Что чуры — те еще гады, я теперь понял окончательно. Раньше бы плюнул на этих идиотов, показал им самый длинный палец на правой руке и отчалил на все четыре стороны. Однако теперь без всяких дураков собирался поговорить с ними о делах насущных. Потому что чуры нужны мне, а я им. Вот и не понятно, что это: конформизм или мудрость, которая приходит с возрастом? Со временем, думаю, разберемся.
Правда, прежде чем устроить круглый стол без галстуков, нечисть стала умолять меня утихомирить лихо. Как выяснилось, ранили они ее несерьезно — посох был заточен на нечто вроде остолбенения, а никак не на убийство. Видимо, понимали, что если вдруг что сделают с моей Юнией, на этом все разговоры будут закончены.
Беда в том, что очень трудно удержать разъяренного льва без клетки и седативного. А после четырех выстрелов посох разрядился окончательно и Юния, пусть и весьма ослабленная, в корне перевернула исход противостояния. Как я понял, она успела напиться хистом нескольких лобастых (хорошо хоть не досуха), восстановив силы, прежде чем мы явились.
— Живой! — только и произнесла Юния, тут же успокоившись. Будто просто перевела тумблер с режима «Четырехлядская ярость» на «Средний уровень приемлемости».
— Да, сначала чуры чуть не убили меня, когда отнесли на Плато смерти. Затем бросили в реку, которая ведет к Источнику, чтобы я не смог соврать. А теперь мы собираемся разговаривать.
— Чего они сс…сделали? — сверкнули надвигающейся бурей глаза лихо.
— Не бери в голову, главное, что теперь все нормально. Сейчас мы пойдем и я буду продавливать их, пока они не согласятся на все условия, иначе хрен им, а не грифониха.
Сказал и тут же захлопнул варежку. Нет, все-таки побочный эффект Источника мне очень сильно не нравился. Его можно было сравнить с поносом: чуть дашь слабину — и польется всякая гадость.
— Я сс… с тобой, — гордо сказала Юния, продефилировал сквозь кольцо ощетинившихся оружием чуров. И последние не просто пропустили лихо, а были искренне рады, что все так закончилось.
Вот теперь можно и побеседовать. Мы направились в тот самый домик в горах. Если быть точнее, тут все было в горе. Но я про здание на несколько комнат, возведенное в огромной полости скальной породы, своеобразную резиденцию чуров. Только теперь нечисть не стала городить огород — меня вели не окольными путями, а сразу направились через ближайшую крохотную дверь (пришлось разве что пригнуться) в конечную точку назначения. Весь высший совет нечисти-погранцов уже был в сборе. Их даже будто бы стало больше.
— Говори, что ты хочешь, — почти приказал Нираслав, когда его коллеги еще даже не заняли свои места в самой просторной комнате.
— Мне не нравится этот хмырь, он ранил мою Юнию и все время смотрит на меня волком. С ним я говорить не буду.
Оказывается, честность иногда бывает полезной. Я почти не формулировал в голове то, что хочу сказать. А просто рубил правду-матку. Понятно, что при таком построении диалога возникали определенные проблемы — у тебя тут же появится больше врагов, чем друзей. Но и плюсы имелись. Именно сейчас они и вышли на первый план.
— Я Феослав, высший голова чуров в Стралане, — сделал пару шагов ко мне крепкий мужичонка, отделяясь от остальных.
С виду, чур и чур, коренастый, с крупной головой, даже с растительностью на макушке. Наверное, среди своего вида он мог считаться писаным красавцем. Но я обратил внимание не на его ослепительные внешние данные, а на глаза, буквально сочившиеся мудростью.
— Ты мне нравишься. У тебя хороший взгляд.
— Тот чур, из крови и хиста которого сделали реликвию, был моим братом, — многозначительно добавила нечисть.
— Я, если честно, не понимаю, когда вы говорите брат. Вы же можете иметь в виду и родственника, и члена вашего кружка по интересам. Но не суть. Давайте договариваться. У нас товар, у вас купец. Как я понимаю, Ось почти закончена?
— Ось не вполне закончена, — поправил меня Феослав. — Такой, какой она была когда-то, Ось уже никогда не будет. Поэтому в нынешнем состоянии средоточие этого мира готово исторгнуть жизнь с теми последствиями, которых не избежать. Нужен лишь катализатор.
— А в качестве этого должно выступить существо, которое игнорирует все прочие хисты. Оно снесет яичко под Осью и все такое. Я помню. Только мне кажется, что вас вполне устраивает, что Царь царей тусуется в моем мире, так?
Мое заявление встретили многозначительные переглядывания. Более того, несколько чуров подошли к Феославу и долго что-то ему шептали, пока он не кивнул и не озвучил мнение большинства:
— Все миры важны и связаны. Но в первую очередь сейчас речь стоит об Ирниле. Мы должны уничтожить нежизнь здесь, а потом думать об остальном.
