Глава 4 Бурденко

30 апреля 1986 года; Москва, СССР


МЕДИЦИНСКАЯ ГАЗЕТА: Закон, спасающий жизни

На прошлой неделе опубликован текст совместного постановления Политбюро и Правительства СССР « О трансплантации тканей и органов человека». Это важнейший шаг вперёд для отечественной медицины, долгое время остававшейся позади западных стран в области трансплантологии. Ранее в Советском Союзе не существовало чётко прописанного порядка получения согласия на использование органов человека в качестве донорских после смерти. Теперь же законодатель закрепил принцип общего согласия граждан, то есть подразумевается, что каждый советский человек согласен пожертвовать свои органы на благо других, если он прямо не выразил своё несогласие при жизни.

В докладе на прошедшем недавно Съезде Коммунистической партии СССР Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ М. С. Горбачёв отметил серьёзное отставание нашей медицины от западных стран в области трансплантологии. Так, ставшие на Западе обыденными операции по пересадке почек проводятся тысячами ежегодно, тогда как в СССР счёт идёт лишь на сотни, а операции по пересадке сердца у нас по-прежнему являются редкими экспериментами.

Товарищ Горбачёв подчеркнул, что в этой сфере необходимо срочно наращивать темпы и догонять передовые страны. Согласно новому закону, в каждой больнице появится специальная врачебная ставка, задачей которой будет отслеживание потенциальных доноров и своевременное изъятие органов, способных спасти жизни многих советских граждан.

Безусловно, трансплантология — новая и весьма сложная область медицины. Вероятно, будут и недовольные, и критические оценки со стороны отдельных граждан, столкнувшихся с моральными и эмоциональными трудностями после потери близких. К сожалению, нельзя исключать и неудачных операций. Тем не менее, принятый закон и развитие трансплантологии однозначно принесут огромную пользу всему советскому народу, спасут тысячи жизней и вернут здоровье многим нашим гражданам.

Это важный шаг на пути прогресса, заботы о людях и реализации принципа гуманизма, лежащего в основе социалистического строя.


В коридорах госпиталя стоял стойкий запах… Госпиталя. Больницы. Спирт, какие-то лекарства, запахи многочисленных человеческих тел, находящихся далеко не в лучшей форме. Хлорка, конечно же, куда без неё. Наверное, тот, кто был в подобном месте хоть раз, эти ароматы ни с чем не спутает.

— Рассказывайте, Евгений Евгеньевич, не стесняйтесь, я не кусаюсь, — начальник центрального госпиталя был в командировке в Ташкенте, поэтому встретил меня оставшийся в Москве за старшего главный терапевт больницы, товарищ Гогин. Врач явно к общению с высоким начальством был непривычен и оттого заметно смущался в моём присутствии. — Есть какие-то срочные необходимости? Техника какая-нибудь? Лекарства? Если нужно — закажем, купим, главное сейчас наших героев поставить на ноги как можно лучше.

Война в Пакистане продлилась всего пятнадцать дней. Слишком несопоставимыми оказались силы, а терпеть постоянные бомбардировки и устраивать партизанскую войну в горах большая часть «цивилизованной» половины этого мусульманского осколка бывшей британской колонии не захотела.

Аслама Бека пристрелили прямо в собственном кабинете. Следующим лидером временного правительства страны, который и отдал приказ армии прекратить сопротивление, стал генерал Рахимуддин Хан, числившийся председателем объединённого комитета начальников штабов Пакистана и одновременно губернатором Синда.

Кроме него в состав переходного правительства — предполагалось восстановить действие конституции 1973 года и провести всеобщие выборы, как только закончится действие военного положения — вошли Мухаммад Хан Джунеджо и Гулам Исхак Хан, бывшие соратники Зия-уль-Хака, которые после смерти последнего были сняты со всех должностей и более полугода провели под домашним арестом.

Плюс — и это было уже наше требование — в состав правительства ввели Мир Муртазу и Шахнаваза Бхутто, двух сыновей последнего «легитимного» премьер-министра Пакистана, которого сверг и повесил в своё время Зия-уль-Хак. В отличие от их сестры Беназир Бхутто, моя память из будущего ничего про двух братьев подсказать не смогла, а между тем они чуть ли не десять лет «тусили» в Афганистане, изображая там оппозицию режиму Зия-уль-Хака. В нашей истории сестра, всё это время сидевшая в Лондоне, на фоне развала Восточного блока сумела, используя связи бывшей метрополии, усесться в главное кресло и продолжить прозападный — разве что развернувшись несколько в сторону Британии — курс Пакистана. Тут мы этого допускать, естественно, не собирались и совместно с Индией решили, что старший из братьев Бхутто будет смотреться в кресле премьера предпочтительнее. А выборы? Что выборы… Выборы — это такая эфемерная штука: как подсчитают голоса, так и будет.

