Лавка «Вермиллион»

Глава 6 Кинта

Кинта подпрыгнула.

– Что ты наделал?! – обернувшись, набросилась на Твена Кинта.

– Ничего, – быстро ответил Твен. – Это та старуха. Она затолкнула меня сюда и захлопнула дверь. Думаю, она хочет, чтобы мы что-то нашли. Но она не…

– Нам нельзя здесь застрять, – перебила Кинта, в голосе которой появились истеричные нотки. – Должен быть какой-то выход!

Протолкнувшись мимо Твена, девушка обвела пальцами периметр двери, нащупывая ручку… поручень… рычаг для упора… Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Не попалось ничего. Пальцы скользили по гладкому дереву и камню. Кинта толкнула плечом стену – стена не дрогнула. Сердце у Кинты трепетало, как пламя свечи, едва освещавшей узкий коридор.

Нет. Она не может здесь застрять. Она себе не позволит.

Стены сжимались вокруг Кинты, и она забарабанила в дверь. Коридор был длинный, но девушке претило любое замкнутое пространство. Ей следовало выбираться. Немедленно.

Кинта всегда боялась где-то застрять, но после смерти ее матери Небесный Цирк распался. Никто из разбегающихся артистов – даже друзья ее матери – не пожелал взять Кинту с собой. Наутро после смерти матери, проснувшись в цирковом фургончике, Кинта решила спасать себя сама. Она собрала самые нужные вещи и ушла из распадающегося цирка, не оглядываясь. Кинта стала десятилетней сиротой с пузырьком лунной тени, парой монет в кармане и без единого друга в Североне. Зато она была полна решимости выжить. Ведь она родилась для великих дел!

За те первые месяцы Кинта здорово научилась воровать и выживать. Она выяснила, что многие особняки Вердигри бόльшую часть времени пустуют, и, используя трюки, которым научилась у циркачей, залезала в окна погреться.

Все шло замечательно, пока однажды вечером Кинта не застряла в тесном подполе одного из домов Вердигри. Она провела там два дня, пока наконец не сумела выбраться. С тех пор любое ощущение того, что она где-то застряла, пугало ее до паники.

Кинта глубоко и судорожно вдохнула, возвращая себя в настоящее. Так. Вот коридор. Свеча. Дверь.

Она не застряла. Она выберется. Нужно распахнуть дверь, пробиться за порог и выбраться из коридора, пока он слишком не сузился. Кинта снова забарабанила в дверь, еще настойчивее.

– Кинта! – Твен схватил ее за кулаки, не давая колотить в дверь. – Ты поранилась? Что случилось?

Вырвавшись из тисков Твена, Кинта сделала пару неуверенных шагов по коридору. Девушка совсем забыла, что он еще здесь. Она жадно глотнула воздух.

– Ты в порядке? – Твен подошел к ней с большой опаской.

Она в порядке? Кинта не знала, как на это ответить. Почему ей так тяжело дышать? Разве тело не должно знать, как втягивать воздух в легкие? Почему изо рта вырываются судорожные всхлипы?

На плечо легла рука, снова приводя в чувство.

– Вдыхай на четыре счета, – мягко посоветовал Твен. – Потом задержи дыхание на четыре счета. Потом выдыхай на четыре счета.

Следуя указаниям Твена, Кинта подстроила дыхание под его счет. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре.

Когда всхлипы стихли и дыхание почти нормализовалось, Кинта нервно засмеялась. В свете свечи она перехватила взгляд Твена. Его глаза цвета морской волны сейчас казались темнее, как омытый дождем океан.

– Спасибо, – наконец проговорила Кинта, вновь обретя дар речи. – Мне… мне не очень уютно в темном замкнутом пространстве. – Это признание далось ей нелегко, так как подразумевало, что едва знакомому человеку придется открыть нечто невероятное о себе.

– Входить в страшные темные комнаты случается каждому из нас. – На лицо Твена легла тень, и в то мгновение Кинте отчаянно захотелось узнать, в какие темные комнаты входит он. Вот только спрашивать было некогда.

– Куда мы пойдем? – Кинта убрала за уши часть своих буйных кудрей. Руки у нее по-прежнему слегка дрожали, когда она разглядывала длинный, тянущийся перед ними коридор. С ней все будет хорошо. Она в лавке, которую искала почти всю жизнь. Пора выяснить, что здесь скрыто.

Губы Твена тронула едва заметная улыбка.

