями, вытекшими глазами, сломанными костями…»

Для начала Даи решил вспомнить, как он это делал.

Он прорисовывал черты лица маленькой девочки, кукольной внешности, с двумя хвостиками. Маленькая, слабая, беззащитная в руках подонка, который по несчастливой случайности породил её на свет. В руках того, кому она доверяет несмотря на все чудовищные извращения, которые он с ней делает несмотря на боль, которую он ей причиняет. Доверяет, соглашается, остается рядом, не сопротивляется и умирает, оставаясь той же маленькой, слабой, беззащитной девочкой кукольной внешности. Без воли к сражению, без желания что-то изменить, без силы себя защитить. Он рос и видел, как мучаются мать и сестра. Он был единственным, кто пытался их защитить, пытался сражаться, но все время слушал упреки и мольбы быть тихим и ничем не беспокоить этого морального урода, чтобы он не разозлился на них ещё больше. Даики никогда не понимал их безграничную преданность тому, кто мучает их, не понимал, почему мать никогда не пытается ударить его в ответ, почему не пытается сбежать, когда было столько возможностей.

Почему боится будущего без него, если с ним ей плохо?

Даики был садистом.

Ему нравилось причинять боль, и он лучше всех знал, какого это – чувствовать её. Он мучил людей, издеваясь над их плотью, слушая их крики, чувствуя, как под его пальцами в болезненных судорогах напрягаются и дергаются их мышцы, как с тихим протяжным хрустом ломаются их кости – он специально ломал их медленно, чтобы насладиться этим неповторимым звуком – и как теплой липковатой струйкой бежит их алая кровь.

И все ради смеха. Ради удовольствия.

Ему не было дела до их страданий, не было дела до их слабости. Потому что вина в слабости была только на жертвах, которые сами выбрали свою роль.

Но в глубине души, развлекаясь с очередной игрушкой в своей пыточной, Даики искал ответы на те вопросы, с которыми его оставили мать и сестра. Оставили в одиночестве, в непонимании и страхе. В страхе перед миром, перед будущим, перед самим собой.

Почему с каждой пыткой, с каждой новой болью, люди становятся только податливее и послушнее? Почему они не сопротивляются? Почему не рвутся на свободу, не отвечают ему болью на боль? Он же видит в их глазах такое же непонимание, видит их ненависть, которую он сам когда-то испытывал к отцу. Но Даики выбрался из этого, а они смирились…

Какое дело садисту на страдание жертвы, если она сама выбрала быть жертвой?

Он злился на свою мать и сестру за их слабоволие. И отрывал эту злость на своих жертвах. Мстил своим давно погибшим родным за то, что они сделали его таким.

Получилось не так хорошо, как раньше… К лицу кукольной девочки присоединилась её оторванная нога, рука, предварительно сломанные и вывернутые в неестественном положении. Детское тело он изобразил частями: левая часть груди была внизу, повернута боком, правая была между сломанной рукой и ногой. На остальные части тела на бумаге не осталось места. Где-то темными пятнами он оставил синяки и ссадины на её коже. Только лицо он оставил чистым, нетронутым и невинным. Все эти части тела он поместил в тесную банку с жидкостью и плотно закрытой крышкой.

Наверное, так представил бы папа сестру, если застал её смерть. Как трофей, как гербарный образец, который обязательно нужно сохранить на память.

Он положил карандаш на стол и критично рассмотрел своё творение, про себя отмечая, что бы стоило подправить. Даики находил в рисовании почти такой же покой, какой ему дарила Чио.

«Ты бы меня нарисовал? Только целую, живую и не замученную…»

Даики улыбнулся ей – она ведь была рядом, в его воображении, – и взял второй лист бумаги. Он мог отчетливо представить, её тонкие темные брови, горящие круглые, при виде него, глаза, маленький нос, пухлые розовые губы…

Когда он впервые её увидел, что-то в груди оборвалось от осознания того, что перед ним не его сестренка. Словно что-то внутри него надеялось на то, что её душа может так быстро перейти в другое тело и вернуться к нему.

