Искатель, 2002 №7

И уже за той границей, где раньше заканчивался океан, где верхняя часть континентального плата подходила близко к поверхности воды, плыл плот. Он сидел на плоту и пытался сквозь туман разглядеть звезды.

Низкий, протяжный звон… Откуда взялся низкий протяжный звон посреди затопленного водой туманного мира? Звон раздался неожиданно, разлился низко над самой водной поверхностью и смолк.

Он стал оглядываться, думая, что сможет увидеть в тумане очертания суши, но нет, там было что-то другое…

Ночь, черная вода, черное небо, между ними туман, плот… что-то темное и огромное. Чудовище из глубин, растревоженное потопом и поднявшееся к поверхности, надвинулось, и он не успел отскочить. Морда чудовища врезалась в плот, над водой далеко разнесся треск, лопнули напитавшиеся влагой веревки, которые связывали бревна. Те разошлись под ним, и в следующую секунду, получив сокрушительный удар и упав в воду, он понял, что вовсе не живое существо стало причиной его гибели.

Нет, оно было неживым, то, что убило его. Скрежет и грохот. Громкий плеск. Оно надвинулось, затмив пробивающийся сквозь туман свет звезд, вдавило его в воду и расплющило…

С еще одним громким плеском он вынырнул возле самого борта, вдоль которого узкая лесенка тянулась вверх, к тусклому прямоугольнику мертвенного света. Он вцепился в скользкие перекладины и полез.

Вверху он увидел изгибающийся коридор, низкий потолок и толстых светящихся червей на потолке. Он, задержавшись снаружи возле отверстия, огляделся.

То, во что он собирался проникнуть, было действительно громадным, возможно, оно достигало размеров большого острова — дальняя его часть терялась во тьме. И оно поднималось из тумана, как остров. Но остров этот плыл, и казалось, с его медленным перемещением неким тайным образом связан мерный гул, который доносится из глубин… лодки?

Лодки? Но откуда взяться лодке посреди разлившихся вод? Он был уверен, что во всем мире остался один. Заканчивались шестые сутки, как он плыл на плоту. Обломки жилищ, вздувшиеся трупы живых существ, все следы цивилизации уже много часов как не встречались ему.

Тихо плескалась вода о борт и где-то впереди раздавался приглушенный свист. Что могло издавать его здесь? Долгая ночь была тихой и спокойной, волнение, последовавшее за катастрофой, улеглось.

Не думая больше об этом, он вступил в коридор и первым делом рассмотрел светящихся червей. Преодолев брезгливость, дотронулся до одного из них.

Нет, это был не червь. Твердая трубка из незнакомого материала, внутри которой в белой густой мути горел холодный огонь. Он поежился, но не от холода, а скорее от тяжелой, напитанной чуждыми запахами и диковинными звуками атмосферы, которая наполняла лодку.

Он немного передвинулся вперед и остановился. Здесь была дверь.

Необычная дверь, в форме вытянутого круга, которая с мягким шипением отъехала в сторону, когда он приблизился.

Он не думал, что когда-нибудь еще в оставшийся отрезок жизни окажется внутри чего бы то ни было, еще столкнется с подобными вещами: дверью, стенами, лестницей. Все это были признаки цивилизации, а цивилизация народа цорк утонула вместе с миром, в котором когда-то процветала. Утонули прекрасные города, сияющие белые стены и конические крыши, жилые шары, пирамиды ученых-астрономов, торговые арки, башни и виадуки.

Все замечали, как с каждым циклом воды поднимаются, а некоторые ученые говорили: далеко есть целый континент льда, лед этот тает из цикла в цикла, и в конце концов… Но другие, склонные трактовать вопрос по-иному, возражали. Тот, кто создал мир, недоволен нами, говорили они.

Он пошел вперед, недоуменно оглядываясь. После того как нос лодки вдавил его в воду, а затем, непонятно как, он сумел вынырнуть на поверхность, что-то произошло с его сознанием. Он словно глотнул сока редкой болотной травы нец. Восприятие обострилось, ярче казались краски, звуки были болезненно-громкими, все предметы — слишком объемными, чересчур вещественными.

