Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава двадцать третья. Деньги

Глава двадцать третья. Деньги

В любом европейском городе я чувствовал себя обыкновенным человеком. Прохаживался по улицам или паркам, смешиваясь с толпой, или наблюдал за течением жизни сидя в кофейне, трактире, пабе. В Виктории смешаться с толпой было невозможно. Невозможно было остаться неузнанным в кабаке или даже инкогнито проехать на фаэтоне. Точно на голове моей мигал синий проблесковый маячок, а на лбу выжгли тавро. Тавро начальника.

Всесильная организация, которая даже не имела названия, запустила свои щупальца во все сферы жизни. Компания купца Емонтаева, как значилась она в бумагах империи, являлась лишь малой частью огромной структуры и выполняла скорее представительские функции. Ни туземная гвардия, ни береговые укрепления, ни большинство кораблей, ни куча коммерческих или социальных проектов ни в каких официальных бумагах не числились. Только в особой росписи Комкова. Но каждый в городе, да и на всем побережье, знал, кто держит в руках рычаги приводных механизмов.

Хорошо, что наш народ достаточно отравился свободой и большей частью не опускался до примитивного лизоблюдства. Никаких подношений, подарков (за исключением обмена таковыми во время потлача), приветственных адресов, попыток задобрить лестью, соблазнить. Улыбки, кивки, приподнятые шляпы, взмах рукой — вот чем обычно высказывали почтение горожане. Но даже такое внимание иногда утомляло. Особенно когда следовало поразмыслить над серьезной проблемой, вроде той, что возникла теперь.

Чтобы укрыться от чужого внимания я иногда запирался в особняке, а чаще отправлялся на природу, благо яхта всегда была под рукой. Мне нравилось ловить рыбу прямо с борта на поплавочную удочку в какой-нибудь живописной безлюдной бухте. Чтобы легкий ветерок разгонял комаров и мошек, но не поднимал больших волн. Наблюдая за поплавком, я отдыхал. А мозг продолжал работу.

Несколько суматошных дней традиционного осеннего заседания с Комковым выжали из меня последние соки, вызвав насущную необходимость обмозговать новые реалии. Так что я загрузил в яхту удочки и отправился на рыбалку.

Взрывной рост экономики вызвал определенные сложности. Колесо прогресса вертелось толчками, с хрустом, выплёвывая из подшипников и шестерёнок железную стружку. Ему не хватало смазки.

Смазкой и кровью любой экономики являются финансовые инструменты, а прежде всего деньги, и если спина моя болела от грузов, тщетно дожидаясь того момента, когда все наконец заработает само собой, то голова быстро распухла от взаимозачётов. Приходилось сводить сотни счетов, выплат по паям, зарплат, субсидий. Часть хлопот взял на себя Комков, часть другие приказчики, но слишком многое находилось в теневом обороте, завязанном на мои тайные способности. Так что приходилось держать в голове как белую, так и черную бухгалтерии.

В северных отделениях и в одиночках (так назывались фактории с единственным служащим) расчеты проводились по бартерной схеме. Беря за основу охотские цены, люди меняли шкуры на оружие, порох, еду и предметы обихода. Монета там даже не звенела. Однако в крупных поселениях развитие экономики ушло на пару шагов вперёд. На Оаху распоряжался Свешников, договариваясь с мелкими вождями али о разведении сахарного тростника и тропических фруктов, поставке встречных товаров в обмен на сырец, он же курировал сахарных завод, в то время как Степанов получал через него средства на содержание крепостей и ведение внутренней политики. В Калифорнии Дерюгин принимал зерно и другую продукцию у фермеров, взамен выдавал со складов всё нужное и если чего-то недоставало составлял «списки желаний», а средства на оборону получал соответственно Варзугин. Все расписки, документы, расчеты приказчики отправляли в центральную контору. Там-то и происходило основное действие.

Раз в год осенью (после сбора урожая, конца промыслов, возвращения большинства кораблей, но перед традиционным потлачом) приказчики, лавочники «буржуазного призыва», владельцы бывших отделений компании, фабрик, мастерских, гостиниц, кабаков, лодок и упряжек приносили в главную контору пухлые бухгалтерские книги с сотнями имён и тысячами записей, с векселями и записками.