У Сакуры были длинные темно-русые волосы, как у мамы, а у Чио, на тот момент, были короткие, черные волосы, еле доходящие до плеч. И глаза у неё были черные, и голос звонкий, раздражающий. Сестренка говорила тихо и мало, от страха, что папа обратит на неё внимание. Она не любила играть в активные игры, только во что-нибудь тихое и незаметное, поэтому они с братом часто рисовали.

А Чио… Она была полной противоположностью Сакуры. Чио начала рисовать только потому, что Даики это нравилось, но видя, что у него это получается куда лучше, чем у неё, она злилась и заставляла его играть с ней в другие игры. Но и там он её опережал и не понимал, отчего она на него злится. В периоды, когда он слишком часто её побеждал, Чио с досады переставала с ним разговаривать и оставляла его в покое. В такие моменты Даики отдыхал от неё, проводил в уничтожающей его душу тишине свое время. Теряя счет времени, он мог часами стоять посреди комнаты и смотреть в одну точку, пока Мито не вынет его из дна собственного сознания и не позовет его есть. Или же, забыв обо всем на свете, он мог весь день посвятить рисованию, пока Чио разрывалась от скуки. Не выдержав, она снова подходила к нему, посмотреть на то, как он рисует, пыталась учиться, повторяя за ним. Именно в этот момент, что-то внутри Даи, что было ещё живо и тепло, дрогнуло. Из полной черноты вокруг вдруг прорисовался светлый силуэт девочки рядом. Настолько яркий, что смотреть на неё было сложно. Но за несколько дней упрямых попыток Чио повторить его рисунок, Даики привык к её свету и впервые сам прикоснулся к ней, чтобы показать, как нужно держать карандаш в руке.

От радости Чио стала светиться ещё ярче, поэтому Даики больше так не делал. Но девочка поняла, что уже можно, и через несколько дней, она начала смело лезть к нему обниматься. Ему это не нравилось, но что-то ему мешало её оттолкнуть, а слова о том, чтобы она перестала, произноситься не хотели. Язык не слушался. Даи видел, что она нарочно достает его, чтобы вывести на разговор, пусть и ссору, но хоть бы слово от него услышать! Хоть раз услышать его голос.

Даики привык к ней, и в те моменты, когда она обижалась на него и не разговаривала, даже начинал скучать. Рисунки перестали так завлекать его, когда рядом была Чио, которая, как солнце, светилась и грела его, в ставшем холодным и чужим, мире. Он не понимал её обид, поэтому и не знал, как извиняться. Да и какие могут быть извинения, если он даже слова произнести не может? Когда тоска по ней начинала его раздражать больше, чем её громкий голос, Даики сам подходил к ней, в одиночестве играющей в куклы, и показывал ей свои рисунки.

— Ты нарисовал это мне? — спросила Чио, разглядывая рисунки. Он в точности изобразил её любимые игрушки, только они, как и всегда, были сломаны и растерзаны. Другого рисовать он не умел. — Это будет Тао, а это Хао, — решила Чио, пальцем показывая на рисунок куклы и плюшевого мишки. — Давай придумаем, что за монстр их так растерзал?! — воскликнула девочка, загоревшись своей идеей. Даи слегка поморщился от её звонкого голоса, но стал замечать, что и к этому он уже привыкает.

Чио ночами часто плакала, вспоминая отца, ей снились кошмары, не давали спать воображаемые монстры. Даики с такие моменты тоже не спал. У него были свои монстры в голове, которые не оставляли его сознание в покое. Звали их Стыд, Боль, Сожаление, Страх и Ненависть. Когда Чио плакала, её яркий свет начинал меркнуть перед его глазами, и это внушало в него тревогу. Девочка выходила из комнаты и в слезах шла спать к Мито, Даики провожал её взглядом, впервые за долгое время отвлекшись от борьбы с самим с собой на то, что за борьбу ведет она, какие страхи преследуют её, что заставляет её дрожать.