Казалось, событие, предшествовавшее потопу, подтверждает мнение тех ученых цорки, кто был настроен скорее мистически, нежели естественнонаучно. Шесть суток назад посреди ночи что-то очень яркое, слепящее, словно сгусток огня, упало с неба. С гудением, низким и угрожающим, оно исчезло в той стороне, где, по словам ученых, был континент льда. Когда ему оставалась еще треть пути до горизонта, от него отделилось светящееся тело поменьше — словно искра, отлетевшая от пылающей головешки. Искра эта тоже упала, но гораздо ближе.

Он остановился посреди помещения и огляделся даже не с недоумением — с почти животным страхом. Все, что он видел здесь, было незнакомо. Его жизненный опыт, знания, воображение отказывались работать, не способные предоставить его страдающему сознанию ни одной подходящей ассоциации для того, чтобы он смог осознать, что видит вокруг.

Он находился внутри помещения — в этом, по крайней мере, он был уверен. Стены были неровными, все в каких-то серебристых натеках и застывших полупрозрачных пузырях. В разных местах из них торчали стержни, тонкие и толстые гибкие прутья, которые монотонно извивались, сбрасывая на пол сгустки света. Подмигивали разноцветные огоньки. На полу что-то стояло — никогда не виданные им, невероятные, необъяснимые предметы. Под потолком висела лужа светящейся субстанции, она чуть рябила всполохами тусклого желтого света. В этой мертвенной, ритмичной ряби была такая чужеродная болезненная тоска, что субстанция казалась живой. Словно масса блуждающего планктона, наделенного коллективным разумом, который корчился, бесконечно умирая в муках.

Он задрожал и двинулся дальше, не понимая, что происходит с ним. Тела своего он почти не чувствовал и вдруг осознал, что посреди мерного потрескивания, гула, доносящегося из-под пола, каких-то щелчков, шепота и стрекота, лишь он один не издает ни звука. Он для пробы переместился еще немного вперед, затем, преодолев брезгливость, ударил по шару, состоящему из множества матовых глазков. Тщетно. Все вокруг жило какой-то своей, внутренней жизнью, но его тело, соприкасаясь с предметами, словно гасило звуки. Возможно, отстраненно подумал он, это происходит именно потому, что окружающий бред не принадлежит этому миру, а я — плоть от плоти его… Мы не способны контактировать. Это было дико, неестественно. Словно он попал внутрь галлюцинации, но не своей — он был уверен, что никогда в жизни ему не могло привидеться такое, — а чужой, принадлежащей существу с мозгом, думающим и бредящим по каким-то принципиально иным, нездешним законам.

После того как сгусток огня и отделившаяся от него искра упали, минуло несколько часов — и пришла огромная волна, предвестница будущих возмущений. Она смела прибрежные города цорки, столицу Грам и Сверкающий Мост, соединяющий континент с большим островом в том районе, где их разделял лишь узкий пролив. И уже после этого воды стали стремительно подниматься, что сопровождалось трясением тверди, громами и молниями, безостановочно бьющими в шпили пирамид и разрушающими их. Черный панцирь туч скрыл небо, континент раскололся сетью трещин, они поглотили города, в них сначала видна была раскаленная сердцевина тверди, а затем из них, бурля и пенясь, поднялась кипящая вода.

Он был абсолютно уверен в том, что остался один. Сейчас он уже не мог вспомнить последних часов, где и когда сделал этот плот, как сумел спастись. Но абсолютное, всепоглощающее одиночество, ощущение того что он один во всем мире, владело им.

А земля? Остались ли посреди вод хоть небольшие участки суши? Он точно не знал, куда зашвырнула его буря и куда потом влекли изменившиеся течения, но ему казалось, что плот движется на восток, туда, где посреди континента возвышалась гряда высочайших гор его мира. Быть может, их вершины…

Шипение раздалось позади, и он обернулся. Дверь, через которую он проник сюда, медленно вернулась на свое место. Он метнулся назад, ударился о дверь всем телом, вцепился в прямоугольный выступ на ней и попытался сдвинуть. Слепая паника обрушилась на него, когда он понял, что замурован во внутренностях чужой лодки. Он упал, покатился по неровному полу, наткнулся на какой-то предмет, перевернул его, вслепую шаря вокруг себя, схватил и встал.

