Маньякой

Глава 17

Объект "Крионика". Теперь уже официально. Не просто кодовое название, а целевая структура с собственным счётом, лицом, бумагами и даже условным гербом – стилизованной каплей, запертой в кристаллическую решётку. Как всё это получилось – вопрос вторичный. Главное – оно работает. Бюрократия, как странная форма жизни, выживает и трансформируется в любых условиях. Если дать ей немного власти и ресурсов, она обязательно породит что-то самоподдерживающееся. И вот теперь у нас есть объект, центр, база. Название. Статус. Но пока – почти ничего внутри.

Так получилось, что сейчас стоял на краю бетонной плиты, оглядывая выгоревшее солнцем поле, на котором ещё недавно была лишь ржавая сетка и пара усталых вагончиков. Теперь тут кипела работа. По крайней мере, по документам. В реальности – скорее лениво булькала. Гудела техникой, но без особого напора. Как переваренный суп из планов, недофинансирования и чересчур сложных согласований.

Пыль, поднимаемая кранами и буровыми машинами, прилипала к потной коже, а солнце – как будто решило нас всех испытывать на прочность. Против солнца у нас не было бюджета. Как и против чиновничьей инерции. Хотя формально проект шёл. Формально – даже получал финансирование. Вот только формальности не кладёшь в бетон.

- Видите, как красиво смотрятся кабельные траншеи в утреннем свете? – с иронией заметил инженер-надзиратель, щёлкая стилусом по планшету.

Что тут скажешь? Потому и не ответил. Не потому, что не хотел. Просто устал. Устал от хождения по кабинетам, от объяснений, от тонкой игры с фондами, от попыток растянуть выданное, пока не придёт одобренное. ЮНЕСКО проект признало, да. Даже с приоритетом. Но между "признано" и "переведены деньги" пролегала целая планета, заселённая чудовищами под названием "многоступенчатое согласование" и "верификация расходов".

Сейчас всё держалось на заёмных средствах. В прямом и переносном смысле. Керн нашёл партнёров, сам даже продал часть активов, дожил, как говорится. Но этого хватало только на то, чтобы здесь не заглохло всё полностью. Хотелось бы – ангар, купол, лаборатории, внешнее периметральное перекрытие и, конечно, защиту, нормальную, с автономным энергоблоком. А по факту – пара восстановленных помещений, слабо функционирующая электрика и кран, который сегодня встал, потому что у него "сломалась гидравлика". То есть кто-то забыл смазать. Истинной смазкой экономики, деньгами.

Медленно прошёлся вдоль ограждения. Здесь будет главный вход. Стекло, металл, хром и лаконичные логотипы. Сейчас же тут временный пандус и кривоватый бетон, залитый в слишком жаркий день. Потрескался. Его придётся менять.

Мику подошла чуть позже, как всегда – будто материализовавшись из воздуха. Полевой костюм сменился на облегчённую версию с налокотниками и жилетом поверх белой футболки.

- Всё так медленно, да? – спросила она, словно читая мои мысли.

- Медленно – это если бы мы двигались. А мы в состоянии вязкой невесомости, – ответил, не поворачивая головы. – Как в кошмаре, где нужно бежать, но ноги не слушаются.

Она кивнула, присела на бордюр.

- Но это же и есть твоя текущая цель. База. Своя. Объект, где ты можешь делать, что хочешь.

- Только при условии, что найдутся деньги, чтобы делать. Пока что могу только смотреть, как оно не делается. И подписывать акты выполненных работ, которых на самом деле ещё нет.

- Думаешь, не получится? – спросила она.

- Думаю, если так и дальше пойдёт, нас обгонят. Или что-то сорвётся. Или кто-то решит, что слишком уж много ресурсов идёт на объект, про который официально мало кто знает. А потом – привет, внеплановая проверка.

- Но пока ты держишь всё. Даже после атаки. Даже после вскрытия своих способностей. Ты держишь.

