Меткий стрелок. Том III

Глава 13

Я проснулся от того, что в окно стучал какой-то особенно наглый голубь. Холодный декабрьский воздух просочился под створки, и я почувствовал характерный запах города — смесь угольного дыма и мокрого дерева. За последние месяцы город и климат вошли в один такт: мокро, прохладно, но не смертельно. Зима оказалась на Западном побережье совсем детской — не сравнить с Юконом. Фактические, у нас все еще была поздняя осень. Снег то падал, то таял… Река так и не встала, судоходство продолжалось. Это позволило Северной Деве вовремя прийти в порт, нормально разгрузиться и встать на прикол.

Я посмотрел в окно. Хорошее утро для того, чтобы не вставать. Но в доме уже шуршали: Марго где‑то на нижнем этаже разговаривала с кухаркой, а тётя Элеонора громко комментировала, сколько соли следует класть в овсянку. А еще она успевала давать племяннице советы по уходу за детьми, как пеленать, кормить и так далее.

Ребёнок. Это слово звучало в доме уже второй месяц и по мере приближения зимы затмевало все остальные новости. Приглашенный доктор осмотрел жену, сказал, что беременность развивается нормально — обрадовал меня тем, что слышит в трубку сердцебиение плода.

Марго, обычно собранная, теперь то и дело останавливалась посреди своих дел, клала руку на растущий живот, словно пытаясь удержать в руках сразу два мира — один, тихий и домашний, другой — пугающей неизвестностью будущего. Я же смотрел на то, как акушеры не моют руки перед осмотром, на отсутствие антисептиков с большой тревогой. Это понимание и навело меня на мысль, что нужно действовать немедленно — как-то установить свои правила. Единственное, что мне пришло в голову — это купить городской госпиталь и перестроить его по собственному желанию. И сразу внедрить простые, но работающие меры — стерилизацию инструментов, маски, перчатки, обработку карболовой кислотой, где это уместно, — и тем самым дать шансы моей семье и многим другим семьям Портленда.

Поэтому сегодняшняя встреча с мэром и «отцами города» была с важным подтекстом. Городское начальство хотело от меня получить пожертвования на разные проекты. А я в свою очередь, потребую «алаверды» — продать мне госпиталь «Всех Святых» в районе Хоб-Хилла. Он принадлежал Портленду и сделку можно было быстро закрыть.

Сизый голубь на окне добился своего — я окончательно проснулся, встал, позвонил в колокольчик. Пора было привыкать к жизни богатого человека. В спальню зашел Джозайя, в руках у него был уже готовый, отглаженный костюм-тройка, чистая сорочка.

Я быстро умылся, оделся, спустился вниз на завтрак. Соли в овсянке оказалось вполне достаточно и уже через час, я был в мэрии.

Глава города — Джордж Миллер — оказался плотным, розовощеким человеком лет пятидесяти с цепким взглядом, аккуратно подстриженными усами и привычкой подолгу надувать щеки, прежде чем произнести фразу, за которую он получит вознаграждение.

— Мистер Уайт, — начал мэр, удобно устроившись в кресле у камина, — город признателен за ваше участие в его будущем. Ваши усилия по развитию и благоустройству порта уже давно обсуждают в муниципалитетах.

Юконская транспортная компания и правда много вложила денег в инфраструктуру. Свои причалы, затоны, мы даже уже приценивались к собственный верфи. Благо финансы позволяли.

Мэр тем временем продолжал свою длинную речь. Он хотел получить деньги на новый водопровод и мост через реку Уилламетт. Последний оценивался по смете аж в двести тридцать тысяч долларов и городу не хватало ровно половины.

Я слушал, помалкивая, пока всё не сошлось к тому, ради чего я пришёл — просьбе выписать чек. За это мне было обещано звание «почетного гражданина города» и всяческое содействие властей моей транспортной компании. Классическая разводка. Ты нам денег — мы тебе красивую бумажку и обещания. Как говорится, «от обещал — никто не обнищал».

— Так вы могли бы пожертвовать часть суммы? — закончил свою речь мэр

Я усмехнулся:

— Мог бы, но у меня встречное предложение. Продайте мне городской госпиталь. Всё целиком: здание, землю, оборудование. Я вложу в него деньги, сделаю из него конфетку. Вложу денег туда больше, чем требуется на мост.

Договорились быстро — мэр отлично понимал язык денег.