Что это такое, он понять не мог. Четыре трубки, торчащие параллельно из квадратной, мягкой с одной стороны плоскости, еще две трубки, торчащие из нее с другой стороны, а между ними — еще одна плоскость, перпендикулярная первой. Так или иначе, оно было достаточно тяжелым и удобным для того, чтобы обрушить его на шар, матовые глазки которого мигнули и разлетелись каскадом осколков. Он, повинуясь слепому ужасу, стал бить вокруг себя. Помещение наполнилось визгом и звоном, суетливо замигали огни, затрещала, разваливаясь на куски, остроконечная пирамида, лопнул желеобразными сгустками пузырь на стене. Потом, испустив последнюю волну тоскливой ряби, потух планктон под потолком, словно разум его наконец угас.

В вихре звуков, но окутанный коконом тишины, потому что тело его все еще не способно было издать ни единого шороха, он протанцевал по помещению и задел все-таки какой-то важный элемент, один из шарниров, на котором крепился жуткий, но по-своему логичный механизм чужой галлюцинации.

Раздалось шипение, и другая дверь открылась в дальнем конце помещения.

Когда он, не опуская своего оружия, вступил внутрь, всякое ощущение реальности оставило его, и он окончательно уверился, что находится в плену чьего-то бреда.

Это был коридор, но слишком длинный, чтобы существовать в реальности. Потолка не было видно, его скрывал густой светящийся суп, планктонные мириады мерцали, рябили, и словно желтое око чужого разума смотрело на него сверху.

И стен тоже не было видно. Их скрывали емкости с прозрачными стенами. Одинаковой цилиндрической формы, но разных размеров, от совсем миниатюрных, до гигантских, они рядами тянулись слева и справа от него идеально прямыми линиями, дальше и дальше, и в бесконечность. «Аквариумы» — всплыло в его голове, и как только хоть что-то знакомое смогло пробиться к нему сквозь хаос непонимания, какая-то часть окружающего встала на свое место, заняла привычную позицию.

В таких аквариумах богатые цорки держали радужных домашних рыбок, приученных делать несложные трюки — выпрыгивать из воды и пролетать сквозь широкие треугольник, который вешался над аквариумом, плыть по кругу, цепочкой, одна за другой, выставлять над поверхностью маленькие головки, широко разевать рты, прося корм.

Аквариумы — но в них жили не рыбки. Это был коридор чудовищ.

Каждый цилиндр был наполнен густой зеленой светящейся жидкостью, и под каждым горел огонек. Он остановился перед самым первым и нижним в ряду, совсем небольшим, и вгляделся. Там плавало существо, летающий демон, аналога которому не было в мире цорки. Из изумрудного тельца с черной головкой, на котором с трудом можно было различить крошечные многофасеточные глазки, торчали прозрачные крылышки. Он отпрянул с омерзением, передвинулся вперед и вновь остановился. С одной стороны здесь стоял огромный аквариум, верхняя часть которого скрывалась в светящейся желтым области под потолком. В аквариуме чуть покачивалось продолговатое тело, гладкое, блестящее, черное сверху и белое снизу. Острый нос, хищный рот, какие-то треугольники, торчащие по бокам и из спины… Это была рыба, но не такая, каких он привык видеть в искусственных водоемах своего родного города. Во всем облике было что-то хищное и угрожающее, а круглый неподвижный глаз ее смотрел так, словно она готова была в любой момент… Рыба шевельнулась.

Он отшатнулся и чуть не упал, но сумел осознать, что это не рыба — густая зеленая жидкость, в которой парило вытянутое тело, медленно покидает цилиндр через невидимое отверстие, и в струях ее шевелится тело рыбы. Но потом, когда он пригляделся, то понял, что треугольный плавник на ее спине чуть подрагивает, словно существо медленно пробуждается от долгого сна.

Он двинулся вперед, все быстрее и быстрее, смутно начиная осознавать последовательность событий. Там, в предыдущем помещении, он, круша в ярости и страхе странные предметы, зацепил что-то, еще один скрытый механизм чужого бреда, и это запустило новый процесс. Зеленая жидкость теперь покидала аквариумы, а чудовища, спящие в них, просыпались.

