Искатель,1994 №1

ЖЮЛЬ ВЕРН
МАЯК НА КРАЮ СВЕТА

Вечер был ясный. Солнце опускалось за холмы, скрывавшие горизонт на западе. Напротив — там, где море сливалось с небом, — последние лучи еще отражались в облачках, по и они должны были вскоре погаснуть в долгих сумерках пятьдесят пятой параллели Южного полушария.

Когда от солнечного диска остался только верхний край, на вестовом судне «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел и на бизань-гафеле развернулся флаг Аргентинской Республики.

В ту же минуту на маяке, построенном на расстоянии ружейного выстрела от залива Эльгора, где стоял на якоре «Санта-Фе», вспыхнул яркий свет. Два смотрителя маяка, рабочие, собравшиеся на песчаном берегу, и команда на носу корабля приветствовали криками первый огонь, зажженный на далеком острове. Эхо разнесло два других пушечных выстрела. Как полагается на военных судах, флаг корабля был спущен, и на Эстадосе, где встречаются воды Атлантического и Тихого океанов, воцарилось безмолвие.

Рабочие поднялись на борт «Санта-Фе», на острове остались лишь три смотрителя маяка. Один из них стоял на вахте, а двое других разговаривали, неторопливо прогуливаясь вдоль берега.

— Ну что ж, Васкес, — сказал тот, что помоложе, — завтра судно выйдет в море…

— Да, Фелипе, — ответил Васкес, — и я надеюсь, что оно благополучно вернется в порт.

— По-моему, погода не должна испортиться.

— II я так думаю, Фелипе. Сейчас здесь только начинается лучшее время года: начало декабря в этих широтах все равно что начало июня для Северного полушария.

— Конечно, Васкес. А когда нам привезут смену…

— Через три месяца, Фелипе…

— Остров будет на прежнем месте!

— И мы на нем, — закончил Васкес, выпустив огромный клуб дыма из своей трубки. — Ты же понимаешь, мои мальчик, здесь мы не на борту судна, которое ветер треплет как хочет. Или если и сравнить наш остров с судном, то оно крепко сидит на хвосте у Америки и не начнет дрейфовать. Согласен, места здесь невеселые. И у здешних вод, возле мыса Горн, дурная слава. И правда, что корабли часто разбиваются у Эстадоса, и для мародеров лучше места не сыщешь. Но все это переменится, Фелипе! Никакому урагану не задуть маяк на острове! Он укажет дорогу судам. Идя на его огонь, они не напорются на скалы у мыса Сан-Хуан, или Сан-Диего, или Фаллоуз даже в самые темные ночи. Мы зажжем фонарь и станем беречь огонь. Я сорок лет болтаюсь по морям Старого и Нового Света — юнгой, новичком, матросом, боцманом. А под старость лучше не придумаешь, чем стать смотрителем маяка — и какого! Маяк на краю света!

Ночь прошла спокойно. На рассвете Васкес погасил фонарь, зажженный двенадцать часов назад.

В этот день отлив начался с шести утра, и, чтобы воспользоваться им, судно должно было сняться с якоря на рассвете. Но сборы еще не были закончены, и капитан Лафайят надеялся покинуть залив Эльгора с вечерним отливом.

В семь часов капитан и его помощник Риегаль вышли из своих кают, расположенных на корме. Матросы заканчивали драить палубу, дежурные сгоняли воду в шпигаты. Старший боцман отдавал распоряжения, готовя судно к отплытию: уже снимали чехлы с парусов, до блеска начищали трубы, решетки, медь нактоуза. Большую шлюпку подняли, оставив на воде маленькую.

Как только взошло солнце, на бизань-гафеле взвился флаг.

Через три четверти часа судовой колокол прозвонил «четыре», и дежурные матросы заступили на вахту.

После завтрака офицеры поднялись на ют, посмотрели на чисто подметенное бризом небо и приказали боцману отвезти их на берег.

Капитан хотел в последний раз осмотреть башню маяка, пристройки, жилые помещения, склады продовольствия и горючего, убедиться, что все приборы в исправности.

Вместе с помощником он сошел на берег, и оба направились к маяку.

Они беспокоились о трех смотрителях, которых оставляли в мрачном одиночестве Эстадоса.

— Это в самом деле нелегко, — сказал капитан. — Но эти ребята жизнью не избалованы, они старые моряки, и служба на маяке — почти отдых для них.

— Разумеется, — ответил Риегаль, — но одно дело — быть смотрителем маяка на берегу, куда часто заходят суда, откуда легко попасть на материк, и совсем другое — жить на этом пустынном острове, который корабли обходят стороной!

Офицеры подошли к маяку, где их ждали Васкес и его товарищи. Дверь открылась, и они, остановившись, обменялись со смотрителями приветствиями по уставу.

Перед тем как заговорить, капитан Лафайят осмотрел их, обутых в прочные сапоги и покрытых капюшоном непромокаемого плаща.

— Ночь прошла спокойно? — спросил он у старшего.

— Да, мой капитан, — ответил Васкес.

— Не заметили никакого судна?

— Нет. Поскольку небо было чистое, мы увидели бы огни на расстоянии, по крайней мере, в четыре мили…

— Лампы в порядке?

— Горели без перебоев, мой капитан.

— Мы зайдем к вам, потом осмотрим маяк…

Жилая комната смотрителей находилась в основании башни, чьи толстые стены могли выдержать любой шквал: здесь нечего было бояться ни дождя, ни холода, ни снежных бурь этой почти антарктической широты.

Дверь в глубине коридора вела внутрь башни.

— Поднимемся, — сказал капитан Лафайят.

Васкес знаком велел своим товарищам оставаться у входа в коридор, затем толкнул дверь. Офицеры последовали за ним.

На узкой винтовой лестнице с каменными ступеньками, плотно закрепленными в степе, было светло: десять бойниц освещали ее сверху донизу.

Капитан и его спутники поднялись на окружавшую фонарь галерею, с которой открывался лучший вид на остров и на море вокруг него.

Западная часть Эстадоса, как и море, была пустынна. Взгляд скользил по широкой дуге с северо-запада на юг, задерживаясь лишь на северо-востоке у возвышения мыса Сан-Хуан. У подножия башни лежал залив Эльгора, по берегу которого взад-вперед сновали матросы с «Санта-Фе». Ни паруса, ни дымка в открытом море, лишь простор океана.

Постояв на галерее около четверти часа, оба офицера спустились вместе с Васкесом и вернулись на судно.

В пять часов развели пары в котле, из трубы повалил черный дым. Море скоро застынет на одном уровне, затем начнется отлив, и «Санта-Фе» снимется с якоря.

Без четверти шесть капитан отдал приказ поднять якорь и отрегулировать машину. Лишний пар выходил через выпускную трубку.

Помощник капитана, стоя на носу, наблюдал за тем, как поднимали и закрепляли в гнезде якорь.

«Санта-Фе» стронулась с места. Смотрители маяка, стоя на берегу, не без волнения смотрели на удалявшееся судно, а офицеры и команда «Санта-Фе» с тревогой оглядывались на Васкеса и его товарищей, которых оставляли одних на этом острове, на самом краю Америки.

Маяк был открыт 9 декабря 1859 года. Не случайно: именно в период с ноября по март навигация в окрестностях Магеллании наиболее активна. Море здесь всегда суровое. Но если ничто не останавливает и не успокаивает огромные валы, катящиеся из двух океанов, то, по крайней мере, погода довольно ровная и бури быстро проходят. Паровые суда и парусники чаще решаются в это время обогнуть мыс Горн.

Впрочем, суда, проходившие через пролив Лемера или обходившие остров с юга, не могли рассеять однообразия долгих летних дней. И прежде кораблей было немного, а с тех пор, как использование паровых машин и усовершенствованные морские карты сделали менее опасным Магелланов пролив — более короткую и менее трудную дорогу, — их стало еще меньше.

Но смотрители маяка, поглощенные своей работой, обычно не слишком ощущают скуку, неотделимую от жизни на маяке. Чаще всего туда назначают бывших моряков или рыбаков. Такие люди не станут считать дни и часы: они умеют постоянно занять или развлечь себя. Тем более что дел достаточно много, ведь служба заключается не только в том, чтобы поддерживать огонь от заката и до восхода солнца. Васкес и его товарищи должны были наблюдать за входом в залив Эльгора, наведываться на мыс Сан-Хуан, следить за тем, что делается на восточном берегу острова до косы Севераль, правда, никогда не удаляясь от маяка более чем на три или четыре мили. Кроме того, они должны были вести дневник маяка, отмечая в нем все события: проходящие мимо парусники и паровые суда, их названия, флаги, под которыми они идут, высоту прилива, силу и направление ветра, длительность дождей, частоту гроз, показания барометра, температуру и другие данные, позволяющие составить метеорологическую карту этих мест.

Васкес — как и Фелипе с Морисом, аргентинец, — был назначен старшим смотрителем. В то время ему было сорок семь лет. Крепкий, отменного здоровья, выносливый, как и подобает моряку, много раз пересекавшему большую часть ста восьмидесяти параллелей, решительный, энергичный, привыкший к опасностям, он был старшим не только по возрасту. В военно-морском флоте Аргентины он дослужился до боцмана, но покинул службу, снискав всеобщее уважение благодаря своему внушавшему доверие характеру. Так что он без труда добился места смотрителя маяка на Эстадосе.

Фелипе с Морисом — тоже моряки, одному сорок лет, другому тридцать семь. Васкес давно знал их, дружил с нх семьями. Именно он и предложил их кандидатуры. Первый из них, как и сам Васкес, остался холостяком; Морис, единственный из троих, был женат.

Через три месяца Васкес, Фелипе и Морис вновь поднимутся на борт «Санта-Фе», на маяке останутся смотрители, которых они, в свою очередь, сменят тремя месяцами позже.

Следующее их дежурство придется на июнь, июль и август — то есть на середину зимы. И если во время первого пребывания на острове они скорее всего не будут страдать от непогоды, то в следующий раз жизнь их обещает быть нелегкой.

С 10 декабря служба стала регулярной. Каждую ночь один из смотрителей дежурил, пока двое других отдыхали. Днем они осматривали и чистили лампы, готовя их к тому, чтобы с закатом вновь послать в море яркие лучи.

Между делом, как им и было приказано, Васкес и его товарищи спускались к морю — то пешком вдоль берега, то через залив Эльгора на полупалубной шлюпке, оснащенной фок-мачтой и фоком. Шлюпка обычно стояла в маленькой бухточке, защищенной высокими скалами от единственного грозного в этом уголке ветра — восточного.

Само собой разумеется, что один из смотрителей всегда оставался на верхней галерее: в любую минуту в виду острова могло показаться и подать сигналы судно. С площадки море было видно только на востоке и северо-востоке. Во всех остальных направлениях путь взгляду преграждали отвесные скалы, начинавшиеся в нескольких сотнях метров от ограды, поэтому приходилось постоянно дежурить в комнате вахтенного, четыре окна которой выходили на все стороны света.

Первые дни после отплытия авизо не были отмечены никакими событиями. Погода оставалась ясной, температура достаточно высокой. Стоградусный термометр показывал иногда до 10 градусов выше нуля. С восхода до заката дул легкий ветер с моря. К вечеру он сменялся северо-западным, приходившим с широких равнин Патагонии и Огненной Земли. Несколько раз шел дождь, теплело, и вскоре должны были начаться грозы.

Солнечные лучи оживили начавшие пробиваться растения. Соседний луг, сбросив белый зимний покров, обнажил свой бледно-зеленый ковер. Стало возможным отдохнуть в тени молодой листвы антарктических буков в роще. Наполненный талой водой ручей бежал к бухточке. Мхи и лишайники покрыли стволы деревьев и склоны скал, так же, как и ложечник, хорошо помогающий при цинге. Словом, если это и не была весна — такое слово не употребляется в Магеллании, — то на краю Америки на несколько недель воцарилось лето.

День прошел. Перед тем как зажечь маяк, Васкес, Фелипе и Морис, по своему обыкновению, сидели на кольцевом балконе, опоясывавшем фонарь.

— Ну что, ребята, — сказал Васкес, старательно набив трубку, и двое других последовали его примеру, — начинаете привыкать к этой новой жизни?

— Конечно, Васкес, — ответил Фелипе. — За это время не успеешь ни устать, ни соскучиться.

— В самом деле, — добавил Морис, — похоже, наши три месяца пролетят быстрее, чем я думал.

— Да, мой мальчик, они полетят, как распустивший паруса корвет…

— Кстати, о судах, — заметил Фелипе, — сегодня на горизонте не показалось ни одно.

— Ничего-ничего, появятся, — успокоил его Васкес, приставив руку к глазам на манер подзорной трубы. — Пройдет немного времени, капитанам станет известно, что этот берег освещен, и они перестанут бояться входить в пролив, что облегчит им плавание. Но мало знать, что маяк существует, надо еще быть уверенным, что он горит с заката до восхода!

— Это станет известно всем, — заметил Фелипе, — как только «Санта-Фе» вернется в Буэнос-Айрес.

— Но «Санта-Фе», — снова заговорил Морис, — всего пять дней, как ушел, и переход займет…

— Не больше недели, я полагаю, — перебил его Васкес. — Погода стоит хорошая, море спокойное, ветер попутный…

— Сейчас, наверное, — сказал Фелипе, — он прошел Магелланов пролив и миль на пятнадцать отошел от мыса Дев.

— Рыба сегодня хорошо клевала? — спросил Васкес у Фелипе.

— Неплохо. Я поймал на удочку несколько дюжин бычков и еще руками — краба, ползавшего в камнях.

— Хорошо, — ответил Васкес. — И не бойся опустошить залив: как говорят, чем больше рыбы берешь, тем больше ее становится. А нам это позволит сэкономить наши запасы сушеного мяса и соленого сала. Что же касается овощей…

— Я ходил в буковую рощу, — объявил Морис, — и выкопал там несколько кореньев. Поскольку я видел, как обращался с ними старший кок на судне — а он в этом понимает! — я сделаю вам славное блюдо!

— Оно будет очень кстати, — сказал Васкес. — Не стоит злоупотреблять консервами, даже самыми лучшими.

— Эх, — отозвался Фелипе, — пришла бы к нам из средней части острова парочка гуанако или еще кто-нибудь…

— Да, ляжка или филей гуанако — стоящая вещь, — согласился Васкес. — Так что, если дичь появится, мы обязательно попробуем подстрелить ее. Но, ребята, далеко не уходите! Даже если увидите крупную дичь…

— Но все же, не уступал Морис, любивший охоту, — если что-нибудь подходящее окажется на расстоянии ружейного выстрела…

— Одного, двух, даже трех ружейных выстрелов — ничего не имею против, — ответил Васкес. — Но, вы и сами это знаете, гуанако слишком дикого нрава, чтобы появляться в хорошем обществе… ну, таком, как паше, и я буду очень удивлен, если хоть одна пара рогов покажется из-за камней у ограды маяка или у буковой рощи.

