Кубинец

Глава 5

Утром я собрался побыстрее, чтобы отдать ответное послание Люсии. Хотя позавтракать остатками вчерашнего пиршества не забыл. Котлеток, сделанных из фунта говяжьего фарша, конечно, не осталось. Вечером они исчезли мгновенно. Возможно, я их недосолил, или не довел до готовности — ерунда. Просто так хотелось мяса… Дорвался. Впитались с шумом в пищеводе, в желудок ничего не попало. Если за такой королевский ужин надо будет еще раз побить ноги до Ведадо — только намекните.

Как ни спешил, пришел последним. Люсия сегодня в другом платье, с турецкими огурцами. На щеке синяк, который она не очень умело припудрила. Мне досталась короткая улыбка и вопрос, заданный шепотом: «¿Bien?». Кивнул, что да, успешно. Но когда полез в карман за записочкой, она махнула рукой, мол, потом. И вовремя. Из своей каморки вышел Альварес, и тут же гаркнул: «Люсия! Ко мне!». Посмотрел на меня, и дал первое за день ценное указание: «А ты, бездельник, иди мыть пол!». А я что? Схватил швабру и приступил к работе, обойдя начальника по широкой дуге, чтобы у того соблазна стукнуть не было.

Выглядел аптекарь не очень хорошо. Точно бухал вчера. Вряд ли он успел протрезветь до конца — такой мощный перегар не замаскируешь никаким ополаскивателем, даже самым ядреным. Глаза красные, на щеках какой-то болезненный румянец с синюшным оттенком. Наверняка у Альвареса проблемы с артериальным давлением, но кто я такой, чтобы переживать за гада?

Как ни странно, день прошел спокойно. К обеду аптекарь приобрел божеский вид, но особой активности не проявлял. Может, глотнул рюмочку, чтобы здоровье поправить. Так и просидел целый день в зале. Рецепты все складывал в стопку, отвечая покупателям скупым «Mañana». Меня он почти не трогал. Наверное, лень было вставать. Или кричать. Всего-то пару раз я приносил ему кофе. Уж лучше бы просто воду пил, от кофе давление поднимается, сердце разгоняется, а похмелье соответственно — затягивается.

Люсия мою помощь накануне оценила — принесла кесадилью с сыром и зеленью. И поцеловала в щеку. Приятно, конечно, но я бы променял еще на одну кесадилью. Эта, на мой взгляд, совсем маленькая была, даже распробовать не успел. Есть хотелось постоянно.

Естественно, я предложил свою помощь в доставке писем по Гаване, но пока мулатка ничего определенного не обещала. Конечно, если она сама зарабатывает на этом песо-другой, то зачем ей делиться с уборщиком?

Я все больше привыкал к новому телу, сживался с ним. И все больше оно меня не устраивало. Тощий подросток восемнадцати лет, на грани истощения. Вчера двухчасовая прогулка меня чуть не доконала. Когда ты молод, то такие расстояния вообще не в счет. А мне пришлось останавливаться, чтобы отдохнуть. Надо что-то делать. Хулиганы легко забьют в драке — и никакой кистень не поможет. Просто в следующий раз они и сами могут быть вооружены. Может, заняться спортом? Этого добра, как ни странно, здесь хватает. Бокс в основном. А что, снаряжения почти не надо, знай, маши кулаками. Зато если повезет, станешь чемпионом, разбогатеешь. А если нет… то о таком стараются не думать.

Найти боксерский клуб оказалось несложно. Буквально за пару кварталов от моей хибары в конце узкого, грязного переулка, заваленного мусором и обломками ящиков. Из-за двери доносились глухие удары по груше, смешанные с низкими, гортанными выкриками.

Стоило мне открыть дверь, как в нос шибанул весьма концентрированный запах пота. Такое амбре не один месяц должно настаиваться. Внутри оказалось ожидаемо скромно. Дощатый потолок, стены облуплены как бы не наполовину. По углам пятна черной плесени. Пол земляной, утрамбованный сотнями ног. Штук семь старых, потрёпанных груш висели на цепях. В углу стояло несколько скамеек, сколоченных из потемневших досок. Никакого помоста для ринга не было — квадрат просто отгорожен на полу.

Самого главного было легко заметить. Чёрный как сапог парень лет двадцати пяти стоял в центре зала и единственный из почти двух десятков присутствующих не колотил грушу, не прыгал со скакалкой и не качал пресс. Уши приплюснуты, нос явно ломали не раз. Плечи широкие, руки жилистые. Вроде и не самый высокий, но чувствовалось в нем такое… Он что-то быстро и зло говорил двум боксерам в ринге. Голос с хрипотцой, будто у него проблемы с дыханием. Бойцы явно пытались отдышаться после поединка, но слушали внимательно. На меня никто даже не посмотрел.