Следующее существо поразило его даже больше, чем маленький летающий демон с изумрудными крылышками. Жирное, все в серых складках, с круглыми листьями по краям лобастой головы и мясистым отростком-щупальцем, торчащим между глаз. Под щупальцем изгибались белые костяные рога. В облике чудовища не было той стремительной хищной агрессивности, которая виделась в большой рыбе, скорее, оно казалось медлительным и спокойным, но его вид был так всепоглощающе странен, что, не выпуская оружия, он понесся вперед. Огоньки слева и справа превратились в светящиеся линии, прозрачные стенки, медленно утекающая зеленая жидкость, морды, лапы, глаза, горбы, кривые конечности, тысячи медленно оживающих тел, все это слилось в хороводе кошмара, но он продолжал мчаться вперед, не останавливаясь, не издавая ни звука, но слыша многочисленные звуки вокруг себя — короткие звонки, низкий гул под полом, бульканье, щелчки, словно что-то сдвигалось в сторону…

Чужая галлюцинация изогнулась, встала на дыбы и швырнула его на пол — споткнувшись, он упал. Сквозь окутывающий тело кокон тишины донесся тихий плеск. Плеск? Но откуда здесь взяться плеску? Он вскочил, размахивая своим оружием, и тут с удивлением обнаружил, что тело его мокрое, словно только что оно побывало в воде.

Нет, конечно, он недавно вылез из воды, но сейчас влаги на его коже было слишком много, словно… Не в силах осознать это, он огляделся и понял, что бежал гораздо дольше, чем ему казалось. Коридор здесь заканчивался очередной дверью, а ряды аквариумов замыкали четыре цилиндра. В двух была пара обнаженных цоктов обоих полов, а еще в двух — пара самых пугающих, самых уродливых чудовищ из всего этого паноптикума мерзости.

Справа — он и она. Хорошо развитые и сложенные фигуры стали островком понимания, ясности, посреди хаоса бреда. Они были очень похожи на него, вот только поменьше ростом. Он затаил дыхание, разглядывая их. Уровень зеленой жидкости опустился уже до половины их тел, и он увидел, как их веки почти одновременно затрепетали и поднялись, а глаза взглянули на него.

Остров разума оказался всего лишь утлой лодочкой — она накренилась и пошла ко дну под ударом мутных волн галлюцинации. Эти глаза не принадлежали разумным существам. Два цокта в аквариумах… они не были цоктами.

И даже не безумцы. Дикари; их лица, их взгляды были лишены и проблеска разума. Он отпрянул, поворачиваясь влево, и увидел, что из двух других аквариумов два самых ужасных чудовища лодки тоже глядят на него.

Вот эти были разумными. Но ум, который светился в их глазах и неестественных, обтянутых бледной сухой шкурой мордах! Только такой ум и мог породить то, где он сейчас находился, выстроить извращенную логику этого бреда.

Шипение двери заставило его вновь повернуться. В открывшемся проеме стало видно небольшое помещение сферической формы, посреди него стоял предмет, напоминающий тот, которым он вооружился, и на этом предмете примостилось еще одно чудовище, такое же, как и та пара, что все еще смотрела на него слева. Оно не спало. Перед ним на еще одной широкой плоскости с четырьмя трубками внизу стоял куб, и одна его поверхность светилась, по ней снизу вверх ползли белые червяки. В тот момент, когда дверь открылась, чудовище дотрагивалось короткими отростками до еще одного предмета, лежащего на широкой плоскости перед кубом со светящейся плоскостью. Его конечности замелькали в воздухе, ударяя по предмету, когда оно оглянулось. Оно вскочило и, открыв ротовое отверстие, издало несколько громких звуков. Из его верхней части снизу и сверху торчали длинные белые нити; те из них, которые росли ниже, зашевелились, когда существо стало издавать звуки. Вытянув перед собой тощие, обтянутые бледной шкурой конечности с короткими растопыренными отростками, оно двинулось к нему.

Кажется, тело этого чудовища было повреждено. Одна из нижних конечностей подогнулась, и оно упало, издав громкий высокий звук. Оно поползло, извиваясь и широко разевая ротовое отверстие, преодолело дверь, протягивая к нему отростки.

Он занес свое оружие и опустил его на длинные нити, затем еще раз и еще. Из-под белого брызнуло красное, монстр скорчился, тихо заскулил, и тут бульканье, все это время доносящееся до него, смолкло.

Он оглянулся и увидел, что зеленой жидкости больше нет в аквариумах. Два чудовища приникли мордами к прозрачной поверхности цилиндров, они упирались в них отростками, словно осознавая то, что происходит снаружи, и пытаясь помешать этому, а за их спинами в задних стенках аквариумов уже возникли широкие отверстия, сквозь которые виднелся туман над водой и свет звезд, просеивающийся сквозь редкую пелену облаков.