Комков доставал из сейфа Главную Роспись Компании и с помощью полудюжины счетоводов подбивал баланс. Начислял зарплаты, дивиденды, взимал долги, высчитывал рентабельность.

Сводить баланс удавалось довольно легко пока экономически активное население не превышало тысячи человек, было сконцентрировано в одном городе и работало в рамках единственной крупной организации. Если работник, стоящий у компании на зарплате, тратил меньше оговоренной платы, излишек переносился на следующий год. Если же превышал сумму, то попадал в черный список должников, кредит которых ограничивался во всех заведениях компании или подотчетных ей частных предприятиях.

Но росли обороты, росла численность населения, довольно крупные поселения со своими экономическими субъектами появились в Калифорнии, на Оаху, в устьях Колумбии и Стольной, не говоря уж о великом множестве хуторов, крупных факторий и станций, разбросанных по всему океану. Развивался независимый бизнес, да и торговля с конкурентами, индейцами или имперскими портами тоже требовала удобного способа расчетов. Чем больше вовлекалось в систему участников, тем сложнее было обходиться бартером.

На первых порах для облегчения ситуации приходилось выписывать сотни векселей, чтобы люди могли отовариться в магазинах другой компании, заплатить шкиперу, независимому торговцу, но это всё же являлось паллиативом. Существующий порядок выглядел неповоротливым, неудобным, привязывал людей к определенным торговым точкам, источникам поставок, что мешало развитию предпринимательства и конкуренции.

Экономика жаждала настоящих денег. Наличности. Кэша. А денег не хватало.

Когда Екатерина осознала, что нехватка наличных средств тормозит её смелые прожекты (главным образом войны с соседями), она ввела ассигнации. Они оказались весьма удобны в расчетах и могли бы отчасти поправить дело, но за пределы России бумаги такого рода вывозить запрещалось. Кроме того, далеко не все из нас доверяли далекому Петербургу. А звонкая монета на фронтире считалась дефицитом. Туземцы выводили её из оборота, употребляя как украшения, а горожане любили откладывать полновесное серебро на черный день. Всё это я уже видел на Дальнем Востоке в начале пути, видел на ярмарках, когда торги подолгу не начинались из-за того, что все приезжали с товаром и должны были его продать, прежде чем что-то купить.

Гордиев узел следовало разрубить одним махом.

Вытащив за пару часов из воды полдюжины рыбок (местной разновидности корюшки), я наметил пути решения, а тогда быстро смотал удочки и вернулся в Главную гавань. На всём белом свете имелся только один человек, с которым я мог обговорить столь щекотливое дельце без обиняков, смело ссылаясь на прецеденты или научные знания ещё не пришедших веков, а равно получить массу встречной информации или идей.

Человек этот как раз стоял на набережной у Старых верфей, наблюдая за погрузкой шхуны, а заодно провожая сынишку в первый дальний поход в качестве юнги. На ловца и зверь, как говорится.

Шхуна Компании Южных морей называлась «Еленой», а шкипером на ней ходил Софрон Нырков, сманенный Тропининым у Яшки. Сейчас корабль готовился предпринять вояж к острову Рождества.

Большинство островов Океании окружали опасные рифы, незаметные с уровня палубы. Они затрудняли или даже делали невозможным проход в лагуну большого судна. Потеряв три года назад одну из шхун, компания приняла меры. Команды стали больше, а суда, предназначенные для колонизации островов, получили особое оснащение. Они снабжались лодками различных конструкций, в том числе туземными каноэ и байдарками; на борт брали большое число стандартных якорей и якорей плавучих — парусиновых конусов, аккуратно сложенных в ящиках и готовых к применению в любой момент; вдоль бортов лежали толстые шесты, какими можно отталкиваться от камней, большие весла для работы непосредственно с палубы; имелся и запас удлиненных веревочных кранцев.

