Император Пограничья 12

Глава 18

Я поднялся с больничной койки, чувствуя, как новая сила пульсирует в каждой клетке тела. Светов всё ещё держал мою руку, проверяя пульс, хотя необходимость в этом давно отпала.

— Благодарю за помощь, Георгий, — сказал я, осторожно высвобождая запястье. — Без твоего присмотра было бы куда опаснее.

— Всегда рад помочь, воевода, — ответил целитель, убирая инструменты. — Но в следующий раз предупреждайте заранее о таких… экспериментах. Когда ваш пульс упал до двадцати, я чуть сам рядом не свалился от страха.

Я усмехнулся и направился к выходу. В коридоре больницы царила обычная для дневного времени суета — медсёстры сновали между палатами, из-за дверей доносились приглушённые голоса пациентов и целителей. Но в одном из боковых коридоров, ведущих к складу медикаментов, я заметил движение совсем иного рода.

Гаврила стоял, прислонившись к стене, а напротив него, смущённо теребя край фартука, переминалась с ноги на ногу Анфиса. Молодой охотник что-то тихо говорил, жестикулируя свободной рукой, а девушка прикрывала рот ладонью, явно сдерживая смех. В полумраке коридора их силуэты казались удивительно гармоничными — крепкий парень и хрупкая целительница душ, забывшие обо всём мире.

— … и тогда медведь как рявкнет, а Силантий со страху прямо в реку! — донёсся до меня голос Гаврилы. — Плывёт, ругается, а медведь на берегу стоит и головой качает, будто осуждает.

Анфиса прыснула в ладошку, её огромные серые глаза блестели от веселья. Заметив меня, оба резко выпрямились, лица мгновенно залил румянец.

— Воевода! — выдохнул Гаврила, отскакивая от стены. — Мы тут… я просто…

— Помогал мне с работой, — быстро подхватила Анфиса, хотя её пылающие щёки выдавали ложь с головой.

Я только отмахнулся, улыбаясь. Молодость имеет право на свои маленькие радости, особенно в наше суровое время. Прошёл мимо, оставив их разбираться со смущением.

Дом воеводы встретил меня привычной суетой: нанятые когда-то Захаром женщины творили на кухне кулинарные чудеса, внук одной из них — кучерявый парнишка — драил полы в коридоре. Я прошёл в кабинет, раскрыл пошире ставни и опустился в кресло. Сила всё ещё бурлила во мне, требуя выхода, применения. Закрыв глаза, я начал перебирать в памяти знания, всплывшие после прорыва.

Тектонический разлом — создание огромной трещины в земле, способной поглотить врагов или разделить поле боя. Металлический симбиоз — временное слияние с крупным металлическим объектом, позволяющее управлять им как продолжением тела. Горная цитадель — возведение из земли и металла растущей конструкции, которая стремительно превращается в укрытие. Живая броня — трансформация кожи в адаптивный металлический сплав, автоматически уплотняющийся при ударах. Расплавленная пасть — призыв магмы из глубин, создающей озеро лавы, если поблизости имеется вулканическая активность. Стальное эхо — создание временной металлической копии себя, обладающей семьюдесятью процентами моей силы. Магнитная буря — мощное магнитное поле, управляющее всем металлом и позволяющее левитировать. Хрустальная паутина — превращение воздуха в невидимые кристаллические нити, режущие как бритвы.

Каждое заклинание теперь ощущалось не как выученная техника, а как естественное продолжение моей воли. Я всегда знал, как это делать — эти знания были частью меня ещё в прошлой жизни, просто раньше не хватало силы для их воплощения.

Дверь кабинета распахнулась без стука. На пороге стояли Василиса и Полина — обе явно обеспокоенные, хотя и старались это скрыть.

— Прохор! — Голицына первой шагнула внутрь, её зелёные глаза внимательно изучали моё лицо. — Захар сказал, ты вернулся из больницы. Как всё прошло?

— Ты в порядке? — добавила Белозёрова, подходя с другой стороны. — Целые сутки без сознания — мы волновались.

Я откинулся в кресле, рассматривая девушек. Обе выглядели уставшими — видимо, действительно переживали.

— Всё прошло успешно. Более чем успешно, — ответил я. — Теперь я Магистр первой ступени.

Василиса присвистнула, а Полина ахнула, прижав руку к груди.

— Расскажешь, как это было? — попросила княжна, усаживаясь на подлокотник соседнего кресла.

Я кратко обрисовал суть пережитого мной, опуская самые личные моменты видений. Рассказал о зелье, о погружении в транс, о необходимости найти и преодолеть внутренние преграды.

— Барьеры из вины, страхов и сомнений… — задумчиво произнесла Полина, накручивая на палец прядь каштановых волос. — Интересно, какие барьеры сидят во мне? Что мешает раскрыть потенциал полностью?