В самом деле, с тех пор, как начались работы на маяке, ни одно животное не появлялось вблизи залива Эльгора. Помощник капитана Риегаль, всеми признанный Нимврод, не раз пытался подстрелить гуанако, по его попытки не увенчались успехом, хотя он забирался на пять-шесть миль в глубь острова. Крупной дичи было достаточно, но она не подходила на выстрел.

В ночь с 16 на 17 декабря, когда Морис дежурил с шести до десяти, на расстоянии пяти или шести миль от берега показался сигнальный огонь — первое судно появилось в здешних водах с тех пор, как был построен маяк. Морис справедливо решил, что его товарищей, еще не успевших заснуть, это заинтересует, и он спустился позвать их.

Васкес и Фелипе немедленно поднялись к нему и, вооружившись подзорной трубой, устроились у окна.

— Это белый огонь! — объявил Васкес.

— Значит, не позиционный, — сказал Фелипе, — раз не зеленый и не красный.

— А раз огонь белый, — прибавил Васкес, — значит, он на фока-штаге, стало быть, мимо острова идет пароход.

На этот счет сомнений не было. Пароход приближался к мысу Сан-Хуан, и смотрители пытались угадать, собирается ли он войти в пролив Лемера или обойдет остров с юга.

Они продолжали следить за ходом судна и через полчаса уже точно знали, куда оно идет.

Оставив маяк на юго-юго-западе с правого борта, пароход уверенно направился в пролив. Можно было различить его красный сигнал, когда он проходил мимо гавани Сан-Хуан. Вскоре пароход растворился в темноте.

— Вот и первое судно, которому пригодился наш маяк! — воскликнул Фелипе.

— И не последнее, — заверил его Васкес.

На следующее утро Фелипе заметил на горизонте большой парусник. Погода была ясная, воздух чистый, слабый юго-восточный ветер разогнал туман, и можно было увидеть шедшее милях в десяти от острова судно.

Узнав об этом, Васкес с Морисом тоже поднялись на галерею. Парусник виднелся за последними скалами побережья, немного правее залива Эльгора, между косой Диегос и косой Севераль.

Судно быстро шло левым галсом на всех парусах, делая не менее двенадцати или тринадцати узлов. Но поскольку оно направлялось прямо на Эстадос, нельзя было догадаться, обойдет ли оно остров с севера или с юга.

Это было большое трехмачтовое судно водоизмещением, по меньшей мере, в тысячу восемьсот тонн, из тех клиперов, которые строят в Америке и у которых такой чудесный ход.

— Пусть моя подзорная труба превратится в зонтик, если это судно не сошло со стапелей в Новой Англии! — воскликнул Васкес. — Впрочем, сейчас узнаем…

И действительно, когда клипер огибал косу Севераль, на бизань-гафеле поднялся ряд флажков. Васкес тут же расшифровал сигнал, заглянув в книгу в вахтенной комнате.

Это оказался «Монтанк» — порт приписки Бостон в Новой Англии, Соединенные Штаты Америки. Смотрители в ответ подняли на стержне громоотвода аргентинский флаг. Они не отводили взгляда от парусника, пока верхушки мачт не скрылись на юге за скалами мыса Уэбстер.

— Ну что ж, — сказал Васкес, — счастливого пути, «Монтанк», дай тебе Бог не попасть в непогоду у мыса Горн!

Затем в течение нескольких дней море оставалось почти пустым. На востоке едва показались один или два паруса. Суда, проходившие в десяти милях от Эстадоса, явно не собирались приближаться к американскому берегу. По мнению Васкеса, это китобои шли на охоту в Антарктику. Несколько раз появлялись дельфины, шедшие с более высоких широт. Они держались на значительном расстоянии от косы Севераль и направлялись в Тихий океан.

До 20 декабря, кроме метеорологических наблюдений, записывать было нечего. Погода стала довольно неровной, с внезапными переменами ветра от северо-восточного до юго-восточного. Часто шли сильные дожди, иногда с градом, что указывало на некоторое электрическое напряжение в атмосфере. Значит, можно было ждать страшных в это время года гроз.

Утром 21-го, когда Фелипе прогуливался по площадке и курил, ему показалось, что около буковой рощи пасется животное.

Посмотрев в подзорную трубу, он без труда узнал крупного гуанако. Может быть, охота будет удачной!

Договорились, что Морис, вооружившись карабином, выйдет за ограду и попытается незаметно подкрасться к неподвижно стоящему зверю, а затем погонит его к заливу, где будет ждать Фелипе.

— Во всяком случае, ребята, поосторожней, — посоветовал Васкес. — У этих тварей тонкий слух и обоняние. Если он увидит или почует издалека Мориса, то умчится так быстро, что вы не успеете ни выстрелить, ни повернуть его. Тогда пусть уходит, потому что вам нельзя забираться далеко.

В подзорную трубу Фелипе и Васкес увидели, что животное остается на месте, и стали следить за Морисом.

Он шел к буковой роще. Там он сможет, не спугнув зверя, зайти гуанако в тыл и заставить его бежать к заливу.

Прошло около получаса. Гуанако стоял все так же неподвижно, а скрывшийся за деревьями Морис, должно быть, уже подошел на расстояние выстрела.

Васкес и Фелипе ждали, что раздастся выстрел, и тогда зверь либо упадет, либо пустится бежать со всех ног.

Выстрела не было, но животное, к удивлению Васкеса и Фелипе, вдруг растянулось на камнях, будто внезапно обессилело.

Морис снова появился в поле зрения и устремился к гуанако. Наклонившись, он потрогал его рукой и резко выпрямился. Затем, повернувшись в сторону маяка, сделал жест, в значении которого невозможно было ошибиться: он явно звал к себе.

— Там произошло что-то странное, сказал Васкес. — Пойдем, Фелипе!

Сбежав с площадки, они поспешили к буковой роще. Им понадобилось не более десяти минут, чтобы добраться до места.

— Ну, где гуанако? — спросил Васкес.

— Вот, — Морис указал на лежащее у его ног животное.

— Он мертв? — удивился Фелипе.

— Мертв, — подтвердил Морис.

— Да он что — от старости умер? — воскликнул Васкес.

— Нет… от раны!

— От раны?! Он был ранен?!

— Да… Пулей в бок.

— Пулей… — повторил Васкес.

Совершенно точно. Получив пулю, гуанако добрался до этого места и упал замертво.

— Значит, на острове есть охотники? — пробормотал Васкес.

Если бы Васкесу, Фелипе и Морису довелось попасть на западное побережье Эстадоса, они заметили бы, насколько эта часть отличается от той, что лежит между мысом Сан-Хуан и косой Севераль. Здесь громоздились скалы высотой до двухсот футов. Прибой яростно обрушивался на них даже в тихую погоду.

Перед этими скалами, в трещинах, щелях и расселинах которых обитали мириады морских птиц, лежали каменные рифы, некоторые из них в отлив достигали двух миль в ширину. Между ними извивались узкие проходы, большей частью непригодные для плавания разве что для легких лодок. Из песка, усеянного осколками разбитых прибоем ракушек, то здесь, то там торчали хилые водоросли. Среди этих скал было множество пещер, глубоких гротов — сухих, темных, с узким входом, куда не проникали ни ветер, ни волны. Туда надо было пробираться по обломкам скал, с камня на камень, причем иногда в сильный прилив эти камни перемещались. Глубокие трещины шли до самого гребня, но чтобы достичь плато, пришлось бы перевалить через вершины более чем девятисотметровой высоты и преодолеть расстояние около пятнадцати миль. В общем, этот берег был более диким и пустынным, чем тот, где открывался залив Эльгора.

Если бы маяк стоял на атлантическом берегу, со стороды Тихого океана пришлось бы построить еще один: для судов, обогнувших мыс Горн и идущих в пролив Лемера. И если бы работы были начаты одновременно на двух противоположных берегах острова, это сильно осложнило бы жизнь мародерам, скрывавшимся в окрестностях мыса Сан-Бартелеми.

Злодеи много лет назад обосновались у входа в залив Эльгора. Они нашли там вымытую в скале глубокую пещеру, давшую им надежное укрытие. И поскольку к Эстадосу не приставали суда, они были там в полной безопасности.

Главарем шайки, состоявшей из двенадцати человек, был некий Конгре, его помощника звали Каркайте.

О Каркайте было известно лишь то, что он чилиец, но трудно было сказать, в каком городе или в какой деревне он родился, из какой семьи. Ему было от тридцати пяти до сорока лет, он был среднего роста, худой, очень энергичный. Скрытный и вероломный, он не останавливался ни перед грабежами, ни перед убийствами.

О главаре шайки не знали вообще ничего: он не называл своей национальности; неизвестно, было ли настоящим его имя. В его суровых чертах, плохо скрытых густой и уже седеющей, хотя ему было не больше сорока лет, бородой, легко читался неистовый нрав. Конгре — настоящий разбойник, отъявленный злодей, запятнавший себя всевозможными преступлениями.

Когда-то Конгре и его дружок Карканте, покинув главный порт Магелланова пролива — Пунта-Аренас, где их собирались повесить за преступления, добрались до Огненной Земли. Там они услышали от местных жителей, что у берегов Эстадоса, тогда еще не освещенных огнем маяка, часты кораблекрушения. Не было сомнений в том, что среди обломков, покрывающих берега острова, могут найтись ценные вещи. Тогда Конгре с Каркайте и решили сколотить шайку мародеров. К ним присоединились два или три бандита вроде них самих и несколько таких же негодяев из туземцев.

Попав на Эстадос, они обнаружили, что действительно весь песок у залива Эльгора покрыт обломками давних и новых кораблекрушений, нетронутыми тюками товаров, ящиками с провизией, которой бандитам могло хватить надолго, оружием — пистолетами и ружьями, которые легко можно было привести в порядок, хорошо сохранившимися в металлических ящиках патронами, слитками золота и серебра из богатых австралийских грузов, мебелью, кусками обшивки, досками и бревнами. Среди всего этого лежали несколько рассыпавшихся скелетов, и не было ни единой живой души, уцелевшей после бедствий.

Конгре со своими сообщниками обосновался не на дальнем берегу залива, а у входа в него. Это позволяло следить за тем, что происходит у мыса Сан-Хуан. Там он случайно набрел на достаточно просторную пещеру — в ней могла разместиться вся шайка. В эту пещеру перенесли все, что могло служить мебелью, постели, одежду, груду мясных консервов, ящики с сухарями, бочки с вином и с водкой. Вторая пещера, находившаяся рядом с первой, годилась под склад наиболее ценных находок: золотых и серебряных вещей, драгоценностей, подобранных на морском берегу. Если бы со временем Конгре удалось предательски заманить в залив какое-нибудь судно, он погрузил бы на него все награбленное и вернулся бы на острова Тихого океана, где начинал свою карьеру пирата.

В течение двух лет злодеям не предоставлялось удобного случая покинуть Эстадос, их богатство продолжало расти. Они извлекали большую выгоду из кораблекрушений и даже, как это делают мародеры на некоторых опасных берегах Старого и Нового Света, часто сами подстраивали эти катастрофы. Ночью, когда бушевал восточный ветер, если в виду острова показывалось судно, они заманивали его огнями, зажженными среди скал. Очень редко одному из потерпевших бедствие удавалось спастись, и тогда его безжалостно убивали. Вот таким преступным промыслом жила эта шайка, о существовании которой никто и не подозревал.

Между тем банда оставалась пленницей острова. Суденышко, на котором в свое время они переправились на остров, разбилось у самых его берегов. Конгре мог вызвать гибель какого-то судна, но заманить его в залив, где можно было бы попытаться захватить, не удавалось. А по своей воле ни одно судно не входило в залив, плохо изученный капитанами. К тому же команда корабля должна быть очень слабой, чтобы сдаться пятнадцати бандитам.

Время шло, пещера была до отказа набита ценностями. Легко представить себе, до чего доходили ярость и нетерпение Конгре и его людей. Внутри у них все кипело от бессильного гнева: ничего нельзя было сделать… ничего!

Но внезапно это положение изменилось: началось строительство маяка, пиратам пришлось перебраться в западную часть острова у мыса Сан-Бартелеми, где они укрылись в других пещерах, перетащив туда все необходимое для жизни в течение года и надеясь, что на таком расстоянии от мыса Сан-Хуан их не заметят. Большую часть ценностей и припасов завалили камнями на старом месте, поручив дьяволу охранять все, что там осталось.

Так пираты скрывались у мыса Сан-Бартелеми все время строительства маяка. Ручей, питавшийся растаявшим снегом, давал им достаточно воды. Рыбалка и в какой-то мере охота позволяли экономить продукты, которыми они запаслись, покидая залив Эльгора. Но с каким же нетерпением Конгре, Каркайте и остальные злодеи ждали отплытия «Санта-Фе»! Ведь теперь, когда залив освещен, можно будет осуществить давно обдуманный план. Кто знает, не зайдет ли на стоянку то судно, которое они смогут захватить, перебив команду?

Само собой разумеется, Конгре и Каркайте было известно обо всем, что делалось на берегу залива. То подходя вдоль берега с севера или с юга, то подкрадываясь из внутренней части острова, то забираясь на скалы, окаймлявшие гавань с юга, они следили за ходом работ и могли вычислить срок их окончания. И вот наступил декабрь. Со дня на день смотрители останутся одни. Конгре узнает об этом, увидев, что первый луч маяка прорезал ночь.

Желанную новость в ночь с 9-го на 10 декабря принес Каркайте.

— Да! — закричал он, входя в пещеру к Конгре. — Черт его зажег, этот маяк, пусть черт его и погасит!

— И без него справимся, — ответил Конгре, сделав угрожающий жест в сторону маяка.

Прошло несколько дней. В начале следующей недели Каркайте охотился возле порта Парри и подстрелил гуанако. Мы уже знаем, что зверь убежал от него и свалился на камни у буковой рощи, где его нашел Морис. Теперь Васкес и его товарищи понимали, что они — не единственные обитатели острова, и более внимательно осматривали окрестности залива Эльгора.

Наконец Конгре собрался возвращаться на мыс Сан-Хуан. Пираты решили оставить пока все имущество в пещере и взять с собой лишь запас продуктов на три-четыре дня, потом они рассчитывали поживиться на маяке. Это было 22 декабря. Выйдя в путь на рассвете, они смогут к вечеру следующего дня добраться до залива. Смотрители, разумеется, не справятся с целой бандой, тем более — не зная о ее присутствии у стен башни. Двоих убьют в жилой комнате, с третьим легко будет справиться в вахтенной.

