Квант удачи

Дело #20 — Нир 2

✦

— Визио и скано-фиксации убийства нет, потому что массовый надзор внутри обычных квартир неэтичен, а обработка такого объёма данных нецелесообразна, — пояснила Клеасса, житель перенаселённой планеты на сорок миллиардов ячеек общества с безбрежным поголовьем их обитателей. — Но общий надзорный лог ведётся, туда заносят события, добровольно упомянутые жителями. Благодаря этому нам не сложно восстановить ситуацию.

Она привычно сложила руки за спиной и наклонила голову.

— Начнём с результатов экспертизы. Клеточные материалы Вернера Шеллера обнаружены на веньерах всех приборов и других деталей оборудования, их свежесть — менее суток. Теперь время и местоположение. Нейр Вернера Шеллера работает в ограниченном режиме, только как маршрут-лог. Из-за должности старшего планировщика на стратегическом предприятии, фиксировать его жизнь запрещает закон о защите бизнес-процессов. Это даёт ему возможность, недоступную большинству: совершить преступление и не быть однозначно уличённым. Но пусть мы и не располагаем прямой записью событий, их логика реконструируется легко.

Инспектор раскрыла покадровую схему, которая наполнялась лаконичными судебными скетчами по мере того, как она говорила:

— Вчера во время ужина старший планировщик Шеллер психологически оступился и совершил анархический акт пятой категории: в ярости швырнул солонку. Затем его ждала вечерняя смена. Он отбыл с работы глубокой ночью, но на десять тактов раньше своего типичного времени. А по прибытию в дом, не раздевшись и не выполнив принятых гигиенических процедур, проследовал сначала в закрытый угол Рин Шеллер, но её там не было, и подозреваемый прошёл в мастерскую. Это нехарактерное поведение, которое отличается от рекомендованного режима. Обычно родители не вторгаются в угол ребёнка, когда тот спит. Ожидаемо, прибытие подозреваемого в комнату дочери совпадает с окном времени её смерти.

Инспектор показала результаты клеточного анализа мастерской; записи фронтальных домовых сканеров; синюю схему маршрута и его отклонение красным цветом. Вернер явно шёл напрямую и в одном месте даже перелез через ограду из кустов. Фокс отметил, что Нора Шеллер и младшая дочка спали в своих углах — в доме-общежитии, обитатели которого работали в несколько смен, была продумана звукоизоляция, так что приход мужа их не разбудил.

— Рин работала ночью?

— Да, у неё особое расписание. Арт-куратор выбил Рин Шеллер ряд послаблений и привилегий, в том числе, возможность работать по настроению. В эмпатографике настроение автора ещё важнее, чем в большинстве других искусств.

— Ясно, — задумчиво откликнулся Фокс. — Итак, отец вошёл в мастерскую к середине ночи, и в это время его дочь умерла. Есть идеи, зачем ему становиться убийцей?

— Лог семейной истории раскрывает мотивацию Вернера, — кивнула инспектор. — Он изначально отрицал искусство эмфари и был против обучения дочери эмпатографике. Не раз заявлял, что чрезмерное увлечение эмпатией вредит её будущей карьере. В редкий талант Рин и её возможный успех он не верил. Это вылилось в восемь случаев напряжения и ссор, пометки о которых сохранены в надзорном логе. Год назад поступила прямая жалоба Норы Шеллер, была проведена дисциплинарная проверка, и семейные права Вернера урезали. Он потерял право входить в комнату-мастерскую дочери и заговаривать с ней об эмфари. Рин рекомендовали не провоцировать отца, не начинать разговоры на эту тему и не хвастать результатами.

Одиссей покачал головой: какая великолепная комиссия. Конечно же, запрет на обсуждение сложной темы идеально разрешит семейный кризис.