Я постоял немного рядом, не зная, как привлечь к себе внимание. Тренер, наконец, обернулся, его взгляд остановился на мне.

— Что тебе здесь нужно, парень? — спросил он довольно резко. — Заблудился? Или ты посыльный?

Кроме него на меня никто не смотрел — все тщательно дубасили мешки и прыгали со скакалкой. Чего стесняться?

— Хо… хочу тренироваться у в… вас, сеньор.

Он посмотрел мельком еще раз, хмыкнул:

— Ничем не могу помочь. Нарасти сначала мышцы — потом приходи. Не с чем тут заниматься.

Я вздохнул. Примерно это я и ожидал услышать.

— Я… я х… хочу научиться драаа…ться, сеньор, — сказал я — Мне нужно стать сильным!

— Что скажешь, Раульо? — спросил он у одного из тех, кого только что распекал.

— Он еле стоит, тренер, — сказал парень. — Ему бы сначала поесть, а потом уже думать о боксе. У него ноги куриные. Дышит как паровоз, а еще ничего не делал.

Тренер кивнул, соглашаясь, его взгляд скользнул по моим тонким голеням.

— Он прав, chico, — сказал он. — Слишком слаб. Мы не берём таких. Ты не выдержишь тренировок.

Ну вот, снова-здорово. Чтобы стать сильным, надо тренироваться, а чтобы тренироваться, надо стать сильным.

— Но вы можете дать мне попробовать? Давайте, я буду убирать здесь. Выполнять ваши поручения.

Тренер поднял бровь, и в его взгляде появилось удивление. Наверняка такой разговор даже не сотый в карьере. И он привык, что обычно такие хлопчики, которые надеются за пару тренировок стать грозой района, быстро отступают.

— Хорошо, — сказал он, немного подумав. — Но если ты не будешь справляться, я вышвырну тебя вон. Здесь не приют для слабых. И за тренировки надо платить. Деньги есть?

Я кивнул. Вряд ли плата здесь заоблачная. Как-нибудь сэкономлю.

— Первая попытка, — сказал он, указывая на старую, изношенную грушу. — Она же последняя. Надень перчатки.

Я подошел к лавке, на которой было навалено древнее спортивное барахло, и начал натягивать перчатки. Подошел Раульо и помог мне их зашнуровать.

— Ну давай, — сказал главный. — Вон груша, бей. Сколько сможешь. Посмотрим.

Я встал, примериваясь, как получше ударить. Тренер подошёл, схватил меня за плечи, развернул, поставил ноги шире.

— Руки выше! Подбородок вниз! Смотри вперёд! — его голос гремел в маленьком зале. — Теперь бей!

Я ударил. Мой кулак врезался в грушу с глухим, жалким звуком, удар тут же отдало в плечо и я чуть не потерял равновесие.

— Сильнее! — закричал тренер. — Покажи, на что способен!

Силы кончились быстро. Не столько ударил, сколько ткнул мешок раз пять. И всё, перчатки перевесили.

— Готов, — сказал Раульо. — Пойдем, помогу снять перчатки.

— Подождите, я сейчас еще раз…

— Упрямый, — выдал свой вердикт тренер. — Это хорошо. Зовут меня сеньор Сагарра. Приходи завтра вечером. Если сможешь. Посмотрим, на сколько тебя хватит.

Как выяснилось, хватило надолго. Ходил я в зал почти каждый день, и в первое время мог только совсем немного участвовать в разминке, а потом, отдышавшись, неспешно попрыгать со скакалкой. Главное, никто надо мной не смеялся. Поддержка была, я вроде как стал одним из «своих», но близко я ни с кем не сошелся. Хотя почти все были, как и я, почти нищими. Но на тренировке особо не пообщаешься: привет-пока, как дела, вот и все разговоры. А после — каждый по своим делам. С тренером беседовал, как без этого. В зале убирался — не каждый день, раз в неделю достаточно было. И без меня уборщиков, у которых не всегда хватало денег на оплату, хватало. Не один я такой умный.

Я мог бы и вовсе перестать изображать заику. Буквально вчера, в спортзале, я заметил, что понимаю почти всё. Будто внутри включили тумблер. Все мои страдания — выписывание слов, мучительная зубрежка, наконец-то дали плоды. Серьезно, я утром, когда шел на работу, понял перепалку двух соседок, а они сыпали обвинениями и проклятиями с пулеметной скоростью. Животные в их споре спаривались в самых невообразимых сочетаниях, производя на свет божий потомство, достойное жесточайших мук. Где-то в голове наполнилась емкость со словами и их смыслом, и теперь нет нужды обдумывать ответ, мыча для продолжительности пауз. Но образ мне понравился. Никто не воспринимает меня всерьез. Разве что библиотекарь, дон Хорхе, тот ни разу даже не поморщился, ожидая ответа. И ребята в спортзале вчера.