Когда Конгре станет хозяином на маяке, у него будет достаточно времени, чтобы перенести на прежнее место все, что пока осталось в пещере. Скоро новая стоянка станет известна мореплавателям, и нет ничего невозможного в том, что судно, особенно небольшое, предпочтет укрыться в заливе, а не идти по бурному морю. Конгре решил, что такое судно попадет в его руки и даст долгожданную возможность скрыться в Тихом океане, избежав таким образом расплаты за свои преступления.

Таков был страшный план, разработанный этим злодеем. Но далеко не все зависело только от него, а главное — надо было успеть осуществить этот план до возвращения «Санта-Фе». Если пираты не успеют покинуть остров ко дню прибытия смены смотрителей, Конгре и его сообщники вынуждены будут вернуться на мыс Сан-Бартелеми. Причем обстоятельства тогда изменятся: капитан Лафайят, не найдя Васкеса и его товарищей, догадается, что они похищены или убиты. Судно не уйдет, пока не обшарят весь остров. Если понадобится, аргентинские власти, конечно, пришлют и другие суда. Даже если Конгре и удастся — что не слишком вероятно — раздобыть туземную лодку, пролив будет под таким наблюдением, что до Огненной Земли не добраться.

Вечером 22-го Конгре с Каркайте гуляли по краю мыса, разговаривали и по морской привычке наблюдали за состоянием моря и неба.

Погода была неважная. На горизонте собирались тучи. Дул сильный северо-восточный ветер.

Вдруг Конгре остановился и сказал, устремив взгляд в открытое море:

— Каркайте, посмотри-ка… вон там… на траверзе мыса… Каркайте взглянул в указанном направлении.

— О! — сказал он. — Судно!

— И оно идет к острову, — продолжал пират, — и идет против ветра.

В самом деле, судно, распустив все паруса, лавировало примерно в двух милях от Сан-Бартелеми.

Хотя судно и шло против ветра, оно все же понемногу продвигалось вперед и до темноты могло войти в пролив, если вообще собиралось это сделать.

— Шхуна, — произнес Конгре, — водоизмещением в сто пятьдесят — двести тонн.

Вся шайка собралась на берегу. Не в первый раз к Эстадосу приближалось судно. В таких случаях пираты завлекали суда на скалы с помощью фальшивых сигналов.

Кто-то предложил еще раз воспользоваться этим способом.

— Нет, — возразил Конгре. — Эта шхуна погибнуть не должна. Постараемся ее захватить. Скорее всего она не войдет в пролив до ночи. Завтра мы увидим ее на траверзе мыса и тогда посмотрим, что можно будет сделать.

Через час судно растворилось в полной темноте, ни один сигнал не выдавал его присутствия.

Ночью ветер сменился на юго-западный.

На рассвете, выйдя на берег, Конгре и другие пираты увидели шхуну лежащей на рифах у мыса Сан-Бартелеми.

Эта шхуна, если судить по ее корпусу и мачтам, водоизмещением не превышала ста пятидесяти — ста шестидесяти тонн. Налетевший с запада шквал толкнул ее на усеянную камнями песчаную банку, где она могла бы разбиться. Но было похоже на то, что корпус ее пострадал. Наклонившись на левый борт, форштевнем к земле, правый борт она подставила волнам. В этом положении была видна вся палуба, от бака до кормовой рубки. Мачты остались целы; паруса, кроме закрепленных фока, бом-брамселя и топселя, оказались наполовину убранными.

Накануне вечером, когда шхуна появилась у мыса Сан-Бартелеми, она шла правым галсом против довольно сильного северо-восточного ветра и пыталась войти в пролив Лемера. К тому времени, когда Конгре и его люди перестали видеть ее в темноте, ветер стал слабеть, и вскоре его силы оказалось недостаточно, чтобы судно смогло развить сколько-нибудь ощутимую скорость. Вероятно, течение сносило шхуну на рифы, она подошла слишком близко к берегу и не смогла вернуться в открытое море, когда ветер резко, как часто здесь случается, переменил направление. Положение рей показывало, что команда сделала все возможное, чтобы увести судно от берега, но время было упущено, и шхуна села на мель.

О судьбе капитана и команды оставалось только гадать. Вероятнее всего, увидев, что ветер и течение сносят корабль на опасный берег, ощетинившийся рифами, они спустили на воду шлюпку, не сомневаясь, что судно разобьется о скалы и все до одного погибнут. Плачевная ошибка: оставшись на борту, они были бы целы и невредимы! А теперь и гибель казалась несомненной, так как шлюпка плавала килем вверх в двух милях к северо-востоку, и ветер подталкивал ее к заливу Франклина.

Пока вода продолжала убывать, было легко попасть на борт шхуны, пробравшись по камням от конца мыса Сан-Бартелеми туда, где она лежала, не более чем в полумиле от берега. Это и проделали Конгре, Каркайте и еще двое пиратов. Остальные, стоя у скалы, смотрели, не покажется ли кто-нибудь, оставшийся в живых после кораблекрушения.

Конгре обошел шхуну кругом и прочел на корме надпись: «Мауле. Вальпараисо». Значит, судно, выброшенное ночью на берег, было чилийским.

— Именно то, что нам надо, — сказал Каркайте.

— Если в корпусе нет течи, — заметил кто-то.

— Течь устраняется, как и любое другое повреждение, — ответил Конгре.

Он осмотрел подводные части со стороны моря. Обшивка вроде бы не пострадала. Форштевень, слегка зарывшийся в песок, казался целым, так же, как и ахтерштевень, и руль, прочно державшийся в металлической окантовке. О той стороне корпуса, что лежала на песке, трудно было сказать что-то определенное, пока ее не смогли осмотреть.

— Поднимаемся на борт! — скомандовал Конгре.

Если наклон судна позволял легко забраться на палубу через левый борт, то он же мешал свободно перемещаться по ней. Приходилось ползти, цепляясь за коечные сетки. Конгре и остальные пересекли палубу, опираясь на руслени грот-мачты.

Видимо, удар о берег был не слишком сильным, и, кроме нескольких незакрепленных деталей, все осталось на месте. Пожалуй, с приливом шхуна могла бы самостоятельно сняться с мели, если, конечно, через трещины в подводной части корпуса в нее не проникла вода.

Первым делом Конгре отправился в каюту капитана, достал из стенного шкафа судовые документы и вернулся с ними на палубу, где его ждал Каркайте.

Изучив документы, они узнали, что шхуна «Мауле» вышла 23 ноября в направлении Фолклендских островов. Шхуна шла с балластом, собираясь принять груз на Мальвинских островах. Балласт состоял из сваленного в беспорядке железного лома. Но разгрузка отняла бы слишком много времени: прилив должен был вот-вот начаться.

Конгре сказал, обращаясь к Каркайте:

— Подготовим все, чтобы отбуксировать шхуну, как только под килем наберется достаточно воды. Возможно, серьезных трещин нет, и она не наполнится через них. Выведем «Мауле» за рифы и проведем вдоль мыса в бухту Пингвинов, перед пещерами. Там она не коснется дна даже в самый сильный отлив, потому что сидит в воде всего на шесть футов.

— А потом? — спросил Каркайте снова.

— Посмотрим, — только и ответил ему Конгре.

Они сразу же принялись за работу, чтобы не упустить ближайший прилив: это задержало бы спуск шхуны на воду на двенадцать часов. Любой ценой надо было бросить якорь в бухте до полудня. Там судно останется на вольной воде и, если погода не изменится, — в относительной безопасности.

Все работы были проделаны быстро и закончились к началу прилива. В один миг песчаная банка скрылась под водой. Тогда Конгре, Каркайте и еще с полдюжины пиратов поднялись на борт, а остальные вернулись к подножию скалы. Теперь оставалось только ждать…

Течи не оказалось, спуск на воду вполне удался. Через полчаса после этого, обойдя последние скалы у берега, шхуна бросила якорь в бухте Пингвинов, в двух милях от оконечности мыса Сан-Бартелеми. Но это было еще не все. Надо было обеспечить шхуне полную безопасность в бухточке, и — главное! — закончить осмотр судна, проверив корпус изнутри. Могло оказаться, что от удара о берег пострадали шпангоуты, и тогда придется ремонтировать шхуну.

И действительно, передвинув балласт к носу, Конгре, Каркайте и еще один чилиец по имени Варгас, прежде работавший плотником на верфи Вальпараисо и хорошо знавший это ремесло, обнаружили в задней части трюма довольно серьезное повреждение. Течи не было, но шпангоуты левого борта искривились на полутора метрах длины. Наверное, это произошло еще до того, как шхуна села на мель, скорее всего судно напоролось на верхушку рифа. Обшивка не совсем проломилась, пакля осталась на месте, это и помешало воде проникнуть в трюм. Но ни один моряк не отнесся бы к такому повреждению легкомысленно.

Значит, до того, как выйти в море, придется чинить шхуну. Возможно, этот ремонт займет неделю, если будут все необходимые материалы и инструменты.

Когда пираты узнали об этом, крики радости, которыми был встречен спуск «Мауле» на воду, не без причины сменились проклятиями. Значит, шхуна выведена из строя и они не смогут покинуть Эстадос?

Но Конгре вмешался, сказав:

— Повреждение и вправду серьезное, но обшивку можно исправить, и мы это сделаем.

— Где? — с нескрываемым беспокойством поинтересовался один из его спутников.

— В заливе Эльгора, — решительно ответил Конгре.

Шхуна и в самом деле могла за двое суток пройти расстояние, отделявшее ее от залива. Ей надо только обойти остров с севера или с юга. В пещере, куда складывали все награбленное, плотник найдет необходимые инструменты и лес. «Мауле» простоит столько, сколько понадобится — две, три недели. Лето закончится только через два месяца. Зато Конгре и его люди уйдут с Эстадоса на судне, которое после основательного ремонта обеспечит им полную безопасность.

Присутствие на маяке смотрителей пиратов не смущало.

— Еще до прибытия этой шхуны, — сказал Конгре своему помощнику, оставшись с ним вдвоем, — я решил вернуть себе залив Эльгора. Мои намерения не изменились. Только теперь вместо того, чтобы подходить с суши, где нас могли бы заметить, мы открыто подойдем с моря. Шхуна зайдет на стоянку… Никто ничего не заподозрит и…

Жест, в значении которого Каркайте не мог ошибиться, закончил речь бандита. Планы этого негодяя, казалось, были обречены на успех. Только чудо могло бы спасти Васкеса, Фелипе и Мориса!

Вторая половина дня прошла в приготовлениях к отплытию. Конгре велел поместить балласт на место и занялся погрузкой провизии, оружия и других предметов, принесенных в свое время на мыс Сан-Бартелеми. Погрузку закончили быстро — к четырем часам пополудни. Шхуна могла немедленно сняться с якоря, но Конгре не хотел ночью идти вдоль утыканного рифами побережья. Большая часть пиратов провела ночь на борту «Мауле» — кто в кубрике, кто в трюме. Конгре занял каюту капитана справа, а Каркайте — каюту помощника капитана слева от кают-компании.

В первый день плавания шхуна не встретилась ни с одним судном. К ночи она пришла на стоянку на восточной стороне мыса Уэбстер, проделав примерно половину пути, как и предполагалось по плану.

Второй день прошел так же спокойно, и к четырем часам Конгре, сам стоявший у штурвала, взял курс на залив Эльгора, оставив косу Севераль в четырех милях к северо-западу. Отсюда был виден весь берег до мыса Сан-Хуан.

В то же время по ту сторону косы Диегос показалась башня Маяка на краю света, которую Конгре увидел впервые. В подзорную трубу он даже смог разглядеть одного из смотрителей, стоявшего на галерее и наблюдавшего за морем. До заката оставалось еще три часа, и у «Мауле» было время зайти на стоянку.

Конечно, шхуна не могла подойти незаметно для смотрителей маяка, конечно, ее появление в водах острова уже отмечено. Пока смотрители видели шхуну направляющейся в открытое море, они, должно быть, считали, что она идет к Мальвинским островам. Но с тех пор, как она переменила галс, им стало ясно, что она собирается войти в залив. Впрочем, Конгре мало заботило то, что шхуну заметили, и даже то, что, очевидно, понятно ее намерение встать на якорь. Это не меняло его планов.

К большому его удовольствию, конец путешествия проходил довольно успешно. Ветер понемногу смещался к востоку. Шхуна шла одним галсом со слабыми, готовыми заполоскаться на ветру парусами, собираясь обогнуть косу Диегос. Но внезапно, когда «Мауле» была в двух милях от входа в залив, один из пиратов, спустившись в трюм, тотчас же поднялся, крича, что вода проникает через трещину в обшивке.

Течь образовалась в том самом месте, где шпангоуты не выдержали удара о камень. До сих пор обшивка держалась, по теперь на несколько дюймов разошлась.

В общем, повреждение было не слишком серьезным. Передвинув балласт, плотник Варгас без труда заткнул течь паклей. Стало ясно, что ремонт потребуется более тщательный, иначе в водах Тихого океана шхуна неминуемо погибнет.

В половине седьмого вечера в море отразился пучок лучей. Маяк только что зажегся, и первым судном, которому он осветил путь через залив, оказалась чилийская шхуна с шайкой пиратов на борту.

А около семи, когда солнце уже спускалось за высокие скалы Эстадоса, «Мауле», оставив мыс Сан-Хуан по правому борту, с попутным ветром благополучно вошла в залив.

Проходя мимо пещер, Конгре и Карканте смогли убедиться, что никто не обнаружил входов под завалом камней и густым кустарником, загораживавшими их. Так что ничто не выдало пребывания пиратов в этой части острова, и все награбленное они найдут там, где оставили.

— Все идет хорошо, — сказал Каркайте, обернувшись к Конгре, вместе с которым стоял на корме.

— А сейчас пойдет еще лучше! — ответил Конгре.

Самое большее за двадцать минут «Мауле» дошла до бухты, где собиралась бросить якорь.

В это время два человека, только что спустившиеся с площадки на песчаный берег, как раз говорили о шхуне.

Это были Фелипе и Морис. Они спускали шлюпку, чтобы подойти к судну.

Что до Васкеса, то он стоял на вахте.

Фелипе и Морис поднялись на борт «Мауле» в ту минуту, когда якорь коснулся дна.

По знаку Конгре первый из них тут же получил удар топором по голове и упал. За этим последовали два выстрела из пистолета, уложившие Фелипе рядом с товарищем. Оба были мертвы.

Через одно из окон вахтенной комнаты Васкес слышал выстрелы и видел, как убили его друзей.

