Глава 9 Доместикация

Водителя звали Дитрих Каценкрацен, и на приборной панели его автобуса была закреплена настоящая боевая секира. Я помнил его, а он — меня.

— А красавица твоя где? — уточнил этот седобородый кхазад.

Он полжизни гонял рейсом Мозырь-Гомель с остановкой в Вышемире и знал, наверное, всех пассажиров. По крайней мере — в лицо.

— В Мозыре осталась, — вздохнул я. — Но ничего — в июне поженимся, и уже вместе будем.

— Смотри мне! — погрозил он пальцем. — Не будь идиотом, за такую фройляйн держаться надо!

— Держусь, держусь! — улыбка сама собой поселилась на моем лице. — Всего доброго!

— Ауф видерзеен! — покивал Дитрих Каценкрацен, и помахал рукой.

Автобус, шелестя покрышками по раздолбанному асфальту, отчалил от перрона и двинулся по Вокзальной улице по направлению к трассе.

Сделав несколько шагов вдоль широких окон автовокзала, я замедлил темп и на секунду замер, наслаждаясь свежим весенний ветром. Вышемир в апреле был особенно хорош: молоденькая зелёная травка уже подрастала на газонах и клумбах, в лужах на асфальте отражались кудрявые облака, небо было очень голубое, а народ вокруг — веселый.

На парковке, у самого здания автовокзала стояла большая жёлтая бочка с надписью «PIVO». Толстая кхазадка в переднике доверху наполняла стеклянные бокалы, стараясь не потревожить пенную шапку, передавала их алчущим и жаждущим прямо в руки. Мужики в очереди — в расстегнутых куртках и пальто, без шапок, весело гомонили, и не понять было — кто из них орк, кто гном, а кто — самый обычный человек-полешук. Через дорогу гоблины-коммунальщики в оранжевых жилетах подгоняли огромный оранжевый же мусоровоз к контейнерной площадке, радостно матерились и обсуждали свои гоблинские темы: про вторчермет, навар, бырло и всякую жижу.

Недалеко от бочки с пивом две девочки младшего школьного возраста играли в классики:

— Три-пятнадцать-десять-двадцать! — кричали они, с размаху прыгая в лужу, которой завершались нарисованные мелом на асфальте клетки. И брызги летели во все стороны, отражая солнечный свет.

— Господи, благослови земщину! — выдохнул я, глядя в небеса. — Я дома!

* * *

Едва я вошёл в квартиру и швырнул саквояж и рюкзак в угол, как затрезвонил телефон.

— Хуеморген, Георгий Серафимович! — раздался голос Ингриды Клаусовны. — Что-то я не могла до вас все каникулы дозвониться… Нет, я понимаю — у вас за свой счет, но…

— И вам доброго утра, — фальшиво обрадовался я. — А я с коллегой из Мозырского колледжа занимался гидрологическими исследованиями рек Полесья, там связь плохо ловит…

— Да что вы говорите? И как, успешно? — заинтересовалась директриса.

— Успешно. Образцы для исследований взяли: беззубок всяких, пробы воды… Но вы ведь не о моем отпуске поговорить хотите?

— Именно так, Георгий Серафимович! У нас тут накладка вышла — некому детей на мероприятие отвести… — ее тон источал вересковый мед, не меньше.

— Какое мероприятие? — удивился я.

Апрель месяц, ни Международного женского дня, ни Дня победы, никаких местных аналогов! Куда потребовалось детей переть-то? Отрывать от учебного процесса? Бесят! А если не во время учебного процесса — то это уже какая-то пытка апельсинами получается: сначала уроки отсиди, потом — мероприятие. Наверняка очередная скучная муть…

— Обеспечить массовость рекомендовали из губернского просвещения, понимаете? — теперь голос Гутцайт звучал безапелляционно. И куда делся вересковый мед? — Пойдёте с девятыми классами, в понедельник, на пятом и шестом уроках.

— Ингрида Клаусовна, у меня как раз история стоит в это время. У девятых классов! — я начал закипать.

— Не восьмые же мне с математики снимать! — возмутилась директор. — И вообще, чего я с вами спорю: пишу приказ, вы — сопровождающий. Точка.

— Однако, — у меня даже зубы скрипнули. — Я понял. Вы начальник — я ваш подчиненный. Был бы рядом с вами — стал бы во фрунт и щелкнул бы каблуками, Ингрида Клаусовна!