— Очень круто, но меня подобное в корне не устраивает. Уже сейчас мой родной город превратился в дом престарелых на минималках — все еле двигаются, никто ничего не хочет. Нежизнь расползается по Земле, и я, если честно, не вижу никакого резона заниматься спасением вашего мира, пока загибается мой.
К Феославу опять подбежали несколько делегатов, вот только на этот раз он ограничился коротким взмахом руки. Мол, без сопливых дорожка скользкая, сам разберусь.
— Что ты предлагаешь, Матвей?
— Перемещение Царя царей и помощь с устранением последователей нежизни в моем мире.
— Чуры не вмешиваются…
— Хрень на постном масле! — перебил его я. Оказывается, предельная честность вполне хорошо уживалась со злостью. — Я видел, как чуры сохраняют нейтралитет. Особенно когда речь идет о монополии на ваши транспортные перевозки. Тем более я не прошу вас делать всю грязную работу. Мне нужна небольшая помощь в моем родном мире. Основной вашей заботой останется этот. У меня уже разработан гениальный план.
Видимо, я поймал звездочку. Потому что действительно озвучил свой план не иначе, как гениальный. А я вообще-то не мог врать. С другой стороны, а что делать, если он таковым и являлся? Всего-то и нужно, что начать гасить последователей нежизни здесь, чтобы Царь царей понял — его паства в родном мире невероятно резко сокращается. И вернулся. А я тем временем займусь устранением Тугарина. В итоге все счастливы, все довольны.
Как всегда, гладко было на бумаге, но забыли про овраги. Феослав еле терпел, слушая меня. Я уже видел, как он открывает рот, чтобы перебить, поэтому добавлял громкости своему голосу. Но сколько веревочке не виться, а конец будет. И как только я закончил, Феослав выдал основной аргумент:
— Матвей, ты не учел самого главного. Мы не воины, мы лишь привратники между мирами.
— Но тут же есть воины. Жители той самой деревни, которая лежит у подножия горы.
Феослав как-то странно посмотрел на меня. Как-то грустно и в то же время загадочно улыбаясь. Вот только никакой веселостью от него не веяло. Затем он обернулся к своим и сразу с десяток чуров рванули к нему, торопливо перешептываясь. Даже мерзкий Нираслав присоединился.
Вот все-таки есть определенные недостатки в этом коллегиальном методе правления. Выбрали бы главного чура и тот бы вещал от имени всех. Президентская республика, не слышали о таком? Как в каменном веке, ей богу.
Наконец чуры о чем-то договорились, потому что Феослав повернулся и заявил:
— Мы должны прогуляться, Матвей. Я тебе кое-что покажу.
— Я надеюсь, что вы не собираетесь опять выводить меня наружу? Выяснилось, что у меня там небольшая аллергия на здешнее солнце.
— Именно туда и собираемся, но не переживай, близ деревни солнце не столь губительно. К тому же, у нас есть кое-что.
Один из чуров, что как раз появился со стороны двери, нес в руках какую-то мешковатую тряпицу. Я даже не заметил, как его отправили за этой вещью.
— Балахон брата Тучеслава. Он самый крупный из всех нас.
Пришлось облачаться в этот мешок для картошки с капюшоном, чтобы узнать: что чуру с ожирением хорошо, то человеку XS. Точнее даже не так, создавалось ощущение, что одежда сшита на толстого невысокого мальчика, у которого начиналась паника при слове: «Спорт». Рукава на три четверти, узкие плечи, крохотный капюшон, который едва налез на голову, сам балахон, еле достающий до колен. Зато в районе груди (или живота у Тучеслава, все было весьма свободно).
— Хорошо, — заключил Феослав.
— Если бы я не хотел потратить свой единственный шанс пройти к Источнику, то порезал бы тебе руку и закинул в реку. Чтобы ты не смог врать, — заключил я.
К моему удивлению, Феослав улыбнулся. Вот чего от чура я совсем не ожидал.
— Выглядишь ты странно, но это лучше, чем появляться снаружи в твоем одеянии.
— Если вы вернете мой рюкзак, то там есть нормальная одежда. Меня черт собирал.
Феослав взглянул с некоторым удивлением. Видимо, так и не понял, это у меня фигура речи такая или я говорю открытым текстом. Однако отдал нужные распоряжения и довольно скоро мне принесли тот самый советский рюкзак. Вот не хватало еще только его потерять. Домовой же сказал, что с возвратом.
Зато я смог снять дурацкий балахон и облачиться в теплый свитер, а на голову надеть меховую шапку. Бог знает, где все это достал Митя. Что-то мне сдается, это даже не Ингино добро.