Не то чтобы всё это могло сильно помочь при столкновении с рифом. Шкиперы больше полагались на зоркость матросов, которых загоняли на мачты и бушприт при подходе к островам. Вперед на разведку высылались легкие лодки, которые расходились веером, точно вельботы китобоев в поисках добычи. Баркасы втягивали шхуну на буксире в лагуну, если находили проход. Если проход не находился, на шлюпках перевозили людей и грузы, пока шхуна крейсировала у наветренного берега острова. Меры и повышенное внимание возымели действие, больше потерь не случалось и колонизация продолжалась полным ходом.

Пока что в островные колонии приходилось отправлять почти всё, что нужно для жизни, а большую часть груза составляло фуражное зерно для откорма животных и стройматериалы. Вот и теперь Тропинин одним глазом наблюдая за работой Петра Алексеевича, другим присматривал за погрузкой стеклопакетов. Ну то есть того, что он смог создать в качестве таковых, базируясь на доступных технологиях. Точная подгонка размеров, пазов, обработанное паром дерево, герметик из мела, угля и олифы.

Пакет представлял собой стандартное английское окно — прямоугольник, поделенный на одинаковые застекленные квадраты. Их аккуратно собирали в стопки и плотно пеленали холстиной. Так хрупкий груз легче переносил качку и шторм. Я заметил, однако, что для стандартного домика окон получалось слишком уж много. Их бы, пожалуй, хватило на средних размеров дворец. А в тропиках, если на то пошло, окна вообще не пользовались спросом. Тростниковые хижины, пальмовые листья в качестве кровли — вот любимая архитектура аборигенов, которой не чурались и европейцы. Во всяком случае до изобретения кондиционеров.

— Собираешься построить на острове Рождества целый город? — спросил я, подойдя сзади.

Меня настораживали любые попытки создания крупных поселений за пределами Виктории, ведь они оттягивали на себя людей.

— Это будет оранжерея, — ухмыльнулся Тропинин. — Как тебе пацан?

— Шустрый, — согласился я. — Оранжерея на тропическом острове? Что-то новенькое.

— Там хватает солнца, но постоянная напряженка с водой, — пояснил Лёшка. — Большинство необитаемых островов Полинезии засушливы, потому они собственно и необитаемы. Но тут Варвара подала гениальную в своей простоте идею, ведь оранжерея сохраняет не только тепло, но и влагу. Помнишь эти эксперименты с растениями запечатанными в бутылях? Там образуется как бы локальный круговорот воды, своя экосистема. Тут мы ожидаем тот же эффект. А регулируя температуру, влажность и состав почвы, сможем выращивать на островах всё что угодно, а не только кокосовые пальмы.

— Варвара умница, не правда ли? — заметил я.

— Согласен.

— А ты, помню, выступал против женского образования.

— Признаю, — хмыкнул Тропинин. — Но свою лепту в обучение неразлучной троицы всё же внес. И кстати, вот тебе недостаток — сама Варвара на остров плыть не пожелала. Не захотела, видишь ли, терять время или расставаться с подругами. Я отписал Дерюгину. Он обещал отправить из своих учеников кого посмышленей.

— Отлично.

— Сперва я думал построить отдельно пассивный опреснитель на тех же принципах, но потом решил совместить его с оранжереей. Если устроить внутри желоба с морской водой, ну например вдоль стен на стыках, то вода будет испаряться и конденсироваться на стёклах или впитываться в почву уже как пресная. Кроме того мы будем собирать стекающую по внешней стороне дождевую воду. То есть всю жидкость, что мы изымаем за счет сочных фруктов, зелени и овощей, можно будет легко восполнять. А места одна конструкция займет вдвое меньше.

— Если ты сделаешь оранжерею плавучей, она и вовсе не займет места, — заметил я. — Пусть себе плавает по лагуне.

— Соображаешь, — ухмыльнулся Тропинин, постукав себя по лбу указательным пальцем. — Посмотрим, как первый прототип зарекомендует себя, а потом модернизируем, масштабируем и всё такое.

— Масштабируем? Но ведь это огромные капитальные затраты. Небольшой колонии много овощей не нужно.