Ну, она конечно немного перегнула, поскольку всего пока и не собирался выставлять напоказ. Потому посмотрел на неё. Слишком честные глаза. Как у человека, который видел, как из тебя выходят пули. Да, не только Лайя удостоилась сей сомнительной чести. Причём она даже гораздо раньше, ещё в Колумбии, прямо в аэропорту по прилёту.

- Потому что, если отпущу, всё схлопнется. Пока сам точка фокуса. И точка уязвимости. Мы не можем проиграть. Не сейчас.

Мику посмотрела на плиты, на кабели, на людей в жёлтых жилетках, и добавила:

- Тогда дай команду. Пусть я помогу с переговорами. Знаешь, умею делать лица. И пробивать двери. Даже те, которых нет.

В ответ на это лишь рассмеялся. Не громко. Но искренне. Да она может навести шороху, но далеко не факт, что сейчас это нужно.

- Знаю. Ты вообще-то лучшее, что случилось с этим проектом. Просто жаль, что мы тратим на логистику больше, чем на смысл.

Да, она реальный мой помощник и тащила на себе почти половину всех моих дел. Секретариат весь вместе взятый и то меньше.

Солнце начало клониться к закату. Жара уже не давила, но свет отливал в рыжее, и плиты, и металл, и бетон казались теперь частью чего-то большего. Объект "Крионика" жил. Медленно, упрямо, криво, но – жил.

И вот, положил руку на поручень, вживлённый в будущую входную арку, и подумал: всё ещё впереди. Главное – чтобы было кому дожить до настоящего начала. И чтобы этот проект остался моим. Не их. Не чьим-то. Моим.

Пока что – просто дышал. И ждал, когда поступят деньги. И когда в голове наступит тишина. Увы, но действовать нужно было сейчас.

Потому принял решение пока сосредоточиться на картинке, для потенциальных комиссий и, следовательно, отдал приказ сначала бросить все ресурсы на восстановление и приведение в порядок тех помещений, куда когда-то стащили все криокапсулы разных годов выпуска и от разных лабораторий и проектов. Чтобы всё там блестело как у кота яйца, дабы было что показать любой залётной комиссии, вдруг прибывшей узнать куда уходят выделенные деньги, которых в реальности ещё никто и не видел, а по бумагам при этом числилась полноводная река. Кстати, надо бы спросить у Лайи, что за фигня

Потому после всех согласований, беготни с формулярами, завуалированных угроз от недовольных ведомств и тупого отсутствия денег, принял единственно здравое решение: сделать хотя бы видимость порядка. И начать с самого громкого, самого заметного, самого медийного элемента – зала криокапсул. Или, точнее, того, что от него осталось. После меня, как понимаете, но эти тонкости мы не будем поднимать на свет божий.

Вот так крионика, мой личный ад под открытым небом, наконец начала напоминать не пустырь с экскаваторами, а хотя бы нечто, отдалённо смахивающее на научный центр. Хотя бы визуально. Не по сути, не по насыщенности, не по инфраструктуре, а чисто по ощущению. По картинке. И это было не так уж и мало, учитывая наличные возможности.

Сейчас как раз был тот момент, когда приказ уже ушёл вниз по цепочке, но воплощаться начал только что. Прошёлся до самого отсека, где уже ходил когда-то в куда более целостном состоянии, рукой на автомате отмахиваясь от пыли и вспотевшего лба. Люди только-только стягивали в зал инструменты. Осветители подносили щиты, один из старших техников уже ругался, что без нормальной вентиляции в этом отсеке хоть яйца вари. Молодец. Живой. Значит, всё пойдёт.

В этот момент подошёл Алекс. Вид у него был, как обычно, безупречно утилитарный – серый комбинезон, планшет подмышкой и выражение лица, в котором смесь спокойствия, тревоги и желания послать всех лесом.

- Приказ получил. Перекидываю людей с буровой и логистики. Только предупреждаю - к вечеру половина из них будет рыдать. Там жара адская, а система кондиционирования до сих пор в тестовом режиме.

- Сначала блеск. Потом жалобы. Всё по списку, – отозвался нехотя. – Доложи, когда первый сектор будет готов под смотровой.