Он стал оборачиваться, видя, что во всех аквариумах возникли эти отверстия, слыша новые звуки, щебет, рычание, крики… Толчок был очень силен. Вся лодка дрогнула, и в это мгновение он осознал, что за свист послышался ему перед тем, как он проник сюда.

Свистел ветер на склонах. Где-то здесь, рядом, были вершины гор, которые не смог поглотить потоп, и теперь лодка наткнулась на одну из них.

Толчок бросил его на спину, раздался плеск — все тот же громкий плеск, — и он понял, почему его тело было мокрым. Потому что когда лопнули напитавшиеся влагой веревки, которые связывали бревна, он упал навзничь и погрузился в воду. Получив сокрушительный удар, он все же успел понять, что произошло. Сознание за мгновение до смерти отправило его в путешествие по чужой лодке, субъективно растянувшееся на более продолжительное время. А затем, когда краткий миг предсмертной галлюцинации истек, нос лодки сломал грудь последнего цокта планеты. Тело медленно опустилось в черную воду, к близкому дну.

Над ним еще действующий навигационный контур обработал полученные данные и автоматика развернула модуль бортом к суше. Открылись многочисленные шлюзы, и легкие пластиковые трапы протянулись от них к вершине горы, которая теперь представляла собой остров конической формы — один из множества островов, постепенно увеличивающихся в размерах по мере того, как вода отступала.

Позади рубки управления и отсека с наполненными жидкой питательной средой резервуарами, при входе в лабораторию лежало неподвижное тело. Кровь из седой головы растекалась лужей по металлическому полу, эта лужа блестела в желтоватом свете бактерий-светлячков, колония которых жила на потолке и служила для освещения отсека. За дверью, возле которой лежало тело, на широком столе находился монитор лабораторного компьютера, и текст все еще полз по нему:

«День тысяча пятнадцатый экспедиции Эмиграционного Проекта. Первый день, как я, капитан, руководящий экипажем баржи «КОВЧЕГ», узнал, что все мы обречены. Неполадка главного двигателя возникла из-за ничтожной случайности — попадания метеорита в корпус в тот момент, когда из-за перенастройки защитных щитов часть из них была отключена. Это привело к тому, что один из двух модулей, несущий в себе тела эмигрантов, подвергся радиационному заражению. Мною было принято нелегкое решение отстрелить модуль. Теперь уже можно сказать, что наша миссия провалена. Второй модуль несет в себе образчики множества представителей фауны нашей планеты, но, увы, тела лишь двух людей.

День тысяча шестнадцатый. Только что мы поняли, что экипаж также подвергся радиационной атаке, хотя силовые щиты смогли несколько уменьшить ее интенсивность. Два офицера, узнав, что им осталось жить считанные дни, покончили с собой. Неполадки распространились на оба вспомогательных маневренных двигателя, и теперь баржа практически неуправляема. Мы приближаемся к третьей планете звезды, типичного желтого карлика этой Галактики. Расчет траектории нашего движения и орбиты планеты — по форме она близка к эллипсоиду, сплюснутому у полюсов и растянутому в экваториальной зоне — показывает неизбежность столкновения. Скорее всего, баржа упадет в районе одного из полюсов. Умер еще один член экипажа.

День тысяча семнадцатый. По моим подсчетам получается, что «КОВЧЕГ» не сгорит в атмосфере. Его размеры таковы, что он сумеет достичь поверхности, однако все слои обшивки и щиты, окружающие главный двигатель, полностью выгорят. Невозможно остановить теперь реакцию, и я опасаюсь того, что следствием этого станет взрыв небывалой силы и катастрофические последствия планетарного масштаба. Физически я чувствую себя очень плохо, а большая часть медикаментов сгорела в пожаре, начавшемся после попадания метеорита. Умерло еще двое. Теперь мы остались втроем. Увы, мое психическое состояние также оставляет желать лучшего.