— Ерунда. Если сделать все по уму, защитить от тайфунов, птиц, то оранжереи смогут служить веками. А что до масштабирования… ты же сам говорил, что нам следует по максимуму использовать китобойную лихорадку. А тут мы фактически сеть супермаркетов в океане поставим. Пусть заходят, затариваются свежатиной.

— На острова заходили редко, ну то есть, будут заходить.

— Это на пустые острова китобои только за водой высаживались, а мы предложим весь спектр услуг — гостиницы, бани, кабаки, еда, ремонтные мастерские, снаряжение, почту в конце концов. Можем даже скупать ворвань, если нужно. К тому же у нас будет собственный китобойный флот, ему тоже потребуются базы. А излишки будем поставлять соседним туземцам в обмен на ресурсы и дружеское расположение. Ты же сам призывал брать пример с Израиля. А они фрукты в пустыне выращивают. Чем мы хуже?

— Ничем, — я вздохнул. — Есть разговор. Как только закончишь, зайди в «Императрицу».

Я успел плотно перекусить собственным же уловом, который мне приготовили на жаровне, когда, наконец, подошёл Тропинин и угостился тем, что осталось.

За бутылочкой хереса, он пожаловался мне, что переживает за сына, которого впервые отправляет в столь дальний поход без присмотра родителей. Мы немного погрустили и порадовались, а затем я коротко описал товарищу ситуацию с финансами.

— Пора нам вводить собственные деньги, — предложил я. — Когда наличность начнёт переходить из рук в руки, у горожан появится азарт, интерес к делу. Обороты вырастут, вырастет скорость торговых сделок. Деньги для экономики — это как смазка для машины.

Поначалу Тропинин отнёсся к моей затее скептически, если не сказать больше.

— Это же все равно, что объявить суверенитет! — заявил он.

На самом деле у нас в той или иной степени имелись все основные признаки суверенитета. Границы пока не являлись актуальными, тем более, что они постоянно раздвигались, но во всяком случае мы имели свои армию и флот, а также много приятных мелочей вроде орфографии или календаря. Можно сказать что установилась на этих территориях и власть, пусть неформальная, никем не узаконенная, не признанная. Имелся даже свой флаг. А вот денег не было.

— Суверенитет? — повторил я после раздумий. — Не этого ли мы хотели?

— Нас просто повесят, — Тропинин ухмыльнулся, точно пират, и сделал большой глоток вина.

Эмиссия собственных денег частным лицам в Российской империи, разумеется, возбранялась. Но случалось всякое. Все эти истории с подпольной чеканкой монеты Демидовым не на пустом месте возникли. Выпускались и различные денежные суррогаты. Насколько я помнил, в своё время Русско-Американская компания мастерила средства платежа из кожи — самого доступного здесь материала. Чисто эстетически кожаные деньги мне нравились. Кусочек замши приятно держать в руках, а кроме печатного штампа, его можно украсить красивым тиснением. Кожа долговечна, практична, не боится воды и гораздо легче меди или серебра. Но приходилось заглядывать вперёд, а столь варварскую валюту вряд ли воспримут всерьёз цивилизованные соседи.

— Мы можем поставить в городе казино, — выдал я одну из заготовленных идей.

— Казино? — Тропинин потянулся за трубкой. — Это как-то спасет нас от виселицы? Ты не заболел?

— Да нет, здоров, как граф Калиостро. Дело в том, что казино выпускает всякие фишки, ну, как бы игрушечные деньги.

— Да. Я помню.

— Игрушечные, но вполне весомые и имеющие ценность, просекаешь?

На жест Тропинина примчался метрдотель и дал прикурить от свечки. Нас вообще обслуживали здесь по высшему разряду. И я и Тропинин имели по крупной доле в этом бизнесе.

— Мы можем назвать казино, как угодно. «Русская Америка», например, — я изобразил рукой горизонталь, словно обозначая будущую вывеску. — На деньгах будет название заведения, но без кавычек. Представляешь?

— Так-так, красивая идея, — Тропинин слегка прищурился. — Фишки, значит? А котелок у тебя варит. Несмотря на возраст.