Если до него доберутся, с ним произойдет то же самое. Бедный Фелипе, бедный Морис! Он ничего не мог сделать, чтобы спасти их, оставаясь наверху, он мог только с ужасом глядеть на чудовищное преступление, совершившееся в несколько секунд. Когда прошло первоначальное оцепенение, к Васкесу снова вернулось хладнокровие и он быстро оценил ситуацию. Надо было любой ценой избежать столкновения с этими негодяями. Может быть, они не знают о его существовании, считают, что смотрителей было всего двое? Но как бы то ни было, бросив якорь в бухточке, пираты скорее всего захотят подняться на маяк, чтобы погасить его и сделать залив непригодным для плавания.

Не раздумывая, Васкес вышел из вахтенной и сбежал вниз по лестнице.

У него не было ни минуты на сборы. Уже слышался плеск весел шлюпки, отошедшей от шхуны с несколькими пиратами.

Васкес заткнул за пояс два пистолета, положил в мешок немного продуктов, закинул его за плечо, вышел, быстро спустился по откосу и, не замеченный, скрылся в темноте.

Васкес был подавлен. Он искренне любил своих подчиненных. Он знал их столько лет! Это он посоветовал им напяться смотрителями на маяк… А теперь он один!.. Один!..

Но откуда взялась эта шхуна, что за команда у нее на борту?.. Под чьим флагом она идет и почему вошла в залив?.. Они знают эту стоянку?.. Откуда?.. Почему они первым делом погасили маяк?.. Они хотят помешать другим судам войти в залив?..

Из своего укрытия на берегу залива, в двух сотнях шагов от бухты, Васкес видел перемещающийся свет фонарей — то на шхуне, то в окнах башни. Он даже слышал, как эти люди громко разговаривают между собой на его родном языке.

Наконец к десяти часам свет погас, и ни один звук больше не нарушил тишину ночи. Но все-таки оставаться здесь нельзя — днем его обязательно обнаружат. Бандиты его не пощадят — он должен оказаться вне пределов досягаемое!и.

Куда отправиться? Во внутренней части острова он будет в относительной безопасности. Или, наоборот, лучше идти ко входу в залив, где его сможет подобрать проходящее мимо острова судно? Но как дожить до прибытия смены? Его запасов хватит на два дня. Где взять еще продуктов? У него нет даже удочек! И как добыть огонь?

Собравшись с силами, он принял решение: провести ночь на мысу Сан-Хуан, а утром подумать, что делать дальше.

Васкес покинул место, с которого наблюдал за шхуной: там было темно, очевидно, бандиты чувствовали себя в безопасности на этой стоянке и никого не оставили на борту.

Он дошел вдоль северного берега до подножия скал. Ни звука, кроме плеска отступающего моря да иногда крика запоздавшей птицы, летящей к своему гнезду.

В одиннадцать часов Васкес остановился на краю мыса. На песчаном берегу он не нашел другого укрытия, кроме узкой ямы, где и провел ночь до рассвета.

Еще до восхода солнца Васкес спустился к морю посмотреть, не идет ли кто-нибудь от маяка, не выходит ли из-за скалы в начале мыса Сан-Хуан.

Оба берега бухты были пустынны. Ни одна шлюпка не показывалась, хотя теперь у пиратов их стало две: к собственной прибавилась та, что была у смотрителей.

И ни одного судна в виду острова…

Васкес подумал о том, что теперь, когда маяк не горит, плавание у берегов Эстадоса становится опасным. В самом деле, теперь суда, идущие из открытого моря, не будут знать, где находятся. Надеясь увидеть огонь в глубине залива Эль-гора, они доверчиво пойдут на запад и могут наткнуться на опасный берег между мысом Сан-Хуан и косой Севераль.

— Эти негодяи погасили его, — воскликнул Васкес, — и не зажгут снова, потому что он им не нужен!

Это в самом деле было очень опасно: маяк не горел, а значит, могли произойти выгодные для злодеев кораблекрушения. Им не придется, как раньше, заманивать суда на огонь: те сами пойдут к берегу, ожидая увидеть маяк.

Сидя на обломке скалы, Васкес думал обо всем произошедшем. Он смотрел, не вынесет ли море тела его друзей… Нет, отлив уже сделал свое дело, и они погребены в морской пучине!

Он сознавал весь ужас своего положения. Но что он мог сделать? Ничего. Только ждать возвращения «Санта-Фе». И должно пройти еще два долгих месяца, прежде чем авизо покажется у входа в залив Эльгора. Допустим, Васкесу удастся остаться до тех пор незамеченным, но что он будет есть? К счастью, когда появится смена, лето еще не кончится и можно прожить это время в каком-нибудь гроте. Зимой, когда температура опускается до тридцати-сорока градусов ниже нуля, Васкес не перенес бы морозов.

Прежде всего надо заняться поисками надежного убежища. Вскоре он набрел на выемку в скале с узким входом, глубиной в десять футов и шириной в пять или шесть, рядом с тем местом, где начинался мыс Сан-Хуан. Пол пещеры был покрыт мелким песком, даже самая высокая вода в нее не попадала, и ветер не проникал внутрь.

Васкес забрался в пещеру, разложил немногие принесенные с собой вещи и продукты из своего мешка, утолил голод куском солонины и сухарем. Когда он собирался идти к ручью, чтобы напиться, вблизи послышался шум.

«Они!» — сказал он себе.

Прижавшись к стенке, чтобы видеть все, самому оставаясь незамеченным, он смотрел в сторону залива.

Вниз по течению плыла шлюпка, на борту ее были четыре человека. Это была шлюпка со шхуны.

Приглядевшись, Васкес решил, что старший из них — тот, что вел шлюпку, — должно быть, главный, капитан шхуны. Он не мог определить его национальности, но остальные казались латиноамериканцами испанского происхождения.

Шлюпка была уже у самого входа в залив. Пройдя вдоль его северного берега, она оказалась — в сотне шагов от грота, где прятался Васкес.

По знаку главного весла остановились. Лодка причалила, четверка спрыгнула на песок. Сейчас же раздались голоса:

— Это здесь?

— Да. Пещера здесь в двадцати шагах от скалы.

— Какая удача, что те, с маяка, на нее не наткнулись!

— И никто из тех, кто пятнадцать месяцев строил маяк!

— Они все время были на дальнем берегу.

— А мы хорошо завалили вход, его трудно заметить.

— Ну, пошли, — сказал главный.

Двое из его спутников вместе с ним прошли наискосок по песчаному берегу сотню шагов. Васкес из своего тайника видел каждое их движение и напрягал слух, стараясь не пропустить ни единого слова. Под ногами у них хрустели ракушки, которыми был усыпан песок. Вскоре этот хруст прекратился, и теперь Васкес видел только одного человека, шагавшего взад-вперед по берегу около шлюпки.

«Пещера где-то совсем рядом», — подумал он.

Васкес больше не сомневался, что на борту шхуны была банда пиратов, грабителей, обосновавшаяся на Эстадосе еще до начала строительства маяка. Значит, в этой пещере они прячут награбленное? И, должно быть, собираются погрузить все это на шхуну?

Внезапно ему пришла в голову мысль: в пещере должен быть запас продуктов, и он сможет им воспользоваться.

Проведя в пещере час, три человека вышли и стали прогуливаться по берегу. Из своего укрытия Васкес хорошо слышал их громкий разговор.

— Ну, что ж, эти славные ребята нас не ограбили!

— И «Мауле» уйдет с полным трюмом!

— И продуктов нам хватит до конца перехода!

— Да, с тем, что было на шхуне, мы не дошли бы до Тихого океана сытыми…

— Ну и болваны! За пятнадцать месяцев не заметить ни нас самих, ни наших сокровищ!

— Ура в их честь! Не стоило бы заманивать суда на этот берег, чтобы потом не суметь этим попользоваться!

Беседуя таким образом, негодяи то и дело смеялись, и Васкес в ярости готов был кинуться на них с пистолетом и уложить на месте всех троих. Но он сдержался. Главным сейчас было не упустить ни слова из разговора и понять их планы.

— А что касается этого знаменитого маяка, то пусть-ка капитаны теперь его поищут! Они теперь все равно что слепые котята!

— И, как слепые котята, будут натыкаться на берег и превращать в щепки свои суда!

— Надеюсь, один-два корабля еще успеют разбиться о скалы мыса Сан-Хуан до отплытия «Мауле». Раз уж дьявол послал нам эту шхуну, надо нагрузить ее до планшира!

— Ха, он свое дело знает! Хорошенькое судно, которое приходит прямо на мыс — и ни одного человека на борту: ни капитана, ни матросов… Впрочем, мы бы и с ними быстро разделались…

Теперь Васкесу стало ясно, каким образом шхуна оказалась в руках этой банды на западном берегу острова и как погибли на рифах многие суда, завлеченные туда хитростью этих мародеров.

— Конгре, а что мы будем делать теперь? — спросил один из троих.

— Вернемся, Каркайте, — ответил ему тот пират, кого Васкес справедливо посчитал главарем шайки.

— Не будем разгружать пещеру?

— Нет. Раньше надо заделать пробоины. Это затянется скорее всего на несколько недель.

— Тогда, — сказал Каркайте, — отнесем в лодку кое-какпе инструменты.

— Да… Мы сможем вернуться, когда понадобится. Варгас найдет здесь все, что нужно для работы.

— Не будем терять времени, — продолжил Каркайте. — Вода прибывает, воспользуемся этим.

— Решено, — ответил Конгре. — Как только шхуна будет в порядке, мы ее и загрузим. Нам нечего бояться воров.

— Конгре, не забывай, что на маяке было три смотрителя, и один из них сбежал.

— О нем не беспокойся, Каркайте: он двух дней не протянет, разве что научится жевать мох и грызть ракушки. Впрочем, мы снова завалим вход в пещеру…

Пираты вынесли из пещеры инструменты, куски обшивки, деревянные детали, чтобы починить шпангоуты. Затем, тща-телыю замаскировав вход, спустились к шлюпке. Начался прилив. Шлюпка сразу же отчалила, и взмахи весел вскоре унесли ее. Она скрылась за косой.

Васкес больше не боялся, что его заметят, и вернулся на берег. Теперь он знал все, что хотел узнать, а самое главное — что шхуна повреждена и ее ремонт займет немало времени. Но все же, очевидно, не так много, чтобы она задержалась до возвращения «Санта-Фе».

Васкес и думать не мог о том, чтобы отсрочить ее уход, когда она будет отремонтирована. Конечно, если недалеко от мыса Сан-Хуан он увидит судно, то станет сигналить… Если надо, бросится в море и доберется вплавь… Попав на борт, расскажет все капитану… И если команда судна окажется достаточно многочисленной, капитан войдет в залив и захватит шхуну… Даже если эти негодяи спрячутся на острове, они не уйдут… и, когда капитан Лафайят приведет «Санта-Фе», он арестует этих бандитов или уничтожит всех до одного! Но придет ли это желанное судно? И если даже придет — заметит ли сигналы Васкеса?

С тех пор как шхуна бросила якорь в заливе Эльгора, Васкес не покидал берег мыса Сан-Хуан. Он не беспокоился за себя после того, как наведался в пещеру пиратов. Эта просторная пещера уходила далеко в глубь скалы. В ней банда прожила долгие годы. Здесь были сложены обломки кораблей, золото, серебро, драгоценности, подобранные на побережье во время отлива. Наконец, там много месяцев Конгре и его банда кормились сначала тем, что у них было, когда они высадились на острове, а потом тем, что приносили им многочисленные крушения судов, часто вызванные ими самими.

Из всего, что было в пещере. Васкес взял только самое необходимое — так, чтобы пираты ничего не заметили: небольшой ящик с морскими сухарями, бочонок солонины, жаровню, чтобы разводить огонь, котелок, кружку, шерстяное одеяло, рубашку и чулки на смену тем, что были на нем, непромокаемый плащ, два пистолета и два десятка патронов, огниво, фонарь, трут. Впрочем, из подслушанного разговора он знал, что ремонт шхуны продлится несколько недель, следовательно, он сможет пополнять свои запасы.

Надо сказать, что Васкес, считая узкий грот, в котором он жил, расположенным слишком близко к пещере, из осторожности искал другое укрытие — и нашел его в пятистах шагах, на другой стороне побережья, за мысом Сан-Хуан, у пролива. Между двумя высокими скалами, примыкавшими к отвесному берегу, он обнаружил пещеру, вход в которую был не виден. Можно было сто раз пройти мимо и не догадаться о ее существовании. Туда он и отнес взятое у пиратов.

Незачем добавлять, что Васкес выходил наружу не иначе, как приняв все меры предосторожности, обычно вечером и убедившись, что у берега не стоит ни одна из шлюпок.

Но как медленно тянулось время в одиночестве и какие мучительные воспоминания преследовали его! Ему нестерпимо хотелось встретить главаря шайки и отомстить за своих несчастных товарищей.

«Нет… нет! — повторял он себе. — Рано или поздно они будут наказаны… Бог не допустит, чтобы злодеи избежали кары!.. Они заплатят жизнью за свои преступления!»

Но длительность пребывания пиратов на острове не переставала удивлять Васкеса. Значит, повреждения настолько серьезны, раз целого месяца не хватило для ремонта? Из журнала маяка Конгре должен был узнать дату прибытия смены. Он не может не понимать, что если до начала марта они не выйдут в море…

Было уже 16 февраля. Снедаемый тревогой и нетерпением, Васкес после захода солнца подошел ко входу в залив и вдоль его северного берега отправился к маяку.

Совсем стемнело, но его все же смогли бы увидеть, поэтому он шел очень осторожно, прижимаясь к скалам, вглядываясь в ночь, останавливаясь, прислушиваясь, не раздастся Ли подозрительный шум.

Васкесу ладо было пройти около трех миль, чтобы оказаться в глубине залива. Он шел той же дорогой, по которой убегал в день убийства друзей, но в обратном направлении.

Он остановился в двух сотнях шагов от маяка и увидел свет в окнах пристройки. Пришлось подойти еще на сто шагов, чтобы разглядеть шхуну.

Васкес пробрался на берег бухточки. Прилив снял шхуну с песчаной банки, и теперь она, стоя на якоре, покачивалась на волнах.

Ах, если бы он только мог — с каким удовольствием он пробил бы дыру в борту шхуны и утопил бы ее в заливе!

Так, значит, все повреждения исправлены… Но Васкес заметил, что, хотя шхуна и была на воде, до ватерлинии оставалось еще два фута. Это означало, что ни балласт, ни груз еще не были на месте. Может быть, отплытие отложили еще на несколько дней? У Васкеса уже почти не оставалось еды — надо было на следующее же утро наведаться в пиратскую пещеру.

