Меткий стрелок. Том III

Глава 18

Двое охранников начали расстегивать пальто, чтобы достать револьверы — я схватил их за руки. Уже поздно. Местные стоят почти вплотную, в руках у них дубинки, ножи.

— Забьют — тихо сказал я

Из толпы, которая окружала нас, вышел человек. Он был огромен, как медведь — выше Кузьмы, и выглядел так, будто сам вышел из каменного века. Его лицо было покрыто шрамами, а глаза, маленькие и злые, словно у свиньи, сверкали из-под нависших, густых бровей. Он был одет в рваную, грязную одежду, но даже она не могла скрыть его мощного телосложения. Что любопытно, на голове у него был модный, дорогой цилиндр с зеленой лентой. Ворованный? В руке «горилла» держал большой мясницкий нож, и ловко перебрасывал его из руки в руку, словно игрушку.

— Что, заблудились? — его голос был низким и хриплым. — Забрели не туда, куда надо? Проход по нашей улице платный, джентльмены. Скидывайте пальто, отдавайте бумажники и ботинки. И не сопротивляйтесь, а то будет хуже.

Я сделал шаг вперед, чувствуя, как адреналин начинает бурлить в моих жилах. Никогда не был трусом и не собирался становиться им сейчас.

— Меня зовут Итон Уайт, — сказал я, и мой голос был твердым и уверенным. — Я — Шериф Юкона. Слышал?

Главарь рассмеялся.

— Шериф Юкона? — он выплюнул эти слова, как будто они были грязью. — Здесь, asshole, не Юкон, здесь Нью-Йорк. И здесь свои правила. Мы возьмем все, что нам нужно, а потом вы будете репортерам голыми рассказывать что-то о своих правилах. Богачей развелось…

«Гризли» сплюнул в снег.

— Наверное, вы сможете взять все, что вам нужно, — сказал я, — но перед этим мы многих из вас положим. Я предлагаю решить все один на один, — сказал я, и его глаза расширились от удивления. — Ты и я. Если ты победишь, мы отдадим все без драки. Если я, то вы уйдете, и больше никогда не будете нас беспокоить.

Толпа загудела. Главарь расхохотался, обнажив желтые зубы.

— Ну давай. Посмотрим из какого теста сделаны юконцы. Сдается мне, кровь у вас такая же красная.

— Да уж не голубая — сказал я, снимая пальто и отдавая его Артуру. Тот на меня смотрел широко раскрытыми глазами.

— Мистер Итон, не надо! — зашептал на ухо Симерс

— Их тут человек тридцать — также тихо ответил я — Даже если успеете достать револьверы, перезарядиться не дадут.

Люди отступили, образуя широкий круг. Охранники держались настороже, понимая, что дело может обернуться кровью.

Главарь сделал шаг вперед, нож сверкнул в тусклом свете фонарей. Он крутил клинок так умело, что сразу было видно — человек не раз пользовался им по назначению.

Я вздохнул. В руке у меня была только трость. Она всем казалась смешным оружием рядом с его ножом, но в нее был встроен клинок. Вот и пришел час, когда этот девайс должен пригодиться. Сработает? Выпишу премию Картеру.

Мы начали сходиться. Главарь шел медленно, раскачиваясь, играя ножом, будто дразня меня. Я понял, что у меня есть только один удар — уроки фехтования еще не начались, только-только нашли школу. Времени на вторую попытку не будет. Жаль, что шелковые жилеты, о которых мы говорили с Картером еще не были пошиты. Они бы мне пригодились.

— И ты здесь⁉ — я посмотрел за спину главаря, развел руками

«Гризли» купился на эту немудреный трюк. Оглянулся, я тут же щелкнул фиксатором, резко отбросил трость-ножны и сделал длинный выпад клинком. Всё случилось быстрее, чем успел подумать кто-либо. Главарь даже не успел обернуться. Клинок вошел ему прямо в сердце. Он издал хрип, нож выпал из руки, а сам он, взмахнув руками, повалился назад в грязный снег.

Толпа застыла. Я выдернул клинок, махнул им, сбрасывая капли крови. Поднял трость. В этот момент мои люди уже успели выхватить револьверы. Кузьма тоже. Симерс выстрелил в воздух. Грохот отразился от стен домов, и бандиты, мгновенно потеряв всю свою спесь, бросились кто куда.

