Тьма, вязкая и холодная, словно ледяной мрак арктической ночи, окутывала руины древнего храма. Из расщелины в земле, похожей на зияющую рану в теле планеты, поднялся Виктор Крид. Его волосы, светлые, почти белые, струились по плечам, контрастируя с бронзовой кожей, отливающей сталью. Голубые глаза, пронзительные и холодные, словно вечный лёд, горели ясным светом, полным недюжинной силы и древней мудрости. Он был бессмертен, и это чувствовалось в каждом движении его тела, в каждом вздохе, наполнявшем окружающий воздух неизбывной мощью. Его пробуждение ознаменовалось тишиной, прерываемой лишь треском разрушающихся под его ногами камней.
Но тишина была обманчива. Из глубины храма, сопровождаемый ледяным дыханием и глухим рычанием, вышел Цербер. Не мифическое существо из легенд, а чудовище, сотканное из самой тьмы преисподней. Три огромные головы, с шерстью цвета воронова крыла и клыками, способными дробить скалы, извивались, искажённые яростью и неутолимым голодом. Из пастей капала густая, чёрная слюна, оставляя на земле следы, шипящие от невыносимой боли. Алые глаза Цербера, словно раскалённые добела угольки, пронзали тьму, и каждый его рык сотрясал землю, заставляя трескаться вековые камни.
Виктор Крид не дрогнул. Его голубые глаза встретились с алыми взглядами Цербера, и в этом взаимодействии противоборствующих сил возникло напряжение, способное расколоть мир надвое. Он не помнил, сколько времени прошло с момента его пробуждения, не помнил причин своего заключения, но древний инстинкт подсказывал ему — это препятствие нужно преодолеть.
Первая атака Цербера была стремительна, как молния. Три головы одновременно бросились на Крида, раскрывая огромные пасти, из которых вырвались потоки огненного дыхания. Пламя обрушилось на Крида, но его кожа, сверкающая в пламени как закаленная сталь, осталась невредимой. Он отступил, оставив за собой следы расплавленного камня.
Крид ответил молниеносным ударом; его кулак пронёсся сквозь воздух со скоростью падающего метеорита. Удар пришёлся по одной из голов Цербера, отбросив её на несколько метров. Чудовище завыло от боли, но быстро пришло в себя, готовое продолжать атаку.
Битва превратилась в бешеный вихрь ударов и контратак. Крид, с его невероятной силой и быстротой, отражал атаки Цербера, используя окружающую среду как оружие. Он срывал камни и бросал их в Цербера, используя их как снаряды. Цербер же отвечал огнём, ядом и острыми клыками, пытаясь пробить его защиту.
Одна из голов Цербера укусила Крида за плечо, и невыносимая боль пронзила его тело, но он не дал себе ослабеть. Его голубые глаза сверкали в пламени, его лицо оставалось спокойным. В отличие от Цербера, он не чувствовал боли, лишь холодную оценку ситуации.
В кульминационный момент битвы Крид с нечеловеческой силой разрубил одну из голов Цербера на части. Остальные две головы издали пронзительный вой и отступили, опуская головы в бессилии. Крид стоял неподвижно, окружённый осколками камня и останками чудовища; его голубые глаза сверкали неизменной решимостью, означая — он продолжит свой путь. Его бессмертие позволило ему победить. Теперь он продолжит свой путь, не остановившись ни перед чем.
Пройдя немного вглубь храма, Виктор Крид заметил проход, уходящий вниз. Тёмная щель, словно поглотившая свет, манила его вглубь земли. Воздух здесь стал ещё холоднее, пропитанный запахом серы и чего-то ещё, невыразимо древнего и мертвенного. Не раздумывая, Крид направился к проходу. Его бессмертие не знало страха, лишь неутолимое желание двигаться вперёд.
Спуск был долгим и извилистым. Крид спускался по извилистой лестнице, вырубленной в камне; ступени казались вечными, изношенными веками и пропитанными тьмой. В темноте местами мелькали блестки кристаллов, а воздух наполнялся шепотом, словно голосами давно умерших. Но Крид шёл вперёд, его голубые глаза пронзительно сверкали в мраке.