— Есть проблемы, товарищ Горбачёв, — вздохнул Гогин. — МРТ-аппараты, это такая…

— Я знаю, — тут же кивнул я. Уж медицинских сериалов в будущем насмотрелся предостаточно. — А разве они в вашем случае подходят? Там же металл нельзя, чтобы присутствовал, а у вас осколки всякие? Стальные.

— Осколки — да, — кивнул терапевт, в его взгляде проклюнулась какая-то новая нота. Уважение, что ли? — Но осколки же не у всех. Ушибы, черепно-мозговые травмы, переломы, контузии.

— Принял. Не знаете, у нас делают или нужно за границей заказывать?

— Собирают вроде бы экспериментальные установки, но про то, чтобы в больницы поставлялись, не слышал, товарищ Горбачёв, — в голосе Гогина послышалось разочарование. Видимо, думал, что я сейчас буду рассказывать про то, что нужно подождать отечественных разработок. Я же ответил иное.

— Значит, купим зарубежные. Ждать нельзя. Стоило бы этим озаботиться раньше, но… Чего уж тут, не дошли руки.

Медицинское оборудование было одним из направлений — его разработка, в смысле, — куда у нас целенаправленно перебрасывались ресурсы и кадры, высвободившиеся на других направлениях. Вот закрыли мы часть КБ, на том же ЗАЗе, например. Или в космической и военной отрасли как раз сейчас шёл активный процесс «оптимизации» явно безнадёжных направлений, которые очевидно никогда не будут воплощены в жизнь.

Тут — немного отвлекшись от основной темы в сторону — максимально показательной и даже где-то гротескной стала история разработки под руководством 6-го чемпиона мира по шахматам компьютерной шахматной программы, которая по задумке должна была получить возможность обыграть «мясного» гроссмейстера. Разработка этого «шедевра математического анализа» стартовала в далёком 1958 году, и за тридцать лет Ботвинник продемонстрировал феерические способности по освоению средств с нулевым практическим выхлопом в итоге. По подсчётам комиссии, 6-й чемпион за всё время существования своей лаборатории «проел» примерно 550 тысяч рублей — это включая зарплаты, всякое материальное обеспечение, машинные часы компьютеров, к которым они имели доступ, и прочую мелочь.

Сажать Ботвинника не стали. Честно говоря, пожалели старика — ему уже семьдесят пять должно было исполниться в этом году, пугать поздно, а медийной победы из посадки такого персонажа точно не получится. Отправили Ботвинника тихо на пенсию, а сотрудников перекинули на другие направления, благо в деле создания программного обеспечения в СССР сейчас работы было завались.

Ну и такие процессы уже несколько месяцев шли повсеместно. Активно перетряхивались разные «исследования», особенно те, которые длились десятилетиями, пересматривалась целесообразность разработок, кое-кого даже посадили за работу «по инициативе». Это вообще была странная концепция в рамках плановой экономики: когда КБ, не получив задания сверху, бралось что-то разрабатывать в меру своего разумения. Нет, иногда действительно выходили стоящие, своевременные и нужные вещи, но чаще всё это заканчивалось просто переводом народных средств в виде имитации бурной деятельности.

— Я не хочу жаловаться на отечественную науку и производство, но местами западные коллеги нас опережают в медицинских технологиях… — Гогин замялся, подбирая слова. Мы шли по коридорам больницы в сопровождении моей охраны, телевизионщиков и местных товарищей. К тяжелораненым меня не пустили — ну, я и не очень-то рвался, если честно, — а вот навестить тех, кто уже на реабилитации, выглядело делом вполне полезным. — Существенно. Аппаратура для анестезии, очень не хватает современных аппаратов УЗИ, это…

— Я знаю, — вновь кивнул я, обрывая пояснения. — А разве УЗИ у нас не производят?

— Делают наши, и помногу, спасибо за это партии и правительству, — было видно, что главный терапевт с трудом поддерживает разговор в «политкорректном» стиле. Вероятно, среди своих в военном госпитале разговаривают по-другому. Без политесов. — Но наши аппараты всё же проигрывают. Картинка хуже, ломаются чаще, греются от работы. Тут я не говорю, что нужно закупать технику на Западе, но хотелось бы, чтобы производственники учитывали пожелания тех, кто пользуется аппаратами каждый день.

