Мир сошел с ума

Глава 9 Айсберг-перевертыш

Что-что, а ужасов за свою не очень-то и длинную жизнь я успел повидать. И это еще мягко сказано. По правде — нахлебался. Все время — из огня да в полымя. И, ведь, все рассчитал и сделал так со своим бегством в Америку, чтобы уже больше никогда не сталкиваться с войной, кровью, шилопопыми революционерами с мусором в безмозглых башках, что приравнивало эти головы к задницам, бандюганами с их дерьмовым кодексом поведения… Старался, как старается утопающий, барахтаясь изо всех сил, все время выплевывая воду, пытаясь чуть-чуть глотнуть воздуха, чтобы хватило сил выбраться на берег. Все думал, еще малость, и я залягу в «Холостяцкой берлоге», зажмурю глаза, выдохну полной грудью и, наконец, мир и покой спеленают меня, начнут убаюкивать и уже не выпустят из своих добрых и так желанных рук. Ага!

— Хрен тебе, Вася, по всей морде! — отвечала мне все время судьба на такие мечтания. — Ты, давай-ка улыбку эту дурацкую сотри и двигай. Вон там опять кучу говна наложили. Иди, убирай! И мне нет дела, что не хочешь, что воняет, что и так весь с ног до головы в дерьме. Слушать ничего не желаю! Вперед и с песней! Можешь и без песни! Мне до лампочки! Но только, чтобы к утру говна этого не было! И потом все помой с шампунем. А то, действительно, воняет!

— Эх, судьба моя, судьбинушка! За что ты так со мной? За что? Что же ты ко мне прицепилась? Вон, сколько народу вокруг! Выбери уж кого-нибудь другого.

— А я, Вася, напомню тебе твой же случай. Забыл?

— Ты о чем?

— Про гаишника-капитана, который тебя тормознул.

— Это когда я ехал на старенькой Ауди под 80, а там знак — 60? Когда гайец меня выдернул из потока?

— Вот-вот! Помнишь, что он тебе сказал, когда ты стал возмущаться: мол, машины не в пример покруче — и Мерседесы, и БМВ, и Порше — несутся под сотню, а то и больше, а остановили меня? Вспомнил?

Хрен ли спорить с судьбой? Конечно, вспомнил.

А она не унималась:

— «Планида у тебя такая!»– сказал тебе тогда усталый капитан.

— Смешно, смешно. И грустно.

— И грустно. Так что, заканчивай с вопросами. Знаешь ведь: Богу и судьбе нельзя задавать вопросы. Молиться можешь, просить можешь. Но только не задавай вопросов: за что, почему… Потому что! Планида у тебя такая! Так что, сопли вытираем и в бой!

Вот я и рванул в этот самый бой, ибо по-другому не мог, хотя так и не нашел ответа на вопрос — за что мне такая честь? Был в моей жизни жуткий шторм в Туапсинской бухте, когда на моих глазах погибали люди и корабли, а я ничего не мог сделать. Правда, несколько человек спас. Было жуткое побоище при штурме Ахульго, когда мюриды расстреляли практически в упор, как в живом тире, сотни солдат. Там вообще ничем помочь не смог. Всего нескольких вытащил, рыдая от бессилия. А сейчас с «Титаником» могу. Если только уломаю капитана Гуена.

Я на месяц зафрахтовал трамповый пароход «Канис» для перевозки закупленной мною кинопленки (1). Для ее транспортировки требовалась температура 8–10 градусов тепла и низкая влажность — эти условия можно было создать в одном из двух трюмов судна, разделенных котельным и машинным отделением, над котором помещалась палубная каюта и мостик. Второй трюм, согласно моему распоряжению, был набит обыкновенными солдатскими одеялами. Столь странный сборный груз не мог не вызывать вопросов. Пришлось усиленно разыгрывать роль эксцентричного чудака. Не без успеха, стоит добавить, ибо условием контракта являлось следование самым северным из всех возможных маршрутом североатлантического транспортного коридора.

— Мы с супругой желаем полюбоваться на айсберги в их естественной среде обитания, — объяснил я капитану «Каниса», бретонцу месье Гуену.

Он укрепился в мысли, что я законченный болван, и пообещал редкое зрелище. Кто же знал, что с ним будут такие проблемы.