— Не ерничайте, Георгий Серафимович, и так тошно… — она вздохнула.

Да, да — образование всегда было затурканным и безотказным. Надо создать массовость? Давайте пригоним школьников. И плевать, что мероприятие не имеет никакого отношения к учебному процессу.

Ничего-ничего, я буду копить свою пролетарско-интеллигентскую злость — а потом дождусь конференции в Минске и расскажу им кое-что по теме «Интерактивное обучение на уроках истории»… Пусть увольняют, в конце концов. Вообще — эта странная боязнь потерять работу… Нет, дело не в работе! В принципе — эта странная, иррациональная боязнь непонятно чего, присущая почти всем школьным учителям — она и есть чуть ли не главная проблема системы образования. Не именно здесь, в Государстве Российском на Тверди. А вообще — у всего человечества. Судя по моей Земле — в США, Южной Африке и, например, в Корее все обстоит примерно так же, разве что с небольшими коррективами. Если учитель покупает глобус за свои деньги, или в школе негде распечатать бланки для тестирования или просто — сесть и пообедать, разве руководство не должно знать об этом? Разве такая ситуация — норма? На каком уровне вообще сидит этот человек в пиджаке, который кивнет и скажет: «Окей, порядок — пусть учитель покупает глобус, мы так и задумали! И пол пускай сам красит, нет проблем! И отсутствие реальных и законных рычагов воздействия на ученика, который, скажем, плюет на пол— это тоже норма. Вообще — учитель виноват, что ученик плюется, значит — не заинтересовал учеников». Но, думаю, эти типы в пиджаках в принципе не знают о большинстве проблем. Потому что когда ходит ПРОВЕРКА, то все в школе в порядке. В общем и целом. А какой ценой этого добились, это другой вопрос. Учителя — сдвинутый народ, люблю я их.

Я сам — сдвинутый, а поэтому…

— Отведу, Ингрида Клаусовна, отведу! А вы меня потом с одиннадцатым классом на мини-ТЭЦ отпустите, у меня тема «Энергетика» на следующей неделе, по географии! — закинул удочку я.

— Георгий Серафимович, это что — шантаж? Вы представляете, сколько документов… — она аж всхлипнула с той стороны мобильной связи. — Если что-то случится, мы будем иметь бледный вид!

— Ничего не случится, я официально договорюсь с энергетиками! — пообещал я. — У нас будет провожатый, на всех наденут каски, и мы распишемся во всех журналах по технике безопасности. И это будет всяко полезнее для учебного процесса, чем это ваше… Как его там?

— Открытый уездный форум молодёжных инициатив! — отрезала она. — Там будут представлены молодёжные проекты наших земляков со всей губернии: юные журналисты «В эфире» — из Речицы, ещё клуб исторической реконструкции «Терра» — из Дубровицы и модельная школа «Гимелин», они недавно открыли свой филиал в Вышемире! Кажется — зря вы так скептически настроены, может быть, и у нас кто-то из старшеклассников заинтересуется, найдёт активность по душе…

— Ладно, ладно, сказал же — отведу! — отмахнулся я, как будто она там могла видеть, как я отмахивался. — А вы Верочке скажите — пусть документы готовить начнет по экскурсии на ТЭЦ, ладно? Я как раз на четверг договориться успею!

— Йа, йа… — устало сказала директриса. А потом, думая, что я уже отключился, буркнула: — Фердамте аристократише бетругер!

Но я и не думал обижаться, главное — экскурсия состоится. А бетругер там или не бетругер — это смотря с какой стороны посмотреть.

* * *

Шаги соседа по лестнице я услышал издалека и потому задержался у дверей: Женьку я видеть всегда был рад.

— О! Вернулся! — обрадовался Зборовский. — И снова куда-то бежишь!

Наш уездный предводитель с полными руками продуктовых пакетов поднимался по ступенькам. О его высокой должности напоминал только костюм под курткой и крутой технологичный браслет с КПК на руке: по должности положено.

— Мороз-воевода дозором обходит владенья свои! — откликнулся я. — В магазин схожу, в собор зайду, ну, и на турнички тоже, кости разомну… Как тут у вас?