В биологических годах Лёшка давно меня обогнал. Он, конечно, не знал об этом, что помогало мне поддерживать на должном уровне авторитет.

— Но разве игорные дома разрешены? — спохватился Тропинин, выпустив дымное колечко. — Какая разница, будут нас вешать за настоящие деньги или за игрушечные? За игрушечные будет даже обиднее.

Игорные майданы существовали при государственных кабаках, но это были просто столы для игр, хозяева не контролировали честность партнеров или соблюдение каких-то правил. Содержание же игорных заведений частными лицом уже несколько лет являлось уголовным наказанием. Хотя разница с мятежом всё же имелась.

— Одно дело государственное преступление против казны и другое — азартные игры. А если казино даже прикроют, деньги уже пустим в оборот. Нам ведь важно выпустить их.

— Да, важно выпустить…

Лёшка задумался и начал пыхтеть трубкой как его первая паровая машина.

— Нет, казино не подойдет, — помотал он головой. — Оно на виду. Легко найти организаторов. Да и доверия у людей к вертепу будет немного. А что если бить монету несуществующего государства? Анонимно. Ну то есть мы, допустим, будем тайно чеканить, но никому не скажем об этом.

У него явно обнаружилась тяга к мистификациям. То предлагал создать фальшивый форпост, чтоб заманить начальника, теперь целое государство.

— Подпольное государство? Неплохо. Но почему бы этому несуществующему государству стать нашим будущим государством?

— Каким? — насторожился Лёшка.

Эту тему я обдумывал давно. Будущее понемногу приобретало очертания, которые пока не имели формальных названий. Однако сейчас новый спор будет не к месту… Или наоборот?

— Что ты думаешь о Тихоокеанских штатах?

— Час от часу не легче.

— Ты же всерьёз Полинезию осваиваешь? — нажал я. — Даже сына отправил в такую даль. А мы, чтобы запутать гипотетического гражданина следователя, каждую банкноту посвятим разным колониям. Оаху, остров Рождества, Кусай, Калифорния, Кадьяк. И надпись на трёх языках. Pacific States и всё в таком духе. Пусть ищут виновника по всему океану.

— Банкноты? — нахмурился Тропинин. — Так ты говоришь о бумажных деньгах?

— Ну смотри. Медь для разменной монеты мы допустим найдем. Страхов вон медную гору обнаружил на восточном берегу, скоро обещает выдать первую партию руды. А не хватит своей меди или заминка какая выйдет, у Макины выкупим то, что он с бомбейцев содрал. Но при наших зарплатах шкиперы, офицеры, приказчики по тонне в год должны медью получать. Вот и считай. Тех девяти бомбейских тонн нам на девять человек только хватит.

Тропинин вздохнул.

— А вот серебра у нас маловато. Так что лучше всего начать с бумажных денег.

— Кто же в нынешнее время будет ценить бумагу? — возразил Тропинин.

— Екатерина.

— Ты себя с ней не ровняй. Она использовала авторитет власти, и всё равно её ассигнации постепенно потеряют в цене.

— Она увлеклась эмиссией. Тут главное меру знать. А авторитет наш зиждется на торговле мехами. Ими и обеспечим бумажки.

— Если выпускать деньги анонимно, то твой авторитет ничего стоить не будет. А меха вообще актив сомнительный. Сопреют, сгорят, потеряют цену. Что изобретать велосипед, когда у нас под боком полно золота? Отправим экспедицию к Ному, в смысле на тот берег, наберем сколько нужно, отчеканим полновесную монету.

— Почему к Ному?

— Потому что там прямо на берегу золото лежит. Не надо по горам карабкаться, копать, искать.

— Ну допустим, — согласился я. — В будущем можно и золотою монету в дело пустить. Но это займет много времени, а мне хотелось бы всё устроить быстрее. Анонимность всё равно будет весьма условной. А для обеспечения первого выпуска какое-то количество серебряной монеты я наберу. Русской, испанской, английской. Если каждый сможет в любой момент обменять бумажки на полновесное серебро, курс мы удержим. А там привыкнут.

— Будет умнее обеспечивать бумагу только медной монетой, — Тропинин пожал плечами. — Иначе все серебро быстро выйдет из оборота.