Он представил, как теснота этой планеты сжимается вокруг, разгорячённые толпы одноцветных соседей в одинаковых масках обступают со всех сторон и дышат в затылок и в лицо, как выверенность рекомендованных распорядков и маршрутов глубоко отпечатывается на коже, как тонкие нити надзорных логов обвивают шею, а узелки правил затягиваются и не дают дышать…

Инспектор Клеасса, вписанная в глобальный распорядок с комфортом, оправила пёрышки на локтях и подвела итог:

— Версия следствия. Сегодня, на обеденном созвоне с супругой, Вернер Шеллер узнал о решении Рин: поступать в секторальную Академию Искусств на планете Харрод. Узнал, что дочь почти закончила экзаменационную работу, и в случае успеха вскоре покинет планету и семью. Решение, принятое вопреки воле Вернера и за его спиной, привело его в бешенство. Он раньше времени покинул работу и прибыл домой с намерением помешать планам дочери; в нарушение протокола проник в мастерскую, где увидел Рин погружённой в её последний эфиограм. Не в силах прервать процесс плетения и добиться ответа, Вернер выкрутил все веньеры подключённых к дочери приборов на максимум, в результате чего она потребила эмоватты лишних эмоций. Организм и сознание Рин Шеллер не справились с перегрузкой, и она умерла.

Инспектор помолчала.

— Мы не знаем, была ли её смерть неожиданным для преступника исходом: может, он лишь пытался вывести дочь из потока, тогда это причинение смерти по неосторожности. Либо Вернер изначально планировал… такой результат. Но эти детали выявит следствие, а вам для страхового отчёта достаточно самого факта.

Тишина.

— Это всё? — переспросил Одиссей, когда осознал, что Клеасса закончила. — Неопровержимые доказательства вины отца заключаются в том, что он прибыл домой в примерное время смерти, и на приборах были его клетки?

— Но он разбил солонку, — Инспектор озадаченно моргнула. — И не имел права заходить в мастерскую, поэтому его клеток не могло появиться на вейнерах раньше; да и экспертиза подтвердила, что они свежие.

Птюрса уставилась на Фокса круглыми неморгающими глазами с жёлто-оранжевой радужкой и чёрными ромбами зрачков. В фауне Земли такие зрачки были характерны для хищных млекопитающих, а не для птиц, и это придавало ей более осознанный, интеллектуальный вид.

— Как вам альтернативная версия? — вежливо спросил детектив. — Отец возвращается домой с нарушением протокола, потому что переживает о судьбе дочери. Но застаёт её умирающей. Выкручивает веньеры на минимум, оставляя пачку свежайших клеток для вашего анализа. Но уже поздно, и выключение приборов не спасает Рин.

Клеасса непонимающе моргнула снова, и снова.

— Но веньеры были на максимуме, — наконец клёкнула она. — Они до сих пор на максимуме, взгляните.

Детектив рассеянно смотрел на приборы и думал о своём.

— Всё указывает на Вернера Шеллера, — терпеливо вразумила Клеасса. — И нет никаких оснований и улик против кого-либо ещё. Просто это элементарное дело.

— Ясно, — Фокс повернулся к призраку мёртвой девочки. — Рин, ты веришь, что это был он?

— Н-н… — она хотела сказать: «Нет». — Н-не знаю.

В испуганных глазах желание не верить сопротивлялось страху, что это и есть правда.

— Папа не любит эмы, всегда отговаривал, ругался, запрещал, — она с болью засмеялась. — Мы с мамой хитрили и прятали, мне так хотелось плести!.. Потом я выиграла первый конкурс, пришли журналисты, хронологи, артоведы, всё так резко поменялось… тогда он отступил.

Её худую фигуру сотряс всхлип, в глазах метались немые тени: «Папа, ну как же так! Не может быть!»

Клеасса поморщила нос от излишней эмоциональности вирпа.

— Допроса подозреваемого будет достаточно, чтобы закрыть дело? — предположила она.

— Да, — легко согласился эксперт. — Его последним, а начнём со всех остальных.

— Со всех? — не поняла инспектор. — Остальных?

— Рин, кто самые важные люди в твоей жизни?

— Мама, Илли, — не сразу ответила девочка. — Гас и вейль Макс…

Она уважительно свела тыльные стороны ладоней, чтобы подчеркнуть статус последнего.