Он отправился туда, едва рассвело. Огибая скалу, он увидел, что берег пуст — ни одной шлюпки.

Васкес вошел в пещеру.

Там оставалось еще много не слишком ценных вещей, которыми Конгре скорее всего не хотел обременять трюм «Мауле». Но какое же разочарование постигло Васкеса, когда он стал искать сухари и мясо! Они унесли все съестное!

Однако времени раздумывать над этим не было: послышался плеск весел. Подходила шлюпка с Конгре и двумя его сообщниками на борту.

Он только и успел спрятаться в самом темном углу за грудой парусов и рангоутов, которые, видимо, не помести-лисъ на шхуне. Васкес решил дорого продать свою жизнь, если ею обнаружат: он воспользуется пистолетом, который всегда у него за поясом. Но ведь он один против троих!

Только двое из пиратов вошли внутрь — Каркайте и Варгас. Конгре не пошел с ними.

Каркайте держал горящий фонарь. Роясь в награбленном имуществе, пираты переговаривались между собой.

— Уже семнадцатое февраля, пора бы нам сняться с якоря, — сказал плотник.

— Что ж, и снимемся, — ответил Каркайте.

— Если погода позволит! — заметил Варгас.

— Да, сегодня с утра хмурится… Но позже прояснится.

— Если мы задержимся еще на восемь или десять дней…

— Да, — перебил Каркайте, — мы рискуем встретиться со сменой…

— Нет, только не это! — воскликнул Варгас. — С военным кораблем нам не справиться!

— Это они схватят нас и повесят на рее, — мрачно ответил Каркайте, сопроводив свой ответ ругательством.

— В общем, — продолжал Варгас, — я хотел бы поскорее очутиться в сотне морских миль отсюда!

— Завтра, говорю тебе, завтра — не то нам понадобится такой ветер, чтобы у гуанако рога с корнем вырывал!

Васкес слушал пиратов, не шевелясь и едва дыша. Они то входили, то выходили, отодвигали одни предметы, отбирали и складывали в стороне другие. Иногда они подходили так близко к углу, где прятался Васкес, что он бы мог, протянув руку, упереться им в бок дулом пистолета.

Это длилось с полчаса. Наконец, Каркайте в последний раз оглядел пещеру.

— Жалко бросать! — сказал Варгас.

— Иначе нельзя, — ответил Каркайте. — Вот если бы у нас была шхуна в триста тонн!.. Но самое ценное мы взяли, а впереди у нас еще не одно выгодное дельце!

Они вышли, и вскоре подгоняемая попутным ветром шлюпка исчезла за выступом берега.

Васкес тоже вышел из пещеры и вернулся к себе, обдумывая сложившееся положение. Как ему без еды дотянуть до возвращения авизо? Даже если ничто его не задержит, это произойдет не раньше чем через пятнадцать дней. Конечно, можно питаться корешками или ловить рыбу в заливе, но только — после ухода «Мауле». Если что-то вынудит пиратов продлить стоянку на несколько дней, можно умереть голодной смертью.

В течение дня небо все больше хмурилось. Сплошные облака, тяжелые, мертвенно-бледные, собирались на востоке. Ветер с моря дул все сильнее. Легкая зыбь, пробегавшая по поверхности моря, вскоре сменилась длинными валами, увенчанными пеной, готовыми вот-вот с грохотом обрушиться на скалы мыса.

Если такая погода продержится, шхуна не сможет выйти в море с завтрашним отливом.

Вечер не принес никаких изменений. Напротив, положение ухудшилось.

Все же, несмотря на ярость ветра, Васкес вышел из трота. Он ходил вдоль берега, глядя на постепенно темневший горизонт. Последние лучи заходящего солнца еще не успели погаснуть, когда Васкес увидел на горизонте надвигающееся черное пятно.

Судно! Кажется, оно идет к острову!

В самом деле, судно шло с востока, не то собираясь войти в пролив, не то намереваясь обойти остров с юга.

Буря разыгралась с неистовой силой. Это уже был не шквал, а ураган, против которого не может устоять и гибнет самый мощный корабль: если ветер не дает ему отойти от берега, крушение становится почти неизбежным.

Да, надо было ждать несчастья, виной которому Конгре и его шайка. Было слишком очевидно, что капитан, напрасно искавший огонь маяка, не сможет ориентироваться, и ему не удастся ни обогнуть мыс Сан-Хуан, чтобы войти в пролив, ни обойти остров с юга, минуя косу Севераль.

Буря разошлась вовсю. Ночь, наверное, будет страшная, и завтрашний день тоже, потому что за сутки такой ураган не утихнет.

Васкес и не думал возвращаться к себе, он не мог оторвать взгляда от горизонта. Судно в темноте было плохо видно, но время от времени появлялись его сигнальные огни — когда волны, ударявшие в борта, заставляли корабль поворачиваться. Было понятно, что он не слушается руля. Может быть, лишившись части мачт, потерял управление. Скорее всего у него не осталось парусов.

Зеленые и красные сигналы означали, что судно — парусник: у парохода был бы белый огонь на штаге фок-мачты. Значит, нет и машины, которая помогала бы бороться с ветром…

Васкес метался по берегу в отчаянии от того, что бессилен предотвратить беду. Так нужен был луч маяка, чтобы рассеять тьму! Но маяк не горит уже почти два месяца…

Внезапно Васкесу показалось, что парусник еще сможет избежать столкновения с берегом, если будет знать о его близости. На берегу валялись куски дерева, обломки судов. Что, если собрать их в кучу, подложить водорослей, зажечь костер и дать ветру раздуть его?

Может быть, на судне заметят огонь и успеют свернуть, хотя до берега оставалось не больше мили?

Васкес немедленно принялся за дело. Он собрал куски дерева и сухие водоросли. Костер был готов.

Слишком поздно! Из темноты появилась громада, чудовищные волны с ужасающей стремительностью, поднимая ее, несли к берегу. Прежде чем Васкес успел пошевелиться, она со скоростью урагана налетела на рифы.

Страшный грохот, затем крики ужаса, быстро смолкшие… Потом не стало слышно ничего, кроме свиста ветра и рева бьющегося о берег моря…

Назавтра, когда взошло солнце, буря неистовствовала по-прежнему. Море было белым до самого горизонта. У края мыса пенились волны высотой в пятнадцать-двадцать футов, и ветер разносил брызги по берегу. Отлив и шквал с невообразимой яростью сталкивались у входа в залив. По грозному виду неба было понятно, что буря не утихнет несколько дней, — для Магеллании это не редкость.

Васкес, проснувшись на рассвете среди вихрей песка, оценил обстановку: было совершенно очевидно, что в этот день шхуна не сможет выйти в море. Легко себе представить, как злились на помеху Конгре и его банда!

В двух сотнях шагов от Васкеса, на северном склоне мыса, вне залива, лежало разбитое судно. Это был трехмачтовик водоизмещением примерно в пятьсот тонн. От его мачт, обломившихся на высоте фальшборта, осталось только три пенька — может быть, капитану пришлось обрубить мачты, чтобы выбраться, а может, они сломались во время крушения. На поверхности моря не плавал ни один обломок, возможно, ветер отогнал их к дальнему берегу залива.

Если это так, то Конгре уже знает, что на скалах мыса Сан-Хуан лежит разбитое судно, и надо быть осторожным.

Убедившись, что у входа в залив еще не показались пираты, Васкес приблизился к месту катастрофы. По малой воде он смог обойти кругом погибшее судно. На корме прочитал надпись: «Сентьюри. Мобил».

Значит, это было американское судно, его порт приписки — столица южного штата Алабама, на берегу Мексиканского залива.

Вся команда «Сентьюри», видимо, погибла, а от судна осталась лишь бесформенная груда обломков. Корпус от удара раскололся надвое. Волна вынесла груз из трюма. Куски обшивки, шпангоутов, рангоутов, рей валялись здесь и там на рифах, обнажившихся, несмотря на яростный шквал. Ящики, тюки, бочки были разбросаны вдоль мыса и по берегу.

Остов «Сентьюри» лежал на суше, и Васкесу удалось проникнуть внутрь.

Там волны разворотили все, что только можно было разворотить. Они оторвали доски палубы, разрушили ют, разнесли бак, сломали руль. Удар о скалы довершил разрушение.

Васкес громко позвал, но не получил ответа. Он спустился в трюм, но там не было ни единой живой души и ни одного трупа. Должно быть, несчастных смыло волной, или они утонули, когда «Сентьюри» ударился о скалу.

Васкес снова сошел на берег и принялся изучать выброшенные морем обломки.

«Очень может случиться, — думал он, — что я найду ящик консервов, которых мне хватит на две-три недели».

В самом деле, вскоре он подобрал бочонок и ящик, переброшенные волнами через рифы. На них было написано, что лежит внутри. В ящике оказались сухари, в бочонке — солонина. Это был запас хлеба и мяса на два месяца!

Васкес отнес продукты в пещеру и вернулся на край мыса, чтобы взглянуть на залив. Он обогнул скалу, и ветер, ворвавшийся в залив, ударил ему в лицо.

Потом наступила минута затишья, и в эту Минуту Васкес услышал крики. Это был жалобный, едва слышный голос.

Он бросился на голос — в сторону первого своего укрытия, рядом с пещерой пиратов, и не прошел и пятидесяти шагов, как заметил лежащего у подножия скалы человека. Его рука двигалась, словно умоляя о помощи.

В один миг Васкес оказался рядом с ним.

Лежавшему на песке человеку могло быть от тридцати до тридцати пяти лет. На вид он был крепкий, одет как моряк. Он лежал на правом боку, закрыв глаза, прерывисто дышал и судорожно вздрагивал. Похоже было, что он не ранен, — на одежде не оказалось пятен крови. Когда Васкес положил руку ему на грудь, он попытался подняться, но, слишком слабый, снова упал на песок. Его глаза на мгновение открылись, и он позвал: «Ко мне… Сюда… Ко мне…»

Васкес, стоя на коленях рядом с моряком, осторожно прислонил его к скале, повторяя: «Друг… друг мой… Я здесь… Посмотрите на меня… Я помогу вам!..»

Однако сил этого несчастного хватило только на то, чтобы протянуть руку, и он тут же потерял сознание.

Первым делом надо было перенести его в пещеру — ведь в любой момент могла показаться пиратская шлюпка. Пройдя примерно двести метров с безжизненным телом на спине, что заняло четверть часа, Васкес пробрался узким проходом между скалами к входу, вошел внутрь и уложил моряка на одеяло, подложив ему под голову сверток с одеждой.

Моряк все еще не приходил в себя, но он дышал. Все же, если он и не был ранен, то мог сломать руку или ногу, перекатываясь через рифы. Васкес боялся этого, не зная, что делать в таком случае. Он ощупал моряка, подвигал его руками и ногами и решил, что тот, должно быть, цел.

Тогда он налил в кружку воды, добавил несколько капель водки и влил это питье в рот пострадавшему. Затем растер ему руки и грудь, заменив перед этим мокрую одежду вещами, взятыми в пещере пиратов.

Прошло какое-то время, и Васкес с радостью увидел, что больной приходит в себя. Он даже смог приподняться и, глядя на Васкеса, который по-прежнему поддерживал его, уже более твердым голосом попросил пить.

Васкес протянул ему полную кружку воды с водкой.

— Ну, получше вам? — спросил он.

— Да! Да!.. Но где я? — добавил моряк, слабо сжав руку своего спасителя.

Он говорил по-английски. Васкес знал этот язык и смог ответить:

— Вы в безопасности. Я нашел вас на берегу после крушения «Септыори».

— «Сентьюри»… Да-да, я помню…

— Как вас зовут?

— Дэвис… Джон Дэвис.

— Вы капитан трехмачтовика?

— Нет, помощник. А другие где?

— Все погибли, — ответил Васкес. — Все до одного. Только вам удалось спастись.

Было видно: Джон Дэвис сражен тем, что услышал. Он понял, что обязан жизнью этому заботливо склонившемуся над ним незнакомцу.

— Спасибо! Спасибо вам! — сказал моряк, и большая слеза покатилась у пего по щеке.

— Вы голодны? Хотите поесть?.. Немного сухарей и мяса? — предложил Васкес.

— Нет, нет… еще воды!

Холодная вода, в которую был подмешан бренди, очень помогла Дэвису.

Он рассказал, что, попав в бурю, капитан «Сентьюри» считал: они находятся в двадцати милях от берега, и рассчитывал увидеть огонь маяка прежде, чем появится настоящая опасность; оставив его достаточно далеко на юге, он не рисковал бы напороться на рифы у мыса Сан-Хуан и легко вошел бы в пролив. Но огня не было видно. Капитан полагал, что остров еще далеко, когда на судно обрушился страшный удар. Три матроса исчезли вместе с фок-мачтой и грот-мачтой. Тут же волны набросились на корпус, и он раскололся. Капитан, помощник и все остальные, кто еще уцелел из команды, упали за борт. Так погиб «Сентьюри» со всей командой. Только Джон Дэвис благодаря Васкесу остался в живых.

Дэвис все еще не мог понять, о какой берег разбился парусник. И он снова спросил у Васкеса:

— Где мы?

— На Эстадосе.

— Эстадос! — воскликнул ошеломленный моряк.

— Да, на Эстадосе, — продолжил Васкес, — у входа в залив Эльгора.

— А как же маяк?

— Он не горел.

На лице Джона Дэвиса отразилось самое глубокое удивление, он ждал объяснений, и Васкес рассказал ему о страшных событиях, происходящих в заливе Эльгора.

— Негодяи… мерзавцы! — повторял Дэвис. — Значит, теперь они хозяйничают на маяке и больше не зажигают его. Это из-за них разбился «Сентыори». Погиб мой капитан и все наши люди! И, пока они здесь, маяк не будет гореть?

— Нет, Дэвис.

— Значит, если судно подойдет к острову ночью, мы не сможем обозначить берег?

— Может быть, да… если зажжем огонь на краю мыса Сан-Хуан. Я пытался это сделать, чтобы предупредить «Сен-тьюри», Дэвис. Я сложил костер, но ветер дул так бешено, что я не успел его разжечь.

— Значит, мы сделаем вдвоем то, что вам не удалось, — твердо сказал Дэвис. — Здесь полно дров. Обломки моего бедного судна… И, к несчастью, еще много других. Потому что, если шхуна не уйдет, если другие суда не увидят маяк Эстадоса, кто знает, не произойдут ли новые бедствия?..

— В любом случае, — заметил Васкес, — Конгре и его банда не могут оставаться здесь, и шхуна уйдет, я в этом уверен, как только погода позволит ей выйти в море.

— Почему? — спросил Дэвис.

— Они знают: подходит срок смены смотрителей.