Мы покинули Францию заранее, с таким расчетом, чтобы оказаться в двухсуточном переходе до Канады к моменту выхода «Титаника» из ирландского Куинстауна, последней его остановки перед переходом через Атлантику. Он ожидался в Нью-Йорке 16 апреля, но я помнил, что катастрофа произошла в том числе потому, что большая шишка из «Уайт Стар Лайн» жаждала рекорда, и корабль опередил свой график. Согласно многочисленным сообщениям прессы, суперлайнер был способен развивать скорость в 22 узла, «Канис», скорее не «волк», а «волчонок», — до 10–12 узлов. До дрейфующего ледового поля мы добрались к утру 14-го апреля — еле-еле успели к намеченному мною сроку из-за того, что Гуен положительно не хотел торопиться.

Сперва я казнился из-за того, что столь святое дело, как спасение сотен жизней, изначально построено на лжи с моей стороны. Но вскоре убедился, что иначе ничего не выйдет. Капитан оказался откровенным трусом — ссыклом с пудовыми кулаками. Странное сочетание! Наверное, он обманул владельцев «Каниса» внешним видом, и они считали его не малодушным, а просто излишне осторожным. Кэп превосходил меня в физическим кондициях — здоровенный лоб с телом, будто перевитым стальными канатами. Лупцевать такого «дуба» — только кулаки измочалишь. Этакий неандерталец, со скошенным лбом и сильно развитыми надбровными дугами. Если следовать теории Ломброзо, он представлял собой прирожденного безжалостного убийцу, не знающего сомнений. Где там! Ему бы не «Волком» командовать, а «Болонкой», если бы кто-то решился так называть корабль. Мы вышли из Сен-Мало, из этого города наследников бесстрашных французских корсаров, и я очень быстро убедился, что кэп Гуен славой предков не дорожил и боялся всего на свете — погоды, людского мнения и даже скоропортящихся продуктов. Красноватый оттенок закатного неба вызвал у него дрожь, усмешки команды, не обязательно в его адрес, — бисеринки пота на лице и дрожь пальцев. Поданную коком курицу он сперва должен был тщательно обнюхать, прежде чем приступить к трапезе. Первая же замеченная льдина спровоцировала приступ паники. Лишь углядев в бинокль простирающееся впереди ледовое поле — белое крошево с торчащими из него здоровенными айсбергами, — он тут же приказал «Стоп, машина».

— Занесла нелегкая! — пробасил он, вытирая платком мгновенно вспотевший лоб.

— Нас сюда привел ваш контракт, капитан, — возмутился я. — Извольте его выполнять, иначе я не берусь судить о карьерных последствиях для капитана, уклоняющегося от своих обязательств в присутствии шиппера (2).

Чертыхаясь и поминая всех святых, капитан распорядился приблизиться к ледовому полю.

— Ближе! Ближе! — настаивал я, высматривая главный объект своего поиска — темный перевернувшийся айсберг, айсберг-убийцу, который очень трудно заметить ночью, но который должен был явно выделяться сейчас, при свете дня. Ведь именно он, этот безжалостный посланник далекой Гренландии, даст безоговорочный ответ на вопрос, кто сильнее — силы природы или технический гений человечества.

Ощутимо холодало. Я распорядился поднять из трюма пару десятков одеял и раздать их команде.

Люди посмотрели на меня с благодарностью, а капитан — с плохо скрываемой ненавистью. Гуен не находил себе места. Сперва его угнетало чувство безотчетного беспокойства, но потом до капитана потихоньку доходило, что его вот-вот втянут в переделку, которая закончится плохо — потерей корабля или волчьим билетом. Эти мысли легко читались на его лице во время нашего неспешного движения вдоль ледового поля с востока на запад.

— Смотрите! Смотрите! — закричал густо-красный моряк, чуть не отморозивший себе лицо, пока дежурил на носу, выкрикивая предупреждения о больших льдинах. Он указывал куда-то вправо.

На наших глазах один из многочисленных высоких айсбергов с острой вершиной начал разрушаться. С его склонов, возвышавшихся на добрые двести футов над водой, стали срываться куски льда и снега. Океан у его подножия забурлил, откуда-то из-под айсберга вырвались кипящие буруны. Гигантская гора-льдина принялась вылезать из воды — медленно, словно стартующая космическая ракета.

— Матерь божья! — вырвалась одновременно у моряков и у меня с супругой.