— Хорошо, давайте сделаем так, — мы остановились у входа в палату. Прежде чем потянуть ручку двери на себя, я повернулся к врачу. — Напишите докладную записку на моё имя. В обход начальника госпиталя и руководства из министерства. Я хочу знать о реальном положении дел в медицине от лица реально практикующего врача. На что нужно обратить внимание в первую очередь. Пишите не только о проблемах, но и о том, что у нас хорошо работает, чтобы понимать, какие сферы подтягивать. Направите документ на моё имя, лично в руки, обещаю, что сделаю всё возможное.

Гогин замялся на секунду и кивнул, после чего открыл дверь палаты и объявил находящимся внутри бойцам:

— Товарищи раненые! Сегодня у нас большой гость. Товарищ Горбачёв приехал лично, чтобы пообщаться с нашими героями.

Моё появление в палате большого переполоха не вызвало. Как в таких случаях обычно происходит, все были заранее в курсе визита. В палате нам отобрали самых героических и при этом не слишком изувеченных бойцов — так чтобы и похвастаться ими было чем, и визуально выглядели они не слишком страшно.

Я по очереди подходил к каждому, жал руки, перебрасывался несколькими фразами, дарил подарки и вручал награды. Большая часть пациентов центрального военного госпиталя были не срочниками, а прапорщиками и офицерами, что позволяло в некотором смысле разговаривать нам на равных. Ну, во всяком случае, это были профессиональные военные, которые знали, на что подписываются, когда принимают присягу. Знали, что возможность погибнуть — или покалечиться, неизвестно ещё, что хуже — за Советскую Родину идёт в одном пакете с общественным уважением, любовью женщин и высокой заработной платой.

— Поздравляю, — пожал левую (правой у лейтенанта-десантника теперь не было) руку свежеиспечённому герою. Приколол ему к пижаме Золотую Звезду Героя, отдал коробочку и орденскую книжку.

— Служу Советскому Союзу! — Без всякого задора в голосе ответил молодой офицер.

Что его теперь ждало? В принципе, с учётом обстоятельств и окружающей действительности за окном, остаток жизни лейтенант мог прожить вполне обеспеченным человеком, имея внеочередную квартиру от государства, бесплатный санаторно-курортный отдых и пенсию в размере примерно 130% от средней зарплаты по стране. Вот только компенсирует ли это потерю руки? Сомнительно.

Вообще, потери Советского Союза в «Пятнадцатидневной войне» оказались, мягко говоря, небольшими как для конфликта такого масштаба и интенсивности. Боевые действия обошлись нам в 387 человек убитыми и ещё втрое больше — ранеными. Больше всего пострадали именно штурмовики, которые, «проверяя на себе» доктрину массового вертолётного десанта, популярную нынче в коридорах Генштаба, вынесли на себе основную часть «наземной компоненты». Нет, даже не так. Правильнее было бы сказать, что основную часть наиболее боеспособных войск — танковых в первую очередь — взяли на себя индусы. Большое сражение вокруг Лахора обошлось им почти в четыре тысячи человек погибшими, Пакистан же за эти две недели и вовсе потерял больше десяти тысяч солдат. Всё же бесконечная бомбардировка буквально всей ударной авиацией СССР — это серьёзный аргумент; против такого катка, да ещё и в условиях внутренней нестабильности, сделать что-то сложно.

Паки попытались огрызаться только в самом-самом начале, сумели сбить нам десяток самолётов — в первую очередь пострадали ударные Су-17, которых мы потеряли аж восемь машин, — но дальше, после окончательного подавления и так не блещущей ПВО мусульманской страны, игра вовсе пошла в одни ворота.

После же того, как Аслам Бек отправился на встречу с гуриями, боевые действия практически сразу прекратились, и теперь вовсю шёл торг за окончательные условия мирного урегулирования.

Мы требовали выдать нам лидеров моджахедов, свернуть, демонтировать и вывезти из Пакистана всё оборудование, предназначенное для создания ядерного оружия, и в общем-то всё. Ну, плюс компенсацию за нанесённый Пакистаном ущерб — нам и правительству Афганистана — а ещё кусок побережья на берегу Индийского океана под строительство ВМБ в аренду на 99 лет. Со своей стороны мы предлагали помощь — не бесплатную, конечно же — в освоении мирного атома, советское оружие вместо американского и пачку инфраструктурных проектов, которые были бы выгодны всем странам региона.

