Искатель, 2002 №10

Когда любишь, готов на все. Мартин Кори обожал Мэрилин Монро. Со всей страстью сердца, до самозабвения. Это его и подвело.

— Одумайся! — говорили родители.

— Не валяй дурака! — советовали друзья.

Добропорядочные лондонцы, они не разделяли его чувств. Впрочем, если бы они относились к Богине с той же пылкостью, было бы еще хуже. Мартин был очень ревнив и не потерпел бы конкурентов рядом с собой.

— Остепенись!

— Не сходи с ума!

После таких слов Мартину оставалось лишь привести взаимоотношения с родными к точке замерзания, а друзьям указать на дверь.

Но в его жизни осталась Мэрилин. Этого было достаточно.

— Есть что-нибудь? — спрашивал он продавца маленького магазинчика недалеко от Пикадилли.

Продавец, привыкший к фетишистам всех стадий умопомрачения, отрицательно поводил плечом и предлагал фотографию Кларка Гейбла с автографом. Но Мартина интересовала только Богиня.

— Если что появится — позвоните.

— Разумеется, мистер Кори. Мы же договорились.

Очутившись на улице, Мартин выпивал кружку пива в ближайшем пабе и торопился домой. К Мэрилин.

Огромный плакат встречал его у дверей. Женщина в белом усмиряла бьющееся в струях ветра платье. Мартин почтительно целовал женщине руку и проходил в комнату. Все стены были в фотографиях, все полки — в книгах, посвященных Богине. Под хрустальным колпаком стояли пластинки с напетыми ею песнями.

Далее следовали ужин и дартс. Метание дротиков помогало Мартину Кори избавляться от черной энергии. Он с наслаждением бросал оперенные стрелки в лица Джона и Роберта Кеннеди, Генри Миллера и других негодяев, предавших Богиню. Вот тебе! Вот тебе! Дротики втыкались в нос, в лоб. У Мартина Кори был верный глаз и твердая рука.

Перед сном он занимался финансами. Очень неплохо. Если так пойдет и дальше, если ничего не случится с акциями российских нефтяных компаний, осенью он сможет достойно выглядеть на аукционе. К продаже будут предлагаться многие вещи Мэрилин Монро, и он не уйдет оттуда с пустыми руками!

В августе разразился кризис. Российский рынок дал трещину, в которую выдуло все сбережения Кори. Он чуть не покончил с собой. Как удержался — о том знала лишь Богиня, улыбавшаяся с сотен снимков на стенах его квартиры.

На аукцион он пошел. Не мог не пойти. Со скрежетом зубовным наблюдал, как проходили торги. Какая гримаса судьбы: вещи, принадлежавшие величайшей из актрис и красивейшей из женщин, попадут к людям, рассматривающим их исключительно как выгодное вложение денежных излишков. Да, конечно, год от года они будут стоить все дороже, но нельзя же все сводить к презренному металлу!

Лоты разлетелись все до единого, но, согласно условию аукциона, приобретенные предметы не сразу ушли к новым владельцам. Придется потерпеть недельку, пока они будут представлены в экспозиции, организованной музеем мадам Тюссо.

И тут у Кори возник план. Сначала это была мысль. Появилась и умчалась. Но потом она вернулась, оформившись деталями. И оказалась столь привлекательна, что у Мартина даже заломило виски. Через несколько часов неспешного обдумывания он пришел к выводу, что намеченное — осуществимо. Под покровом темноты, в час безлунный и безлюдный, он проникнет в чертоги музея и восстановит справедливость. Вещи Богини будут принадлежать тому, кто в них действительно нуждается, кому они по-настоящему дороги.

В музее восковых фигур Мартин Кори бывал бессчетное количество раз. Он приходил сюда полюбоваться Богиней, находя, что неведомый скульптор потрудился на славу; должно быть, Господь водил его рукой. Как живая! Припухлость губ. Глаза с поволокой. Алое платье. Цвета крови.

Ночью в музее Кори не бывал никогда. Но теперь он не законопослушный гражданин, точнее, отныне он руководствуется иным законом — Высшим.

Медлить было нельзя. Три дня Мартин ходил в музей и, стараясь не мельтешить перед видеокамерами, осматривался, прикидывал. Пару раз, прикинувшись туповатым провинциалом, заходил в подсобные помещения якобы в поисках туалета. Параллельно он занимался исследованиями в архиве района Мерилибон, где в огромных папках покоились данные на все дома в округе. Кори верил в свою звезду и оказался прав: постепенно план проникновения в здание и последующего отхода выкристаллизовался в четкую последовательность действий.

В четыре часа ночи, когда самые выносливые полицейские с трудом одолевают сон, когда мелкий осенний дождь размывает очертания домов, превращая город в декорации к фильму ужасов, когда, наконец, наиболее рачительные из хозяев увеселительных заведений гасят пульсирующий рекламный неон, Кори вышел из своей квартиры. На нем был черный пиджак, темный свитер, перчатки, серые брюки свободного покроя и кроссовки с подошвой из натурального каучука. Через полчаса Мартин был на месте, у неприметной табачной лавочки, соседствующей с музеем восковых фигур.