Айсберг поднимался недолго. Достигнув некоей точки, задрожал, продолжая терять куски льда, замер — и рухнул на бок. Дрейф в высоких широтах вызвал подтаивание его нижней части, оно дестабилизировало эту гору. В поисках устойчивости ледовая гора завалилась, закачалась на воде и завершила переворот, выставив на всеобщее обозрение то, что раньше скрывалось под водой — огромный темно-синий зуб метров двадцать высотой. От него в нашу сторону устремилась бело-пенная волна.

Мы нашли будущего убийцу «Титаника».

(фото, сделанное через несколько дней после трагедии. Предположили, что это он, айсберг-убийца, по наличию на нем красных полос на уровне воды)

… Я разрешил отойти на полмили к югу, но с условием не терять айсберг из виду.

— Вот он вам сдался! — бурчал кэп.

— Хочу посмотреть, как этот айсберг поведет себя завтра, — подпустил я туману.

Гуен плюнул и отправился на мостик раздавать команды.

— Это впечатляет! Спасибо, милый! — поблагодарила меня жена.

Оля плыла со мной, еще не зная, что наш ждет, мужественно терпела отсутствие комфорта на сухогрузе. Северные широты привели ее в восторг, она решила, что мне захотелось подарить ей редкое зрелище. Да уж, редкое… Ее ждала масса впечатлений, куда более ошеломляющих. Я чувствовал себя неловко, но не мог раскрыть ей всей правды. Так, лишь намеками… Про предчувствие страшной беды…

— Идем спать, дорогая! Ночка нам предстоит непростая.

Она внимательно на меня посмотрела, но вопросов задавать не стала.

Проснулись мы ближе к вечеру. Наскоро перекусили принесенной коком едой. Выпили горячего чаю.

— Я на палубу. Ты не спеши входить. Намерзнешься.

— Слушаюсь, мой капитан!

Вместо того, чтобы выбраться на ледяной воздух из тепла палубной каюты, предоставленной в наше распоряжение, я углубился в недра корабля. Гуен беспечно оставил без внимания радиорубку, я этим воспользовался. Завязал отношения со связистом еще во время перехода через Атлантику. Наличие беспроводной связи на борту предопределило мой выбор «Каниса», на нее возлагал большие надежды (3).

— Что слышно в эфире? — спросил я радиста, протягивая ему маленькую фляжку с коньяком.

— Множество маркониграмм от разных кораблей о неблагоприятной ледовой обстановке. Только что мимо прошел круизный корабль «Карпатия». Больше ничего интересного. Приближающийся «Титаник» забивает эфир кучей личных сообщений пассажиров. Какая жалость, что мы его не сможем увидеть.

— Почему? — насторожился я, забирая обратно фляжку.

— Мы сместились миль на десять южнее. Ледовое поле нас выталкивает.

— Что? — задохнулся я от возмущения.

— Чего вы ждали от нашего кэпа, мистер Найнс?

— Вот что… — ответил я. — Личная просьба. Не уходите спать. Все время слушайте эфир после полуночи.

— Для чего? — вздернул брови радист.

— Так хочу! — отрезал я и положил рядом с рацией десятидолларовую бумажку.

Связист хмыкнул, быстро спрятал «бизона» в карман.

— Вы, мистер Найнс, перестраховщик хуже нашего капитана!

— Мы договорились? — с нажимом спросил я.

— Будьте покойны! — рассмеялся радист.

«Смейся, смейся», — тяжело вздохнул я и вернулся в каюту.

— Что-то забыл, Васечка? — встретила меня вопросом Оля.

— Достань мне из чемодана пистолет.

— Все так серьезно? — не могла она не спросить, но вытащила из чемодана оба моих ствола. — Что возьмешь, браунинг или «дрейзе»?

Браунинг FN М1910 прибыл со мной из Америки, а «дрейзе», более тяжелый и угловатый, приобрел в Париже исключительно из-за фамилии конструктора, Шмайссера, папаши создателя знаменитого пистолета-пулемета. Толком из него еще не стрелял, так что выбор был очевиден.

— Давай браунинг. И свой «баярд» держи под рукой.

Оля серьезно кивнула и от дальнейших вопросов воздержалась.

Я вышел на палубу, поднялся на судовой мостик. Вечерняя смена. Командовал молодой бретонец Филипп, старпом. Он был без ума от Ольги, на меня посматривал с опаской. Идеалист. Такого не соблазнишь деньгами и пистолетом не напугаешь.