- Уже подогнал группу очистки. И дизайнеров. Ну, этих, что могут натянуть на голую стену «эффект научного наследия».

- Отлично. Пусть натягивают. Но так, чтобы комар носа не подточил и даже под лупой казалось, что так оно и есть. Времени у нас – как всегда, впритык.

Мы вошли внутрь. Вдохнул – всё тот же затхлый привкус старой заморозки, химии и пыли. Сейчас здесь не блестело ничего. Но через какое-то время должно было. Минимум два ряда капсул, стекло, металл, панели подсветки и голограммы, хоть какие-нибудь. Чистота должна резать глаза, а стерильность – вонять хлоркой.

- У нас вообще капсулы на что-то годны? – спросил Алекс на ходу.

- Не важно. Сейчас не про научную ценность. Сейчас – про показушную. А значит, главное, чтобы гляделось. Никаких луж, следов течи и облезлой краски. Остальное переживём.

Он кивнул.И стало понятно, поймёт. Мужик сам не раз участвовал в таких экспедициях на грани афёры и подвига. Если верить его резюме, конечно.

- Логотипы восстановить? Или оставить как есть? – спросил.

- Восстановить. Пусть будет ощущение, что это наследие. Не артефакты, а преемственность. Старое, но гордое. Остальное будем решать потом.

- Тогда нужны будут подтверждения. Визуальные. Я натравлю на архивы Риту. Она любит такие задания.

- Действуй.

И тут на минуту задержался у одной из капсул. Старая, помятая, с выбитым клеймом какой-то частной лаборатории, которую уже лет пятнадцать как сожрали конкуренты. И всё равно – в ней было что-то. Молчаливое. Давящее. Как будто ты подходишь к гробу, который ещё может открыть глаза.

Вышел наружу. Позвал по рации Мику. Она ответила почти сразу, коротко, с характерной сухостью.

- Да?

- Слушай, тут одна линия в бюджетных траншах вызывает вопросы. Что за «Вектор Архивного Восстановления»?

- Уже разбираюсь, – ответила она. – Пока что выясняется, что это прокладка под фонд ООН, действующая через ЮНЕСКО, но имеющая собственных кураторов. Пока в списках только четыре проекта, включая нас. Похоже, кто-то хочет провести свои инициативы тихо, под прикрытием "международной реставрации".

- Выясни, кто подписант. Мне не нравится, когда деньги приходят от имени одной структуры, а проводятся другой. Особенно с таким названием. Надо будет проверить качество стали в их яйцах.

- Будет сделано.

Связь прервалась. Вернулся к техникам. Уже шла зачистка старых швов между капсулами и полом. Шлифмашинки визжали, кто-то матерился. Живое, настоящее дело. Начало того, что потом покажут по новостям как "возрождение забытых технологий".

А пока – грязь, пот и пыль. Всё как положено.

- А теперь слушай сюда, Алекс, – сказал, обращаясь к нему, отойдя от очередной капсулы и хлопнув дверцу пульта запуска. – Как только закончишь наводить вот тут марафет – подготовишь два относительно больших помещения. Нормальных. Надёжных. В которых можно будет воспроизвести условия, как в криокапсулах. Вот это очень важно. Чтобы там можно было разместить объёмные объекты. Не просто хранить – а именно удерживать в аналогичных средах.

Алекс, как обычно, слушал без перебивания. У него в руке уже висел планшет, и пальцы стучали по стеклу – набрасывал список.

- Эти помещения должны быть заэкранированы от всего, что только можно будет предусмотреть. Полностью. И запомни: ключи открытия должны быть только у меня. Более того, они должны открываться изнутри только по моей биометрии. Только изнутри. Дополнительное условие. А то всякое бывает… и как-то не хочется оказаться запертым в криокамере снаружи, – пробормотал, почти не в шутку.

- Принято. А внутри тоже будет система жизнеобеспечения, как у капсул? – уточнил он, не поднимая взгляда.

- Конечно. С полным циклом. Но без автоматического выхода. Всё должно быть ручным и завязанным на меня.