— Ещё вейль Кохес, мой учитель.

— Отлично, — кивнул Одиссей. — Инспектор, вызывайте всех.

✦

Узкому лицу Норы Шеллер с гримасой многолетней строгости не пошли на пользу побелевшие отпечатки глубоко врезавшихся ногтей. Волосы растрепались и блестели сединой — Фокс отметил, что Нора и Вернер Шеллеры куда старше, чем можно подумать, глядя на возраст их детей. Поздний брак, поздние роды? Возможно, этим объяснялась и цефалия малышки, сидящей у матери за спиной.

— Какую дочь вы любили сильнее?

Женщина на кровати дрогнула и уставилась на детектива, резко выпучив глаза, чтобы спрятать враждебность и шок.

— Никакую, — резко ответила Нора. — Никакую не сильнее, обеих одинаково! А что она здесь делает? Почему стоит и слушает?

Миссис Шеллер дышала быстро и зажато, на грани взрыва, её пальцы впились в покрывало кровати, а взгляд смотрел сквозь цифровую копию дочери. Клеасса взглянула на детектива, подчёркивая, что это не её идея.

— Мне нужны память и реакции вашей дочери, чтобы докопаться до истины, — объяснил Фокс, концентрируя гнев на себе. Ответ был вполне разумный.

— Копаться в чужих жизнях, да, ваша работа, — кивнула женщина, расправляя пальцами покрывало. — Но это не моя дочь.

Взгляд, избегавший Рин, всё же метнулся к лицу девочки, обжигающе сверкнул и ушёл вниз, как упавшая звезда. Та секунду смотрела на мать широко раскрытыми глазами с ужасом вины, сжалась и отступила назад, растворилась в воздухе. Гаснущий взгляд выразил осознание: конечно, можно было убрать визуальную часть и не мучить маму, как это сразу не пришло тебе в голову, дурочка!

Жалость к ненастоящей Рин кольнула Фокса — ведь она оставалась дочерью Норы Шеллер, пусть не из плоти и крови, но разве это её вина? Личность-то у призрачной девочки была идентична живой. Ей так же нестерпимо хотелось прижаться к матери в поисках ласки и защиты.

Детектив примирительно поднял руки и спросил:

— Вы поддерживали увлечение Рин?

— Полностью. У моей девочки был дар, мы делали всё возможное, чтобы помочь ей пробиться.

— Как к этому относился отец?

— Нормально, — сказала Нора без запинки, одёрнув рукава. — Он считал, что это период, такое увлечение, и требовал от неё больше заниматься уроками. Но когда комиссия выдала нашей девочке первый приз, а потом ещё один, Вернер понял, что это серьёзно. И отстранился.

— Мисс Шеллер, нам всё известно, — сказала инспектор тихим и чётким голосом, как щелчок пластикового реле. — Не стоит прикрывать мистера Шеллера, это ему не поможет, и это не сохранит лицо вашей семьи.

У Норы был отсутствующий взгляд и деревянно-прямая спина.

— Всё же эмфари вызывало у Вернера определённое несогласие, — добавила она аккуратно. — Он воспитывал дочь планировщицей, по своим стопам.

— И когда из-за эмпатографики все его планы пошли наперекосяк?.. — подсказала инспектор.

— … он так и не смог с этим смириться.

— Благодарим вас за корректировку показаний, — кивнула Клеасса. — Мы занесём их в лог без моих реплик, чтобы сохранить в вашем социальном статусе безупречное сотрудничество со следствием.

Пальцы Норы впились в кровать, она бледно улыбнулась.

Одиссей не думал, что инспектором движет злой умысел и даже желание во что бы то ни стало обвинить отца. Клеасса просто доверяла своей версии и делала своё дело. Она вела Нору Шеллер за руку и практически вкладывала слова ей в рот — интересная форма сыскного профессионализма. Возможно, у птюрс входило в привычку вталкивать разжеванную пищу подопечным в рот, в том числе и пищу для ума.

— Как Илли относилась к творчеству Рин? — спросил Фокс.