— В это время придет судно?

— Да, авизо «Санта-Фе» из Буэнос-Айреса. Десятого марта, а может быть, даже раньше… А сегодня уже восемнадцатое февраля!

Дэвис подумал о том же, о чем думал Васкес.

— Но это меняет все! — воскликнул он. — Пусть непогода затянется надолго, и дай Бог, чтобы эти негодяи были еще здесь, когда «Санта-Фе» бросит якорь в заливе Эльгора!

Они были здесь, приведенные инстинктом грабителей, Конгре, Каркайте и с ними дюжина пиратов. Раз неподалеку разбилось судно (это, конечно, было замечено с галереи маяка), то почему бы не воспользоваться случаем и не порыться в обломках, не попытаться увеличить ценность груза, который унесет шхуна?

Услышав крики пиратов, Васкес тут же приблизился к входу в пещеру, стараясь оставаться незамеченным. Через минуту рядом с ним оказался Джон Дэвис.

— Я хорошо себя чувствую, — ответил он на предложение Васкеса отдохнуть. — И тоже хочу посмотреть на этих бандитов!

Помощник капитана с «Сентыори», не менее решительный и энергичный человек, чем Васкес, был из тех американцев, что наделены железным характером, и, как говорится, живуч как кошка, раз уцелел после крушения парусника. К тому же он был превосходным моряком. Служил старшим боцманом во Флоте Соединенных Штатов, затем перешел на торговые суда. После возвращения «Сентьюри» в Мобил капитан Стюард собирался уйти иа покой, и хозяева судна хотели назначить Дэвиса на его место.

Грабители находились в двух сотнях шагов от пещеры, и их легко было разглядеть. Они туго перетянули поясами непромокаемые плащи, чтобы не забрался ветер, и крепко застегнули под подбородком зюйдвестки. Им явно трудно было устоять под порывами ветра: иногда приходилось цепляться за обломки судна или за камни, чтобы не упасть.

Поиски ценностей — а кое-что все-таки удалось вытащить из-под обломков! — продолжались часа два, потом Каркайте и двое других бросились с топорами к гакаборту, который находился всего в двух-трех футах над землей.

— Что они делают? — спросил Васкес. — Разве судно недостаточно разрушено? Зачем они его приканчивают?

— Я понял, чего они хотят! — ответил Джон Дэвис. — Уничтожить название и скрыть принадлежность судна, чтобы никто никогда не узнал места гибели «Сентыори».

Дэвис не ошибся: через несколько минут появился Конгре с американским флагом в руках и разорвал этот флаг в мелкие клочки.

— Негодяй! — воскликнул Дэвис. — Флаг моей страны!..

Васкес едва успел схватить его за руку: не владея собой, он хотел бежать на берег.

В четыре часа пираты сели в шлюпку, нагруженную доверху, подняли парус и вскоре уже исчезли из вида.

Вечером шквал еще усилился, ночь была ужасной.

— Хоть бы их шхуну в щепки разнесло, — повторял Джон Дэвис, — а следующий отлив унес бы их в море!

Утром море и небо смешались. Буря продолжалась весь день и всю следующую ночь. Слава Богу, за это время ни одно судно не показалось у острова. Понятно, что они старались как можно дальше обойти эти страшные берега Магеллании, оказавшейся во власти бури. Они не укрылись бы от такого шторма ни в Магеллановом проливе, ни в проливе Лемера. Единственное их спасение было в морских просторах.

23-го утром погода немного улучшилась. В небе на юге появились просветы, вначале редкие, потом все увеличивающиеся. Дождь прекратился, и, поскольку ветер дул так же яростно, небо постепенно светлело. Море, правда, оставалось таким же бурным, и волны бешено обрушивались на берег, так что вход в залив по-прежнему оставался невозможным, и шхуна не могла бы покинуть Эстадос и на следующий день.

На рассвете можно было не опасаться появления пиратов, поэтому Джон Дэвис и Васкес рискнули выйти из грота, где пробыли безвылазно двое суток.

— Ветер, похоже, установился, — сказал Васкес.

— Боюсь, что да, — ответил Дэвис, которого никогда не подводил инстинкт моряка. — Нам нужны были еще десять дней непогоды… Всего десять дней! Но их не будет…

Скрестив руки, он смотрел то на небо, то на море.

Васкес тем временем ушел на несколько шагов вперед, а затем и Дэвис последовал за ним вдоль берега.

Вдруг он споткнулся о какой-то предмет, наполовину засыпанный песком, при ударе раздался металлический звук. Нагнувшись, он увидел ящик, в котором хранился судовой запас пороха для ружей и двух каропад — ими «Сентыори» подавал сигналы.

— Это нам ни к чему, — сказал Дэвис. — Вот если бы можно было зажечь порох в трюме шхуны, которая несет этих бандитов!

— Незачем об этом думать, — покачав головой, ответил Васкес. — Но все равно возьмем его с собой и спрячем в гроте.

Они продолжали спускаться по берегу к мысу, хотя в это время наивысшего прилива не могли пройти его до конца — слишком сильно бились о него волны. Дойдя до рифов, Васкес заметил в углублении скалы маленькую пушечку, которая откатилась на лафете после гибели «Сентыори».

— Это ваше, — сказал он Дэвису. — Это и еще вот эти несколько ядер, которые забросило сюда.

И, как в первый раз, Дэвис повторил:

— Нам это ни к чему!

— Кто знает? — возразил Васкес. — Раз у нас есть чем зарядить эту пушку, может быть, нам удастся и выстрелить из нее…

— Сомневаюсь, — ответил его спутник.

— Почему, Дэвис? Маяк не горит, и, если ночью подойдет судно, как тогда «Сентьюри», мы сможем обозначить берег пушечным выстрелом.

Джон Дэвис со странной пристальностью смотрел на товарища. Казалось, у него рождается совсем другая мысль. Но он ограничился вопросом:

— Это то, что вы придумали, Васкес?

— Да, Джон. По-моему, мысль неплохая. Выстрелы, конечно, будут слышны и в глубине залива. Они выдадут наше присутствие в этой части острова… Бандиты станут пас искать… Может быть, они найдут нас, и это будет стоить нам жизни!.. Но сколько жизней мы спасем в обмен на свои… и в конце концов выполним свой долг!

— Может быть, есть и другой способ исполнить долг, — пробормотал Дэвис. Он больше не стал возражать, и пушку, как хотел Васкес, перетащили к гроту. Затем туда же перенесли лафет, ядра и ящик с порохом. Это была очень тяжелая работа, она отняла много времени. Когда Васкес и Дэвис вернулись в пещеру позавтракать, было десять часов.

Как только они скрылись, из-за скалы показались Конгре, Каркайте и плотник Варгас. Шлюпку было бы слишком трудно вести против ветра и начавшегося прилива, и они пришли пешком вдоль берега. Но на этот раз не для того, чтобы грабить: они хотели взглянуть с мыса на небо и на море после утреннего улучшения погоды.

Васкес и Дэвис не сводили с пиратов глаз все те полчаса, что они провели за наблюдениями. Наконец бандиты ушли, но продолжали часто оборачиваться, оживленно жестикулируя. Затем свернули к маяку и скрылись за скалами.

— Они ушли, — сказал Васкес. — Тысяча миллионов миллиардов против одного, что в ближайшие дни они еще вернутся посмотреть на море у берегов острова!

Джон Дэвис только покачал головой. Ему было ясно, что буря кончится в ближайшие двое суток.

Большую часть дня наши друзья провели на берегу, наблюдая за тем, как продолжает меняться погода. Вечером они вернулись в пещеру. Поев солонины с сухарями и запив их водой, смешанной с бренди, Васкес уже собрался завернуться в одеяло, как вдруг Дэвис остановил его:

— Прежде чем заснуть, Васкес, выслушайте мое предложение.

— Говорите, Дэвис!

— Васкес, я обязан вам жизнью и не хочу делать ничего без вашего одобрения. Я хочу, чтобы вы обдумали мое предложение и ответили, не боясь меня обидеть.

— Слушаю вас.

— Погода меняется, буря утихла, море успокаивается. Я думаю, что шхуна снимется с якоря самое позднее через сорок восемь часов.

— К несчастью, весьма вероятно, — ответил Васкес, безнадежно махнув рукой.

— Да, через два дня она покажется у выхода из залива, выйдет, обогнет мыс, скроется на западе, уйдет через пролив, и мы больше не увидим ее и не сможем отомстить за ваших товарищей, Васкес, и за моего капитана, и за команду «Сентьюри».

Васкес опустил голову, затем, снова подняв ее, посмотрел на Джона Дэвиса.

Тот продолжил:

— У нас есть только один способ помешать шхуне уйти — по крайней мере до возвращения авизо: повредить ее и заставить вернуться на стоянку. У нас есть пушка, порох, ядра… Поставим эту пушку на лафете за поворотом скалы, зарядим и, когда шхуна пойдет мимо, выстрелим ей в борт. Может быть, она и не потонет, но пираты не решатся с пробоиной на долгий переход… Они вынуждены будут вернуться к маяку, чтобы заделать дыру. Придется разгрузить шхуну. Это может занять неделю… А за это время «Санта-Фе»…

Джон Дэвис умолк и, взяв руку своего товарища, сжал ее.

Васкес без колебаний произнес только одно слово:

— Согласен!

В тот день, 25 февраля, было решено, что шхуна выйдет в море; Конгре хотел сняться с якоря во второй половине дня. Похоже было, что солнце разгонит туман, поднявшийся на восходе. В шесть часов начнется отлив, он облегчит выход из залива Эльгора. К семи шхуна (теперь она называлась «Каркайте*) будет у мыса Сан-Хуан, и долгие сумерки этих широт позволят ей обогнуть его до темноты.

К шести часам Конгре и почти все его люди были на борту. Шлюпка перевезла тех, кто еще оставался на маяке, затем ее подняли.

Море медленно отступало. Уже скрылось место, где лежала «Мауле» во время ремонта. У другого берега залива показались острые верхушки рифов. Между скалами пробирался ветер, и легкий прибой угасал на берегу.

Настал час отплытия. Конгре приказал поднять якорь. Цепь натянулась, заскрежетала о клюз; выбрав всю цепь, якорь закрепили для долгого перехода. Паруса поставили под ветер, и шхуна под фоком, марселем, брамселем и кливерами правым галсом пошла к морю, набирая ход. Ветер был восточно-юго-восточный, и шхуна легко обогнула мыс Сан-Хуан. Впрочем, этот отвесный берег был совершенно безопасен.

Конгре знал это, он хорошо изучил залив. Стоя у штурвала, он уверенно изменил курс на один румб, чтобы предельно увеличить скорость. Шхуна шла, обгоняя отлив, за ее кормой оставалась ровная струя, что предвещало хороший исход плавания.

К половине седьмого Конгре всего одной мили не дошел до края мыса. Перед ним до самого горизонта расстилалось море. Солнце садилось, горизонт темнел, на небе вскоре зажгутся звезды. Еще сорок метров, и они обогнут скалу. Конгре сможет отпустить руль и взять курс на север.

В это время раздался резкий свист, и корпус шхуны вздрогнул от удара, за которым последовал мощный взрыв.

С побережья поднялся белый дымок, и ветер погнал его к середине залива.

— Что это?! — заорал Конгре.

— В нас стреляли! — ответил Каркайте.

— Встань к штурвалу, — приказал главарь шайки.

Перегнувшись через сетки левого борта, он увидел пробоину в корпусе — на полфута выше ватерлинии. Ядро, ударившее шхуну в бок, потопило бы его, если б попало ниже.

Что могли сделать пираты? Отдав найтовы, сесть в шлюпку, поспешить к берегу — туда, откуда шел дым, захватить стрелявших, убить их… Но они не знали, сколько их там, нападавших, не превосходят ли они числом их самих и не лучше ли уйти и прежде всего выяснить, насколько серьезно повреждена шхуна.

Словно подтверждая правильность такого решения, каронада снова выстрелила. Дым округлился на том же месте. Шхуна снова вздрогнула от удара. Второе ядро ударило в борт.

— Правь под ветер!.. Уходим!.. — ревел Конгре, спеша на корму.

Повинуясь рулю, шхуна встала под ветер и меньше чем через пять минут начала уходить от берега. Вскоре она уже была недосягаема для нацеленного на нее орудия.

Впрочем, выстрелов больше не последовало…

Первым делом надо было осмотреть корпус. Изнутри сделать это было невозможно: пришлось бы передвигать груз. Но не вызывало сомнений, что ядра пробили обшивку.

Спустили шлюпку. Корабль лег в дрейф и продолжал двигаться только под действием отлива.

Конгре с плотником отправились посмотреть, нельзя ли исправить повреждения на месте.

Оказалось, что два четырехдюймовых ядра прошли насквозь, но подводная часть не пострадала: обе пробоины находились как раз на ватерлинии. Попади ядра чуть ниже, образовалась бы течь, заделать которую у команды, может быть, не хватило бы времени. Трюм обязательно наполнился бы водой, и шхуна затонула бы у входа в залив.

Конечно, пираты добрались бы до берега в шлюпке, но «Каркайте» был бы безвозвратно потерян.

В общем, повреждение было не слишком серьезным, но все же не давало возможности выйти в открытое море. Стоит шхуне чуть накрениться на левый борт — вода немедленно проникнет в трюм.

— Но что же за мерзавец запустил в нас этим? — не переставал спрашивать Каркайте.

— Может быть, это третий смотритель, которого мы не поймали? — предположил Варгас. — И он подобрал кого-то с «Сентьюри»? В конце концов, чтобы стрелять, нужна пушка — не с неба же она свалилась!

— Очевидно, — согласился Каркапте. — Нет сомнения, что пушка с трехмачтовика. Как же мы не нашли ее сами!

— Кончайте болтать! — резко оборвал его Конгре, — Надо скорее починить шхуну!

Однако пришлось еще три часа ждать начала прилива. Только к полуночи, встретив на пути множество опасностей, «Каркайте» вернулся на прежнюю стоянку в бухточке, которой завершался залив Эльгора. Здесь можно было произвести ремонт.

Легко представить себе, какое бешенство охватило пиратов. Им не дали покинуть остров, а через четыре или пять дней авизо, может быть, войдет в залив Эльгора! В эту ночь на шхуне никто не спал в ожидании нового нападения. Кто знает, не высадилась ли в другой части Эстадоса банда посильнее их собственной… Может быть, в Буэнос-Айресе узнали о существовании пиратов и теперь за ними охотятся?

Ночь прошла спокойно, наутро Конгре с плотником спустились в трюм. Оказалось, что повреждена только обшивка, шпангоуты лишь задеты, но не отломлены. Отверстия от ядер были аккуратными, будто выпиленными. Можно было заткнуть их, а затем наложить сверху обшивку.