Дверь он открыл без проблем. Будь замок механическим, пришлось бы повозиться, но в век электроники такая архаика у лондонцев была не в чести. Обычный ключ с бороздками заменили электронные карточки, а обращаться с ними дипломированный инженер Кори умел. Дешифратор через несколько секунд выдал требуемый код. Еще несколько секунд потребовалось, чтобы записать код на магнитной полоске обычной кредитной карточки. Пластиковый прямоугольник лег в паз, раздалось чуть слышное жужжание, и дверь открылась. Мартин скользнул внутрь.

Непроглядную темноту разрезал узкий луч фонаря. Подсвечивая себе, Кори двинулся к служебному ходу, спустя минуту он был в подвале. Отодвинул стеллаж с коробками гаванских сигар и увидел дверь, о которой ему поведали архивные документы. Тут электроникой и не пахло, но счастье по-прежнему улыбалось ему: замка на двери не было! Только засов, тронутый ржавчиной. Мартин отодвинул его — против ожиданий, без лишних усилий и скрипа.

Пахнуло сыростью. Луч фонаря выхватывал из темноты осклизлые стены извилистого каменного туннеля. Мартин бесстрашно шагнул под его своды. Под кроссовками зачавкала раскисшая известь. Поворот, еще поворот.

Огромная крыса стегнула его хвостом по ногам, юркнула в угол и замерла, уставившись на пришельца глазами, в которых полыхала ненависть. Мартин успокаивающе улыбнулся ей.

Двадцать шесть метров отделяли подвал табачной лавочки от подвала музея. Где-то тут должна быть еще одна дверца. Кори водил лучом — влево, вправо, вверх, вниз. Сердце колотилось у самого горла. Он приказал себе не волноваться. Еще раз осмотрел кладку. Что это? Некоторые кирпичи отличались цветом и были изъедены влагой не так безжалостно, как их соседи. Проем заложили! И не поставили о том в известность архитектурное управление. Это было вопиющее нарушение инструкций, однако Кори несказанно обрадовался ему. Если бы дверь сохранилась, еще неизвестно, сколько бы он с ней промучился.

Мартин открыл сумку с инструментом и достал зубило и молоток. Экипируясь, он старался предусмотреть все неожиданности и теперь мог гордиться собой.

На стыке старой и новой кладки цементные швы были подобны губке. Лишь полчаса понадобилось, чтобы расковырять и оббить их. Затем Кори достал маленький ломик, засунул в щель, навалился всем телом, и кирпичи посыпались к его ногам.

Перед ним был сомкнутый строй костюмов и платьев, принадлежащих разным историческим эпохам. Запустив руки между камзолом флотского офицера и римской туникой, Мартин раздвинул вешалки и проник в помещение, заваленное продуктами жизнедеятельности музейных мастерских. Головы, руки, парики, глаза в стеклянной коробке. Зрелище было жутковатым, но Кори в эту минуту испытывал иные чувства. Он был радостно возбужден. Все шло по плану, и место это было ему знакомо. В поисках туалета он уже оказывался здесь, и был выдворен человеком, наносящим слой пудры на восковое лицо Бенджамина Франклина.

Дверь, ведущая в коридор, была приоткрыта. Кори опустился на четвереньки. До распределительного щитка добираться придется таким не слишком удобным, но безопасным способом.

Над ним проплыло окно комнаты охраны. Из-за стекла пробивались звуки музыки — секьюрити внимали ночному музыкальному каналу. Или спали, что вероятнее. Проверять так это или нет Мартин не стал. Впереди его ждала сложная задача: предстояло вновь продемонстрировать умение укрощать электронику.

Он справился. Зафиксировав картинку пустых залов на пленке микрокамеры, он подключил ее к сети и безбоязненно вышел на середину зала. Охранники его не увидят, даже если проснутся.

Богиня стояла в окружении представительной, но не самой симпатичной компании. Ненавистный ему Джон Кеннеди. Сталин. Выпятивший пузо Черчилль. Слащавый Элвис Пресли. Вместе с тем эти застывшие фигуры и лица служили неплохим фоном, оттеняя неувядающую красоту Мэрилин Монро. Она была как живая! Чудилось, еще мгновение — и полетит, еще секунда — и губы ее изогнутся в капризной зовущей улыбке.

Мартин склонился в поклоне. Выпрямился, коснулся рукой ее пальцев. Они были теплые! Он решился на поцелуй и понял, что не ошибся: пальцы Богини и впрямь были полны жизненного тепла. Волшебство! Чудо! Но только не обман чувств.