— Хватит, — сказал я, когда Кузьма дернулся было следом. — Пусть бегут.

Артур подскочил ко мне, подал пальто.

— Это было невероятно!!

— Валим! — Кузьма был готов уже «смазать лыжи»

— Надо дождаться полиции, — решил я. — Это не Юкон. Здесь законы другие.

Главарь лежал на спине, глядя открытыми глазами в серое небо. Его лицо застыло в мертвой гримасе.

Я послал одного из охранников за полицией. Остальные держались близко, наблюдая за улицей. Люди выглядывали из окон, кто-то пытался подойти, но отступал, видя оружие. Собаки выли в переулках, кто-то хлопнул дверью, скрываясь внутри. Снег под ногами превращался в кровавую кашу — из «гризли» порядком натекло, а запах гари от выстрелов смешивался с вонью конского навоза.

Прошло не так уж много времени, прежде чем на улицу выехала повозка с фонарями. Полиция прибыла в составе детектива, лейтенанта и двух сержантов. Лошади сопели, сбивая копытами снег, фонари метались по стенам домов, вырывая из темноты лица зевак.

Детектив, невысокий, сухощавый человек с внимательным взглядом, наклонился над телом и сразу узнал его.

— Черт побери, — сказал он. — Да это же Патрик Мэллони. Мы его уже семь лет ловим. Особо опасный преступник. Убийца, грабитель, вымогатель. Ваша удача, что вы остались живы.

Сержанты переглянулись, один из них даже перекрестился, словно боялся, что мертвец сейчас поднимется. Второй присвистнул сквозь зубы и сказал вполголоса, что на голову Мэллони была назначена награда.

Лейтенант, высокий и плотный, снял перчатку и протянул мне руку.

— От имени департамента благодарю вас за то, что обезвредили этого человека, — сказал он. — У нас к вам никаких претензий. Только благодарность. Нью-Йорк стал чуть спокойнее.

Я пожал его руку. Его пальцы были холодны, но хватка уверенная. Он пригляделся ко мне внимательнее.

— Простите, сэр, но лицо ваше мне знакомо. Не вы ли тот самый шериф с Юкона, о котором писали газеты?

— Да, это я, — ответил я. — Мы недавно прибыли. Я осматривал здешнее здание, думаю о покупке. Хотелось убедиться, что место подходящее.

— Вы кажется заработали свое состояние на золотой лихорадке?

На лице полицейского появилось угодливое выражение.

— Да, это так.

Лейтенант кивнул, его взгляд метнулся к грязному снегу, к застывшему трупу, потом поднялся к небу. Он выдержал паузу, словно подбирая слова.

— Район непростой, — сказал он тихо. — Много таких, как Мэллони. Если хотите очистить кварталы вокруг вашего будущего здания, это можно решить.

Он не смотрел мне в глаза, всё больше косился в сторону и на серое небо, как будто ждал, что я сам пойму намёк.

Я достал из кармана конверт, заранее приготовленный для подобных случаев — у меня их с собой было семь штук и в каждый было помещено по триста долларов, вложил ему в ладонь. Он даже не открыл его, только сжал в пальцах и спрятал в карман кителя.

Его лицо заметно просветлело.

— Считайте, что вопрос решен, — сказал он уже более бодро. — Я пошлю людей, будут облавы, зачистим всё за неделю. Чтобы ни одного мерзавца не осталось.

Он обернулся к своим.

— Сержант, сбегайте к участку, приведите подмогу. Пусть завтра же начнут прочёсывать дворы и подвалы.

Один из сержантов торопливо зашагал в темноту.

Лейтенант достал визитку, протянул мне.

— Если будут вопросы или новые проблемы, обращайтесь. Решим всё быстро.

Я взял картонку, сунул во внутренний карман и едва сдержал усмешку. Внутри меня шевельнулась мысль: стоило бы попросить у него прайс-лист на услуги.

9 февраля 1898 года в газете New York Journal American «взорвалась бомба». Было опубликовано похищенное личное письмо испанского посланника в Вашингтоне де Ломе своему другу на Кубе. В нём президент США Мак-Кинли получил нелестную характеристику и был назван «дешёвым, угодливым политиканом». Ну и другие эпитеты в адрес Мак-Кинли тоже впечатляли. В воздухе отчетливо запахло жареным. Я как раз первый раз завтракал в своей новой столовой в Гринвиче. Прислуживал мне Джозайя, он же и принес утренние газеты. Прямо к кофе.