Наконец, спуск закончился. Перед Кридом разверзлась бездна, громадная пещера, освещённая лишь мерцающим, болезненным светом, словно исходящим из недр самой преисподней. Воздух здесь был не просто тяжёл, он давил, пропитанный затхлым запахом серы, гнили и чего-то ещё, неименуемого и мерзкого — запахом бесконечной муки. И в центре этого бездыханного пространства, словно обитель вечного кошмара, возвышались врата.
Это были не просто врата. Это был портал в саму суть Бездны, в сердце небытия. Сложенные из обсидиана, чёрного, как самая глубокая ночь, они казались не выкованными, а выросшими из самой тьмы, пронизанными красными жилами, похожими на пульсирующие артерии некоего космического монстра. Каждая неправильной формы плита из обсидиана была увенчана исполинскими шипами, изгибающимися как крючья дьявола. Поверхность врат была не гладкой, а шероховатой, словно испещрённая тысячами ликов бесконечной муки, застывших в вечном крике. Из глубин металла излучался не просто холод, а леденящий ужас, способный проникнуть в самую глубину души. Это был не металл, а сгусток бесконечной печали, застывший в вечной тьме. С них веяло не запахом серы, а самим дыханием смерти, запахом угасания всего живого. Это были не врата, а живой символ бесконечного страдания. И Виктор Крид, бессмертный воин, стоял перед ними; его голубые глаза, словно осколки льда в бескрайней тьме, сверкали не страхом, а вызовом. Перед ним раскрылась дорога в бездну, и он был готов войти.
Внезапно, словно молния, пронзившая тьму, воспоминания пронзили Крида. Они наполнили его голубые глаза не холодным огнём мести, а глубокой тоской. Лица его друзей, его соратников, тех, кто погиб в той страшной битве, мелькали перед его внутренним взором. Их улыбки, их голоса, их шутки — всё это было прошлое, безвозвратно утраченное. Он был бессмертен, осуждён на вечное существование, свидетель смерти своих друзей, одинокий в своём бессмертии. Месть была лишь призрачным утешением; ничто не могло вернуть ему павших братьев. И вот теперь, стоя перед вратами Ада, он понял, что ищет не мести, а спокойствия, хотя бы мимолетного забвения.
Где ему найти этот покой? Где скрыться от этого вечного бремени бессмертия? Среди живых он был чужаком, призраком, обречённым на вечное одиночество. Возможно, в Аду, в сердце вечной тьмы, он сможет найти то, что искал все эти бесконечные годы. Только в том месте, где заканчивается жизнь, возможно, найдётся упокоение для бессмертного духа. Он быстро осмотрел окружающую среду. Всё вокруг излучало безнадёжность, и он отправился в путь.
Он сделал шаг вперёд, и врата Ада раскрылись перед ним, поглощая его в свой мрак. Теперь он идёт не за местью, а за утешением, в бездну, которая может стать его последним убежищем, его последним покоем. Покой, за которым он шёл бесконечные годы. В Аду, возможно, он найдёт то, что искал, и его путь начинается. Его холодное сердце затрепетало не от страха, а от какой-то новой, неизвестной ему до сего момента, надежды.
Впереди, в тусклом свете, мелькали призрачные фигуры. Мёртвые души, окутанные туманом, с удивлением взирали на Виктора Крида, на это живое существо, смело шагающее по их вечному покою. Некоторые из них протягивали к нему руки, словно прося помощи или спасения, другие застыли в немом ужасе, не в силах поверить своим глазам. Но Криду было безразлично. Его взор был устремлён вдаль, к своей цели — к Харону, перевозчику душ, тому, кто мог переправить его через реку Стикс, в самое сердце Ада.
Мертвые были лишь фоном, театральной бутафорией на пути к его цели. Он шёл не для того, чтобы победить, не для того, чтобы мстить. Он шёл за спокойствием, за забвением. И даже эти бесконечные страдания умерших не могли отвлечь его от задачи. Его бессмертие было его бременем, а Ад — единственным местом, где это бремя могло быть сброшено.
Он шёл уверенно, целенаправленно, с холодной решимостью в голубых глазах. Его цель была ясна, и ничто не могло его остановить. Перед ним рисовался образ Харона, старого перевозчика с бледным лицом и глазами, полными вековой усталости. Встреча с ним была неизбежна. И Крид был готов к ней, готов отправиться на тот берег, в самые глубины Ада, в поисках своего покоя. И этот покой он найдёт в Аду, где его ждут вечные тени.