Индусы хотели получить договор о делимитации границы и об отказе Пакистана от индийского Кашмира — никакие новые территории, населённые мусульманами, Дели не интересовали. Плюс опять же денежные «компенсации» и сокращение армии Пакистана. Тут мы с Дели, в некотором смысле, имели разные интересы.

В общем, поскольку условия соглашения были достаточно мягкие, было понятно, что договоримся мы быстро, пусть даже местами и придется от чего-то отказаться. Тем более, что кнут в виде создания независимого Паштунистана с включением в него Пакистанской зоны племен был все так же актуален, задействовать его мы могли в любой момент.

Если говорить о мировой реакции на пятнадцатидневную войну, то получилась она весьма сдержанной. Нет, на нас, конечно же вылили ушат дерьма западные СМИ, Китай демонстративно привел свои вооруженные силы в повышенную готовность и также демонстративно перебросил несколько дополнительных дивизий к Советско-Китайской границе.

Более того, нет сомнений, что затянись боевые действия чуть дольше, Пекин не преминул бы в них поучаствовать более основательно. Вступать в прямые боевые действия с СССР — это навряд ли, а вот активно поставлять вооружение Пакистану, а может даже вступить в воздушную войну с индийцам — очень возможно. Собственно и теперь Дели от полного раскулачивание поверженного соседа во многом удерживает именно мнение Пекина. Мы-то свое в любом случае получим, но вот воевать дальше с китайцами за интересы Дели — нет спасибо, тут без нас.

США перебросили дополнительную авианосную ударную группу на свою базу на острова Чагос в Индийском океане. Изобразили «боевой выход» в сторону кораблей советского Тихоокеанского флота, обстреливающих пакистанскую береговую линию, пару раз самолеты с белой звездой демонстративно проходили над советскими кораблями показывая подвешенные на пилонах противокорабельные ракеты, но… Но реально каких-то серьезных последствий удалось избежать. Возможно в том числе и благодаря тому, что СССР демонстративно привел свои стратегические силы в повышенную готовность, в частности мы выгнали все подводные лодки с ядерными ракетами в море, как бы намекая всем заинтересованным сторонам, что шуток Советский Союз не понимает.

— Скажите, Евгений Евгеньевич, а что у нас психологической реабилитаций наших воинов? Ну то есть тела вы им тут лечите… По возможности, понятное дело. А душу?

— Ну здесь у нас конечно пошли подвижки в последние месяцы, но, если честно, товарищ Горбачев, это вам все же к начальнику госпиталя, а не ко мне. Я на телесных хворях специализируюсь.

Насчет психологической помощи ветеранам дело сдвинулось с мертвой точки еще прошлым летом. Я тогда — мне как раз в органах специальную справку подготовили по статистике преступлений совершенных афганцами — имел крайне неприятный разговор с новоназначенным министром здравоохранения и министром обороны. После этого в военных частях ведущих боевые действия быстро появились штатные единицы психологов, в Советском классификаторе болезней появился пункт «ПТСР», а все возвращающиеся из Афгана солдаты теперь в процессе получения статуса ветерана боевых действий обязательно проходили врача-мозгоправа.

Вот только эффективность всех этих мер для меня в обоих временных потоков далекого от практической медицины, была очень гадательной. Тут же важно еще чтобы на низовом уровне и военные и врачи-психологи да и сами пациенты относились к проблеме серьезно. А то у нас это известная история — никакой депрессии у мужика не было, он просто бухал и повесился по пьяни. Ну, да, конечно.

В целом визит в госпиталь — заснятый конечно же во всех подробностях телевизионщиками, куда же без этого — произвел на меня тягостное впечатление. Одно дело «рисовать стрелки на картах», посылать в бой росчерком пера обезличенные на бумаге дивизии и корпуса, и совсем другое — вот так встречаться лицом к лицу с результатом своих действий.

А с другой стороны, сколько жизней я сохранил, разрубив Афганский узел? Там по тысячу человек в год гибло, а то и по две, вряд ли моджахеды теперь успокоятся совсем, но без стабильного канала поставки оружия им будет гораздо сложнее пакостить.

— Еще раз спасибо за экскурсию, жду от вас докладную, — я попрощался с врачом и сел в свой «тяжелый» ЗИЛ. Бросил взгляд на часы. Пол пятого. Можно было бы уже и домой двинуть, но дел как обычно… — В Кремль.

Загрузка...