Слева раздался странный чмокающий звук. Справа — мелодичный перезвон. Кори повернул голову. Пальцы Пресли перебирали струны гитары! Мартин посмотрел в другую сторону. Премьер-министр Великобритании отлепил сигару от угла рта, и теперь его рука медленно опускалась на колено. А товарищ Сталин дергал усом и хмурил брови.

Легкий треск заставил Кори оглянуться. Монстр в черном плаще с лицом Белы Лугоши восставал из гроба. Его руки силились вытащить осиновый кол, пронзивший грудную клетку. Граф Дракула явно собирался вернуться. Рядом с титулованным вампиром тем же занимались шесть жен кровавого короля Генриха и Гай Фокс, один из авторов знаменитого Порохового заговора. Они шевелились! Они двигались! Они возвращались к жизни!

И снова шорох. Шелест легчайшей ткани. Мартин смотрел и не верил глазам. Мэрилин Монро, его Богиня, приподнимала край платья, обнажая дивной красоты ноги.

Фонарик выпал из руки Кори, ударился, подпрыгнул и погас. Вслед за ним на пол рухнуло тело Мартина. Сознание его отключилось, не выдержав потрясения и мраком беспамятства оберегая себя.

Он очнулся, когда робкое утреннее солнце окрасило окна серым. Мартин пытался понять, где он и что с ним. В голове постепенно прояснялось. Он в музее. Он — преступник. Но почему он лежит? Тут он вспомнил ожившие фигуры и от ужаса зажмурил глаза. В зале было тихо, только на грани слышимости вибрировало стекло, пронизанное тончайшими нитями сигнализации. Этот комариный писк помог Кори уверить себя, что случившееся — всего лишь кошмар, наваждение, что истинный мир — привычный и понятный — там, за окном и стенами музея, с автомобилями, электричеством, склоками в правительстве и экономическим кризисом в России, из-за которого он лишился возможности.

Он приподнял голову и посмотрел на Богиню. Она была прекрасна и неподвижна. Недвижимо было и ее окружение — Сталин, Пресли, Черчилль. Кровопийца из Трансильвании у противоположной стены почивал в своем гробу; жены Генриха VIII мирно сидели кружком; подрывник-любитель Гай Фокс пучил стеклянные глаза, ни капельки не раскаиваясь в попытке покушения на жизнь короля Якова.

Силы возвращались к Мартину. Он сел и схватился за голову — она раскалывалась от боли! Покачавшись из стороны в сторону, он с трудом встал, поднял фонарик и направился к выходу. От дверей взглянул на низкий вычурный столик у ног Богини; на нем были разложены принадлежавшие ей вещи, ставшие предметом циничного аукционного торга. Он мог взять их все! Он полагал, что имеет на это право. Но Богиня не позволила ему перечить судьбе, как ни сопротивлялась ей сама, той немилосердной судьбе, что вложила в ее руку горсть таблеток снотворного. Это она — Богиня! — вдохнула искру жизни в восковые фигуры, и совместными усилиями они остановили еретика, вздумавшего посягнуть на Божий промысел.

Кори закрыл дверь. От отключил микрокамеру, надеясь, что дрема еще не оставила секьюрити, иначе перемена в освещении залов тут же будет замечена. Все тихо. В подвале тоже не задержался. Жаль, не в его силах восстановить стену, так что ощерившаяся кирпичным крошевом дыра рано или поздно будет обнаружена. Однако не исключено, ее появление спишут на комплекс естественных причин: летние проливные дожди, размытый влагой цемент, сотрясение земли от поездов метро.

Крыса сидела на прежнем месте и все так же сверкала налитыми кровью глазами.

В табачной лавочке никого не было. И улица была пустынна. Мартин шагнул на мостовую и побрел прочь. Душа его была пуста.

Вечером того же дня в здании музея мадам Тюссо состоялся следующий разговор.

— Оборудовав лишь один зал, вы уже превысили смету, — вещал мужчина в строгом костюме. — К тому же, двигаются они как-то неестественно.

Молодой человек, сидевший напротив, набычился, не согласный со скромной оценкой своих трудов. Но промолчал. Сегодня и впрямь лучше молчать. Еще вчера он утверждал, что система отлажена и больше самопроизвольных включений не будет. Ошибся. Ночью снова произошел сбой. Проклятый конденсатор! Теперь надо менять проводку, сервомоторы, тяги.

— У нас музей, а не комната страха, — завершил свою речь управляющий.

— Помнится, вы не возражали против некоторой жути, — осмелился напомнить инженер.

— Все должно быть в меру! — последовал жесткий ответ. — Однако вернемся к финансовой стороне вопроса.

— Если бы охрана была внимательней, — проговорил молодой человек. — Всего лишь нажать кнопку.

— Это не снимает с вас вины! — отрезал мужчина в строгом костюме.

Он хотел сказать еще что-то, но тут за окном раздались крики. Управляющий встал, поднял раму, выглянул. Перед входом в музей стоял голый человек. Наготу его прикрывал лишь плакат, с которого человечеству улыбалась Мэрилин Монро в белом платье.