— Назначил Евграфовну начальником Управления Благоустройства, — радостно сообщил Зборовский. — И отдал им на откуп вторсырье, и доходы от реализации вторсырья разрешил пускать на повышение зарплат и техническое обеспечение работников.

— Погоди, Евграфовна — гоблинша, что ли? — до меня стало доходить. — То-то я смотрю, гоблины на автовокзале в оранжевых жилетах вокруг мусорки шустрили…

— Гоблинша — и еще какая! Они у нее все по струнке ходят! Матриарх или не матриарх — я не знаю, но генерал в юбке — это точно! Зато — впервые за пять лет в коммунальной сфере укомплектованность кадрами более девяноста процентов! — Женя был жутко доволен таким своим решением. — Теперь главная проблема — уследить, чтобы городскую доску почета на цветмет не сдали… Шустрят — не то слово! И популяция крыс резко стала уменьшаться. Боюсь представить, что там с ними делают…

— Ну, молодец, молодец, — я был рад, что в этом плане в городе все налаживается. — Как там твои — жена, дети?

За коммунальное хозяйство можно было теперь волноваться поменьше: по крайней мере, довести гоблиншу до самоубийства точно не получится. Нет у гоблинов такой опции, они за жизнь цепляются не хуже тех самых крыс и тараканов. Гоблин-суицидник или гоблин в депрессии — это оксюморон, не бывает такого. Да и в сфере свалок, заброшек, трущоб, мелкого ремонта и всякой жижи сложно найти более толковых специалистов!

— Моя сейчас мелких с кружков забирать пошла, а я вот пока сходил, затарился. Кстати, никак тебе спасибо сказать не удосуживался за санаторий! Очень хорошо получилось! Жена довольная, отдохнула! Рассказывала — там классные воспитатели, вот она и на процедурки походила, и вообще — перезагрузилась… — на лице у Зборовского появилось мечтательное выражение. — Ну, и соскучилась!

— Давай, пакеты подержу, пока дверь откроешь, — предложил я.

— Ага, спасибо! — Женя зазвенел ключами.

Как обычно — с соседом мы расстались вполне довольные друг другом, так что по лестнице сбегал я в отличном настроении. Во дворе тоже было хорошо: шумели молоденькой листвой березы, начала зеленеть увитая вьюнками беседка. В ней снова открыл свои заседания Клуб Любителей Пива и Домино. Завидев меня, мужики радостно загомонили, и я решил сдать им развединформацию:

— Около автовокзала бочка стоит, там разливное продают!

— О-о-о-о! — они тут же засуетились, и буквально через несколько секунд небольшая толпа обитателей четырехэтажного дома №3, что по улице Мира, вооружившись баклажками, бидонами и бутлями маршировала по частному сектору в сторону вокзала.

Во двор заехал черный с отливом электрокар, за рулем которого сидел лысый пухлый мужчинка с золотой цепью на шее. А рядом с ним — Даша! Ярко накрашенная, с завитыми мелким бесом волосами и в какой-то сверкающей блузочке. Я совершил маневр, который на флоте называют «поворот оверштаг», и со всей возможной скоростью двинул прочь со двора. Таких встреч точно стоит избегать, не несут они в себе ничего хорошего!

— ПОБИЛ БЫ ЕГО, А ЕЕ БЫ ТРАХНУЛ ПО СТАРОЙ ПАМЯТИ? — предложил дракон.

— Серьезно? Нет, я понимаю, что ты пытаешься походить на альфу и крутого самца, но — правда? Ты бы променял Ясю на «траханье по старой памяти»? — от такого предложения даже тихий и скромный Гоша обалдел и подал голос.

— НЕТ, НУ… НУ, НЕТ, ЛАДНО, — слушать, как внутри башки спорят две такие близкие мне личности, и как одолевает не шумный и резкий Пепел, а молчун-Гоша, было весьма забавно. — СОГЛАСЕН — КАКУЮ-ТО МУТЬ ВЫДАЛ. ОТЗЫВАЮ СВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАК НЕСОСТОЯТЕЛЬНОЕ.

И плевать мне — это такой выверт сознания, и я просто веду внутренний диалог, который по-настоящему — монолог, или на самом деле у меня растроение личности, и я эдакий полесский Билли Миллиган. Каждый сходит с ума по-своему, главное — не тыкать этим в окружающих и не добавлять зла в мире. В конце концов, адекватных нет, и здоровых нет — все с придурью и больные. Просто кто-то притворяется лучше, кто-то — хуже, вот и вся разница.