— С восторгом, — в глазах матери блеснули слёзы, рука потянулась назад и нащупала дочку, сжала её с пугающей нежностью. — Вечно мешалась у старшей под ногами, норовила помочь, такая дурашка! Моя девочка всегда терпела, даже сделала ей несколько игрушек, таких добрых и очаровательных… Они ведь немало стоят. Но она подарила их сестре.

Илли услышала, вылезла из-за спины матери и уставилась на пришельцев уже почти без страха. Её голова оказалась разбухшей в одну сторону и бугристой, неровной в другой. А слегка косоглазые, но красивые глаза посветлели надеждой и интересом.

— Грать? — спросила Илли неуверенно. — Игг-рать?

Умственно она была развита куда меньше семи лет.

— Ч-ш-ш, ч-ш-ш-ш, — Нора повернулась к ней и обняла, одновременно ласково и осторожно, не зажимая. — Обязательно будем, только не сейчас. А пока поиграй со своими подарками?

И только сейчас Одиссей заметил, что Илли, лишённая внимания матери, обеими руками сжимает маленький эфиограм.

— А вам нравилось творчество Рин?

— Конечно. Какой матери может не нравиться талант её ребёнка? — от нажима этих слов могли закачаться стены.

— Какой эфиограм ваш любимый?

— Вот этот, — взгляд Норы скользнул к хрустальной сфере у малышки в руках. — Он называется «Солнечность». И, конечно, наш с Вернером: «Ветры Иллирии».

— Иллирии, — повторил Фокс, разгадав несложный ребус.

— Там прошли два этапа нашей студенческой практики, — взгляд женщины был затуманен прошлым и несбывшимся, а морщинки на застывшем лице напоминали вязь недописанных слов. — Моя девочка не бывала на той планете, мы покинули её тридцать лет назад. Но она постаралась, проявила удивительную находчивость и добыла не только модуляции атмосферы Иллирии, но и эмоции тех, кто там живёт. Необычная работа… как и все её эфы.

— Последний вопрос, — спросил Фокс живо и почти улыбаясь, чтобы контраст между тоном и смыслом вопроса был резким, как холодный душ. — Как вы теперь будете жить?

Мать уставилась на детектива, её глаза с удивлённым непониманием обводили его фигуру с головы до ног, наполняясь всё большим неприятием и даже презрением.

— Плохо, — наконец ответила она и отвернулась.

— Зачем вы провоцировали мать убитой? — тихо спросила Клеасса. Она поднялась на коготки, чтобы дотянуться до уха Фокса, присевшего на поднятый из пола табурет.

— Чтобы увидеть её настоящие реакции, а не вежливую маску местного социального рейтинга, — ответил он, слегка удивлённый, почему это не очевидно.

Инспектор пожевала носортом и ничего не ответила. Наверняка здесь было не принято снимать социальные маски с людей.

✦

— Имя? Гастон Леру, то есть, Гас. Я парень Ринни. Или правильно говорить «бывший парень»? Я-то остался, это она ушла, значит, Рин моя «бывшая»? Не пойму, как правильно, — он шмыгнул носом.

Глаза Гаса покраснели, лицо оплыло от слёз; кажется, он сегодня рыдал дольше и сильнее, чем отец и мать Рин вместе взятые. Хотя его волосы оставались аккуратно уложены в высокую волну, а модная одежда сидела ровно. За исключением измятого волнением лица, он выглядел великолепно: стильный, юный, красивый парень, у которого всё впереди.

Многочисленные плетёные браслеты расположились в спектральном порядке — все холодные цвета и оттенки на левой руке, всё тёплые на правой. В одном ухе виднелся вкладыш белого цвета, в другом чёрного — модные фильтры-адаптеры звуковой среды, для «творческой концентрации» и «защиты вдохновения». По всем признакам, Гас был художник. Рассмотрев его, Одиссей подметил, что в фиолетовых браслетах маджента перепутана местами с фуксией, а в зелёных пропущен шартрез. Смерть подруги выбила Гастона из колеи.