Я посмотрел на часы. Лег я поздно, много работал со справочниками и патентными журналами, делал выписки для работников бюро. Поэтому и проснулся поздно. На пустой желудок поупражнялся с рапирой, пострелял в тире, который мне на скорую руку построили в подвале. Сел завтракать поздно. И сразу понял важность новости про похищенное письмо. Это первый выстрел в еще необъявленной войне — четвертая власть готовит общественное мнение в Штатах. Я не помнил точно, когда взорвут крейсер Мэн, но было ясно, что это случится совсем скоро.

Банк Новый Орегон еще не начал полноценно работать — шли отделочные работы и ремонт в новом здании, но место на нью-йоркской фондовой бирже уже было куплено и даже арендованная комната в здании. Я срочно, по телеграфу связался с маклерами. Отдал приказ продавать с плечом векселя и бонды Испании, покупать долговые бумаги американского казначейства. Особенно большой заработок будет, если удастся вложить в биржевые спекуляции кредитные средства.

Раздав все поручения и проведя несколько встреч с банкирами Уолл-Стрит — идея ФРС продолжала будоражить их умы — я начал готовиться к поездке в Россию. Решил ехать один, инкогнито, без шумихи. Так сказать, на разведку. Надо было торопиться, пока не начались военные действия. И я должен был вернуться в Штаты до родов Марго в конце марта-начале апреля.

Маршрут вырисовывался такой. Из Нью-Йорка в Либаву, которая Лиепая, судном Русского Восточно-Азиатского пароходства. Десять суток. Дальше поездом из Либавы в Санкт-Петербург. Еще два дня с пересадками. Слава богу, никаких виз не требовалось, все, что нужно — получить заграничный паспорт. Дело это было муторное, но при наличии денег все решалось мгновенно. На столицу я отводил неделю. Еще на пару дней планировал заехать в Москву. Обратно тем же маршрутом — Питер, Либава, Нью-Йорк. На все про все месяц с небольшим.

Труднее всего было убедить Дэвиса с Артуром. Кузьме я вообще решил пока не говорить — он сто процентов сорвется посмотреть Россию. Пусть лучше занимается вопросами ремонта и переезда в новый офис. А вот новый директор нью-йоркского отделения Нового Орегона встал на дыбы:

— Совершенно невозможно, мистер Итон! Человек вашего положения просто обязан путешествовать с охраной, секретарями и слугами!

Что же… Ожидаемо.

— Мистер Дэвис, вы забыли откуда я родом. Дикий Запад и Юкон меня многому научили. И главное это не только выживать, но и маскироваться. Стоит мне отправиться официально, со свитой из слуг, охраны, как об этом мигом станет известно властям.

— Что же в этом плохого? — удивился Артур, который тоже активно выступал против моей стремительной поездки на Родину. Большей частью из-за того, что он сам не может поехать. Даже пригрозил раскрыть мои планы сестре. На что я ответил — вперед, Марго и так знает. Это было, конечно, преувеличением. Она знала о моем интересе к России, но без конкретики.

— Плохого в том, что это Россия — это огромный кладезь различных выгодных проектов. Но любое прибыльное дело там — сфера интересов Романовых. А они делиться не любят.

Перед глазами встал недавний отчет «Пинкертонов» об империи.

Центр всей системы — молодой государь. Но он… слаб. Агенты отмечают его чрезвычайную податливость влиянию двух женщин: вдовствующей императрицы Марии Федоровны и его супруги, Александры Федоровны. Он ищет у них одобрения, он выполняет их мелкие, капризные указания. Это слабость. И эта слабость создает вакуум, который жадно заполняют окружающие высокопоставленные аристократы. Но самое тревожное — начавшийся крен в мистицизм. В Царском Селе уже появилась какая-то Матронушка Босоножка, царская чета слушает ее бормотания часами. Кто поставляет этих юродивых ко двору? «Пинкертоны» выяснили. Это дело рук Великого князя Михаила Николаевича. Председатель Государственного совета, брат покойного Александра Второго, сам одержим всяческим мистическим бредом. Получается, что через старого мистика на самого царя оказывается влияние, которое невозможно проконтролировать и которое абсолютно иррационально. Это бомба замедленного действия. Распутин, который уже начал странствовать по стране, не даст соврать.