Теперь бы книги почитать. Или радио слушать. Расширять словарный запас. Увы, времени становилось все меньше. К походам в библиотеку добавился спортзал. И утренняя зарядка. Да, надо бегать по утрам, отжиматься, подтягиваться на самодельном турнике, что стоит рядом с брусьями на пустыре возле дома. Спортивная площадка большей частью пустовала — интерес к спорту проявляли в основном молодые ребята. На улицах было полно толстых гаванцев, почти все мужчины курили. Причем не сигареты, а сигары и сигариллы. Что явно плохо сказывалось на их здоровье.

У Альвареса, кажется, новое обострение. Накануне пришел с перегаром, с красными глазами. Сегодня с утра он выглядел еще хуже, чем вчера. Одежда растрепана, пуговица на рубахе-гуаябере оторвана, на груди пятна. И глаза — совсем сумасшедшие. Будто остановиться не могут на одном предмете. Блеск нездоровый. Но перегара, в отличие от вчерашнего, нет. Решил обратиться к наркоте? Это плохой путь, никому не пожелаешь такого.

Оплеуху он мне отвесил просто так, походя. Но толкнул при этом сильно, если бы не стена, я бы улетел далеко. Рявкнул, чтобы работал получше, и пошел в каморку, которую называл своим кабинетом.

Надо бы его отвлечь, и желательно сосредоточить мысли на одном. Пора уже применить свои знания и, как собирался, устроить экстренное очищение организма аптекарю.

Выбор средств был прост для сведущего человека. Сначала даем лошадиную дозу фенолфталеина. Его можно добавить в еду. В кофе не получится, потому что порошок плохо растворим в воде. Подействует всё часов через шесть. Максимум — десять. Весёлая ночка ждёт тебя. А потом, когда всё успеет всосаться, цинковый купорос. Это вывернет аптекаря наизнанку. Весело будет смотреть. Я даже пол потом вытру с удовольствием. Зато мысли все только об одном.

Рвотное и слабительное лежат в открытом доступе, в обычном шкафу, который не запирается даже на подобие замка. Меня он во внимание не берет — вряд ли Луис в его понимании способен на что-то более умное, чем мытьё полов. Впрочем, запри их Альварес в самом охраняемом сейфе с сильнодействующими, преградой это вряд ли стало бы. Уборщики знают всё. А уж где хранится ключик от такого вкусного места, я узнал чуть ли не в первый день. И заглянул туда, конечно же. Надо знать, что здесь есть в наличии.

И вдруг из кабинета начальника раздались крики. Не сказать, что их оттуда никогда не было слышно, ссорились аптекарь с Люсией часто, но сейчас… Как-то очень уж интенсивно. Начал, как водится, Альварес:

— ¡Zorra! Забыла, кто ты такая⁈ Будет, как я сказал!

Что-то неразборчивое в ответ от Люсии, а потом к нечленораздельным крикам, из которых в основном можно было разобрать ругань, присоединились удары. Сначала глухой звук ладони по щеке, потом — что-то тяжелое с грохотом упало на пол. Стул? Люсия вскрикнула и закашлялась, как будто её ударили в живот. Альварес, хрипя и захлебываясь словами, кричал что-то бессвязное:

— Ты будешь моей! Слышишь⁈

Он явно утратил всякий контроль, орал и наверняка бил, уже не разбирая куда. Люсия захлебнулась плачем, что-то умоляюще повторяя, но это лишь раззадоривало его ещё сильнее. Сомнений не оставалось: Альварес слетел с катушек окончательно.

Какой там цинковый купорос? Надо валить хряка, пока он не убил девчонку. Или не переломал половину костей. Что ж его на ней заклинило?

Когда кто-то входит в аптеку, то обычно видит там мужчину, как правило, аккуратно одетого, в галстуке. В большинстве случаев он вежливо заговорит с посетителем, даст совет, если возникли затруднения. Возьмет рецепт, и скажет, когда будет готово лекарство.

Но мало кто задумывается, что в его руках — самая настоящая смерть. И это не фигура речи. Кто готовил яды для Екатерины Медичи? Кто продал Пуришкевичу цианистый калий, которым тот пытался отравить Распутина? Кстати, в том случае фармацевт оказался на редкость бестолковым: продал негодный товар и не дал инструкции по применению. А может, наоборот — был очень умным. И совесть имел.