Однажды Мито задержалась на работе на целую ночь. Чио снова не могла уснуть, закрывшись от страха с головой под одеялом. Даики долго смотрел на неё, прислушиваясь к её всхлипам, тихим и приглушенным, чтобы не разбудить его. Он уже и не помнил, что именно заставило его подняться в тот момент, жалость или понимание, но Даики бесшумно подошел к её кровати, присел и слегка коснулся её дрожащих плеч. Чио замерла от страха, ведь сейчас в её воображении вокруг были только монстры, и не было никого, кто мог бы её от них спасти. Тогда Даики произнес первое слово за целый год молчания:

— Чио, — позвал он её. Девочка удивилась, что голос монстра оказался похожим на голос мальчика. Когда ей пришло осознание, кто это был на самом деле, она недоверчиво показалась из-под одеяла и взглянула на него заплаканными красными глазами.

— Ты говоришь? — спросила она. Губы Даики дрогнули в улыбке. Он сам не ожидал, что голос к нему вернется. — Повтори, — загорелась девочка, не веря своим ушам. — Повтори, пожалуйста!

Даики аккуратно стер слезы на её щеках.

— Плачешь, — сказал он. Он хотел спросить, почему она плачет, что её испугало, но получилось только это. Но Чио уже давно научилась его понимать без слов.

— Я боюсь темноты, — объяснилась она, не переставая ему улыбаться. Темнота… Даики жил во мраке всю жизнь. Там и тут его преследовали его собственные палачи, которым он раз за разом позволял себя уничтожать. Он хотел, чтобы это поскорее закончилось, хотел, чтобы наступил рассвет.

Значит, она знает, какого ему.

Чио была его солнцем. Где была она, там был свет, такой яркий, что приходилось отводить, привыкшие к страшному мраку, глаза. Все страхи испепелялись под жаром этого света, и только к нему, только к Даики, это солнце было ласково.

— Я тоже, — ответил он ей.

— Ты тоже? — удивилась девочка. — Мальчики тоже чего-то боятся? — Даики ей не ответил. Чио представила, как ему, должно быть, тяжело было все это время. Он ведь никогда не плакал и к маме не может пойти, как она. Как храбро он держится! — Давай спать вместе? — предложила Чио, — Так не страшно. — она раскрыла одеяло и похлопала на место рядом с собой. Даики лег, Чио прижалась к нему, но от счастья ещё долго не могла заснуть, снова и снова перекручивая в голове его голос. Такой хриплый и тихий.

— Как тебя зовут? — спросила Чио. Она столько раз его об этом спрашивала, но никогда не получала ответа. Даики молчал. Последней, кто называл его по имени, была его мама перед самой смертью. Его имя стало для него чем-то далеким, чем-то таким же мертвым, как и те, кого он любил. — Ты снова потерял голос? — расстроилась Чио, когда так и не дождалась от него его имени.

— Даи… — прошептал он, чего-то страшась.

— Даи? — переспросила Чио своим звонким радостным голосом, вновь вдохнув в это пустое слово жизнь, смысл.

— Даики, — произнес он смелее.

— Даики, — повторила она, не веря своему счастью.

С тех пор она называла его по имени каждый раз, как обращалась к нему. Она с такой радостью поделилась с Мито о том, как его зовут, что ему стало немного неловко. Такой яркой он не видел её никогда. Неужели ей это было так важно?

Даики закончил рисовать её улыбающиеся глаза.

— Чио… — позвал он её, совсем как той ночью. — Моё вечно восходящее солнце.

Он изменил свою руку, наточил карандаш острым ногтем и продолжил рисовать, перейдя к её носу.

Даики этого не осознавал, но способность взрыва ауры он развил благодаря ей. Её образ солнца сформировался в концентрированную ауру, испепеляющую все вокруг, но не несущую вред ему самому. Даики мог пострадать от взрывной волны, но жар собственных сил ему не вредил.

Какова была его боль, когда он увидел её почти померкшую, после стольких лет разлуки. Он никогда не верил в то, что её свет зависит только от него. Его силы пробудились благодаря ей, вся его жизнь обрела смысл и хоть какие-то цвета из-за неё…