А государством тем временем правят Великие князья. Царь — лишь номинальный вершитель их воли. Они поделили империю на сферы влияния, как пирог.

Во главе этой «камарильи» Великий князь Владимир Александрович. Дядя царя. Командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Это значит, что в его руках — вся военная мощь столицы, да империи тоже. Элитные полки, вся охрана, весь гарнизон. Он — ключ к трону. Без его одобрения не поднимется ни один штык в Петербурге. Агенты отмечают, что сам Николай перед ним робеет, будто мальчишка. Владимир — честолюбив, умен, обладает железной волей. Он — столп, на котором все держится.

Противовес ему в Москве — его же брат, Великий князь Сергей Александрович. Генерал-губернатор первопрестольной. Жесткий, непреклонный консерватор, глава «русской партии». Антисемит и по слухам, не совсем традиционной ориентации. За что и был сослан отцом Николая в старую столицу. Москва — его личная вотчина, он правит ею единолично и часто вопреки указам из Петербурга. Он создал свой собственный, замкнутый мирок, где его слово — закон. Он — второй столп. Но столп, стоящий особняком.

И третий в этой компании — Великий князь Алексей Александрович. Генерал-адмирал. Хозяин русского флота. Он купается в роскоши, обожает светскую жизнь, ворует из бюджета так, что даже его братья удивляются. Флот стоит огромных денег, его боеготовность вызывает большие вопросы. Но он умело держится на плаву благодаря своему происхождению и близости к узкому кругу у трона. Великий князь отвечает за все, что связано с морем, и это направление, я уверен, является ахиллесовой пятой всей империи. Цусима все ближе и ближе.

Но это лишь видимая часть айсберга. Пинкертоны вписали в отчет еще одну влиятельную группу. Назвали их «немцы». Не подданные кайзера, нет. Свои, доморощенные. Русские подданные с немецкими корнями, которые опутали своими связями все ключевые посты в армии и министерствах. Они — тихая, невидимая империя внутри империи. Главный среди них — министр Императорского Двора барон Владимир Фредерикс. Хитер как лис, контролирует финансы двора, доступ к монарху, все протокольные вопросы. Через него проходят все аудиенции, все назначения. Он — швейцар у дверей власти, и он решает, кого пропустить, а кого вежливо отшить.

Фредерикса поддерживают с полдюжины генералов с немецкими корнями, а также целая плеяда высших чиновников. Все эти Корфы, Розены… Они связаны клановыми узами, браками, общей ментальностью. Их лояльность — двойственна. С одной стороны — присяга русскому царю, с другой — глубокая, культурная и родственная связь с Германией.

Такова картина. Молодой, слабовольный царь, находящийся под каблуком у жены и под влиянием матери, все глубже погружающийся в мистицизм. Реальная власть сосредоточена в руках его дядей — «Николаевичей» и «Александровичей». А под ними, как тихий, но прочный фундамент, лежит сплоченная каста «русских немцев», держащая в своих руках рычаги администрации и генералитета.

И это… это очень шаткая конструкция. Все зависит от их внутренних договоренностей и амбиций. Но то, что я точно понял из отчета — посторонним там места нет. Это было видно по представителям двух «контрэлит». Последнее десятилетие в империи начался мощный промышленной подъем. Большие деньги начали приносить железные дороги, банки, торговля… Сюда же можно добавить легкую промышленность. Большая часть отраслей оказалась под контролем старообрядцев и евреев. Казалось бы, деньги приносят власть. Но не в России. Тут власть передавалась по наследству и капиталы мало что значили. Ты можешь быть миллионером, но любой аристократ с голубой кровью может отходить тебя плеткой во время дорожного инцидента и ничего ему не будет.

Николай и слышать не хочет ни о каком ответственном правительстве, выборах, парламенте. Понадобится проигрыш в русско-японской войне, революция 5-го года, чтобы эта хоть немного поколебать эти представления о «богоизбранности» Романовых. Но будет слишком поздно.