С такими мыслями я дошел по улице Бакланова до днепровской набережной и, наслаждаясь видами реки, быстрым шагом двинул к воркаут-площадке.

— Разминаем голеностоп! — слышался звонкий мальчишеский голос. — Раз-два-три-четыре!

Я расплылся в улыбке: стайка пацанов, по большей части знакомых мне, и девчонок — по большей части незнакомых — разминалась на турничках. Верховодил всем этим, конечно, Белов! Он за зиму сильно подрос, окреп. И, несмотря на юный возраст, пользовался авторитетом! Вон, даже вечные непоседы и бузотеры Невзоркин, Жаркин и Морковкин теперь разминали колени под его чутким руководством.

— Серафимы-ы-ыч! — заорала вся эта толпа и кинулась ко мне. — А как⁈ А куда⁈ А где⁈ А мы думали! А вас что⁈ А кто⁈ А здесь!!!

— Гос-с-с-поди Боже мой! — я поднял ладони, останавливая всю эту вакханалию. — Отпуск у меня был на каникулах! От-пуск! Я в сплав ходил, на байдарке! По Горыни и Припяти! Что вы раздухарились? Вон, Белов разминку проводит, разминайтесь, и я с вами. А что без меня начали заниматься на воздухе, как погода позволила — так это большие молодцы, горжусь, люблю, уважаю! Не пропадете! На этом — лирическое отступление окончено. Теперь — разминаем тазобедренный сустав: раз-два-три… Белов, продолжай!

* * *

Одному для чувства уверенности в себе нужно побриться и постричься, другому — сидеть за рулем крутой тачки. Для этого фрекен Бок покупала новые стельки, а Мэри Поппинс — кружевное белье… А-хм… Не было этого в той истории, да? Там, кажется, про шляпки, тросточки и перчатки шла речь! Так или иначе — меня всегда вдохновляла приятная тяжесть во всем теле после тренировки. Налитые правильной усталостью мышцы помогали мне чувствовать себя настоящим мужиком. Я был лишен этого ощущения долгие годы болезни и теперь ценил его как никогда раньше.

Поэтому, собираясь на встречу с одним из самых опасных существ в этом мире, я и сходил сначала на турнички. Глупость, конечно: Воронцову точно было тоньше лезвия на мои заморочки и на то, забились у меня бицепсы и трицепсы или нет. Он сидел себе в моей любимой кафешке «Джильи» и пил эспрессо макиато. И отсалютовал мне чашечкой, как только я вошел.

Больше в кофейне никого не было, девочки-баристы смотрели на светлейшего князя со странной смесью ужаса и обожания, а Георгий Михайлович вежливо улыбался.

— Присаживайтесь, Георгий Серафимович! — он даже стул отодвинул — движением брови! — Девочки принесут вам капучино. Вы ведь пьете капучино?

Великий телепортатор еще и телекинетик? Или это так — в рамках хобби, как у некоторых великих — хоккей или там дзюдо? Так или иначе — капучино я пил, так что сел и вежливо поздоровался.

— Доброго вечера, ваша светлость! — я понимал, что наворотил дел, и теперь мне придется разгребать последствия. — Я пью капучино. Честно говоря — я ждал чего-то подобного вашему прибытию, но именно вам — откровенно рад. Тот факт, что прибыли вы, а не рота опричников или, скажем, боевое звено министерских магов — это добрый знак… Хотя вы опаснее всего вышеперечисленного раз в двадцать, верно?

— В пятьдесят, скорее, — он взял в руки лежащий на столе «Яблочков» последней модели, включил экран и повернул его ко мне.

На видео был я. Закопченный и мокрый. Ядвига держала меня за руку, вокруг столпились шляхтичи со злыми лицами, на заднем плане дымился флигель.