– Ну, как ты столь любезно выяснила, дверь, через которую мы вошли, заперта. Старуха сказала, что будет ждать нас у стойки при входе, когда мы «найдем то, что ищем».

– Что это значит?

– Понятия не имею! – отозвался Твен радостнее, чем стоило бы. – Есть только один вариант выяснить. Мы должны разведать, что и как.

Твен взял свечу и протянул Кинте руку.

Кинта взяла ее, хотя за исключением совсем недавнего случая в этой лавке, никогда не держала парней за руки (девочки на одну ночь действуют не так). Ее пальцы скользнули по жестким мозолям, синякам и многочисленным царапинам. Откуда они у него? Из того же места, что раны на животе и перья гагарки? Спрашивать Кинта не стала и старалась не засматриваться на фотографии Небесного Цирка, висевшие на стенах коридора. Свеча озаряла их, показывая Кинтино раннее детство один черно-белый кадр за другим.

Это, мягко сказать, пугало. Зачем мать отправила ее сюда? Что должна была найти Кинта? Сможет ли она спросить старуху про пузырек с лунной тенью? Ответ на вопрос, откуда взялся звездный свет, скрыт за одной из этих дверей? Кинта могла лишь смотреть и надеяться.

Они с Твеном дошли до конца коридора, где ждали три открытых двери и бегущие вниз ступени.

– Сюда? – спросил Твен, показывая на ближайший дверной проем.

Из комнаты лилась музыка. Пальцы Твена отбивали ритм на Кинтиной ладони.

Девушка кивнула.

Твен поставил свечу на стол у дверного проема и переступил порог.

Кинта последовала за Твеном и потеряла дар речи. На место невысказанных слов тотчас хлынула музыка.

За порогом лежала невероятная комната. Она была размером с концертный зал и такой, каких Кинта прежде не видела. В ней висели люстры из музыкальных инструментов, которые вместе играли одну и ту же грустную песню. На стены натянули струны арф; музыкальные шкатулки всех цветов, форм и размеров стояли на длинных столах, которыми заставили комнату. Кинта повернула ключ шкатулки, которая стояла к ней ближе других и имела форму сине-золотой звезды, – вся остальная музыка тотчас оборвалась. В середине звезды распахнулась дверца, изнутри появились семь ярко раскрашенных планет. Из шкатулки-звезды полилась жизнерадостная музыка, планеты повисли в воздухе и кружились, пока звездная песня не закончилась.

– Класс! – пробормотал Твен. Слово было слишком коротким, чтобы описать только что случившееся.

– Класс! – повторила Кинта, просто потому что не смогла подобрать другого слова, выражающего невидаль этого места.

– Ты сюда посмотри. – Твен показал на мраморный дворец с округлыми золотыми куполами. Сам дворец был размером с кукольный домик. Твен повернул ключик в парадной двери, и из дворца полилась музыка. Полная скорби и ожидания, это была песнь принца, оплакивающего смерть любимой. Вся комната, включая Кинту и Твена, словно замерла, пока вокруг переплетались ноты. Песнь принца напоминала покров, на лишнюю секунду связавший их с призраками любимых, по которым они даже не думали, что скучают.

Когда скорбная песнь оборвалась, Кинта оглядела кажущийся бесконечным ряд музыкальных шкатулок. По щекам Твена текли слезы, и лишь невероятным усилием воли Кинта сдержалась, чтобы их не вытереть. Девушка понимала, что это было бы глупее глупого, ведь они только-только познакомились. Но под очаровательной улыбкой Твен казался совершенно убитым горем. Что или кого он потерял, чтобы так плакать из-за мелодии?

Не ее проблема. У нее своих забот хватает. Да, именно так.

«Ты рождена для великих дел».

– Здесь столько шкатулок, – проговорила Кинта. – Каждая наверняка поет свою песню.

В одной из них ключ к пониманию магии лунной тени и звездного света?

Твен легонько провел пальцем по медной табличке, висевшей на стене рядом с ними.

– «В этих музыкальных шкатулках песни тысяч людей, которые тысячи лет пелись в тысячах городов, – прочитал Твен. – В лавке “Вермиллион” их собрали, чтобы вы слушали с удовольствием. Слушайте на здоровье, но помните: забрать песню домой – значит сделать ее частью своей личной истории».

Кинта изогнула бровь:

– И что это значит? Тысячи песен, которые пелись тысячи лет? Это хитрый ход, чтобы заставить посетителя купить музыкальную шкатулку?