— Офицер! Почему вы удалились от айсберга? Разве от меня не было четкого указания? Где он?

— Капитан приказал… Опасная ледовая обстановка… — замямлил юнец.

— Послушайте, Филипп. Зачем вам в таком возрасте портить карьеру? Вы понимаете, что я могу сделать и с вами, и с трусливым Гуеном, когда мы прибудем в Нью-Йорк? Хотите, чтобы вас навечно списали на берег?

Парень задергался. Но характер у него был, и так просто сдаваться он не собирался.

— Сэр, у меня есть свое начальство. Будите месье Гуена, если он уже спит. Без его приказа ничего делать не буду.

Я замер, не зная, что предпринять. За окном мостика сгущалась чернота, море было абсолютно спокойно — ни малейшей качки.

— Вы хоть найдете этот чертов айсберг в темноте? Его же ни черта не видно.

— Найду, — уверенно кивнул Филипп. — Я нанес на карту его местоположение. Конечно, он сместился, но направление дрейфа ледового поля понятно.

— Понимаете, мой юный друг, — задушевным тоном сообщил я юнцу, — хотел доставить удовольствие моей супруге.

— В чем тут может заключаться «удовольствие»? Ночь безлунная, ничего не видно, света звезд не хватит, чтобы любоваться перевернувшимся айсбергом.

— «Титаник»! Мы хотим посмотреть, как мимо проследует этот суперлайнер!

— С чего вы решили, что он полезет к айсбергу? — усомнился старпом. Но я чувствовал, что моя версия его удовлетворила. Да какой моряк не захотел бы поглазеть на этого монстра судостроения, уверенно мчащегося прямиком в Америку⁈

— Вы думаете, что его пассажиры, эти толстосумы из первого класса, пропустят такое редкое зрелище? — выдал я сомнительный аргумент.

— Филипп! Я очень прошу! — раздался голос от двери.

Там стояла Ольга, прекрасная в своей горжетке из горностаев. В руках она держала маленькую сумочку — уверен, что с «баярдом» внутри.

Старпом смешался.

— Мы можем попробовать немного сблизиться, — неуверенно произнес он.

— Вот и прекрасно! — я хлопнул его по плечу. — Пойду попрошу кока подать нам на мостик горячего чаю.

Корабль осторожно двинулся на север. Хоть мы и уклонились к югу, но чем дальше мы продвигались, тем чаще стали попадаться льдины. А к востоку, если напрячь зрение и воспользоваться биноклем, можно было разглядеть белесые точки — то плыли в ночи нормальные, не перевернутые айсберги. Но никаких судовых огней! Неужели я ошибся, и мы разминемся с «Титаником»?

Склянки пробили полночь, «Канис» делал не более двух-трех узлов, как ленивая черепаха. Я и Оля замерли на крыше мостика, напряженно вглядываясь в темноту. Иногда нам казалось, что мы что-то видим, но это был скорее всего обман зрения. Где залитый огнями корабль? Он же должен появиться на горизонте в сиянии электрического света! По крайней мере, если верить Джеймсу Камерону.

В 00–15, когда мои нервы были натянуты как канат, из радиорубки примчался связист.

— Маркониграмма с «Титаника»! «CQD MGY/Titanic/ 41.46 норд 50.24 вест»! — закричал он снизу.

— Что это значит? — крикнул я, бросаясь к трапу. — Это SOS?

— Это значит, что дело плохо! — отозвался Филипп, также спустившийся к радисту и выхвативший из его рук бумажку с координатами. — Но как такое возможно, сэр? Вы знали?

Старпом смотрел на меня с нескрываемым подозрением.

— Знал — что⁈ — огрызнулся я. — Что с самым надежным кораблем в мире может случиться беда? Я, по-вашему, господь Бог⁈

— Но что же делать? — всплеснул руками Филипп.

Препираясь, мы незаметно сместились от входа на трап, ведущий на мостик, к иллюминатору моей каюты, глядевшему на нос «Каниса». Я ткнул рукой в направлении движения корабля.

— Там две с половиной тысячи человек и ледяной океан вокруг. Что еще мы можем сделать, кроме как не отправиться на помощь?

Внезапно корабль сбавил и без того небыстрый ход.