— В общем, мы с ней встречались, — опечаленно подвёл итог юноша. — Но это же не значит, что я её убил! Вы же так не думаете? Пожалуйста, не надо так думать.

— Мы ничего не думаем, — отрезала инспектор. — Мы задаём вопросы.

— Да-да, — он поспешно закивал и махнул рукой. — Просто я пока не в себе, понимаете? Чувственный контур в полном разладе, настроение не регулируется, не знаю, способен ли я адекватно принять допрос? Стараюсь собраться с силами, сосредоточиться, но не могу, любая сцена ломается… всё время перед глазами Ринни из вчера. Мы попрощались, потому что назавтра были такие серьёзные идеи!

Он прикрыл глаза и принялся рассуждать, будто инспектора с детективом здесь не было, а проходил сеанс добровольной групповой терапии:

— Это почти невыносимо! Когда кто-то другой стал частью твоей жизни до такой степени, что вы друг в друга почти проросли; если ваш распорядок связан, увлечения и радости общие, вы просыпаетесь и засыпаете с одним настроением на двоих, и с утра до вечера остаётесь на связи; когда у вас столько совместных планов — то если человек внезапно исчез, получается катастрофа!

Гастон распахнул глаза и убедительно закивал, протягивая руки почти с мольбой, чтобы Клеасса и Фокс осознали безнадёжную степень его расстройства. С ораторским искусством у парня был порядок, а вот с адекватностью не совсем. Одиссей сделал шаг вперёд, навис над художником и заглянул ему в глаза.

— Какие совместные планы? — спросил он сжато, чтобы вытряхнуть Гаса из многословных разливов переживаний в чёткое русло конкретики.

— Вместе поступить в АМИТ, секторальную Академию Мультижанровых Искусств планеты Харрод, она на эмфари, я на визовербализацию, — испуганно протараторил парень.

Вот почему у него так подвешен язык и развита рефлексия. Мечтает работать на стыке цвета и слов. Фокс осознал главный драйвер отношений пары юных творцов.

— Участие в её эмфари помогало тебе в развитии способностей?

— Ещё как! — воскликнул Гас, его заплаканные страдальческие глаза сверкнули и ожили. — Она создавала целые пласты для переживания и осознания, а я был её первым и главным поклонником. Ей это тоже нравилось. Рин нереально талантлива, вы не можете даже представить!

Куда нам, молча кивнул Одиссей, мы же старики. Зато мы умеем задавать правильные вопросы.

— Охарактеризуй ваши отношения фразой из пяти слов.

У большинства разумных существ такой специфичный запрос вызвал бы недоумение. Но любой визуал-вербализатор делал подобные упражнения по десяток в день.

— Странник в объятиях созревшего фруктового куста, — почти не раздумывая, выпалил Гас и гордо улыбнулся.

— Что? — переспросила Клеасса, услышав эту подозрительную метафору.

— Он видит себя романтическим героем, тесно переплетённым с Рин Шеллер, который вкушал плоды её таланта и наслаждался плодами её любви, — спокойно расшифровал Фокс.

— Человеческие подростки ещё не достигли возраста регламентированных физических отношений, — отрезала птюрса, уставившись на парня круглыми яркими глазами.

— Мы абсолютно не нарушали протокол, — довольный собой, сообщил Гас.

— Тогда о каких плодах любви речь? — уточнила Клеасса, наклонив голову.

— Рин, тебе придётся вернуться, — позвал детектив.

Девочка возникла сбоку, пунцовая, как роза.

— Наконец-то! — вскрикнул Гастон, потянувшись к ней и мгновенно забив на инспекторов, сыщиков и глупый допрос. — Куда ты делась, Ринни, я тебя зову уже три часа! Ох, бедный ветерок, прости, я понимаю, как ужасно обнаружить, что кто-то тебя убил. Но ты же знаешь, твои переживания вторичны, а я живой и мои мучения важны! И если бы ты пришла, я бы живо тебя утешил.

Он ласково и чуть снисходительно развёл руками: ну что же ты, ветерок.

— Д-да, — тихо кивнула Рин.