— … обращаюсь к тем, кто знает настоящую причину сегодняшних дуэлей. И настоящую причину гибели в Славутичской аномалии глав кланов Олельковичей, Гольшанских и Пацов! Скажу просто: через два или три года в Горыни или Вышемире появится школа. Такая школа, в которую станут стремиться отдать своего ребенка и самый бедный снага из городских трущоб, и самый могущественный из магнатов Великого Княжества. Это — будет, и поверьте, к тем, кто попробует мне помешать, я не буду проявлять милосердие, которое проявил сегодня. Я, Георгий Пепеляев-Горинович, обещаю — даже если князь Ростислав Гольшанский или любой из сегодняшних моих противников решит забыть вражду и через три, десять или двадцать лет приведет в мою школу своего сына или дочь, то я приму их и научу всему, чему смогу, и буду заботиться о них, как о младших братьях и сестрах. Но если вы попробуете мешать мне, то ни ваши дети, ни дети их детей, ни дети ваших братьев и сестер до седьмого колена не перешагнут порога моей школы, ежели только не отрекутся от своей безумной родни. С болью в сердце говорю об этом, но не вижу иного способа остановить происходящее… А ежели кто-то решит продолжить войну со мной, и, не дай Бог, пострадает хоть один ребенок из доверившихся мне — жизнью клянусь, отрубленные головы глав кланов, кишки вашего князя на плитах арены и пылающие замки вам детским садом покажутся. Думайте, вельможные и ясновельможные паны! Думайте о том, что я сказал, и том, что и кому следует говорить о сегодняшнем дне!… — Воронцов выключил экран смартфона и выжидающе посмотрел на меня.

Мне, честно говоря, было неловко. Пафосно все это звучало и громогласно, но, ей-Богу, я именно так и собирался сделать. Всю аристократию просто трясло от одного слова «инициация», у них вокруг меня уже столько басен и домыслов ходило, что грех было не воспользоваться. Вот я и выдал… Очень надеялся — подействует! А еще надеялся, что дуэлянты попридержат информацию о моих метаморфозах внутри кланов. Все-таки оно должно было прийти им в головы: а ну, как другие магнаты дурака сваляют и на меня нападут, а я им афедроны поджарю и кишки выпущу?

— И откуда это? — поинтересовался я. — Что — по сети прям гуляет?

— Не гуляет, — проговорил Воронцов. — Видео из закрытого чата глав кланов.

Прозвучало это буднично. Типа «из закрытого чата директоров школ». Вот так — запросто. Есть кланы в Государстве Российском, у них есть главы — личности масштаба Вишневецкого, Сапеги и Воронцова. И у них есть чатик. И они там видосики друг другу сбрасывают. Например — вот такие вот.

— И что там пишут? — с невинным видом поинтересовался я.

— Что ты оборзел, — пожал плечами светлейший князь. — А еще — что ты молодцом. А еще говорят, что ты чей-то там аватар. Или — инкарнация кого-то из древних нуменорцев. Или попаданец из Тир-На-Ног или Аталантэ. Кто-то думает, что ты — дракон, другие — что демон, третьи — что у тебя дурацкая борода и дебильная прическа. Все как обычно в чатах.

— Э-э-э-э… И что мы можем в связи с этим предпринять? — мне принесли капучино, так что я имел возможность сделать вид, что занят кофе.

— Мы? — усмехнулся Воронцов. — Вот Феодор Иоаннович думает для тебя Вышемирский уезд у Его Величества в качестве юридики попросить. Чтобы ты тут свое учебное заведение создал — по собственному разумению и к вящей славе Государства Российского.

— А? — я даже кофе подавился, и оно у меня по бороде потекло.

— Бэ, — вдруг хохотнул Георгий Михайлович. — Но мы подождем, посмотрим, как ты летний сезон со своим партизанским лагерем проведешь. Поглядим на результаты. И тогда уже будет принято окончательное решение. Но, судя по тому, что вокруг тебя происходит, кажется мне, что годика через три назначит тебя Государь ректором какого-нибудь Вышемирского Лицея для юных пустоцветов или Интерната для детишек безвременно почивших верных слуг Его Величества. И наверняка даст уезд — как бы в кормление, чтобы доходы от этой земли ты на такое благое дело использовал. И все — никуда не денешься. Чем аристократ от простолюдина отличается, знаешь? Правильно — службой! Слово и Дело Государево — наверное, слыхал?

— А может, не надо? — неуверенно проговорил я.

— Надо, Жора. Надо! — широко улыбнулся Воронцов — и исчез.

Однако, Жорой меня в этом мире еще никто не называл!

Загрузка...