— У меня, наверное, целый набор, — усмехнулась Василиса, но в её голосе слышалась горечь. — Начиная со смерти матери и кончая отцом, который считал мой дар недостойным княжны.

Я посмотрел на них обеих — такие разные, но обе сильные по-своему.

— Когда придёт время, я помогу вам обеим пройти через это испытание, — пообещал я. — У вас есть потенциал стать Магистрами, нужно только правильно подготовиться. Кстати, какой у вас сейчас уровень? Вы же следуете графику поглощения Эссенции?

— Мастер второй ступени, — одновременно ответили девушки и переглянулись, улыбнувшись.

— Мы обе перешли на вторую ступень на прошлой неделе, — пояснила Полина. — Твой график действительно работает идеально. Никакого отторжения, никаких побочных эффектов.

— И сила растёт плавно, без рывков, — добавила Голицына. — Хотя иногда хочется ускориться, поглотить больше.

— Не стоит, — покачал я головой. — Спешка в магическом развитии чревата необратимыми последствиями. Лучше медленно, но верно.

Девушки согласно кивнули. В кабинете воцарилась уютная тишина — из тех, что возникают между близкими людьми, которым не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Через полчаса я созвал общее совещание. В кабинете собрались все ключевые фигуры Угрюма — Захар с привычной папкой отчётов, Крылов с каменным лицом профессионального сыщика, Коршунов, и Борис, занявший место у окна.

— Докладывайте по порядку, — начал я, усаживаясь за стол. — Захар, что с продовольствием?

— Склады полные, барин, — старый слуга развернул свои записи. — После осенней ярмарки закупили всё необходимое. Зерна хватит до следующего урожая, солонины тоже. Правда, цены кусаются — торговцы почуяли, что у нас деньги водятся.

— Григорий Мартынович?

Крылов подкрутил ус, собираясь с мыслями.

— Порядок поддерживается исправно. После введения жёстких правил и строительства рабочего посёлка серьёзных инцидентов не было. Вчера была мелкая потасовка между суздальцами и рязанцами — спорили, чья очередь использовать подъёмный кран. Люди Могилевского разняли их быстро, обошлось предупреждением. Система десятников работает — они сами следят за своими артелями.

— А что с расследованием поджога? — уточнил я.

— Дело закрыто. Как я и предполагал — пьяная неосторожность. Некий Митрофан из ростовской артели курил трубку возле своей лачуги, заснул, искра попала на солому. Оштрафовал его на недельное жалованье.

Коршунов хмыкнул:

— Зато с внешней разведкой всё спокойно. Князь Сабуров пока молчит, видимо, переваривает наши успехи на ярмарке. Демидовы и Яковлевы тоже притихли после вашей рекламной кампании.

— Хорошо, — кивнул я. — Борис?

— Дружина в полном составе, воевода. Тренировки идут по расписанию. Правда, новобранцы из переселенцев пока слабоваты, но Кузьмич с ними занимается. С усиленными бойцами всё отлично, Федот их гоняет по той программе, что привёз. Вчера устроили спарринг с рядовыми дружинниками — так троих положили, пока те поняли, что происходит.

Когда мы уже заканчивали совещание, распахнулась дверь. На пороге возник Карл Фридрих фон Штайнер — волосы взъерошены, в глазах праведный огонь, руки театрально воздеты к потолку.

— Маркграф! — воскликнул архитектор, врываясь в кабинет. — Я должен немедленно поведать вам о вопиющем происшествии!

Захар закатил глаза, Крылов едва заметно усмехнулся. Попросив остальных на выход, я откинулся в кресле, готовясь к очередному представлению.

— Что случилось, Карл?

Немец прижал руку к сердцу, словно готовясь декламировать монолог из Шиллера:

— Вчера вечером ко мне явился некто… — он сделал драматическую паузу, — некто, осмелившийся предложить мне взятку!

— Взятку? — переспросил я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица.

— Да! Мерзкую, грязную взятку! — фон Штайнер начал расхаживать по кабинету, размахивая руками. — Представьте себе, этот… этот торгаш из Костромы, участвовавший в осенней ярмарке, увидел масштабы нашего строительства и решил… — архитектор понизил голос до трагического шёпота, — купить моё благородство за жалкие деньги!

— И во сколько же он оценил ваше благородство? — поинтересовался я с плохо скрываемой иронией.

— Сто рублей! — выпалил Карл, всплеснув руками. — Сто рублей за то, чтобы я выделил ему лучшее место под кофейню в будущем университетском городке! Как будто честь потомственного архитектора можно купить!

Я прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

— И что вы ответили?