Даи тогда учился в шестом классе, а Чио в четвертом. Они ждали друг друга после школы, чтобы вместе пойти домой. Так им велела Мито. Метеорсити с каждым днем становился все опаснее и опаснее, да и сами дети привязались друг к другу настолько, что и дня провести вдали было сложно. Даики по-прежнему мало говорил, но много слушал её бесконечную болтовню. Им обоим было комфортно. Но в тот день Чио вышла из школы подавленной. Он заметил это, как только она показалась на поле его зрения, и сразу понял, что что-то произошло. Она привычно радостно улыбнулась ему при встрече и молча прошла вперед. Чио не начала рассказывать о том, как прошел её день, она шла в тишине и о чем-то думала. Даи приглядывался к ней, пытаясь угадать, что могло произойти, но ничего на ум не приходило. Вдруг, на очередном повороте в другой квартал Чио нахмурилась и остановилась, увидев перед собой нескольких мальчиков. Даи видел их раньше, это были мальчики из его параллельных классов. Он не ладил ни с кем, за это его считали высокомерным и пытались вывести из себя, но все их попытки заканчивались тем, что они убегали, дрожа от страха под его убийственным взглядом. Его устрашающая аура, которую он сам пока не видел, высвобождалась из тела и морально уничтожала соперников. Но они нашли его слабое место.

— Даи, давай пойдем оттуда? — предложила Чио и тут же свернула в другую сторону. Он заметил их мерзкие взгляды на ней.

— Что случилось? — спросил он, но продолжил идти за ней. Она хочет сделать крюк через две улицы, лишь бы не сталкиваться с ними?

— Ничего, просто хочу немного прогуляться. В той улице мой любимый магазин. Давай купим мороженое?

— Они тебя тронули?

— Что? Нет, все хорошо!

— Чио… — произнес он холодно. Чио переменилась в лице. У неё никогда не получалось ему соврать. — Что они сделали? — Чио чуть приподняла свою юбку, чтобы показать синяки, оставшиеся на бедрах, задрожала и заплакала. Руки и живот тоже болели.

— Они… — начала она рассказывать сквозь плач, — Они поймали меня в туалете и хотели… — неожиданные всхлипы прерывали её слова на полуслове. — Хотели… — даже если бы она не плакала, у неё не получилось бы рассказать, что они хотели сделать. — Но пришел учитель и всех отогнал, если бы не он… Я… Они меня…

Даики сделал к ней шаг и обнял, не дав ей договорить. Мрак сгустился. Снова все повторяется. Снова его близким причиняют боль, а он лишь смотрит со стороны. Перед глазами прошлись воспоминания из прошлого, плачущие лица матери и сестры, мерзкая ухмылка отца…

Он обернулся на мальчиков, что перекрыли им дорогу домой, они встретили его взгляд такой же отвратительной победной улыбкой.

Именно в тот момент монстры, что жили в нем: Стыд, Боль, Сожаление, Страх и Ненависть, объединились в лютую ярость, что обрела кроваво-алый цвет и впервые показалась ему на глазах сквозь мрак.

— Пойдем домой, Даи, — сказала Чио, вновь вытащив его из темноты, и попыталась отстраниться. Но Даики продолжал её держать, нервно прижимая к себе, и смотрел в их сторону. — Даи?

— Идем, — сказал он и только после отпустил её. — Идем. Домой.

Они пришли домой, Даики попытался отвлечь её от произошедшего, но она уже не могла сдерживать своих слез. Чио успокоилась только тогда, когда пришла Мито, чтобы она ничего не узнала и не переживала. Той же ночью, когда все заснули, Даики незаметно покинул дом. Он знал, что один из них живет в соседнем квартале. Инстинкты подсказывали ему, как пользоваться аурой. Он легко усвоил рассеивание и нашел его дом, его окно, его кровать. Мрак, преследовавший его всю жизнь, снова и снова возвращал его ко дню, когда он убил своего отца. Он часто думал о том, что мог бы сделать его смерть более мучительной, что он был недостоин такой скорой кончины. Когда он гулял по улицам Метеорсити, замечая, что в городе становится все больше и больше заброшенных зданий, которые вскоре успешно превращаются в наркопритоны, он думал, что и он мог бы выбрать себе какое-нибудь уединенное тихое место, где он мог бы дать волю своим садистским фантазиям. Только Чио, единственная радость его жизни, отвлекала его от этих мыслей.

Они притронулись к святому. Сами напросились.

Даики вырубил его спящего, чтобы тот не шумел, и вытащил его на улицу через окно. Не было времени думать о том, куда бы его лучше унести, поэтому Даи зашел в достаточно отдаленное от его дома заброшенное здание, привязал к торчащей в стене арматуре его же ночными штанами. Через несколько минут он пришел в чувства.