Хотя теперь, по крайней мере, с приготовлениями было покончено. Феослав взял меня за руку и провел сквозь дверь, переместив прямиком в деревню. Пока я осматривал окружающее пространство, за нами выбралось еще с пяток чуров.
Ну что, бедненько, но чистенько. Дома массивные, грубоватые, из сруба, но сделанные в «лапу», то есть концы бревен не выступали за пределы углов. Крыши невысокие, двускатные. Причем каждый дом длинный, развернутый к площади боком и уходящий к крепостной стене, представляющей собой частокол из огроменных бревен. Между строениями располагалось нечто вроде прямоугольных коробок или ящиков. Что там именно — не разберешь, все оказалось накрыто старой ветошью.
Посреди деревни огромный колодец, будто воду оттуда доставали бочкой, а не ведром. Да и вообще, создавалось ощущение какого-то гигантизма. Я видел правцев — обычные люди, вот только жители этой деревни, казалось, нарочно пользовались всем самым большим.
Однако и кроме этого создавалось ощущение чего-то «ненашенского». Даже не объяснишь, почему. Ну, заметен до состояния «муха не сидела» огромный двор, он же центральная площадь так, что ни соринки, но и дело не в этом. Точнее, не только в этом. Словно ты попал на какой-то аттракцион вроде «Перевернутый дом». Все узнаваемо, но в то же время необычно.
Но меж тем деревня жила. Ее не коснулась дряхлая длань нежизни, хотя, думаю, прилагала к этому все силы. На стенах возвышались могучими башнями дозорные-кощеи, вдалеке, явно где-то между домами, слышались шорох крыльев и цоканье копыт, но самое главное — ощутимо несло навозом.
Кто хоть раз был в деревне, такой настоящей, непричесанной, с проселочными дорогами и уходящими к горизонту полями, знал этот дух. Отец Костяна, который считал, что «нечего детям в городе летом тухнуть», несколько раз брал нас на свою малую родину под Приозерском. И этот запах я запомнил навсегда.
Тогда он казался чем-то неприятным, отталкивающим, однако сейчас я неожиданно для себя понял, что это запах жизни. Или, может, это у меня все просто через одно место? С собачьих фекалий началось знакомство с рубежничеством, а нормальным коровьим навозом сейчас все закончится. Или, тут, наверное, не коровы.
Наше появление не осталось незамеченным. Откуда-то сверху раздался залихватский разбойничий свист и двор наполнился шагами, криками, запахом пота и угрюмыми лицами рубежников и рубежниц. Мда, вот где каст на ментовские сериалы надо проводить. Подобные физиономии нужно вешать в пыточных камерах, чтобы ты был готов выложить все без допросов.
— Зачем вы пришли? — спросил один из деревенских, жилистый мужик в возрасте. — День обмена еще не скоро.
Был он преклонных лет, однако в его виде чувствовалась воинская стать. Морщинистое сухое лицо, залитое светом злого местного солнца, выглядело будто вырезанными из красного дерева. Седые волосы убраны в косу, а руки, замотанные до кистей какими-то тряпками, напряженно лежали на топоре. Рубежник с двенадцатью отметинами.
— Мы изредка торгуем, — объяснил мне Феослав.
— Ну да, ну да, мы, чуры, не вмешиваемся в дела людей. Но за деньги — да. В смысле, когда речь касается наших интересов, так?
Было видно, что Феославу неприятен этот разговор. Поэтому он поступил как любой мало-мальски грамотный дипломат — перевел тему.
— Этого человека зовут Матвей, он из Стралана. И хочет поговорить.
Один из деревенских не выдержал и подал голос. Правда, язык оказался для меня незнаком. Ну конечно, прежде я общался с правцами, которые долгое время провели в моем мире, или их воспоминаниями (взять ту же лихо), а там все воспринималось так, что было понятно мне.
Староста, а, наверное, это был он, что-то ответил и уже добавил на русском. Хотя, черт его знает, может, и и не на русском, главное, что я понял.
— Я Дурц. Я немного жил в Стралане, когда Ось разрушилась. Но мне хватило времени, чтобы понять — тот мир никогда не станет моим домом. И, пока порталы не закрылись, я вернулся. Так что тебе надо, «хааршас»?
Неожиданно для себя я понял, что «хаар» — это голова. Ага, значит, заработал хист и включилась система автоматического перевода.
— Что не так с моей головой?
— У тебя слишком много волос, — причем, последнее слово у меня одновременно прозвучало и на моем языке, и не местном.
«Волосатая голова»? Ну, не скажу, что самое плохое прозвище. Однако меховую шапку я снял. К слову, в ней, да еще в свитере, было комфортно в недрах горы, а тут оказалось жарковато. Впрочем, это все равно лучше, чем непонятный балахон Тучеслава.
