— Все хорошо, ваше величество, — ответил генерал от инфантерии, — больных нет, по службе ничего экстраординарного за последнее время не случилось.
— Я вас, собственно, вот по какому поводу позвал побеседовать, — продолжил царь, одновременно открыв свой потертый блокнотик, — давно мы что-то ни с кем не воевали, согласны с этим?
— Наверно вы кругом правы, государь, — ответил слегка ошарашенный таким началом Куропаткин, — после русско-турецкой войны в Болгарии, а это 15 лет назад было, ничего серьезного в военном плане у нашей страны не случалось… не считая, конечно, отдельных стычек с англичанами на Памире.
— Расскажите поподробнее про эти стычки, — попросил Александр.
— В 85 году было сражение… даже и сражением это язык не повернется назвать, перестрелка на реке Кушка… это на стыке Туркестана, Афганистана и Персии. Воевали мы там с афганскими подразделениями, но за ними явно торчали уши англичан.
— И чем закончилась эта перестрелка?
— Афганцы через пару часов после начала перестрелки отступили в беспорядке… можно и проще сказать — сбежали. И еще в 88 мы брали в плен парочку англичан там же где-то. А вообще говоря, у нас до сих пор остается неурегулированной граница на Восточном Памире. Что касается западной части, там все в порядке, там действует договор 87 года с британцами. А восточнее озера Зоркуль начинается серая зона — на эти области кроме Англии претендуют еще и китайцы.
— Вот про Китай хотелось бы подробнее, — царь остановил перелистывание своего блокнота и черкнул там что-то непонятное.
— С Китаем у нас пока все спокойно, — продолжил Куропаткин, — центральная власть у них сейчас довольно слабая, императрица Цыси плохо контролирует ситуацию в стране. Но настораживает то, что у них там с самого высокого уровня сейчас началась пропаганда ненависти ко всем иностранцам… пока это только слова, но, боюсь, может дойти и до дела. А со стороны своего ведомства замечу, что никаких военных действий с Китаем у нас даже вооруженным взглядом не просматривается.
— Про Ляодунский полуостров что скажете, Алексей Николаевич? — продолжил углубляться в тему Александр.
— Это сложный вопрос, Александр Александрович, — видно было, что Куропаткин серьезно напрягся, — с одной стороны там прекрасная бухта, которая могла бы стать еще одной базой для российского военно-морского флота. Но с другой-то стороны, на нее давно имеют виды японцы… они в последнее время развиваются во всех направлениях, в том числе и в военном, закупают современные виды вооружения в той же Англии, и в случае возникновения военного конфликта с ними я бы не решился предсказать его исход…
— Вы повторяете мои мысли, Алексей Николаевич, — усмехнулся царь, — я тоже считаю, что война с Японией это не совсем то, что нужно Российской империи в ближайшие годы. Давайте так договоримся — я сейчас продиктую основные положения, которыми должна будет руководствоваться наша военная доктрина в предстоящее десятилетие, а вы их запишите… и по окончании можете задать вопросы, охотно на них отвечу.
— Я готов, Ваше величество, — Куропаткин достал из нагрудного кармана записную книжку и карандаш и весь обратился в слух.
— Относительно Памира и англо-афганских претензий на него… это направление нашей внешней политики лично я считаю неприоритетным, и упираться по памирским вопросами — это, по-моему, глупость. Переговоры не надо отказываться вести, но никакого толку я в этом куске горной территории не вижу… можно и уступить, если возникнет такая необходимость.
— Как же так, государь, — взволновался Куропаткин, — там у нас два десятка застав на этом направлении, что с ними будет?
— В крайнем случае эвакуируем вглубь Туркестана… англичан раздражать без надобности я не считаю необходимым. Пошли дальше, Китай… тут вопросов гораздо больше, а ответов гораздо меньше… Китай это огромная и древняя страна, государственность там возникла на тысячу лет раньше, чем у нас, если не на полторы тысячи лет. С Китаем нужна осторожность и еще раз осторожность… я, кстати, краем уха слышал, что на севере Китая начинаются какие-то волнения, это так?
— Совершенно верно, ваше величество, — закивал головой Куропаткин, — называется это движение ихэтуаней…
— Что такое ихэтуани? — не понял царь.
— В переводе это отряд справедливости и мира, — пояснил генерал, — насколько я знаю, это стихийное народное волнение, возникшее в основном из-за проникновения в Китай новейших способов передвижения и связи — железных дорог, автомобилей, телеграфа и так далее. Работу из-за этого теряют очень многие китайцы, издревле занимавшиеся аналогичными видами сообщений — перевозчики, лодочники, грузчики, носильщики, посыльные, у всех них сейчас трудности с профессиональной работой, понимаете?
— Понимаю, — кивнул царь, — это закономерный процесс, старые профессии замещаются новыми, с этим трудно что-то сделать… но как я понимаю, наш проект железной дороги на Владивосток через Маньчжурию также вызывает раздражение у китайцев?
— Верно, государь… причем это чуть ли не главный пункт их претензий… так вот, пока эти волнения локализованы в отдельных северных регионах и ничего серьезного собой не представляют. Но лично мое мнение — в ближайшие пару-тройку лет недовольные объединятся, вот тогда это уже станет головной болью не только для правительства Цыси, но и для нас тоже.