Она сгорала от стыда из-за того, что всё выплеснулось под ноги чужих людей. И от того, что внутри её маленького и спорного существа скрежетало нерешаемое противоречие. Там бились неудержимые чувства живой девочки, которая в ужасе от своей смерти, в шоке и непонимании её причин; хочет прильнуть к маме и докричаться до папы, изо всех сил обнять маленькую сестру и уткнуться ей в волосы; любит этого глупого парня и хочет быть любимой им; мечтает, чтобы другие восхищались красотой, которую она, вопреки возрасту и всем сложностям — создаёт.

Внутри Рин звенело разбитое вдребезги желание доделать важнейший эфиограм в своей жизни — вместе с болезненным пониманием, что теперь это невозможно. Потому что реальная создательница хрустальных сфер умерла.

Тугой закрученный вихрь эмоций не мог перестать крутиться и выть, он бился о нерушимое понимание, что она не живая, а лишь оттиск и тень. И на самом деле её чувства не слишком важны и дороги.

— Гас, постой, я сейчас не могу… — прошептала она в ответ на поток вопросов, мыслей и желаний, хлынувший от него по нейросвязи.

— Личные переговоры на время следствия запрещены! — резко щёлкнула инспектор, и парень скривился.

— Гас, прости, я совсем не могла к тебе прийти, мне протокол запрещает. Я очень хотела, — голос Рин упал до едва слышного. — Может, потом получится…

— Буду ждать тебя, ветерок, — засопел художник, обняв плечи руками. — Извините, а после расследования можно мне взять вирпа Ринни к себе? Она мультипотоковая, может и с родителями остаться, и со мной. Можно?

Одиссей внимательно смотрел на реакции девочки, на её смятение и желание понять, почему всё так странно? Почему жизнь бывает непонятной и бездонной? Рин Шеллер потерялась где-то в пути — но слова Гаса не вызвали в ней возражения. Она была готова целовать его, как и раньше, хоть настоящая Рин не очень-то этого хочет. Собственно, потому это и нужно делать ей.

Стоящая перед ним девочка была готова остаться функциональной и полезной для настоящих живых людей.

Детектив опустил голову и не сдержал вздох.

— Как вы оцениваете вероятность вины Гастона Леру? — спросила инспектор, глядя на человека блестящими бусинами глаз.

— На первый взгляд как нулевую, этот нарцисс жить без неё не может, — пожал плечами Фокс. — Живая Рин позволяла ему участвовать в создании эфиограмов, а с электронной он мог в ментосфере делать то, что пятнадцатилетнему парню хочется, а четырнадцатилетней девушке ещё не стоит.

— А может, он не прошёл экзамен в АМИТ, — предположила Клеасса. — И убил Рин Шеллер как раз затем, чтобы она не покинула планету вместе с вирпом, который ему так дорог? Хм, на всякий случай проверю результаты его экзаменов.

— Смотрю, вы ощутили вкус нарративного мифотворчества, — кивнул Фокс. — А как же «элементарное дело»?

— Да нет, я уверена в своей версии, — поправила пёрышки инспектор. — Яркие гипотезы лишь помогают сделать слишком простое расследование интереснее.

— Тогда давайте персонажа вашей следующей яркой гипотезы.

— Вьель Фокс, — негромко позвала Рин.

— Да?

— Можно я буду прятаться во время этой встречи? Учитель не одобряет вирпов, и всегда был против моих… попыток Рин создать виртуального двойника и использовать его для эмфы.

— Вот как.

— Лучше я постою незаметно и помолчу, хорошо?

— Как знаешь.

✦

— Вьель Кохес.

— Мьела Клеасса.

Большой коричневый птюрс взъерошил перья на плечах и издал клекочущий звук. Инспектор повторила его чуть по-своему, так они поприветствовали друг друга.

— Это правда? — он удивлённо вытянул шею. — Неужели девочка погибла? Неужели?

— Рин Шеллер убита сегодня ночью.

Кохес резко отвернул голову назад, неестественно сильно с человеческой точки зрения, скрывая лицо. После паузы повернулся обратно, круглые глаза растерянно моргали.