– Не знаю. Хочешь взять одну из шкатулок и разыскать старуху?

Кинта покачала головой, хотя ее пальцы задержались на шкатулке размером с ноготок, инкрустированной драгоценными камнями размером с росинку.

– Давай посмотрим, что в других комнатах.

Кинте очень не хотелось уходить из комнаты, полной песен, но, может, у нее появится шанс вернуться. Тогда она не будет спешить – по очереди прослушает каждую песню, наполняясь историями людей, живших давным-давно.

Твен оглянулся, первым вышел из музыкальной комнаты и через следующую открытую дверь направился в зеленую комнату, украшенную серебряными завитками.

– Эта комната еще невероятнее музыкальной, – шепнула Кинта, как только они вошли.

Так оно и было. Холодным рассудком Кинта понимала, что они с Твеном по-прежнему в магазинчике на территории Вермиллиона, но эта комната почему-то напоминала зал собора. Высокий потолок подпирали колонны в виде гигантских человеческих фигур. С потолка свисала сеть серебряных нитей, огромная комната сияла бледным светом, как полная луна, отражающаяся в океане. Если не считать величественного потолка, вся комната утопала в бардаке. Сломанная мебель, манекены, горы старой одежды, игрушки и даже парусная шлюпка в натуральную величину с треснувшей мачтой валялись без малейшего намека на порядок.

– Ты это слышишь? – Твен смотрел на обтянутый серебряной сетью потолок.

Кинта не слышала ничего, но Твен стоял завороженный, будто наслаждаясь персональным концертом.

У двери в эту комнату висела очередная медная табличка. Кинта вслух прочла нанесенный на нее текст:

– «Под небесными нитями, возможно, найдешь ты то, что ищешь. Но будь осторожен, ведь то искомое забрали у тех, кому нечего терять. Завладев тем искомым, ты рискуешь навлечь на себя неожиданно много проблем».

– Звучит загадочно или излишне драматично?

Кинта скептически изогнула бровь:

– Мы застряли в этом невозможном магазине стараниями таинственной старухи, а тебя настораживает эта пластинка?

– Признáюсь, я потрясен нелепостью всей ситуации. – В этот момент его желудок заурчал страшно и настолько похоже на просыпающееся чудовище, что Кинта засмеялась.

– Извини! – Она зажала рот ладонью.

– За то, что засмеялась?

Девушка кивнула с несчастным видом.

– Никогда не извиняйся за то, что смеялась над таким, – проговорил Твен, не сводя с нее глаз. – Жаль, что у меня в желудке заурчало, но я рад, что благодаря урчанию я услышал твой смех.

Смущение накрыло Кинту с головой. Теперь этот удивительный незнакомец знал о ней три вещи: он знал, кто ее мать, потому что видел фотографию; он знал, что она боится темного замкнутого пространства; он знал, что внутри у нее живет смех, способный восстанавливать сломанное. Немало она раскрыла о себе за один вечер.

– Пойдем! – Кинта отвернулась от Твена. – Хочу посмотреть, что в третьей комнате.

– Секунду! – За несколько заходов Твен подтащил к ближайшей каменной колонне пару высоких стульев и резной деревянный стол. – Кажется, под потолком здесь звездный свет. Мне он пригодится, и чем больше, тем лучше. Вот, подержи. И никуда не уходи. Не хочу тебя здесь потерять.

Твен вручил Кинте сумку. На глазах у изумленной девушки он пирамидой поставил стулья на стол, потом вскарабкался на них. Кинта в жизни не видела, чтобы люди – за исключением белки, удирающей от решительно настроенного кота, – лазили так быстро.

Твен успел подняться на пирамиду из мебели и ощупать каменную колонну, прежде чем до Кинты дошел смысл его слов: «Не хочу тебя здесь потерять».

Не хочу тебя потерять.

Такого Кинте не говорил никто. Она здорово умела терять и теряться, а этот парень потерять ее не хотел.

Странное чувство – смесь грусти и надежды – охватило Кинту, и она прижала сумку Твена к груди. Она не спускала с него глаз, пока он влезал на колонну – перебирал руками и ставил стопы в неровности грубого камня. Двигался он уверенно, будто всю свою жизнь лазил по высоким колоннам в виде человеческих фигур к блистающим серебром потолкам. Может, так оно и было. Кинта не имела возможности выяснить правду.