— Даики? — удивился он, поморщившись от боли в затылке.

— Я, — кивнул Даи. Его красная аура не воздействовала на него, но хрипловатый голос мальчика в полумраке и без того наводил ужас. — А тебя как зовут? — спросил Даики. Он не знал никого из них по имени.

— Что я здесь делаю? Зачем ты меня сюда принес? — он был напуган, и вопросы выскочили из его уст сами по себе. Это было его ошибкой, так как в следующий момент, Даи сжал его левую стопу так сильно, что хруст костей приглушил даже его истошный крик.

— Давай договоримся. — произнес он, когда отпустил его и перестал мучить. — Вопросы буду задавать я.

— Хиро, я Хиро. Прошу, отпусти меня.

— Отпустить? — усмехнулся Даи. Отпустить, когда они заставили её проливать слезы? Отпустить, когда он наконец-то сможет исполнить свои мысли в реальность? Ярость и одновременная радость заставили губы Даики растянуться в безумной, жуткой улыбке, которая сверкнула при свете луны. — Это вряд ли.

— Ты… — мысль пришла неожиданно. Улыбка Даики все рассказала мальчику. Все нутро задрожало от животного страха перед ним. — Ты хочешь меня убить?

Этот вопрос заставил нутро Даики затрепетать от восторга. Он засмеялся, не выдержав эмоций. Хиро подхватил его смех нервной усмешкой, надеясь, что ему только показалось, что он сегодня не умрет, но вдруг Даи смолк и посмотрел на него с ещё более устрашающей улыбкой.

— Я не убью тебя, — ответил Даи. — Я не просто убью тебя…

Хиро стал первой жертвой садиста. Он продержался полтора часа и умер, когда Даи начал сдирать кожу с пальцев его рук. Даики спрятал тело в глубокой яме, которую он вырыл при помощи охотничьего тела и силы.

Когда он вернулся домой после первого убийства, зашел в ванную комнату и взглянул на своё отражение в зеркале, он не узнал самого себя. На его окровавленном лице застыла безумная улыбка. В ночной тишине, оставшись наедине со своими монстрами, которые наконец-то, впервые в жизни, получили долгожданную пищу и ненадолго замолкли, он чувствовал себя счастливо. В ту ночь он впервые увидел так много крови, ощутил какого это, когда её металлический запах ещё долгое время чувствуется в носу. Внутри пустота, никакой терзающей боли, так что даже дышать стало намного легче. В мыслях не было ни звука, ведь его монстры внутри были сыты и им пока не за чем было его терзать. Он ощущал лишь приятную слабость в теле оттого, что был расслаблен. Даики был полностью удовлетворен своей жертвой.

Даи включил воду, чтобы смыть со своих рук кровь, но вместо того, чтобы поднести руки под кран, он тупо смотрел на то, как обворожительно вода омывает раковину. Кровь была на руках, на одежде – по всему телу, и ему захотелось, чтобы она была на нем подольше. Даики просто опустился на пол, облокотился спиной о стену, расслабил все тело и наблюдал за тем, как тонкой струйкой бесшумно льется вода из крана. Он сделал глубокий вдох, с блаженством чувствуя запах крови, расслабленные руки безвольно опустились на холодный пол комнаты, пальцы нащупали рядом лужицу кем-то пролитой воды и начали ритмично барабанить об кафель, разбрызгивая капли.

Ночь удалась. Он устал. И он был доволен.

Его стараниями в той же яме вскоре были зарыты ещё десять тел.

В первое время, когда он ещё плохо управлял собой, Даики не помнил, что происходило, когда он был в охотничьем теле, поэтому принятие самого себя у него протекало не сложно. По крайней мере до тех пор, пока о его другой сущности не узнала вся школа. Когда он дал волю своим сокровенным желаниям, ему стало сложнее держать себя в руках в те моменты, когда он видел, что кто-то обижает Чио. Он обращался прямо у всех на глазах, чтобы отпугнуть от неё ублюдков, а затем убивал в ночи, пополняя коллекцию мучеников. По юности у него была привычка спрашивать имя своей жертвы перед тем, как приступить к играм, но присоединившись к Садао, его жертв стало настолько много, что он быстро забыл эту традицию.