Фон Штайнер выпрямился, приняв позу оскорблённой добродетели:

— Я сказал ему: «Убирайтесь, негодяй! Красота и гармония университетского ансамбля не продаются!» И указал на дверь! — он воспроизвёл жест, достойный театральной сцены.

— Благодарю, что пришли с этой информацией, — сказал я, сохраняя невозмутимость. — Ваша честность делает вам честь.

Архитектор слегка поклонился, но тут же продолжил уже более деловым тоном:

— Но знаете, маркграф, этот купчишка не единственный. После ярмарки в Угрюм потянулись предприимчивые люди. Они видят перспективу — через год-два здесь будет большой город, и хотят застолбить места под свои предприятия. Рестораны, магазины, парикмахерские, лавки портных…

— И что вы предлагаете? — спросил я, заинтересовавшись.

Немец оживился, забыв о патетике:

— Нужен генеральный план! Чёткое зонирование — где будут торговые кварталы, где жилые, где ремесленные мастерские. А потом — аукцион! Пусть платят за право строить в определённых местах. На эти деньги можно финансировать общественные здания — бани, фонтаны, мощение улиц!

Я задумался. Идея была здравой. Хаотичная застройка превратит Угрюм в типичный средневековый город с кривыми улочками и плотной деревянной застройкой, где огонь перекидывается с дома на дом за считанные минуты.

— Начнём с университетского городка, — решил я. — Студенты, даже из простонародья, часто имеют деньги. А преподаватели — люди не бедные, с соответствующими запросами. Сервис вокруг академии может стать золотой жилой и для предпринимателей, и для казны Угрюма.

— Именно! — воскликнул фон Штайнер. — Книжные лавки, переплётные мастерские, кофейни для учёных диспутов, прачечные для студентов!

— Составьте план размещения коммерческих объектов. Через неделю проведём первый аукцион. Потом масштабируем на весь город.

Архитектор кивнул, но тут же перешёл к следующему вопросу:

— Кстати, маркграф, для ускорения строительства нужно наладить собственное производство стройматериалов. Сейчас мы делаем кирпич и черепицу кустарно, под каждый объект отдельно. Но если планируется массовое строительство, нужны печи для обжига, формы для кирпича, мельница для цемента, этого презренного порошка!..

— Согласен. Займусь этим лично, — я встал из-за стола.

Карл Фридрих был тем ещё фруктом, но его идеи о развитии города открывали новые возможности. Угрюм рос быстрее, чем я планировал, и пора было направить этот рост в нужное русло.

Попросив Захара послать за Сазановым и Арсеньевым, я собрался с мыслями. Столько дел и так мало времени…

Не прошло и четверти часа, как в кабинет вошли господа артефакторы. Сазанов — седовласый мужчина лет шестидесяти с аккуратно подстриженной бородкой — выглядел как типичный академический профессор. Арсеньев же, несмотря на молодость, имел усталый вид человека, проведшего слишком много бессонных ночей за работой.

— Господа, у меня для вас необычное поручение, — начал я без предисловий. — На фоне обострения отношений с Владимиром нужно обеспечить защиту наших вассальных территорий. Все, кто подписал соглашения о протекторате, а также все, кто назвал меня своим сюзереном — все они уязвимы как для Бездушных, так и для человеческих войск.

Сазанов нахмурился:

— Простите, воевода, но что именно вы предлагаете? Усилить их гарнизоны?

— Нет. Я хочу, чтобы вы создали защитные барьеры.

Арсеньев захлопал глазами:

— Барьеры? Как тот купол, что защищал Угрюм во время Гона? Но я же не знаю принципов его создания! Я видел, как он работает — отражает атаки, дезориентирует врагов, но как он был сделан…

— А я и вовсе впервые слышу о таком, — добавил Виктор с нескрываемым интересом. — Купол над целым поселением? Это же требует колоссальных затрат энергии!

— Именно поэтому для деревень нужны упрощённые версии, — кивнул я. — У нас в запасах восемьдесят семь крупных кристаллов. Каждый может стать ядром локального барьера — не такого мощного, как наш, но способного продержаться несколько часов против серьёзной атаки.

Артефактор достал записную книжку:

— Но как? Я никогда не создавал ничего подобного. В академии учили делать личные щиты, защитные амулеты, но барьер на целое поселение…

— Это древняя техника, — пояснил я. — Почти забытая. Но принцип не так сложен, если знать основы.

Следующие полчаса я объяснял им теорию — как правильно настроить резонансные контуры, чтобы кристалл проецировал защитное поле не вокруг себя, а создавал купол заданного радиуса. Какие руны использовать для стабилизации и автономной активации при приближении угрозы. Как связать барьер с защитниками поселения через кровные якоря, чтобы он различал своих и чужих.