Потом сделал шаг в сторону, выдохнул и продолжил:

- И ещё. Когда с этим закончите и, если будут позволять финансовые возможности – подготовь похожие помещения, только попроще, для размещения тел из сломанных криокапсул.

Алекс тут поднял глаза, сощурился:

- Но для чего? Они же, насколько понимаю, уже вообще не подлежат оживлению. Тут и нормальные-то пока никто не оживляет, а вы собираетесь?..

- Запомни, – сказал по-прежнему спокойно, глядя прямо на него. – Если сейчас нельзя – это не значит, что и потом нельзя будет. Возможность оживить есть вообще всех. Вопрос не в самой возможности, а в экономической целесообразности. И в сложности. Только один известный сверх может такое провернуть. Один. И да – мне пришлось перекинуться парой слов с прежним техником базы. Тем, что погиб при нападении. А значит принципиальная возможность существует.

Алекс помолчал, кивнул. Всё понял. Не стал спорить. Просто добавил к списку в планшете ещё один пункт и ушёл координировать рабочих. Он умел это делать – спокойно, без надрыва. Человек нужный. Один из тех, кто не задаёт вопросов, когда дело уже идёт.

После чего просто остался в зале. Запах металла и пыли висел в воздухе. Где-то визжала шлифмашина. В дальнем углу кто-то подключал подсветку, и первые ряды капсул начали постепенно напоминать экспонаты из будущего.

Потом прошёлся по краю. Отсек уже вычищали как могли – выскребали трещины, сверяли ряды, ровняли надписи. Не сказать, что это было чем-то великим, но внутри уже теплело: из бардака начинала проявляться форма.

Достал планшет, пролистал чертежи – последние правки по размещению терморегулирующих систем, развязка электроцепей, усиление балки над вторым входом. Подпись, ещё одна. Данные уходили в систему, запускали цепочки подрядчиков и мелких рабочих групп.

Связался с Андре.

- Проверка кабельных ниш в южном секторе как?

- Пару проводов придётся заменить. Старые оказались фальшивыми. Внешне как новые, а внутри алюминий, – ответила спокойно. – Сейчас прогоняем тест подачу. Половину осветителей перезапитываем.

- И не забудь про перегрев по старой схеме. Тут каждый киловатт как патрон в тылу.

- Учтено.

Выдохнул. Обернулся. В этом отсеке уже почти не было прошлого. Всё, что здесь оставалось – было моим. Моим и ничьим больше. Хотелось верить.

Поднялся на смотровую галерею. Отсюда весь зал казался чуть-чуть меньше, но куда правильнее. Линии шли ровно, подсветка ложилась чётко, и даже шумы как будто играли правильный ритм.

Именно ради этого всё делал. Чтобы однажды этот момент можно было показать кому-то: вот, смотрите. Это работает. Это оживает. Не хухры-мухры, так сказать.

Но до такого "смотрите" было ещё далеко. Потому что следующий на очереди – старый архивный отсек. Там даже крыша протекает, а старый сервер в углу гудит на честном слове. Как уцелел после похода Микото, загадка века… Но именно туда, по слухам, когда-то сбрасывали все инженерные журналы с экспериментов по вторичной активизации криосостояний. Если там найдётся хоть что-то полезное – не позволю ему исчезнуть.

По рации щёлкнул Алекс:

- Первый резервный отсек под модульную криоимитацию готов под чистовую. Через сорок минут можно запускать замеры.

- Принято. И заодно дай распоряжение от моего имени Мику – пусть пробьёт, кто сейчас числится за контролем по линии медицинских экспериментов в фонде. А то слишком уж много интереса к деталям в отчётах.

- Понял.

Спустился вниз. Пыль снова хрустнула под ботинком. Но в этот раз она казалась не грязью, а просто временной заплаткой на будущем. В следующий раз тут будет стерильно. Обязательно будет. Если, конечно, никто не начнёт снова резать бюджет в угоду "эффективности". Ведь всегда есть возможность урезать такого резальщика. Главное, чтобы без шума. Если что, можно и повторить. И однажды, очередному экономисту наконец придёт в голову светлая мысль, что можно сокращать ведь не только бюджет.