Когда до ушей Мито дошло, что происходит в школе, она запретила им посещать её, чтобы уберечь. Но и этого хватило ненадолго. Люди приходили к Даики за местью. Пусть у них и не было доказательств, но они чуяли нутром, кто повинен в исчезновении их детей и друзей. Обязанности полицейских в Метеорсити стали формальностью, не имеющей никакой силы и заинтересованности в урегулировании многочисленных проблем города. Люди взяли все в свои руки. Когда Чио порезалась разбитым от прилетевшего камня оконным стеклом, Даики всерьез задумался о том, чтобы покинуть её.

Перед той самой ночью, когда он ушел из Метеорсити, Даи повел её в могилу своей сестры и матери и рассказал все, что случилось в прошлом. Затем он показал ей ту яму, в которой хранил убитых людей и представил ей своё полностью обращенное охотничье тело.

— То, что обо мне говорят, правда. Я чудовище, монстр и убийца. И с каждым днем мне все сложнее управлять собой, Чио, — сказал он ей в тот день. Чио не верила ему, хоть перед её взором и лежали десяток полуразложившихся тел. От ужаса ком поступил к горлу и её стошнило. Весь его вид, полностью изменившееся тело внушило в неё страх перед ним. Она стала смотреть на него так же, как и те ублюдки в школе.

Именно тогда Даики и решил, что окончательно её потерял, что уйти – это лучшее решение.

Потеряв всякий смысл к существованию, во внешнем мире, он начал беспорядочно убивать всех тех, кто хоть чем-то ему не приглядывался, в поисках своей собственной смерти. Но он нашел себе друзей, новую цель, новый свет во тьме и воспоминания о прошлом перестали причинять ему боль. Когда он решил вернуться домой, то считал, что все уже в прошлом, что Чио его уже наверняка забыла и уже построила свою семью. Но увидев её такую повзрослевшую, сильную и решительную, Даики будто взглянул на своё отражение. Совсем как в тот день, когда он нашел свою первую жертву, он испытал два противоположных чувства: глубокое сожаление о её судьбе и невероятную гордость за свою девочку.

Нет… Чио не Сакура и Чио не его мать. Она никогда не позволит никому причинять ей боль безнаказанно. И какое это счастье для Даи, что она научилась этому, благодаря его примеру.

Он закончил её портрет, взглянул в её сияющие глаза, прошелся тыльной стороной пальцев по её щекам.

И приложился губами к её губам, вспоминая, какое блаженство он испытывал, когда целовал её.

Даики улыбнулся сам себе.

Он никогда и подумать не мог, что его чувства к ней откроются с новой, совершенно неожиданной стороны.

За несколько дней он изрисовал все листы её портретами. Он находил утешение, когда погружался в работу, ныряя в свои мысли и несмелые мечты.

Его не беспокоили, только Шизу от любопытства частенько заглядывал к нему то с водой, то с едой, и все ради того, чтобы увидеть, как он рисует Чио.

На пятый день молчания Даики все для себя решил и вернулся в реальный мир, вновь приведя свои мысли в порядок. Нужно было уходить и приступить к делам.

Когда он собрал все свои рисунки и, поблагодарив шаманов, вышел за пределы церкви, его окликнул Шизу и выбежал за ним. Даики молча обернулся и ждал его объяснений.

— Пожалуйста, оставь один рисунок Чио!

— Зачем?

— Мне… Очень понравилось, как ты рисуешь. Очень похоже.

— И?

— Я… Я по ней скучаю. Она моя дорогая сестрица, которую я обещал защищать, но ничего не смог сделать…

Даики ждал, полагая, что он продолжит мысль, но под его тяжелым взглядом мальчик с каждой секундой терял уверенность, с которой он выбежал из церкви. Шизу уже хотел было попросить прощения и вернуться домой, но неожиданно почувствовал его тяжелую руку на своей опущенной голове. Мальчик поднял на него свои глаза. Под ошеломленный взгляд Шизу, Даики вручил ему всю стопку своих рисунков.

— У тебя ещё все впереди, — произнес он, прежде чем уйти.