Твен добрался до вершины колонны – руки гиганта, на которой он вполне мог стоять, – и начал перебирать пальцами серебряные нити на потолке. Это впрямь был звездный свет? А если да, могли ли они использовать его для магии?

От такой перспективы у Кинты аж пульс подскочил.

Твен потянул за одну из нитей – она не шевельнулась. Потянул снова – сияние потолка замерцало. Когда свет погас, а потом снова загорелся, Кинта поняла, что над головами у них даже не сеть, а огромное кружевное полотно, сотканное из тоненьких нитей звездного света.

Неужели такое было возможно?

Кружево из звездного света никто не плел веками.

Вопросы пронеслись сквозь сознание Кинты, а Твен тем временем отпустил серебряное кружево и скатился вниз по каменной колонне.

– Так себе идея, – заявил Твен, эффектным движением спрыгивая с шаткой мебельной пирамиды.

– Это звездный свет, да? – взволнованно спросила Кинта. Она по-прежнему прижимала к груди его сумку, не вполне готовая с ней расставаться.

– Нити похожи на то, что я видел.

– А где еще ты видел звездный свет?

– Его в музеях выставляют, – быстро ответил Твен, в голосе которого слышалась опаска.

Ну разумеется, в музеях. Там Кинта тоже его видела. Старые тусклые нити по-прежнему мерцали, но не так, как потолок этой комнаты.

– Вот бы нам несколько нитей! – Во взгляде Кинты мелькнуло страстное желание. Подержать в руках звездный свет ей хотелось всегда, с тех самых пор, как мать рассказала ей о Салоне, и как Марали плела кружево из небесных нитей.

Твен открыл рот, потом закрыл, словно какой-то секрет рвался наружу. Но затем он пожал плечами.

– Я думал, что смогу вытащить одну из нитей, но они переплетены слишком плотно. Нам придется идти дальше.

Оба долго молчали, глядя в потолок: целое море возможностей, но недоступных.

– Готов увидеть следующую комнату? – наконец спросила Кинта. В ее голосе звучало разочарование: надо же, быть так близко к магии, но не иметь шанса взять себе хоть немного.

– После тебя, – ответил Твен, потянувшись за своей сумкой, которую Кинта неохотно отдала.

Следующая комната лежала за пурпурной дверью и была полна книг. Но полна не так, как полна книг библиотека богача. Нет, она была набита книгами, как некоторые люди полны грустью, а некоторые места – воспоминаниями. Комната тянулась вдаль, и книги стояли сотнями кривых, изогнутых стопок, похожих на сталагмиты. Освещал комнату масляно-желтый свет, источаемый стеклянными шариками, висящими на цепях среди книг.

– Ну и ну! – выдохнула Кинта, когда вошла в комнату по тропке между башнями томов. – С чего тут вообще можно начать поиски?

Впрочем, она уже чувствовала: ей есть что искать, и заниматься этим нужно именно здесь. Изумление наполняло Кинту, когда она поднимала взгляд, стараясь прочесть название на корешке каждой из книг. На мгновение она представила людей с названиями на корешках-позвоночниках. Будь тела книгами о нашей жизни, какое название красовалось бы на ее корешке?

Например, «Девица-разочарование, мечтавшая о нереальном будущем».

Или «Доподлинная история девицы, которая владела кусочком лунной тени и не представляла, как ею распорядиться».

Думать о таком было, разумеется, абсурдно, и обычно Кинта не позволяла себе этим заниматься. Но почему-то блуждание по лабиринтам историй внушало, что можно думать о чем хочется. Оно внушало, что у людей вполне могут быть названия на позвоночниках-корешках, а часть страниц загнуты от желания запомнить написанные на них слова.

– Что ты ищешь? – спросил Твен откуда-то справа. В отличие от собора со звездным светом, где голос Твена разносило эхо, здесь книги будто пожирали его слова. Они будто хотели сохранить и их.

– Не знаю, но это здесь.

Твен спорить не стал, и Кинта едва не обернулась попросить его рассказать свою историю. Ей страшно хотелось увидеть, какое название будет у него на корешке.

Но разумеется, Кинта ни о чем его не спросила. История Твена принадлежала ему. Кто она такая, чтобы ее выуживать?

В полной тишине они брели по пещере, порой задевая плечом низко висящий стеклянный шарик, отчего по книжным стопкам пускалось вскачь пятно света. После каждого шага Кинте казалось, что они выбрались на границу комнаты, но границы, видимо, не было. Были всё новые книги и тропки между ними, тянущиеся в бесконечное пространство. То и дело книги превращались в каньоны, и Твен с Кинтой шли по ущельям. Кинта не позволяла себе думать о том, что случится, если одна из книг упадет. Или как долго будут искать их тела под весом всех этих слов.