— Строительство железнодорожной ветки через Маньчжурию ведь уже стартовало? — уточнил царь, хотя и сам знал ответ на этот вопрос.
— Так точно, — без запинки ответил генерал, — причем одновременно в трех местах — возле Забайкальска на юг, от Уссурийска на восток, а еще примерно в центре будущей трассы начато строительство нового города на месте поселка Харбин…
— Харбин как переводится, не знаете?
— Знаю, государь, переводится, как переправа… причем это даже не на китайском языке, а на маньчжурском.
— А что, там какая-то река есть, в этом Харбине?
— Конечно, государь, как же без реки-то — через него протекает Сунгари, это самый крупный приток Амура, ширина в районе Харбина у нее до пятисот аршин доходит.
— Серьезный мост там придется строить, — задумался Александр, а потом выдал неожиданное пожелание, — вот что, Алексей Николаевич, я хочу съездить в этот Харбин — устроите такое путешествие?
— Далеко ведь, выше величество, — попробовал отговорить его Куропаткин, — и неудобно туда добираться. Да и опасно это, если честно говорить — там в лесах бандиты пошаливают, местные их называют хунхузами.
— Я уже свое отбоялся, — усмехнулся царь, — после того, как меня провидение вылечило от неизлечимой болезни, я уже больше ничего не боюсь…
— Хорошо, я записал ваше пожелание, государь, — чиркнул в своем блокноте генерал, — постараемся организовать поездку… только замечу, что лучше это сделать в теплое время года, зимой к Харбину совсем сложно будет пробраться от Забайкайльска.
— Ладно, пусть это будет апрель-май, — согласился царь, — заодно и в Пекин заеду к этой… императрице китайской. Теперь давайте поговорим про европейские дела… какие у нас сейчас отношения с Турцией?
— После войны 80–81 года тут ничего вызывающего опасения не просматривается, — бодро отрапортовал Куропаткин, — позволю себе такое сравнение — Турция сейчас это как состарившийся и одряхлевший лев, сама выходить на охоту не в состоянии, но если ее задеть, постоять за себя еще сможет.
— На львов я не охотился, — с большим интересом выслушал образное сравнение Александр, — только на барса один раз ходил на Кавказе. Значит, говорите — дряхлый лев… а если это в цифры перевести, то что как обстоят дела с вооруженными силами у этого льва?
— На действительной службе сейчас… она, кстати, называется низам… у турков примерно 200 тысяч бойцов, в резерве, это редиф на турецком, почти полмиллиона. Есть еще иррегулярные силы, это в основном черкесы, переселившиеся с Кавказа, курды и народ из тех провинций, которые не участвуют в рекрутских наборах — Сирия, Албания, Египет. Их число в случае необходимости может составить 200–250 тысяч.
— А что у них на море происходит?
— Период владычества османов на морях находится в далеком прошлом, — отрапортовал Куропаткин, — это триста-четыреста лет назад они побеждали в морских сражениях всех подряд. А в 19-м веке у них одни поражения… вспомнить, что им Нахимов устроил возле Синопа… однако совсем сбрасывать со счетов османский флот рано. Шесть броненосцев, два крейсера, десять эсминцев… все это закуплено у Германии и Англии… это все же грозная сила. Если речь, государь, зайдет о штурме Стамбула и черноморских проливов, сразу могу сказать, что наши шансы на успех тут будут минимальными.
— Да нам для начала и не позволят устроить такой штурм, — согласился с ним Александр, — та же Англия вместе с той же Францией… они не потерпят такого укрепления русского влияния.
Он встал, прогулялся по кабинету до дверей и обратно, потом продолжил.
— А с Австро-Венгрией у нас что в военном плане?
— Это тоже стареющий хищник, — ответил Куропаткин, — хотя и не такой старый, как Османы. Главная проблема этой державы, как я понимаю, заключается в ее многонациональности — там кроме австрийцев и мадьяр, составляющих ядро страны, имеются чехи, например, со словаками, а еще поляки, русины, трансильванцы, хорваты и многие другие.
— В России тоже много национальностей проживает, — заметил царь.
— Согласен, — немедленно кивнул генерал, — но у нас есть один государствообразующий народ, русские, их много больше половины населения, а в Австро-Венгрии все наоборот. Численность чехов, например, почти равна численности австрийцев. И между национальностями там, особенно между проживающими рядом, есть сильные трения… у чехов с мадьярами, у хорватов с австрийцами, у трансильванцев со всеми вообще. А это не способствует укреплению обороноспособности страны. Так что мой скромный прогноз на будущее этой державы заключается в том, что в случае серьезной войны она разорвется на части. И император Франц-Иосиф, я так думаю, тоже это понимает…
— А я в этом сильно сомневаюсь, — возразил Александр, — что Франц-Иосиф может что-то понимать… я с ним встречался два… нет, даже три раза — и впечатления думающего руководителя он не произвел. К тому же в его семье сейчас сплошные скандалы, а его родного брата недавно в Мексике расстреляли местные повстанцы. Так что я бы не поручился за его поведение в случае возникновения конфликта. С сербами у них сейчас как? — неожиданно переключился он на другую тему, — все ровно?