— Как жаль, — сказал он. — Жаль. Такая молодая и способная ученица. Разве кто-то желал ей зла? Рин-Рин казалась такой доброй и полезной окружающим… Такой доброй.

— Простите, я не могу раскрывать подробности дела. Мы обязаны задать вам вопросы.

— Конечно, задавайте. Конечно.

— Вы учите Рин эмпатографике? — спросил Фокс.

— Учил, — поправил Кохес. — Учил.

Сказав это, он вжал голову в плечи и нахохлился — хоть перьев на голове и лице у него не было, но выражение и поза птюрса казались именно такими. Кажется, он был не особо доволен фактом прекращения учёбы.

— Я дал девочке основы эмфари, а дальше… Дальше она работала по другим методикам. Мы занимались примерно оборот с момента, когда Рин-Рин выиграла первый конкурс, да, примерно оборот. А потом закончили. И с тех пор прошло ещё оборота полтора. Вот так.

— То есть, она меньше чем за год научилась всему, на что вы способны, и дальше развивалась сама? — прямо спросил Одиссей.

Клеассе это не понравилось, да и вейль Кохес был не в восторге.

— Можно и так сказать, — буркнул он. — Можно и так. В любом случае, талант у неё был, дисциплина тоже. И художественное чутьё. Но много отвлечённых идей.

— «Отвлечённых»?

— Беспредметных, бесцельных. Я учил Рин-Рин школе чистой эмпатовязи; есть школа смешанная; есть дискретная. Например, я показал ей, как выделить одну эмоцию или одно более комплексное чувство и запечатлеть его в законченной работе. Это ничуть не менее ценно и ничуть не менее сложно, чем вить многогранку! — слегка сердито и чуть-чуть защищаясь пояснил он. — Но Рин-Рин не хотелось держаться принятых форматов, её тянуло в синтез и баловство. То смешает несинхронные эмоции разных людей; то придумает сделать вирпа и пытаться забрать чувства с него. А нет там чувств, только видимость, химера! В общем, некоторые эмфари не могут просто заниматься академическим творчеством. Авангардисты и прочие проказники, всё им неймётся. Кто-то доигрался и до полного выгорания с апатией, а то и до сумасшествия, наше искусство глубоко затрагивает личность. Но Рин-Рин это не грозило.

Кохес успокаивающе махнул рукой.

— У неё крепкий базис, надёжная семья и мать за девочку горой. Но главное, Рин-Рин не хватало мощности на серьёзные эксперименты, так что мы решили, пусть пробует разные подходы. Дело молодое, познавательное, — он переливчато вздохнул. — Я думал, она подрастёт, поступит в хорошую школу и там получит серьёзное образование, под стать её таланту. Тогда и выберет себе чёткое академическое направление… Эх.

— Мощность? Вы имеете в виду какую-то эмоциональную мощность? — уточнил Фокс. — Почему Рин не хватало?

— А откуда большие эмо-ёмкости и глубокие чувственные резервы в юном возрасте? — беззлобно улыбнулся Кохес. — Что девочка-подросток может сказать о страсти, отчаянии, любви? Чтобы ворочать глыбами и переворачивать зрителю душу, нужно сначала пожить как следует. Только опыт даёт глубину. В детстве творцы могут сыпать эмоциями, уж переживаний подросткам хватает. Но это не мощность и не глубина, это острота и концентрированность… понимаете разницу?

Одиссей понимал, что немолодой эмфари старается не использовать термины, а оперирует эвфемизмами, чтобы сторонний обыватель понял суть. И рассказывает он ёмко, показательно, как хороший педагог. А ещё детективу было ясно, что немалый жизненный опыт всё же не сделал Кохеса звездой эмпатографики. Всё, что он смог дать юной Рин Шеллер, она впитала за год.

— Я всё ещё не понимаю сам процесс и причину смерти, — покачал головой Фокс. — Инспектор сказала, что это первый и единичный случай, что раньше никто в галактике не умирал от использования инструментов эмфари.