После мэра, я отправился в офис мистера Дэвиса. Джон — наш уже теперь семейный адвокат — всегда был аккуратен до занудства, одет в строгий костюм, его манера говорить напоминала протокол: размеренная, с подтверждением каждой мысли. Он раскладывал бумаги с тем видом, будто подписывал официальные приговоры миру.

— Вы хотели обсудить новое дело, Итон, — сказал он, перелистывая документы.

— Да. Хочу открыть патентное бюро, — ответил я. — С отделом, где будут работать инженеры. В вашу задачу входит подобрать сотрудников, можно молодых, выпускников институтов. Наладить весь процесс. От подготовки документации, до подачи заявок.

— Что планируете патентовать? — удивился адвокат

— Вы видели мешки с письмами, что пришли в мой адрес со всей страны? — вопросом на вопрос ответил я

— Вы теперь популярная в обществе фигура — усмехнулся Дэвис — Золотой шериф Юкона! Король Клондайка.

— Мне пишут множество изобретателей. Предлагают вложиться в их открытия.

— Да там все мошенники через одного! — отмахнулся Джон

— Вы неправы. Есть любопытные идеи. Инженеры их проверят, подготовят чертежи, документацию. Патентные поверенные подадут заявки. Я хочу чтобы покрытие было и на Европу тоже. Не только Штаты.

— Это будет дороже! Международные патенты — это большие деньги, и их поддержание не дешево обойдется.

— Думаю, могу себе позволить.

В первую очередь, я планировал запатентовать все самое «горячее» в автомобильной промышленности и авиатехнике. Форд уже сконструировал свой первый автомобиль, но его ждут серьезные проблемы с патентным «троллем» Селденом. Последний зарегистрировал на себя основную конструкцию — бензиновый двигатель внутреннего сгорания, установленный перед водительским местом, со сцеплением, педалью тормоза, трансмиссией и передним приводом. И даже уже успел продать свой патент Ассоциации лицензированных производителей автомобилей (ALAM). Она предлагала автопроизводителям, которых каждый год появлялось, как грязи следующие условия: получение лицензии на производство и обязательство выплачивать 1,25% от стоимости каждой проданной машины. В противном случае ассоциация подавала в суд на нарушителя патента Селдена.

Я хотел зарегистрировать на себя патенты, которые еще не пришли в голову Селдену и ALAM. Бампер, руль с коробкой передач, карбюратор с регулируемой подачей топлива, электрические стартеры. Все вплоть до печки, которая работает от мотора и дворников с сигнальными фонарями. А уже имея эти патенты, можно будет договариваться с ALAM и строить собственный завод. Благо недостатка инженеров в Штатах не было — самая популярная нынче профессия.

Кроме машин, я хотел захватить рынок беспроводной телеграфии — благо антенны направленного действия, усилители сигнала уже изобретены, а Маркони опаздывает с регистрацией своих прав. Плюс фотоплёнка на целлулоиде, сварка металлическим электродом, еще ряд изобретений типа рентгеновских трубок, которые можно легко доработать. Да на банальной скрепке и электрическом чайнике я миллионы заработаю!

— Какие-то перспективные патенты можно выкупать у европейских изобретателей — пояснил я Дэвису — В первую очередь у немцев. Готов инвестировать в это значительные средства.

— Но откуда у недавнего старателя такие интересы? — удивился адвокат — Я думал, что вы рассматриваете традиционные вложения средств — депозиты, акции.

— В Доусоне я открывал публичную библиотеку. Для меня готовили подборки научных журналов. Ну а когда я увидел сотни писем с деловыми предложениями, что мне шлют со всей страны…

— Теперь все понятно — покивал Джон — Я немедленно займусь патентным бюро. Позвольте заметить, что самое лучшее место для подобной конторы не Портленд, а Нью-Йорк. Там сейчас на Уолл-Стрит сосредоточены крупнейшие банки, все капиталы стекаются туда. Изобретали тоже приезжают за финансированием. Не придется никого разыскивать — сами придут.

О «Большом Яблоке» я уже задумывался. В разрезе открытия там филиала «Нового Орегона». Но Марго, ребенок… Тащить беременную жену в Нью-Йорк? С другой стороны из финансовой столицы Штатов намного проще добраться до России.

— Что же… Наведите справки. Нам понадобится серьезный партнер.

Мы проговорили детали: штатная структура (секретариат, технический отдел, юридический отдел), правила работы с изобретателями, форма договора. Дэвис начал составлять на бумаге списки требований: какие бумаги требуются для патента, график подачи, кто будет нашим представителем в Берлине, Лондоне и Париже, сколько будет стоить поддержка в течение пяти лет. Мы договорились, что в ближайшие недели наймём пару инженеров для первичной сортировки корреспонденции, а также несколько молодых юристов, готовых к переезду.