День тысяча восемнадцатый. Вселенная несправедлива. Если она действительно сотворена неким высшим существом, то это должно быть безумное существо. Нет, теперь я уверен, что Вселенная не может быть продуктом разумной деятельности какого-то сверхсущества. Скорее, мы имеем дело с результатом бреда. Почему меня потянуло на подобные размышления? Я никогда не был религиозен, но сейчас… Видимо, это следствие измененного состояния моей психики. Но все же! Не может быть, чтобы незамутненный ум был способен оставить во Вселенной такую несправедливость: мы нашли подходящую для высадки планету после того, как потеряли эмигрантов. Кажется, теперь нас осталось двое.

День тысяча девятнадцатый. Баржа достигла гравитационного поля планеты. Используя еще не разрушенные приборы, я обследовал ее. Большинство параметров вполне удовлетворительны. Однако, как мне кажется, планета населена разумными существами, которые еще не достигли уровня космических полетов. Через несколько часов баржа попадет в ионосферу. Перечитал свои предыдущие записи. Почему там сказано, что нас осталось двое? Я не могу обнаружить никого, кроме себя. Быть может, мне это тогда показалось? Кажется, это длительное пребывание в замкнутом пространстве, авария и радиационный всплеск повлияли на меня больше, чем я думал.

Я принял решение перейти в оставшийся модуль. Его конструкция не позволяет совершать маневры в атмосфере, но он практически не поврежден в аварии, и остается возможность удачной посадки. Слышал какие-то голоса. Они, кажется, о чем-то спорили на незнакомом мне языке. Модуль огромен, но баржа гораздо больше. Неужели, остался кто-то еще? Отправляюсь на поиски.

Никого нет. Однако, когда вернулся в рубку управления модулем, обнаружил, что мои личные вещи лежат не так, как я их оставил. Или мне показалось? В любом случае, я распространил по общей системе связи сообщение о том, что через тридцать стандартных минут модуль отделится от баржи, и пригласил всех, кто еще остался, перейти на него.

Никто не пришел. Это значит, что я остался один — или нет?

Мы входим в атмосферу планеты. Я отстыковываю модуль. Помоги мне Бог, даже если Ты безумен.

День первый на безымянной планете. Если бы я знал, к чему это приведет! Полюсной ледяной континент частично растоплен. Я опасаюсь, что термоядерный взрыв повредил даже перекрытый осадочными породами подземный лед. Кажется, местная цивилизация располагалась близко к полюсу и полностью уничтожена катастрофой. Мне так и не удалось увидеть ни одного аборигена. Однако на снимках, которые я успел сделать при падении, видны города со зданиями из белого камня и какие-то плохо различимые фигурки. А еще — мост. Он невероятно странен по конструкции, но все же это именно мост, соединяющий, к тому же, континент с островом. Модуль дрейфует, следуя течениям, однако посадка не прошла гладко. У меня сломана нога. Целый день я лежал в бреду, и дух мой витал над водами, разлившимися по планете. После, когда пришел в себя и взглянул в зеркало — ужаснулся. Последние стандартные месяцы на барже я отпускал бороду и теперь увидел, что стал совершенно седым.

День второй. При аварийной посадке модуль чуть не перевернулся. Я сильно ударился теменем о переборку и, кажется, получил сотрясение мозга. Да еще радиация. Теперь мышление мое какое-то сумеречное, неясное, но хорошо, что я по крайней мере сам это осознаю. Внешняя оптика частично разрушена, но мне все же удалось обнаружить клочки суши. Скорее всего, это вершины наиболее крупных гор. Твердь! Кое-как сумел направить модуль в ее сторону, после чего, пока контуры управления еще поддаются корректировке, настроил их так, чтобы они поддерживали неизменное направление. Эта элементарная в других условиях операция далась с большим трудом. Мысли мои путаются, и, странное дело, я забыл названия некоторых приборов.

День третий. Образчики фауны не пострадали. Интересно, кто эти двое, которые хранятся здесь, во втором, а не в первом модуле, вместе с остальными эмигрантами? Нашел емкость с семенами травы и другой флоры моей родины. Вложил в распылитель. Он должен сработать, когда мы достигнем суши. Услышал какие-то звуки из отсека с резервуарами, доковылял туда — никого, почему-то вдруг сильно испугался катрана, находящегося в самом начале отсека.