— Когда все будет исправлено? — спросил Конгре.

— Я подготовлю поперечные бруски, — ответил Варгас. — Сегодня вечером поставим их на место.

— А затычки?

— Сделаем завтра утром и вставим вечером.

— Значит, послезавтра можем сниматься с якоря?

— Не сомневаюсь в этом, — уверенно заявил плотник.

Значит, на ремонт уйдет не больше шестидесяти часов, и отплытие «Карканте» откладывается всего на два дня.

Каркайте спросил у Конгре, не собирается ли тот утром или во второй половине дня сходить на мыс Сан-Хуан посмотреть, что там делается.

— Это еще зачем? — возразил Конгре. — Мы не знаем, с кем имеем дело. Надо прихватить с собой человек десять, тогда охранять шхуну останутся всего двое или трое, а кто знает, что может случиться за время нашего отсутствия?

— Верно, — согласился Карканте. — Да и чего мы этим добьемся? Все равно не мы, так другие их повесят! А для нас главное — поскорее убраться отсюда.

— Послезавтра выходим, — пообещал главарь банды.

Но если бы пираты все же отправились на мыс, они не нашли бы там и следов Васкеса и Джона Дэвиса.

Накануне они весь вечер готовились осуществить то, что задумал американец. Выбрали место для каронады на повороте скалы. Дэвис установил лафет между наваленными там камнями — это было несложно. Гораздо труднее оказалось принести пушку: ее пришлось тащить по песку, а потом перебираться с ней через рифы, где ее надо было поднимать рычагами, и это отняло немало времени и сил.

Но к шести часам пушка уже стояла на лафете, нацеленная на вход в залив.

Дэвис заложил мощный заряд, заткнул пыж из сухих водорослей, положил ядро. Подготовил запал. Теперь оставалось только в нужный момент поджечь.

— Нам не нужно топить шхуну, — сказал он Васкесу. — Все эти негодяи в таком случае добрались бы до берега и напали на нас. Мне кажется, правильнее — заставить шхуну вернуться на стоянку и некоторое время постоять там, пока заделают пробоины.

— Конечно. Но ведь дыру от пушечного ядра можно залатать за несколько часов, — заметил Васкес.

— Нет, — ответил Дэвис, — им придется передвигать груз, и я думаю, что ремонт займет не меньше двух суток. А сегодня уже двадцать восьмое февраля.

— А если авизо не придет еще неделю? — спросил Васкес. — Может, лучше целиться в мачты, а не в корпус?

— Разумеется, Васкес, лишившись фок-мачты или грот-мачты — а я не вижу способа заменить их, — шхуна застряла бы надолго. Но попасть в мачту труднее, чем в борт.

— Да, — согласился Васкес, — тем более что негодяи скорее всего выйдут в море с вечерним отливом, и будет уже темно, когда мы станем стрелять.

Джон Дэвис и Васкес не сошли с места, пока не убедились, что шхуна вернулась в дальнюю часть залива.

И теперь осторожность предписывала им искать себе другое укрытие: в самом деле, как полагал Васкес, на следующий же день Конгре и его люди могли явиться на Сан-Хуан и начать преследовать их.

Ночью они ушли, взяв с собой еду, оружие и запас пороха. Пройдя вдоль берега примерно шесть миль, обогнув гавань Сан-Хуан, они после недолгих поисков обнаружили с другой стороны залива пещеру, где можно было переждать время до прихода «Санта-Фе».

Впрочем, если шхуна все-таки уйдет, они смогут вернуться на прежнее место…

В течение всего дня Васкес и Джон Дэвис не прекращали наблюдений. Все время, пока вода прибывала, они были уверены, что шхуна не снимется с якоря, и не беспокоились. Но с началом отлива у них возникли опасения: как бы ремонт не закончился этой же ночью. Конгре, безусловно, и на час не отложит отплытие, как только сможет уйти. Он так же сильно боится увидеть авизо, как сильно желают этого Дэвис и Васкес.

1 марта их так никто и не побеспокоил. Но каким же долгим им показался этот день!

Вечером, убедившись, что шхуна не покинула стоянку, они устроились в пещере и забылись сном.

На следующее утро они поднялись, едва рассвело, и первым делом взглянули на море: ни одного судна.

Еще один бесконечный для Джона Дэвиса и Васкеса день! Их, как и вчера, никто не трогал. Банда не покидала бухты.

— Это доказывает, что негодяи заняты ремонтом, — сказал Васкес.

— Да, они спешат, — подтвердил Дэвис. — Но скоро дыры от ядер заделают, и тогда их уже не удержать… Что поделаешь, Васкес, мы сделали все, что было в наших силах. Остальное — в руках Господа.

— Мы поможем ему, — пробормотал сквозь зубы Васкес. Казалось, он неожиданно принял какое-то решение.

Дэвис расхаживал взад и вперед по берегу, смотрел на север и о чем-то размышлял. Вдруг он остановился и, подойдя к товарищу, спросил:

— Васкес… Что, если нам пойти посмотреть, что у них делается?

— В бухте, Дэвис?

— Да. Мы узнаем, готова ли шхуна выйти в море.

— А зачем нам это знать?

— Как зачем, Васкес! — воскликнул американец. — Я просто сгораю от нетерпения! Больше не могу ждать!

В самом деле, могло показаться, что помощник капитана «Сентьюри» не владеет собой.

— Васкес, — вскоре снова заговорил он, — далеко отсюда до маяка?

— По прямой через холмы не больше трех миль.

— Васкес, я схожу туда… Я выйду в четыре, до шести буду на месте… Я подберусь так близко, как только смогу. Будет еще светло, но они меня не увидят… А я увижу все!

— Я тоже пойду, Дэвис. Я не прочь прогуляться к маяку.

До выхода оставалось еще несколько часов. Васкес уединился в пещере и занялся каким-то таинственным делом. Один раз Дэвис застал его, когда он старательно точил широкий нож об осколок камня, в другой — он рвал рубашку на узкие полосы и скручивал из них нечто вроде мягкой веревки. На вопросы Васкес отвечал уклончиво, обещая вечером все объяснить. Дэвис не настаивал.

В четыре часа, подкрепившись сухарями и солониной, они вооружились пистолетами и вышли.

По узкой тропинке в ложбине подниматься было легко, и они без труда достигли гребня, а к шести часам — последней гряды холмов, окаймлявших бухту, и посмотрели вниз.

Шхуна была там, в бухте, с оснащенными мачтами и реями, такелаж был в порядке. Команда спускала в трюм ту часть груза, которая во время ремонта лежала на палубе. Шлюпка на стопоре была за кормой: раз она не стояла больше у левого борта, значит, пираты работу закончили.

— Все готово, — еле сдерживаясь, пробормотал Дэвис.

— А вдруг они не станут дожидаться отлива и уйдут раньше? Через два или три часа?

— И мы ничего… ничего не можем сделать! — с отчаянием повторял Дэвис.

Время шло: солнце село, стало темно, но ничто не указывало на скорое отплытие шхуны. Из своего укрытия Васкес и Дэвис вслушивались в поднимавшийся к ним с залива шум: смех, крики, ругань, скрежет ящиков, которые пираты волокли по палубе. К десяти часам они ясно расслышали, как захлопнулся люк. Затем наступила тишина.

Прошел еще час. Дэвис схватил за руку товарища.

— Начинается прилив! — сказал он.

— Они не уйдут!

— Сегодня. А завтра?

— Ни сегодня, ни завтра — никогда! — заверил его Васкес. — Идите сюда, — добавил он, поднимаясь из ямы, в которой они прятались.

Дэвис с любопытством последовал за Васкесом, осторожно продвигавшимся к маяку. Вскоре они были у подножия холма, на котором стояла башня. Там Васкес после недолгих поисков сдвинул с места один из камней.

— Забирайтесь! — сказал он Дэвису, указывая на открывшейся углубление. — Я случайно открыл этот тайник, когда, жил на маяке. Тогда не думал, что он мне пригодится… Это не пещера. Это просто яма, где мы с трудом поместимся. Но вато можно тысячу раз пройти мимо и не догадаться, что там кто-то есть.

В ответ на приглашение Дэвис скатился в яму. Васкес тут же присоединился к нему. Прижатые друг к другу так, что не могли пошевелиться, они вполголоса переговаривались.

— Вот какой у меня, план, — сказал Васкес. — Вы будете ждать меня здесь, а я иду на шхуну.

— На шхуну? — ничего не понимая, переспросил Дэвис.

— Да. Я решил не дать им уйти!

Он вытащил из-под блузы два свертка и нож.

— Я сделал заряд из нашего пороха и куска рубахи… И вот фитиль… Я положу все это на голову и вплавь доберусь до шхуны. Взберусь вдоль руля и вот этим ножом проделаю дыру между рулем и ахтерштевнем. В дыру положу заряд, зажгу фитиль и вернусь.

— Отлично придумано! — воскликнул американец. — Но я не могу допустить, чтобы вы один подвергались такой опасности. Я пойду с вами!

— Зачем? — возразил Васкес. — Одному легче пройти, да и для того, что я собираюсь сделать, одного человека хватит.

В самый темный час ночи Васкес разделся, выбрался из ямы и, спустившись с холма, быстро поплыл к шхуне, мягко покачивавшейся в кабельтове от берега.

По мере того как он приближался, судно казалось ему все более темным и тяжелым. На борту все было спокойно, но спали не все. Пловец ясно увидел силуэт часового: сидя на баке и свесив ноги над водой, он насвистывал матросскую песню.

Васкес описал дугу и, приблизившись к судну с кормы, стал невидимым в ее непроницаемой тени. Над ним выгибался руль. Ухватившись обеими руками за его липкую поверхность и цепляясь за железную окантовку, Васкес сумел подняться. Усевшись верхом на перо руля, он крепко, как всадник коня, сжал его коленями. Руки у пего оказались свободными, и он смог взять сумку, укрепленную на макушке. Держа ее в зубах, ощупал содержимое. Сначала вынул нож и сразу взялся за дело. Понемногу дыра между ахтерштевнем и пером руля расширялась и углублялась. После часа работы лезвие ножа прошло насквозь: дыра стала большой, и можно было засунуть в нее заряд. Сделав это, Васкес приладил фитиль и стал искать в сумке огниво.

В эту секунду его колени чуть разжались, и он почувствовал, что скользит. Это могло безвозвратно все погубить! Васкес сделал невольное движение, чтобы вернуть равновесие, сумка качнулась, и нож, который он положил туда, закончив работу, упал в воду, шумно взметнув брызги.

Часовой резко оборвал песню. Васкес слышал, как он прошел по палубе, поднялся на ют, видел его тень на поверхности моря. Перегнувшись через борт, матрос пытался определить источник странного шума. Он стоял так долго, что Васкес — с одеревеневшими ногами, вцепившийся ногтями в скользкую древесину — почувствовал, как силы понемногу оставляют его.

Наконец пират, успокоенный тишиной, ушел и, вернувшись на нос, снова засвистел.

Васкес достал огниво и частыми ударами стал высекать огонь. Тихонько потрескивая, трут загорелся.

Васкес быстро соскользнул вниз по рулю, снова вошел в воду и широкими взмахами поплыл к земле.

Для Джона Дэвиса, оставшегося в укрытии, время тянулось бесконечно. Прошло полчаса, три четверти часа, час… Дэвис, не в силах ждать, вылез из ямы и с тревогой вглядывался в море. Что могло случиться с Васкесом? Удалась ли его попытка? Было тихо — значит, его не заметили…

Вдруг тишину ночи нарушил глухой взрыв, сразу же подхваченный эхом, за ним последовал топот, раздались оглушительные крики. Через несколько минут мокрый, измазанный тиной человек подбежал к Дэвису и, втащив его за собой в тайник, закрыл вход камнем.

Почти сразу после этого мимо пронеслась орущая толпа.

— Сейчас мы его поймаем! — кричал один.

— Я его видел, вот как тебя, — отвечал ему другой. — Он был один.

— Он и на сто метров не опередил нас.

— Ах, наглец! Ну, погоди, мы тебя схватим!..

На рассвете стук молотков развенчал надежду. Раз на борту шли работы, значит, было что чинить! Васкес старался не зря. Но насколько серьезные повреждения получила шхуна?

— Если бы можно было задержать их на месяц! — воскликнул Дэвис, забывая, что в этом случае и он, и его друг умрут голодной смертью в своем тайнике.

— Тише, — прошептал Васкес, схватив его за руку.

Снова подошли люди, на этот раз молча. Может быть, это те же самые возвращались, никого не поймав. Во всяком случае, никто не произнес ни слова.

Все утро вокруг Васкеса и Дэвиса раздавались шаги. Продолжали преследовать неуловимого, напавшего на шхуну. Но по мере того, как шли часы, люди появлялись все реже и реже. Около полудня три или четыре человека остановились совсем рядом с ямой, где прятались Васкес и Дэвис.

— Как сквозь землю провалился! — сказал один из них, усевшись на камень, который загораживал вход.

— Лучше бросить это, — произнес другой. — Все уже на борту.

— Пойдем и мы. Все равно у мерзавца ничего не вышло.

Невидимые Васкес и Дэвис вздрогнули и стали прислушиваться еще внимательнее.

— Да, — подтвердил еще один пират. — Надо же, хотел взорвать руль!

— Душу и сердце судна, ничего себе!

— Хорошенькую подножку хотел нам подставить!

— К счастью, заряд разошелся по бортам. Всего-то дырка, и кусок железа отлетел. А у руля только дерево чуть обуглилось…

— Скоро все будет в порядке, — снова заговорил первый. — И сегодня же вечером, ребята, до начала прилива, снимаемся с якоря. А этот пусть с голоду подыхает.

И пираты удалились.

В тайнике Васкес и Дэвис, совершенно убитые тем, что услышали, молча смотрели друг на друга. На ресницах Васкеса набухли и скатились по щекам две слезы, и суровый моряк даже не пытался скрыть это свидетельство бессильного отчаяния. Вот к какому жалкому результату привела его героическая попытка: двенадцать часов задержки — весь вред, который ему удалось причинить пиратам. Этим же вечером шхуна выйдет в море и скроется за горизонтом.

Доносившийся с берега стук молотков подтверждал, что Конгре заставил всех работать не покладая рук, чтобы починить «Каркайте». В четверть шестого стук резко прекратился. Васкес и Дэвис поняли, что последний удар молотка завершил работу. Через какое-то время скрежет цепи о клюз подтвердил это предположение. Конгре ставил якорь отвесно. Приближался момент отплытия.

Васкес не мог больше ждать. Повернув камень, он выглянул наружу.