— Вы издеваетесь или сошли с ума⁈ — раздался пронзительный голос капитана Гуена, выбравшегося на палубу и направляющегося к нам.

— Ни то, ни другое. Какого черта, почему мы останавливаемся? — вскипел я, сжимая кулаки.

— Во-первых, не обязан…

— А, во-вторых?

— А во-вторых, я не полезу в этот ледяной ад! — капитан резко вздернул руку, указывая вперед по курсу на покрытую крошевом и айсбергами воду. Гримаса отчаяния все сильнее искажала его лицо, морщин на лбу прибавилось.

— Вы правы. Это, действительно, ад. И в этом аду сейчас гибнут люди. И, если мы не придем к ним на помощь, погибнут тысячи. Так нельзя поступать. Это ваша обязанность — помогать утопающим.

— А если я туда сунусь, — капитан говорил с горящими глазами, неожиданно став решительным и смелым, — то я поставлю под удар всю свою команду. А моя обязанность — сохранять жизни всему экипажу и доверенному мне кораблю, чего бы мне это не стоило!

"Красиво завернул, падла! — матернулся я мысленно. — Ты, гад, из породы людей, живущих по принципу «надо мной не каплет!» Но что же мне делать? Драться с тобой? Сомнительно, что выиграю бой. Предложить денег? Пристрелить?'

Рука сама собой опустилась в карман, нащупывая рукоятку браунинга.

— Но, сэр… — неожиданно вмешался Филипп. Даже пунцом покрылся от волнения и от того, что нашел в себе силы пойти против воли капитана.

— Молчать! — заорал капитан. — Это мое судно! Я здесь капитан! Я принимаю здесь решения! И я приказываю…

Договорить он не успел. Рухнул, как подкошенный. На него свалилась балка-укосина, используемая для подъема грузов. «Канис» прежде был оснащен мачтами с парусами, потом их превратили в грузоподъемники, вращаемые ручным шпилем. Один из них размещался на крыше мостика. Мы задрали головы и увидели Олю со свайкой в руке. Она, похоже, ее выдернула, разблокировав стоячий ворот. Вот балка и скользнула вниз, снеся капитана как пушинку. Он тяжело застонал, но явно пережил удар грузовой стрелы.

Матросы, занятые на вахте и ставшие свидетелем инцидента, разразились гневными криками. Я выдернул из одного кармана пистолет, а из другого пачку денег. Поднял обе руки вверх, демонстрируя в свете аварийного фонаря свои аргументы:

— Всем молчать! Выбирайте: баксы или пуля!

Команда выбрала деньги, Филипп — верность морским традициям. Но не сразу. Помогло вмешательство Оли.

— Жить будет! — спокойно сообщила она сверху, разглядывая ворочающегося Гуена. — Теряем время! Вы тут долго еще политесы собрались разводить? Там люди гибнут.

«Откуда это? — я никак не мог прийти в себя. — Теряем время! Теряем время! А! Ну, да! Гоша из "Москвы слезам не верит!»

Вспомнив, тут же пришел в себя. Улыбнулся.

— Филипп! — она строго посмотрела на старпома. — Вы возьмете командование на себя, или тоже считаете, что…?

— Нет, мэм. — Филипп опять запунцовел. — То есть, да, мэм. — наконец, тоже взял себя в руки. — Нет, мэм, я так не считаю. И, да, мэм, я возьму командование на себя!

После чего не удержался, восхищенный, отдал честь моей супруге и побежал на мостик. По дороге приказал двум матросам отнести капитана в нашу каюту.

— И заприте его там! — Оля вошла во вкус.

— Обожаю тебя! — весело крикнул я и обратился к матросам. — Одеяла на палубу. Готовьте трап. Побольше канатов. И шлюпки! Шлюпки — обязательно!

(1) Трамповые пароходы — коммерческие суда, которые подряжались возить грузы по всему миру (без определённых рейсов), затем искали новые заказы.

(2) Шиппер — фрахтователь, грузоотправитель. Его присутствие на корабле не обязательно, но допустимо. Хоть капитан — царь и бог на корабле, но ни один кэп «купца» или транспортника не стал бы в здравом уме конфликтовать с шиппером.

(3) К моменту гибели «Титаника» далеко не у всех кораблей, плававших по Атлантике, имелась на борту оборудование для беспроводной связи. После случившейся трагедии его начали ставить на все океанские суда.