Аптекарь вообще-то не убийца. Но иногда ему приходится защищаться. Особенно если он слаб, особенно если против него сила, злоба и безнаказанность. Не для удовольствия. Не для мести. Просто потому, что иначе он не выживет.

Руки сами достали из заветного уголка под стойкой ключ, и шкафчик с надписью на старой доброй латыни «Venena» тихо открылся. Внутри не густо. Что тут у нас? Стрихнин — не пойдет. Цианиды — тоже. Как и мышьяк. Надо что-нибудь без вкуса и запаха, мощное, но чтобы не вызвало подозрений. Наперстянка? Чудесное средство. Но действовать будет медленно, несколько дней. Кантаридин? Видать, Альварес балуется изготовлением лекарств от бородавок. Вернее, борется с нежелательными беременностями. Или помогает пожилым сеньорам продолжать познавать радость любви. Вот этого добра много не надо, и эффект почти мгновенный. На вскрытии ничего выдающегося, язвы в желудке, полнокровие. Это если в морг повезут. У нас тут добрые католики. И всегда можно списать на неосторожность: сеньор в летах собрался повысить тонус, не рассчитал дозу. Бывает.

В воде только плохо растворяется. Нужен жир. Tostada cubana — гренки, жаренные в масле. Альварес их поглощает килограммами. Я бегал за ними десятки раз в кафе за углом. Не пожалею сегодня собственных средств.

Но сначала порошочек. Ступка, пестик, вещество. Сколько тысяч раз я это делал? Даже соскучился. Так, не до воспоминаний! Ссыпать полученное в пергаментную бумагу, свернуть её в кулёчек. А теперь склянку назад в шкаф, запереть, ключ на место, посуду помыть, протереть, и сделать вид, что ее никто не трогал.

В кафе, к счастью, с утра никого. И работают. Я заказал тосты, пять штук, с ветчиной. Отдал последнюю мелочь, кстати. Жарят их быстро — смазать сливочным маслом длинную булку, разрезанную вдоль, и дождаться, когда подрумянятся. А потом сверху заправку для бутерброда. Строгого рецепта нет, тут каждый готовит, как ему больше нравится.

Сначала хотел насыпать порошок в ближайшей подворотне, но потом решил дотерпеть до аптеки. Мало ли кто случайно увидит. И я побежал что было силы.

Через пять минут я стоял перед кабинетом Альвареса.

— Сеньор, ваши tostada cubana, — постучал я.

— Что⁈ — заревел аптекарь.

— Вы заказывали, сеньор, десять минут назад.

— Ладно, давай. И помоги заодно этой puta умыться!

Точно — он сходит с ума. Так отметелить девчонку за то, что не даёт… Она же сама встать не может! Наверняка пара рёбер сломаны, лицо рассечено, и похоже на отбивную. Я подал пакет, надеясь, что руки будут дрожать не очень сильно.

А Альварес сел за стол, как ни в чем ни бывало, не замечая брызг крови на стенах и не глядя на Люсию, и открыл кулек.

— Кофе мне принеси! Быстро! — и впился в гренок зубами.

Я старался прямо не смотреть. Поднимал на ноги Люсию, пытаясь сделать это осторожнее. Куски он откусывает большие, глотает, плохо прожёвывая. Под ветчиной… Молодец! Ещё раз…

— Я сказал принести кофе! — заревел он, откусывая еще кусок. — Брось эту дуру, потом займёшься!

Повезло мне, кофе я заварил недавно, как раз перед началом этого представления. Не Альваресу, правда, но я не жадный. Когда я принес чашку, аптекарь доедал уже второй гренок. Поставил кофе на стол, и Альварес тут же глотнул из неё. А я начал поднимать Люсию, уже второй раз.

И тут началось.

— Что за?.. — до него дошло, что что-то не так, он отбросил остаток гренка в сторону и вскочил на ноги. — А-а-а! Жжёт как! Крысеныш, что ты…

И тут его вырвало. Первый раз. Пока просто едой. И он упал, сначала на стул, потом сполз на пол. Уже ничего не говорил, только стонал и его выворачивало кровью. Наверняка у него сейчас прощальный стояк, хотя аптекарю точно не до любовных забав. Кантаридин всасывается с огромной скоростью, не успел он всё вырвать. Да и насыпал я щедро, не жалея.

— ¿Qué hififte? — прошипела разбитыми губами Люсия, и я с трудом понял, что она спрашивает, что я сделал.

— Ничего. Давай, умываться! Пойдем отсюда!