Сазанов слушал с горящими глазами учёного, открывшего новую область знаний:

— Невероятно! Это же революция в защитной магии! Почему этому не учат в академиях?

— Потому что мало кто помнит эти техники, — уклончиво ответил я.

Максим быстро чертил схемы:

— Крупный кристалл может поддерживать барьер в течение полусуток при умеренной нагрузке. Если атака интенсивная — часа три-четыре максимум.

— Этого достаточно, чтобы дождаться подкрепления, — согласился я. — Если кристаллов не хватит, Зарецкий поможет синтезировать недостающие из мелких. У нас их больше четырёх тысяч. Сколько времени потребуется? — спросил я, когда закончил объяснения.

Сазанов переглянулся с Арсеньевым:

— Это совершенно новая для нас область… Неделя на эксперименты и создание первого рабочего прототипа, потом по два дня на каждый артефакт, если всё пойдёт гладко. В общем, около трёх недель на все населённые пункты.

— Приступайте немедленно. Приоритет — ближайшие к Владимиру поселения.

Я перевёл разговор на другую тему:

— Есть и ещё одна задача. Фон Штайнер справедливо отметил, что для ускорения строительства нужно наладить собственное производство материалов. Кирпич, черепица, цемент — всё это сейчас делается кустарно, что замедляет работы.

Арсеньев оживился:

— Я могу создать артефакты для обжиговых печей! Стабильная температура, равномерный нагрев, минимум топлива. А для формовки кирпича — механические прессы с рунической активацией.

— А я займусь цементной мельницей, — добавил Сазанов. — С помощью воздушной магии можно организовать непрерывный помол без участия рабочих. Только засыпай сырьё и забирай готовый продукт.

— Отлично. Подготовьте расчёты и смету, как закончите с барьерными артефактами. Нужно, чтобы производство заработало до зимы.

Маги откланялись, унося с собой мои наброски по защитным барьерам. Я откинулся в кресле, размышляя о предстоящих расходах. Каждый проект требовал вложений, но без инфраструктуры Угрюм так и останется захолустной деревней.

Три дня спустя я сидел в переполненном зале бывшего склада, превращённого в театр. Градский не обманул ожиданий — помещение преобразилось. Грубые стены задрапированы тканью, импровизированная сцена освещена десятками светильников, ряды скамей заполнены до отказа. Рабочие пришли семьями — мужчины в выходных рубахах, женщины в праздничных платках, дети, примостившиеся на коленях родителей.

На сцене шла адаптированная версия «Укрощения строптивой». Шекспировскую Падую заменил Владимир, итальянских дворян — местные бояре, но суть осталась. Актёры играли с огнём, которого я не видел в столичных театрах. Возможно, потому что здесь, в Пограничье, они играли не для пресыщенных аристократов, а для людей, жаждущих праздника после тяжёлых будней.

Зал то взрывался хохотом над проделками Грумио-Георгия — слугу играл молодой актёр с даром комика, — то замирал, следя за словесными поединками Петруччо-Петра и Катарины-Катерины. Когда в финале строптивица произносила монолог о женской покорности с такой иронией в голосе, что смысл переворачивался с ног на голову, женская половина зала разразилась аплодисментами.

После третьего акта актёры вышли на поклон. Овация была такой, что, казалось, ветхие стены не выдержат. Свист, топот, крики «браво» — простые рабочие аплодировали так, словно видели не провинциальную труппу, а звёзд Императорского театра.

Градский вышел на сцену, и я не узнал его. Где тот нервный неврастеник с трясущимися руками, которого я нанимал месяц назад? Передо мной стоял человек, упоённый триумфом, с горящими глазами и прямой спиной.

— Благодарю вас, дорогие зрители! — голос режиссёра дрожал от волнения. — Я… мы… давно не видели такого приёма.

Кто-то из задних рядов крикнул:

— Когда следующий спектакль?

Градский расплылся в улыбке:

— Через две недели! И обещаю — будет ещё лучше! Я уже отправил письма коллегам в Тверь и Ростов. Скоро наша труппа удвоится, и мы покажем вам такие постановки, что столицы обзавидуются!

Я поймал его взгляд и кивнул. Театр работал. Люди получили то, что им было нужно — возможность на два часа забыть о камнях, растворе и постоянной угрозе Бездушных. А Градский получил то, о чём мечтает любой артист — искреннюю любовь публики.

Выходя из театра, я услышал, как два каменщика спорят о пьесе:

— Говорю тебе, она его любит! Просто притворяется!

— Да какая любовь, когда он её голодом морит?

— Так это ж для её же блага! Чтоб нрав укротился!

Я усмехнулся. Если простые рабочие спорят о мотивациях шекспировских героев — значит, культурная революция в Угрюме началась.