Шхуна все еще стояла на якоре в бухточке. Кажется, на борту было все в полном порядке. Как и думал Васкес, цепь уходила отвесно, так что оставалось лишь высвободить якорь из грунта в нужное время.

Забыв об осторожности, Васкес наполовину вылез из ямы. Дэвис выглядывал из-за его плеча. Оба смотрели не дыша.

Почти все пираты уже поднялись на борт. Среди оставшихся на берегу Васкес увидел Конгре: он расхаживал взад-вперед, беседуя с Карканте.

Через пять минут они расстались, и Карканте направился к маяку.

— Осторожно, — сказал Васкес, — он наверняка поднимется наверх.

Они соскользнули в тайник.

В самом деле, Карканте в последний раз поднимался на галерею посмотреть, не подходит ли какое-то судно. Ночь будет спокойная, ветер улегся, это обещает хорошую погоду с утра. Шхуна может сниматься с якоря.

Васкес и Дэвис отчетливо видели Карканте на галерее, Он ходил, наводя свою подзорную трубу во все стороны.

Вдруг он заревел, как зверь. Конгре и другие повернулись к маяку. Громко — так, что было слышно всем, — Каркайте орал:

— Авизо!.. Авизо!..

Крик «авизо! авизо!» был подобен удару грома, смертному приговору для негодяев. «Санта-Фе» — это суд, это возмездие, это кара за все преступления, и ее не избежать.

Но не ошибся ли Каркайте? Действительно ли это был «Санта-Фе» — авизо аргентинского флота? Шло ли судно в залив Эльгора? Не войдет ли оно в пролив Лемера, не уйдет ли к косе Севераль, чтобы обойти остров с юга?

Конгре быстро взбежал на площадку, устремился к лестнице и через пять минут уже стоял на галерее.

— Где судно? — спросил он.

— Примерно в десяти милях.

— Не успеет войти в залив до темноты?

— Нет.

Конгре, взяв подзорную трубу, молча разглядывал судно.

Несомненно, это был пароход. Ясно видны были клубы дыма — значит, он шел полным ходом. И несомненно, это авизо: пираты столько раз видели его во время строительных работ! Пароход шел прямо в залив. Если бы капитан хотел войти в пролив Лемера, он держался бы к западу, а если бы собирался обогнуть косу Севераль, то свернул бы к юту от залива.

— Да, действительно авизо! — произнес Конгре.

— Проклятье! — закричал Каркайте. — Если бы эти мерзавцы не задержали нас и не помешали бы два раза уйти, мы были бы уже в Тихом океане!

— Незачем тратить время на разговоры, — сказал Конгре. — Надо решаться.

— Но мы не успеем отойти, как авизо будет на траверзе залива.

— Да… Но не войдет.

— Почему?

— Потому что не увидит огня.

Эта же весьма здравая мысль пришла в голову и Дэвису с Васкесом. В своем темном и тесном убежище они рассуждали так же, как главарь пиратов. Раз солнце село, маяк должен гореть. Не видя огня, капитан Лафайят, хоть и знает остров, может не решиться идти дальше. Может быть, не понимая, отчего не зажегся маяк, он проведет ночь в открытом море? К тому же он должен догадаться, что случилось что-то серьезное, раз смотрителей нет на месте.

— Побежим на берег, — предложил Васкес. — Через два часа мы доберемся до мыса. Может быть, мы еще успеем зажечь огонь, чтобы указать им, где берег.

— Нет, не успеем, — ответил Дэвис. — Авизо может через час оказаться у входа в залив.

— Что же делать?

— Ждать.

Был уже седьмой час, над островом сгущались сумерки.

Тем временем на борту «Каркайте» шли лихорадочные приготовления к отплытию. Если дожидаться утреннего отлива, можно встретиться с авизо. Капитан не даст пиратам уйти: он прикажет остановиться и допросит Конгре. Конечно, он захочет узнать, почему не горит маяк. Присутствие «Каркайте» справедливо покажется ему подозрительным. Он заставит шхуну снова войти в бухту и продержит ее там до тех пор, пока не получит объяснений. Кроме того, не найдя смотрителей на маяке, капитан «Санта-Фе», безусловно, объяснит их отсутствие тем, что они стали жертвами нападения, и заподозрит в людях на судне, пытавшемся сбежать, виновников несчастья. К тому же, если Конгре и его люди заметили «Санта-Фе», наверняка его увидели и те, кто два раза нападал на «Каркайте», когда он собирался покинуть залив. Эти неизвестные враги следят за продвижением авизо, они встретят его, и, если, как можно предположить, среди них находится третий смотритель, Конгре и его людям не удастся избежать наказания.

Конгре обдумал все эти предположения, все возможные последствия и принял единственно правильное для пиратов решение: немедленно сняться с якоря и с благоприятным для них северным ветром, воспользовавшись темнотой, уйти в море, подняв все паруса. Если понадобится, для пущей безопасности вместо того, чтобы войти в пролив Лемера, можно повернуть к югу, обогнуть косу Севераль и скрыться за южным берегом острова. Тогда перед шхуной откроется океан…

Разгадав планы пиратов, Джон Дэвис и Васкес искали способ помешать им и приходили в отчаяние от собственного бессилия.

К половине восьмого все были на борту, через пять минут подняли якорь, и шхуна поплыла. Медленно выйдя из бухты, опа, чтобы лучше чувствовать ветер, держалась середины залива. Но вскоре плавание затруднилось. Вода отступила, течение не помогало шхуне, и, с боковым ветром, она почти не двигалась. Команда делала все возможное, чтобы ускорить ход «Каркайте», но ветер понемногу относил судно к опасному южному берегу залива Эльгора, вдоль которого тянулись скалы. Потом ветер стал слабеть и постепенно затих совсем. Паруса хлопали о мачты. Все, что можно было сделать, — это устоять против начинающегося прилива, но нечего было и думать идти против пего. Было уже больше девяти. Конгре пришлось бросить якорь здесь, в двух милях от бухточки, и дожидаться отлива, до начала которого оставалось не более шести часов. Шхуна развернулась на якоре, форштевнем в сторону открытого моря. Как только придет время, Конгре не станет терять ни минуты.

Вдруг вся команда разом закричала так, что было слышно по всему заливу. Тьму прорезал длинный луч света. Огонь маяка ослепительно сиял, освещая море у острова.

— Ах, подлецы! Они здесь! — заорал Карканте.

— На берег! — приказал Конгре.

В самом деле, чтобы избежать опасности, оставалось только одно: обогнав «Санта-Фе», высадиться на берег, бежать к маяку, ворваться в пристройку, подняться по лестнице наверх, наброситься в комнате вахтенного на этого сторожа и его пособников, сколько бы их там ни было, избавиться от них и погасить маяк. Если авизо направляется в залив, ему придется остановиться. Если он уже там — постараться выйти. Время будет выиграно.

Конгре велел спустить шлюпку. Карканте и двенадцать человек команды сели в нее вместе с ним, вооружившись пистолетами, ружьями и тесаками. Оказавшись на берегу, они устремились к маяку, до которого было всего полторы мили.

Это заняло четверть часа. Вся банда, за исключением двух человек, оставшихся на шхуне, собралась на площадке.

Да… Джон Дэвис и Васкес были на маяке. Бегом, не остерегаясь, так как знали, что никого не встретят, они взобрались на холм и вбежали в башню. Васкес хотел зажечь маяк, чтобы авизо не пришлось ждать рассвета, и боялся он только одного — и как боялся! — что Конгре испортил линзы, разбил лампы, что маяк больше нельзя зажечь…

Они пронеслись по коридору к ведущей на лестницу двери, заперли за собой все засовы, взбежали по лестнице и оказались в комнате вахтенного.

Фонарь был в порядке, лампы на месте, фитили целы, и масло осталось с того дня, как маяк погасили. Нет! Конгре не испортил аппарат фонаря — разве он мог предвидеть, при каких обстоятельствах ему придется покидать остров?

И вот маяк снова светит! «Санта-Фе» может спокойно бросить якорь на прежнем месте!

У подножия башни раздались яростные удары. Вся банда ломилась в дверь, чтобы подняться на галерею и погасить огонь. Каждый готов был рискнуть жизнью, лишь бы задержать приход авизо. Они не нашли никого ни на площадке, ни в пристройке. Там, наверху, их не может быть много, с ними легко будет справиться. Они убьют этих людей, и маяк перестанет посылать в темноту свои страшные лучи.

Дверь в глубине коридора была сделана из толстой стальной плиты. Сломать засовы, запиравшиеся со стороны лестницы, было нельзя. Выломать дверь с помощью топоров и рычагов оказалось тоже невозможно. Что делать? Можно ли подняться к фонарю по наружной стене? Если нет, им остается только бежать в глубь острова, чтобы не попасть в руки капитана «Санта-Фе» и его команды. Вернуться на шхуну они уже не успеют. Не оставалось сомнений в том, что авизо уже в заливе и направляется к берегу.

— Цепь громоотвода! — воскликнул Конгре.

В самом деле, был еще один способ подняться на галерею: вдоль башни тянулась металлическая цепь, через каждые три фута ее придерживали железные скобы. Конгре хотел было испробовать этот последний путь к спасению, но Каркайте и Варгас опередили его. Оба взобрались на крышу пристройки, схватились за цепь и стали, один за другим, подниматься, надеясь, что их не видно в темноте.

Наконец они добрались до перил, уцепились за стойки… Оставалось только перелезть…

В это мгновение раздались выстрелы. Джон Дэвис и Васкес были там, наверху, и оборонялись.

Обоим бандитам пули попали в голову. Разжав руки, они упали на крышу пристройки.

И тогда у подножия маяка раздались сирены «Санта-Фе».

Конгре и его негодяи, видя, что ничего другого не остается, сбежали вниз с площадки и помчались к средней части острова. Им удалось скрыться.

Через четверть часа, когда якорь «Санта-Фе» коснулся дна, шлюпка смотрителей, вернувшаяся к прежнему хозяину, в несколько взмахов весел подошла к военному кораблю.

Джон Дэвис и Васкес поднялись на борт авизо.

Этой же ночью капитану Лафайяту стало известно все, что происходило в заливе Эльгора в течение трех месяцев. История быстро распространилась по всему судну. Джону Дэвису и Васкесу расточались самые горячие благодарности.

На «Каркайте» тут же был послан большой отряд матросов, чтобы завладеть им. Нет сомнений, что Конгре попытался бы вернуться на шхуну и уйти в открытое море.

Капитан Лафайят мог обеспечить безопасность новой смены смотрителей, только очистив остров от скверны — от пиратов, которых после смерти Каркайте и Варгаса оставалось еще тринадцать и которые прятались неизвестно где.

Учитывая размеры острова, понятно, что преследование могло затянуться и даже кончиться неудачей. Как могла команда «Санта-Фе» обыскать весь остров? На это ушли бы недели, даже месяцы. А капитан не может покинуть Эстадос, пока не будет уверенности в безопасности смотрителей и в нормальной работе маяка.

Развязку мог приблизить неминуемый голод — у пиратов не оставалось припасов ни в пещере у мыса Сан-Бартелеми, ни у залива Эльгора. Все, что там было съестного, матросы перенесли на шхуну, которую отвели в бухту. Если бы Конгре и рискнул вернуться ночью на свой склад, он не нашел бы там ничего полезного для банды. У него даже не с чем было охотиться — большую часть ружей и патронов обнаружили на борту «Каркайте».

Тем не менее начались поиски. Отряды матросов, с офицером или боцманом во главе, направлялись кто в глубь острова, кто на побережье. Капитан Лафайят ходил на мыс Сан-Бартелеми, но никаких следов банды не обнаружил. Шли дни, ни один пират не появлялся. Только утром 10 марта к маяку подошли семь жалких туземцев, истощенных, ослабевших, голодных. Их взяли на борт «Санта-Фе», накормили и заперли.

Через четыре дня помощник капитана Риегаль, осматривавший южный берег острова в окрестностях мыса Уэбстер, нашел там пять трупов, среди которых Васкес узнал еще двух чилийцев из банды. Разбросанные по земле остатки еды позволяли догадываться, что пираты пытались прокормиться сырой рыбой и моллюсками: нигде не было и следа очага: ни потухших углей, ни золы.

Наконец на следующий день к вечеру, незадолго до захода солнца, среди окаймлявших бухту скал, в пятистах метрах от маяка, появился человек. Конгре.

Это было почти на том месте, откуда Васкес и Дэвис следили за шхуной накануне прихода авизо — в тот вечер, когда Васкес решился на последнюю героическую попытку.

Васкес прогуливался у маяка с новыми смотрителями. Сразу же узнав пирата, он закричал: «Вот он! Вот он!» На крик прибежали капитан Лафайят с помощником. Вслед за ними — Дэвис и несколько матросов. Все собрались на площадке, чтобы посмотреть на главаря шайки — единственного уцелевшего из всех.

Конгре стоял на самой высокой скале, о которую мягко разбивались волны. Он оглядывал бухту. Рядом с авизо он мог видеть шхуну, которую случай так своевременно послал ему на мыс Сан-Бартелеми, а другой случай отнял.

Естественно, капитан Лафайят хотел схватить Конгре.

Он отдал приказ, и помощник Риегаль в сопровождении полудюжины матросов вышел из-за ограды маяка, чтобы, пройдя через буковую рощу и поднявшись по скалам, добраться до бандита. Васкес повел этот маленький отряд самой короткой дорогой.

Однако не прошли они и ста шагов, как раздался выстрел, и тело, пролетевшее по воздуху, упало в море.

Негодяй покончил с собой, и теперь отлив унесет его труп в открытое море.

Такова была развязка драмы, разыгравшейся на острове Эстадос.

Конечно, с ночи 3 марта маяк зажигали каждый вечер. Новые смотрители, получив от Васкеса все нужные разъяснения, приступили к службе.

Джон Дэвис и Васкес на борту «Санта-Фе» вернутся в Буэнос-Айрес; оттуда первый отправится в Мобил, где, конечно, вскоре получит назначение, которого заслуживает благодаря своей энергии, смелости и личным достоинствам.

Что же касается Васкеса, то он вернется в свой родной город, чтобы отдохнуть после стольких испытаний, так мужественно перенесенных им. Но вернется один, его бедных товарищей с ним не будет…

Во второй половине дня 18 марта капитан Лафайят, уверенный теперь, что оставляет новых смотрителей в полной безопасности, дал сигнал к отплытию.

На закате судно вышло из залива.

Сразу же там, на берегу, зажегся свет, отражаясь и дробясь в струе за кормой. И судно, удаляясь в потемневшее море, казалось, уносило с собой несколько лучей из того бесчисленного множества, которые снова посылал Маяк на краю света.