— Что? — не понял Кохес. — Как это? Я думал, Рин-Рин погубила авария саботажников или очередной профсоюзный теракт. В крайнем случае, что она стала жертвой ночного срыва кого-то из их жилой секции…

— К сожалению, — заученно пробормотала Клеасса, — Я не могу раскрывать подроб…

— А я могу! — прервал Одиссей, неподконтрольный стандартному полицейскому протоколу. — «Рин Шеллер погибла в результате эмоционального шока. Перегрузка нервной системы и летальная психосоматическая реакция, в том числе, остановка сердца и кровоизлияние в мозг».

— Что? — поразился птюрс. — Хотите сказать, девочка не выдержала своей же эмпатовязи?

— «Рин Шеллер умерла от переживаний крайней степени интенсивности, транслированных ей аппаратурой».

— Это невозможно. Невозможно.

— Почему?

— Да как почему! В инакторах, эксаторах и эмо-сферах нет таких мощностей, чтобы подключение даже всех сразу возможных приборов, хоть на полную проводимость каждого канала и пускай даже на максимуме заполненности всех ёмкостей — давало такую нагрузку на эмфари, которая опасна для жизни. Нервное истощение? Конечно. Неуравновешенность? Сколько угодно. Депрессия и психоз? И такое бывало. Истинное творчество — не для слабых духом.

Он поднял руку и выпятил вверх когтистый палец, глубоко дыша. В позе вейля Кохеса слились явная гордость и спрятанный стыд — ведь его психике никогда не угрожали неприятности от непростого искусства эмфари. Потому что он всю жизнь плескался на мелководье и боялся идти в глубину.

— Подумайте сами! — волнуясь, воскликнул Кохес. — Кто в здравом уме станет поставлять и использовать дорогую технику, у которой максимум шкалы может убить эмфари⁈

— Спасибо, — помолчав и осмыслив услышанное, искренне поблагодарил Одиссей. — Последний вопрос: где вы были в ночь со вчера на сегодня?

Клеасса вздрогнула.

— Вьель Кохес находится на другом полушарии, — быстро сказала она. — Все его занятия с Рин Шеллер проходили удалённо, они никогда не встречались в живую, и он никогда не был в её мастерской. Лог его нейра подтверждает алиби вьеля Кохеса, так что он физически не мог совершить это преступление.

— Вообще-то, мог, — слегка удивлённо покрутив головой, возразил птюрс.

— Каким образом? — опешила инспектор.

— Ведь я проводил Рин-Рин настройку оборудования и учил им пользоваться. Именно так. Если девочка не меняла настройки, то я всё ещё мог подключиться удалённо и увеличить веньеры на максимум.

Клеасса немо уставилась на него с открытым ротоклювом, а Фокс вздохнул.

— Но клянусь, — воскликнул Кохес. — Я понятия не имел, что это может стать способом убийства! И никто не имел, никогда раньше в нашем искусстве не было таких эксцессов. Чтобы разобраться, как это стало возможно, надо скорее изучить все медицинские отчёты и логи приборов девочки.

Он встряхнулся, взбудораженный с головы до ног. И вдруг разом преобразился: лицо стало злым, на нём проступили неприязнь, ревность, все чувства, которые немолодой эмфари тщательно прятал от других.

— Это он виноват, — прошипел вьель Кохес. — Готов поклясться, это его амбиции и жадность погубили бедную девочку. Я сразу раскусил его холёную маску, под которой пустое каменное сердце!

— О ком вы говорите? — уточнила инспектор.

— О её арт-кураторе, разумеется! — выклёкнул птюрс. — О Максе Неймане. Допросите его! И уж постарайтесь.

— Всё ещё элементарное дело? — спросил Фокс.

— Нет, — сказала Клеасса, глядя в сторону. — Уже нет. Доступ к веньерам мог быть у каждого из подозреваемых, от матери до куратора. Не обязательно оставлять клетки, чтобы выкрутить их на максимум. Но биологические следы на веньерах и остальном оборудовании нашлись от всех членов семьи. Просто от отца они были самые свежие.