Кинта не знала, как долго они шли. У нее урчало в желудке, за спиной у нее урчало в желудке у Твена, но даже это ее не остановило. Ноги Кинты решительно двигались вперед. Она знала: то, что ей суждено найти, где-то здесь. Что бы это ни было. Ей следовало пойти чуть дальше. Смотреть чуть внимательнее. Заставить себя, хоть она очень устала.

«Ты рождена для великих дел».

Ответы, которые ей требовались, чтобы выполнить наказ матери, были в этой комнате. Ей просто следовало их найти.

Кинта шла и шла, пока не почувствовала у себя на плече руку Твена. Прикосновение было легчайшим, но ее шокировало.

– Что такое?! – рявкнула она, развернувшись. Кинта не хотела говорить так резко, но здесь было то, что ей требовалось найти. То, без чего ее жизнь не будет полноценной. То, без чего…

Твен показал на пол пещеры – нет, это была не пещера; это был зал магазина с полом, выложенным красно-зеленой плиткой, на котором лежало одно пурпурное перо гагарки.

– У нас перья кончились. – Твен поднял сумку. Она вяло висела у него в руках, совершенно пустая.

– Какая разница? – спросила Кинта с искренним удивлением. – Куда они все делись?

На миг Твен посмотрел на нее так, будто впервые видел. В лице у него промелькнуло изумление вместе с чем-то нежным и чуть яростным. Твен легонько толкнул ее в плечо:

– Да ладно, Тебя-Не-Касается! Ты впрямь не знаешь, как долго мы тут ходим? Несколько часов? Дней? Я точно не знаю, но бросал перья, чтобы оставить след. Иначе не представляю, как мы отсюда выберемся.

Кинта выдохнула и огляделась по сторонам. Ноги впрямь гудели. Дверь, в которую они вошли, не просматривалась. Если честно, Кинта даже толком не знала, где они. Ее умение ориентироваться было начисто сбито стопками книг, а в голове теснились вопросы. Кто собрал и составил все эти книги? Как они держатся в стопках? Что случится, если кто-то захочет взять книгу с верха стопки?

– С перьями ты здорово придумал. – Кинта глубоко вздохнула, стараясь переориентироваться. – Нам пора обратно?

Желудок у Твена заурчал, будто соглашался, не давая возможности самому ему возразить.

– Думаю, да.

Твен нагнулся поднять брошенное перо, и они двинулись в обратный путь по тропе из перьев, медленно наполняя сумку Твена заново. На обратном пути Кинта читала бесконечные названия книг: «Сердечные раны и прочие недуги, лечащиеся поэзией»; «1003 вида древесных песен», «Опаснейшие ведьмы Уоллингтона», «Руководство философа к завариванию чая».

Каждое название вызывало вопросы, однако ни одна из этих книг не была тем, что искала Кинта. По мере того, как они шли, Кинте в душу закрадывалось мерзкое, опустошающее чувство. Это чувство было призраком за спиной, язвительно упрекавшим: «Не повернула бы обратно – нашла бы то, что ищешь».

«Как же ты совершишь великие дела, если так легко сдаешься?»

«Скорее! Не останавливайся! Ты почти у цели».

Только все это важности не имело. Комната оказалась слишком большой, и они с Твеном направлялись обратно к двери. Предначертанное найти она точно найдет не сегодня.

Наверное, беспокоиться об этом не стоило. Наверное, не было здесь никаких ответов на вопросы о магии. Наверное, она могла бросить свои поиски и забыть материнский наказ. Наверное, ее мать ошиблась, и Кинта могла жить нормальной жизнью, полюбить, сама стать матерью и однажды умереть у моря такой старой, что забудутся мечты, приведшие ее в лавку «Вермиллион».

Что-то вроде облегчения испытала Кинта, представив себе жизнь без бремени великих дел.

Она почти смирилась с перспективой долгой, нормальной, непримечательной жизни, которая почти наверняка ожидала ее, – когда Твен наклонился поднять очередное перо.

Он едва успел выпрямиться, когда свет в огромной, полной книг комнате разом погас.

Тьма была такой густой, будто книжную комнату накрыла сама ночь.

Кинта не могла не закричать.