Двери закрылись за спиной.

И тогда просто телепортировался сразу из-под земли на площадку с самолётом вертикального взлёта. Оказалось, у этого способа телепортации, который мне достался, кроме недостатков были и свои преимущества. Прыжок можно было совершать не на сотни метров, как обычно, а до нескольких километров. Правда, в таких условиях возрастала вероятность ошибки, но поскольку смещался по координатам, то мог вполне себе зафиксировать некую точку, в которую мог сместиться довольно точно. Главное – её запомнить сначала. В данном случае по прилёту запомнил такую точку возле самолёта, и сейчас ей воспользовался, телепортировавшись относительно безопасно сразу куда мне было нужно.

Недолго думая, заскочил в уже открытый трап и пошёл усаживаться в кресло. Летели мы в Лос-Анджелес, а не в Лас-Вегас, расположенный примерно в ста пятидесяти километрах. Оттуда можно было за час даже на аэротакси долететь. А телепорту там просто сам бог велел быть – и не одному. Так что обычно из Остина сюда добирался через этот город, но сегодня решил заскочить в свою мастерскую.

В салоне было прохладно. По-походному. Без излишеств. Пахло технической смазкой и старым воздухом, но меня это устраивало. Здесь не требовалось держать лицо, изображать уверенность или демонстрировать несуществующий энтузиазм. Тут просто был самим собой. Сидел, застёгивал ремни и смотрел в иллюминатор, где вечернее солнце окрашивало крыло в медно-золотистые тона.

Внизу быстро удалялись огоньки базы. Хорошо. Иногда пустота – лучшее лекарство. Особенно после всего.

Через сорок минут мы были уже над Лос-Анжелесом. Самолёт сразу направился к мастерской, поскольку прямо над ней, на первом этапе реконструкции, была построена посадочная площадка. Так что самолёт мог сесть прямо там. Что он и сделал, после чего его покинул и по внешней лестнице спустился на землю. Поскольку реконструкция мастерской была уже закончена, то вид она приняла вполне себе презентабельный, а не здания, которое вот-вот развалится.

Открыл дверь и вошёл вовнутрь. Пока отсюда ничего не забирал и сегодня решил исправить эту недоработку. Для начала поднял стеклянный колпак и забрал с полки Камень боли. Тот самый. А вот сферу решил пока не трогать. Ну её к лешему. А то опять втравит в какую-нибудь историю, а пока с первой ещё так ничего толком не решил, разве что убедился, что не конченый псих.

Но главное, зачем сюда пришёл, это был квантовостахостический компьютер. Вернее, лишь один его блок, точнее один блок вычислителя. Выглядел он красиво, переливался золотом и серебром и вообще выглядел футуристически. А поскольку был старой версией со свалки, восстановленной мной, то практической ценности почти не представлял. Вот и решил утащить его в Холл вестибюля нашего офиса в Остине. Пускай посетители ломают голову, какой скульптор экспрессионист сваял такой шедевр. Потому сейчас позвонил в логистическую компанию и заказал доставку крупногабаритного груза в Остин, но, чтобы машина была с грузчиками.

Поскольку рабочий день уже закончился, то можно было на рассчитывать, что кто-то сегодня явится выполнять заказ. Америка страна контрастов. Будут стонать что жить не на что и приходится питаться по карточке, но палец о палец не ударят, чтобы заработать деньги. Иначе профсоюз, а там вообще за шрейкбрехера примут и в репу настучат. Вот так и живём. И с Камнем боли в кармане, двинулся в гостиницу.

***

С гостиницами в Лос-Анджелесе всегда было туго. Особенно если хотел выбрать ту, в которую не заселятся журналисты, инфоцыгане, бывшие каратели в отставке или сверхи на вольных хлебах. А мне хотелось одного – чтобы в номере был кондиционер, чтобы не воняло ковролином времён реанимации Голливуда, и чтобы за дверью не валялся труп. Всё остальное – компромиссы.