Харон, старик с лицом, испещрённым морщинами, словно картой бесконечных странствий, и глазами, видавшими слишком много смертей, сидел на своей лодке, перевозящей души через реку Стикс. Он пристально посмотрел на Крида, бессмертного воина, смело ступающего по берегу мёртвых.
— Ты не из тех, кого я жду, — хрипло проскрипел Харон; голос его был груб, как гравий. — Бессмертные не платят за переправу.
Крид улыбнулся тонкой, почти незаметной улыбкой.
— А если я заплачу не монетой, а ценой собственного покоя? Ищу покой, Харон, и думаю, ты меня поймёшь. Ведь ты тоже вечно здесь, на этом берегу. Что ты знаешь о покое?
Харон задумался, взгляд его стал глубоким и далёким.
— Правду говоришь, бессмертный. Покой — иллюзия, мираж, недоступный ни живым, ни мёртвым. Но за плату я могу помочь тебе обрести эту иллюзию. Только на том берегу. Цена, как всегда, одна.
Крид кивнул, и в его голубых глазах промелькнула глубокая тоска. Плате он не удивлялся.
— Готов отдать всё за миг забвения, за передышку в вечной войне с самим собой и своим бессмертием.
Он протянул Харону старый медальон, единственную оставшуюся память — медальон с изображением погибших братьев.
Харон принял медальон.
— Садись, — тихо сказал он; в глазах его мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
Крид сел в лодку, и они поплыли через мрачные воды Стикса, к противоположному берегу, к тому берегу, где, быть может, он найдёт искомое. Его путь лежит через вечный мрак, и он плыл к нему, уверенный в своём стремлении обрести покой.
Лодка Харона едва коснулась берега, как Крид уже рванул вперёд, словно пушечное ядро, пронзая полумрак Ада. Адское пламя плясало вокруг него, освещая призрачные фигуры: скрипящие костями скелеты, мерцающие и прозрачные призраки, и кошмарные существа, сотканные из теней и кошмаров, с отвратительными щупальцами и кровавыми пастями. Их крики, скрежет костей, рычание и шипение смешались в ужасающую канонаду, словно оркестр бесконечной муки.
Но Крид не остановился. Он встретил первую волну врагов ударной волной такой силы, что несколько ближайших скелетов распылились в пыль. Следом посыпались удары — быстрые, точные, сокрушительные. Крид кружился в вихре смерти, словно буря, разрушая всё на своём пути. Один из кошмарных монстров с щупальцами, извергая из пасти струи зелёного яда, бросился на него, но Крид уклонился с невероятной ловкостью, нанеся в ответ удар, разрубивший чудовище пополам.
Призраки пронзали воздух мечами, но они проходили сквозь него, словно привидения. Крид отвечал мощными ударными волнами, распространяющимися по земле и разбрасывающими скелеты осколками и пылью. Из земли внезапно вылезли огромные черви, тела которых состояли из гниющей плоти и кишащих всюду червей, пытаясь поглотить его. Крид с бешеным рывком вырвался из их объятий, разрывая их тела на части мощными ударами. Он не пощадил ни одного врага; каждый его удар был смертелен.
Из тени вынырнул огромный призрачный всадник на костлявом коне, наносящий удары огромным копьём. Крид уклонился, и копьё прошло мимо, застряв в земле. Крид с огромной силой ударил всадника, рассеивая его на миллионы искр. Он не остановился, продолжая своё бешеное наступление. Он чувствовал усталость, но бессмертие не давало ему упасть. Ибо он был непобедим.
Он продолжал прорываться вперёд, разрушая все преграды, растаптывая врагов под ногами. Его путь был пропитан кровью и смертью, но он не останавливался. Перед ним не стояло препятствий. Его цель была ясна. Он идёт в Ад, и ничто не сможет его остановить. В конце этой битвы он чувствовал лишь усталость, но всё ещё шёл вперёд, к своей цели.
Пройдя сквозь орды слуг Аида, Крид вышел на равнину — унылое и бескрайнее пространство, испещрённое трещинами и пропитанное запахом гнили. Это были Шартрезские смрадные поля, место вечного застоя и разложения. Здесь время не властвовало, царили лишь бесконечная тьма и беспросветная тоска. Небо над головой было черно, как смоль, лишено даже малейшего оттенка света.