К вечеру я отправился в больницу Всех Святых. Здание, построенное лет двадцать назад, было мрачным: темные коридоры, покосившиеся перила, запах смешанных лекарств и немытого белья. Главный врач, доктор Сэмюэл Хадсон, оказался высоким, сухим мужчиной с седыми висками и особым видом усталой суровости, свойственной врачам, которые привыкли держать под контролем всё, что можно, и сетовать на то, что изменить нельзя. Его помощница, сестра Клара Джонс, казалась моложе и внимательнее: в глаза ей хотелось верить — те, кто согласен с простыми и рабочими методами, обычно добиваются результатов.

— Господин Уайт, — сказал доктор, сдержанно пожимая руку, — рад приветствовать. Слышал, что решили взять нас под свое крыло? Рад, очень рад! Город выделял слишком мало средств для нормального функционирования. Не говоря уж о развитии. Что вы хотите здесь изменить?

— Всё, — сказал я прямо, — начиная с простых вещей: перчатки, маски, кипячение инструментов и обязательное мытьё рук с мылом всего персонала. В операционной — халаты. Я хочу, чтобы вы и ваши коллеги перестали относиться к инфекциям как к неизбежности. Есть методы дезинфекции; они не идеальны, но они работают.

Я упомянул карболовую кислоту и систему Листера: врачи знают, что в Лондоне и Париже уже применяют антисептику, и это не древняя магия.

— Карболка воняет, — тяжело вздохнула Джонс.

— А гроб не пахнет лучше, — ответил я, ровно и без злобы. — Простые вещи спасают. Если вы согласны, мы начнём с обучения сестёр, введём режим кипячения, шьём халаты и запас перчаток. Я оплачу поставки и приглашу врача из Европы на пару недель — он покажет, как все делается.

В итоге, Хадсона я «подкупил» тем, что предложил срочно составить смету на ремонт больницы, в первую очередь акушерского отделения. А врачи меня были готовы носить на руках за объявление о повышении окладов. Новый владелец хочет дезинфекции? Ну вот такая у него придурь, за дополнительные деньги можно и потерпеть.

Я смотрел на них и думал, что это начало. Маленькими шагами меняется большое.

Вернувшись домой, я застал дом в полумраке каминного света. Марго сидела, разбирая детские вещи: крошечные кофточки, пеленки с мягкой окантовкой, шапочки в зелёных и голубых тонах. Тётя Элеонора наблюдала за процессом с таким выражением, как будто оплачивала на вещах каждый шов.

— Мы тут с тётей говорили, — сказала Марго спокойно, но с тоном, который говорил о важности момента, — и пришли к выводу, что она поживет тут еще год. Когда ребёнок родится, мне понадобится помощь.

Я глубоко вздохнул. Ситуация была понятной — супруга выросла под надзором тёти. Элеонора была практичной женщиной, она следила за прислугой, за порядком в доме. Польза от нее была. Но я видел и другую сторону: постоянный контроль, вечные наставления, споры и язвительность — это все здорово сворачивало мне кровь.

— Совсем не против помощи, — ответил я на упреки жены, когда мы остались вдвоем — я против постоянных лекций, как надо нам жить. Я хочу, чтобы дом был домом, а не трибуналом. Я хочу, чтобы люди, которых я люблю, чувствовали себя защищёнными, а не под постоянным присмотром.

— Артур тоже жалуется на тетю — тяжело вздохнула Марго — Но я без нее как без рук. Хотя иногда она переходит границы.

— Иногда — да, — сказал я, не желая превращать семейный совет в поле боя. — И это мягко сказано.

Марго нахмурилась, но не стала спорить. Она знала, что любые семейные бурные сцены не помогут её состоянию. Но озабоченность на ее лице оставалась: она думала не только о родах, но и о бухгалтерских вопросах, продолжала вести учет наших финансов. Она даже выезжала в офис Нового Орегона, пересчитывала лично слитки, которые аффинажники отлили из юконского золота, сличала пробы и клейма с документами.

— И ещё, — услышал я от неё, будто через вату — кто такая Оливия? Почему самородок, который мы продали в Доусоне, назван женским именем?

Марго смотрела на меня словно следователь по особо важным делам. Таак… Я вступил на очень тонкий лед. Тут надо осторожно.