Поэтому, в итоге, выбрал проверенное место. Старое, с виду ветхое здание в районе, который даже местные карты называли "серой зоной", но в котором за последние месяцы оставил столько чаевых и добрых воспоминаний, что меня там встречали с лёгкой тревогой, но без лишних вопросов. Администраторша – женщина с лицом, как у выжатого лимона – молча кивнула, протянула ключ-карту и не стала даже проверять, на кого оформлен заказ. И правильно сделала.

Поднялся на лифте. Механика гудела так, будто тянула вверх бронированный сейф, а не человека с Камнем боли в кармане брюк. Ощущение было, что если лифт сейчас дёрнется, то полетит не вниз, а в сторону – в сторону параллельной реальности, где так и остался инженером по ремонту неклассифицированной техники и смотрел на мир только через фильтр чертежей и сводок рынка.

Открыл дверь, вошёл. Пахло сыростью и старыми пластиковыми шторами. Идеально. Потому что в такой обстановке проще сосредоточиться. Сел на кровать. Пружины подо мной повели себя, как пожилые гимнасты – скрипнули, но не сдались. Да, не президентский люкс, как обычно. Вынул Камень боли. Тот, как будто почуяв, что снова попал в руки, дрогнул. Почти физически. Тепло шло от него неуловимо, как от ладони, которую держишь над включённой лампой.

- Спокойно, – сказал то ли ему, то ли себе вполголоса. – Сегодня тебя не включаю. Ни физически, ни ментально. Просто живи рядом. Мы оба заслужили это.

Ха-ха, и ведь на полном серьёзе сказал, будто умею.

Камень, понятное дело, не ответил. Но вибрация, почти неощутимая, всё равно прошла по пальцам. Он был как старый друг, с которым у тебя сложные отношения: и рад, и страшно, и не до конца понимаешь, кто из вас кому больше обязан.

Оставил его на прикроватной тумбочке. Пошёл в душ. Смыть пыль, усталость и странный металлический привкус, оставшийся после прикосновения к тем капсулам в ангаре. До сих пор в горле стоял этот привкус – смесь перекиси, старины и чего-то, что не должно было быть. Запах чужого времени. Возможно, именно поэтому и не стал брать с собой сферу. Иногда лучше иметь один источник проблем, чем два.

Горячая вода текла долго. Даже чересчур. Как будто хотела вытопить из меня то, что нельзя смыть – страх, сомнение, накопившееся чувство, что медленно превращаюсь из наблюдателя в участника, а дальше – в виновника.

Выключил душ. Вытерся. Вернулся к кровати. Камень на месте. Не светится. Да и не должен. И это уже радовало.

Включил планшет. Проверил почту. Ничего важного. Несколько напоминаний о задолженностях проекта, парочка предупреждений из ЮНЕСКО – вежливо, но с нажимом, как умеют только они. Одно письмо от Мику. Короткое. По существу.

"Твои распоряжения исполняются. Помещения проектируются. Алекс просит уточнить по температурному режиму в дополнительном блоке. Предполагается ли краткосрочное хранение живых образцов? Если нет, мы упрощаем систему. Жду подтверждения."

Живые образцы… Улыбнулся. Не потому что смешно. Просто – слово такое. Слишком стерильное для того, что иногда видел в зеркале. Набрал ответ:

"Живые – нет. Но потенциально возвращаемые. Делай, как знаешь. Главное – чтобы был шанс. Хотя бы теоретический."

Отправил. Выключил. Положил планшет на тумбочку рядом с Камнем. Они смотрелись там как парочка из разных эпох: технологическая элегантность и магическое первобытие. Если бы кто-то сказал, что это – сердце моего проекта, не спорил бы. Так оно и было. И магия, и математика. И боль, и разум.

Открыл окно. Внизу шумела улица. Лос-Анджелес не спал. Он вообще не знал, что такое спать. Он ворочался, шумел, издавал звуки, светил в глаза. Но всё это было далеко. Здесь, в старом номере гостиницы, был в капсуле. Почти. Временной капсуле.