Вдали, на фоне мертвенного пейзажа, он увидел его. Огромный скакун, словно выкованный из тьмы, с глазами, горящими тусклым адским огнём. Шерсть его была чёрна, как ночь, а тело излучало мертвенный холод. Это был немертвый скакун, один из стражей Ада, существо, сотканное из самой сути преисподней. Но Крид не испугался. Он увидел в нём не врага, а потенциального союзника.
Он медленно подошёл к скакуну. Тот наблюдал за ним, не двигаясь, его глаза сверкали тусклым светом. Крид протянул руку, не проявляя ни малейшего страха. Не было нужды в хитрости или силе. Бессмертный воин понял скакуна, понял его вечную муку, его одиночество в этом мёртвом мире. Крид просто почувствовал его.
Крид не приручал скакуна, он соединился с ним. Его рука коснулась лба скакуна, и между ними пробежала невидимая связь. Было понимание, не словами выраженное, а чувством, не насильно завоёванное, а добровольно принятое. Это было не подчинение, а союз двух одиноких существ, объединённых вечным бременем бессмертия. Они были ныне едины, два несгибаемых воина, готовые пройти через преисподнюю вместе. Крид вскочил на спину скакуна. Теперь путь будет легче.
Вскочив на спину немертвого скакуна, Крид направил его в самое сердце Ада. Скакун, словно чувствуя его намерение, помчался вперёд, пронзая бескрайние Шартрезские смрадные поля. Под копытами скакуна трескалась земля; из трещин вырывались струи серо-зелёного дыма, а воздух наполнялся удушливым запахом гнили и разложения.
Крид наслаждался этим мерзким пейзажем. Он не испытывал отвращения, лишь холодное удовлетворение. Этот мир был идеальным отображением его собственной души — бесконечный, мрачный и лишённый всякой надежды. Здесь не было ни света, ни тепла, только бесконечная тьма и холод. И это было идеально.
Скакун нёсся вперёд, пронзая густые туманы, из которых выныривали призрачные фигуры и разлагающиеся тела. Крид не обращал на них внимания. Они были лишь частью этого ужасающего пейзажа, частью вечной муки. Его взор был устремлён вдаль, к самой глубине Ада, к тому месту, где он надеялся найти покой.
Он проскакал мимо разрушенных городов, сложенных из костей и камня, мимо реки Стикс; её воды были чёрны, как смоль, и излучали мертвенный холод. Он видел муки осуждённых душ, слышал их стоны и крики, но не обращал на них внимания. Только покой был его целью. Только забвение могло спасти его от этого вечного бремени бессмертия. Он скакал вперёд, наслаждаясь своим путём.
На бескрайних Шартрезских полях, среди смрада и разложения, фигура мертвеца встала на пути Крида. Это был рыцарь, одетый в тяжёлые латы, почерневшие от времени и пропитанные влагой могилы. Его лицо, скрытое забралом шлема, было невидимо, но от него веяло ледяным холодом. Рыцарь сидел верхом на костлявом коне; его рёбра проступали сквозь истончённую кожу, а глаза были пустыми впадинами. Это был мертвец из далёкой Франции, призрак прошлых войн, призрак вечной печали.
Рыцарь не двигался, он просто стоял, загораживая путь Криду. Его конь также был неподвижен; костлявые ноги увязли в тёмной земле. Это было не просто препятствие, а вызов. Вызов бессмертному воину, вызов его бессмертию. Вызов его вечной муке.
Крид остановил своего скакуна. Он внимательно осмотрел мёртвого рыцаря: его латы, его коня, его почерневшее от времени оружие. Это был не просто призрак, это была легенда, овеянная веками и страданиями. Это была история. И она не хотела его пропускать дальше.
Он понял, что перед ним стоит не просто препятствие, а испытание. Испытание, которое нельзя преодолеть силой. Он не мог просто разбить его в пыль. Ему нужно было что-то ещё, что-то более тонкое, что-то более глубокое. Ему нужно было понять рыцаря, понять его боль, его страдания, его вечную муку. Только так он смог бы пройти дальше. Только так он смог бы продолжить свой путь.
Его голубые глаза встретились со сверлящим мраком пустых глазниц шлема рыцаря. Между ними простиралась вечность и бескрайний мрак. Крид приготовился к дуэли.