Я спокойно улыбнулся: — Это длинная история. Летом на Юкон приехал один старатель. На лошади. Представляешь? Ее звали Оливия. И она была верным спутник старого этого парня, помогала выгребать россыпь из песка. На ней даже одного старателя срочно привезли в больницу — считай спасла жизнь человеку. И по местным меркам, заслужила память. Когда нашли тот самый самородок, товарищи назвали его «Оливия» в шутку.

— Лошадь⁈ — Марго поднялась, её тон стал резким: — Ты считаешь меня дурой?

— Конечно, нет, — сказал я мягко, — ты не дурa. Я тебе расскажу всю правду. Одна девушка по имени Оливия покончила с собой из-за неразделенной любви. Я так впечатлился, что назвал самородок ее именем.

— Ты дурак⁈

Вот и пойми женщин…

Следующим утром я поехал в налоговую службу Портленда. Каменное здание с колоннами и аккуратным газоном перед фасадом выглядело так, будто его проектировали люди, любящие порядок и одинаковые расстояния между деревьями. Внутри пахло чернилами и ещё чем-то металлическим. На каждой двери была прикреплена солидная латунная табличка, на стенах висели портреты прежних мэров города и губернаторов штата.

У стойки регистратора я назвал своё имя. Молодой клерк в жилете из плотной шерсти и нарукавниках поднял брови, что, судя по реакции, означало узнавание. Он даже привстал на своем месте. После короткой записи в журнале, меня пригласили в кабинет начальника управления.

В просторной комнате за широким письменным столом сидел сухощавый мужчина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и аккуратно подстриженными усами. Прямо как капитан Калеб он курил трубку. Которую впрочем тут же погасил, когда я вошел. Рядом за отдельным столом работал помощник — плотный, лысеющий, с пером в руке и кипой бумаг. По старинке тут все. Даже нет новомодных пишущих машинок.

— Мистер Уайт, — сказал начальник, поднимаясь, — я Джонатан Лоуренс, управляющий налоговой службы Портленда. Рад приветствовать вас.

— Взаимно, — ответил я, садясь напротив. — У меня есть вопросы, которые требуется прояснить. Много времени не займу.

Я рассказал, что вернулся с Юкона, ввёз в страну золото, оплатил ввозную пошлину — десять процентов от стоимости. А это между прочим, более двух миллионов долларов. Лоуренс слушал внимательно, сложив руки на столе.

— Я хочу узнать, что ещё мне предстоит заплатить правительству. Подоходный налог, сборы, что угодно. Хочу быть в порядке с законом.

Лоуренс кивнул своему помощнику, тот достал из ящика толстую книгу — свод налоговых правил и тарифов штата Орегон за текущий год.

— Мистер Уайт, — начал он спокойным, чуть сухим тоном, — подоходного налога у нас нет. Штат не собирает процент с личных доходов. Налогообложение устроено иначе. Основные сборы — это пошлины на ввоз, которые вы уже уплатили, а также налоги на недвижимость, торговые и промышленные лицензии.

— Иными словами, — продолжил Лоуренс, — с суммы, которую вы заработали на Клондайке и привезли в виде слитков и самородков, после уплаты таможенной пошлины в десять процентов, ни штат, ни федеральное правительство больше ничего требовать не будет.

Я переспросил:

— То есть никаких ежегодных взносов, налога на прибыль, ничего подобного?

— Совершенно верно, — подтвердил Лоуренс. — Я знаю, что вы являетесь совладельцем банка «Новый Орегон». Прибыль банка, разумеется, подлежит налогообложению по итогам года.

— Это я знаю, у банка есть бухгалтер, он все оформит. Золото я внес в качество взноса в уставной капитал.

— Очень умно — покивал начальник — У вас грамотный бухгалтер, такие взносы не попадают под понятие прибыли. Тут наверное, налогов тоже не будет.

Я достал из кармана блокнот, сделал пару пометок.

— Должен сказать, — добавил Лоуренс, — ваша уплата десятипроцентного сбора стала крупнейшей в истории страны. Это рекорд. Даже федеральные службы уже запросили у нас отчёт по таможенному управлению.

В кабинете повисла короткая пауза. С улицы донёсся звон колокольчика, когда кто-то открыл дверь в приёмную.

— Благодарю за разъяснения, — сказал я, вставая. — Хотел убедиться, что всё сделал правильно.

Мы обменялись рукопожатием, и Лоуренс проводил меня до двери. На улице воздух был прохладный, и, спускаясь по каменным ступеням, я думал о том, что два миллиона — огромная цена за право свободно спать по ночам, но, возможно, оно того стоит.