День четвертый. Мне кажется, в модуле кроме меня кто-то есть. Флуоресцентные бактерии, специально выведенные биологами моей родины для освещения кораблей, постепенно гаснут, так что видно плохо. Но когда я выскочил из лаборатории, мелькнула какая-то тень. Может, эта пара ожила? Долго стоял перед их резервуарами, но нет, они не шевелятся, хотя и смотрят на меня осмысленно. Нога, кажется, начинает гноиться. Я страшно жалею, что так и не увидел ни одного аборигена. Какие они? Из-за разрушенной оптики плохо видно, что происходит снаружи, однако этот день был ярче предыдущего. Облака постепенно расходятся, стало видно местную звезду, а ночью я смог различить отраженный свет постоянного спутника планеты. Если раньше день от ночи невозможно было отличить из-за плотной массы облаков, то теперь днем значительно светлее. Кажется, я заново открываю этот мир. Когда дерево падает в глухом лесу, раздается ли на самом деле звук, если его никто не слышит? А здесь? Что, если не осталось вообще никого? Кроме меня, конечно. И пока я не бросил первый взгляд — ничего не было, но я сказал: должен быть день и должна быть ночь, и стал день, и стала ночь.

День пятый. Раннее утро, я проснулся потому, что в резервуарном отсеке разговаривали тихими вкрадчивыми голосами, потом они заспорили; я вышел наружу (с трудом) — нога болит все сильнее, нет никого, прошел через весь отсек, остановился возле слона. Кажется, его хобот шевельнулся в приветствии. Вернулся назад, дверь закрылась (опять голоса). Вышел обратно — нет. Нет, совсем никого нет. Они, наверное, прячутся, когда я появляюсь. Тогда проковылял к носу, открыл аварийный люк и так и оставил открытым, чтобы они убрались отсюда. А есть ли здесь рыбы? Если пока нет, но я начну ловить их, то создам ли я рыб? А те вершины-острова, к которым мы плывем, остались ли там птицы? Пока там никого нет — я имею в виду, никого разумного, вроде меня, — но есть ли там птицы, если их никто не видит? деревья, не способные слышать паденья друг друга, но (птицы) могут друг друга видеть, значит, могут существовать и без моего вмешательства, или нет? Но когда мы доплывем и я выйду наружу. Я увижу птиц — и они появятся. И станут петь и размножаться. А почему только птицы? Есть еще пресмыкающиеся, нога болит неимоверно, и обезболивающее из аптечки лаборатории уже не действует, когда вернулся потерял сознание от боли, увидеть бы какого-нибудь аборигена…

день шестой, они все здесь, весь экипаж, И еще множество эмигрантов со второго модуля. Они разговаривают друг С другом, иногда кричат, ссорятся, иногда плачут, я пытаюсь Завязать с ними Общение, но меня они игнорируют. Раз я их слышу значит Они существуют не так ли? разглядел среди резервуаров один, совсем миниатюрный, В нем была муха. Господи, ну зачем было муху с собой брать? Солнце родной планеты Гасло, мы нашли новую планету — первая — баржа за Которой по проложенному пути должны были последовать другие но теперь Я (не могу) сообщить им куда лететь, хотелось как лучше, я знаю, взять Всех… ну, хотя бы многих Представителей флоры нашей родины, но муха, он то зачем, она машет крылышками и шевелится, скоро взлетит, да что мне дались эти звери, сюда Бы душу живую, если увижу ее, значит, создам? все еще хочется посмотреть на аборигена, хоть (Одного) кажется брежу, галлюцинирую и все это корабль отсек с резервуарами только иллюзия меня Ноя капитана первой экспедиции эмиграционного проекта — УЖАС ужас ужас Испугался так что заперся в лаборатории потом услышал громкий звук сирены это значит на пути что-то появилось и вот сижу боюсь высунуться а там голоса какой-то грохот

да не показалось дверь открылась это кальмар (огромный) со стулом в щупальцах такой же кальмар как и те в резервуарах напротив двоих людей только те поменьше но как он передвигается по суше? он что разумен абориген это мой бред значит мне привиделся абориген и я создал его или он был раньше не зависимо от моего сознания и почему тогда он мокрый и просвечивает сквозь него видно переборки надо подойти познакомиться хотя его на самом деле нет питательная среда откачивается кто-то включил процесс эта пара просыпается пусть плодятся и размножаются но Он Замахивается Стулом (хочет) УБИТЬ ТОЧНО И ПОНЯЛ ЭТО ХОРОШО ТОГДА НАКОНЕЦ ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ ИДУ К НЕМУ НАВСТРЕЧУ И СТАЛ СВЕТ