— Надень, иначе местное солнце сожжет тебя, — посоветовал мне Дурц.
И в качестве иллюстрации размотал часть руки и показал багровый ожог. Аргумент был красноречивый, из разряда: «Имидж ничто, скальп — все». Я под общие смешки напялил меховую шапку обратно.
— Царь царей пробрался в мой мир и теперь наводит там свои порядки. Его свита множится, и мне надо это остановить.
Я коротко пересказал, что же именно произошло, включая ритуал перемещения сознания жреца нежизни в тело Трепова. К сожалению, в моем нынешнем состоянии не получалось утаить хоть какую-то толику информации. Когда я закончил, староста в нескольких словах пересказал все своим людям — буквально в нескольких словах. Я вещал минут пять, а этот дядька управился секунд за тридцать. И хотелось бы мне думать, что это такие здешние особенности языка.
Местные горячо отреагировали на мой рассказ. По крайней мере, по внешним признакам. Несколько слов я вычленил из их бурной реакции и возгласов, но в целом итог беседы все же ускользнул.
— Пойдем, страланец, я тебе кое-что покажу, — сказал мне Дурц, когда все успокоились.
И зашагал в сторону крепостной стены, а я торопливо последовал за ним. Остальные же не сдвинулись с места, оставшись на площади.
— Это поселение возвели кроны, как только поняли, что нежизнь заполняет все вокруг. Они намеревались восстановить Ось, но не знали, как это сделать. Со временем кроны стали пускать под свое крыло тех, кому удалось убежать. Тогда это поселение насчитывало две сотни, теперь здесь нет и четырех десятков.
Мы добрались до лестницы и сейчас тяжело поднимались по ней. Нет, ступени действительно были не под нормальную человеческую ногу, однако хотя бы стало ясно, под чью они строились.
— И где теперь кроны?
— Кто-то ушел, когда проходы стали закрываться. Другие спрятались в горах. Третьи бились до последнего. Царь царей объявил охоту на всех, кто мог поколебать его волю и власть. И не успокоился, пока не вырезал наших старших братьев. Давалось это с большим трудом, близость Оси защищала нас и Царь царей потерял здесь много своих подопечных.
Мы наконец оказались наверху и моему взору открылся удивительный вид, от которого перехватило дыхание. Внизу расстилалась великая равнина, наверное, некогда невероятно красивая, а теперь выжженная дотла огнем и злым солнцем. Интересно, что там произошло наверху с научной точки зрения после разрушения Оси? Озоновый слой накрылся медным тазом? Сейчас, насколько хватало глаз, вдалеке виднелись лишь остовы сожженных деревьев, выстроившиеся словно по линейке, на одинаковом расстоянии друг от друга. Даже странно.
Совсем иной, уже нормальный лес виднелся в расселине слева. Казалось, что он так близко, лишь рукой подать, но мне думалось, что топать туда надо полдня минимум.
— Единственное место, куда еще не добралась нежизнь, — перехватил мой взгляд Дурц. — Там есть немного фруктовых деревьев, здешних минералов, железной руды и лунного серебра. Изредка мы собираем отряд и уходим туда, пробиваясь через нежизнь, когда ее воины встают на пути.
Он замолчал, достав длинный лук со Слова и вложив в тетиву стрелу. Я не понял, куда целится Дурц, пока тот наконец не выстрелил, указав пальцем на свою конечную цель. Много позже один из остовов сожженного дерева дрогнул и отшатнулся. Вот только затем медленно и неотвратимо занял опять свое место. И до меня неожиданно дошло.
— Это все неживые? Там внизу?
— Орда неживых, — кивнул Дурц. — Пока нас защищает Ось. Но если с ней что-нибудь случится, нас сметут и не заметят. К тому же, Царь царей не считает нас серьезной угрозой. Только потому мы еще живы. Ты же предлагаешь истинное самоубийство, трем десяткам рубежников, пусть сильных, закаленных в боях, бороться с этим воинством.
Староста замолчал, угрюмо рассматривая свои сапоги.
— Пойми, Матвей, мы не боимся смерти. Но мы не хотим, чтобы она была пустой, напрасной. Когда-то нас вели кроны, мы чувствовали их мощь, чувствовали их силу. Теперь же…
Она не закончил, но я все понял. Действительно глупо и мерзко требовать от людей невозможного. Кощеи этого мира совсем одни. Они потеряли тот стяг, который мог воодушевлять и за которым можно было идти.
— А что, если я найду вам крона? Самого сильного крона, который сейчас есть во всех мирах. Одного из изначальных?
Дурц посмотрел на меня и впервые за время нашего разговора я разглядел в его глазах что-то похожее на надежду.