— Надо будет обдумать этот вопрос, — согласился я. — Мы можем привязать бумагу к меди, а серебро менять по плавающему курсу. Но «золотой запас» нужно собрать из всего, что сможем. Вторая же фишка бумажных денег заключается в том, что вовсе не обязательно обеспечивать мёртвой монетой всю их массу. Достаточно четвёртой части, чтобы погасить случайный бум или первую атаку, буде такая возникнет. Никому не по силам предъявить к оплате разом все ассигнации, а значит всё остальное можно смело записывать в приход. Так что эмиссия весьма выгодное дело. Мы получим дополнительный капитал. И станем получать добавку всякий раз, когда экономика будет расти. Если не будем зарываться.

Эта идея Лёшке понравилась, но скептицизм он сохранил.

— У нас слишком мало населения, чтобы оправдать выпуск бумажных денег.

— Зато высокие зарплаты и обороты, — парировал я. — Один наш буржуа стоит трех Московских аналогов, а зарплата приказчиков и шкиперов больше, чем у генералов или статских советников.

Лёшка поднял вверх руку и показал подошедшему метрдотелю на пустую бутылку. Херес все еще был привозным (то есть доставлял его я и по большей части ради бочек, в каких мы выдерживали потом виски).

— Конечно, лучше всего привязать бумажные деньги к испанским песо, — сказал я. — Они популярны на всех берегах Тихого океана, да и в других местах. Можно сказать доллар нашего времени.

— Доллар это производное от талера, — поморщился Лёшка. — Давай оставим его американцам.

Нам принесли ещё одну бутылку хереса.

— В России его называют ефимок, — сказал я. — Но по сути большинство нынешних серебряных монет та или иная вариация песо. Так что даже если сейчас мы будем покрывать выпуск медью, то в будущем стоит ориентировать на очередное производное от пиастра.

— Астра! — вырвалось у Тропинина. — В смысле звезда, а не цветок, конечно.

Возникла небольшая пауза. Лёшке потребовалось переварить собственную идею.

— Чёрт! — произнёс я. — Это гениально. Звёзды к звёздам, так сказать. И символично и свежо. Решено. Нашей валютой будут астры. Астры Тихоокеанских Штатов.

— Что ж, звучит неплохо, — согласился Тропинин и наполнил бокалы, чтобы отметить рождение новой валюты. — Сколько нынче пиастр к рублю?

— Один к двум, если грубо.

— Нам ведь тогда и серебряную монету проще будет выпускать, — заметил Лёшка. — Будем перечеканивать пиастры. Раз их вес и содержание серебра всем привычны, то охотнее будут брать в Макао и других местах. Считай дополнительная реклама. Но как ты собираешься все это провернуть? Я имею в виду в техническом смысле.

— Я всё продумал. Золотой запас разместим в мощной крепости, там же поставим печатный станок, ну и пресс для чеканки.

— Алькатрас! — предложил Тропинин. — А что? защищенное место, к тому же на виду у города. Вряд ли кто-то осмелится штурмовать остров на глазах у жителей.

Это было сильным преувеличением. Сан-Франциско пока представлял собой небольшую колонию.

— Какая-нибудь пиратская шайка не осмелится, а иные государства запросто. особенно испанцы. Вместе с городом и приберут к рукам наши денежки. Нет уж, лучше расположить запас подальше и от чужих государств и от своего.

— Да тут же кругом пограничье. Где ты спокойное место найдёшь?

— Я думал о Лисьих островах. От ближайшего испанского порта далеко, а Российская империя ещё долго не будет иметь на Дальнем Востоке серьёзных морских сил. Так что на островах нашему золотому запасу будет спокойно.

— Лисьи острова?

— Точно. Как там у американцев их хранилище будет прозываться?

— Форт Нокс.

— Ну вот, а у нас будет Норд Фокс. А-ха-ха…

Эту идею Тропинин разгромил в пух и прах.

— Любая шайка возьмет одинокую крепость штурмом, а ты даже не узнаешь об этом. А гарнизон, служащие? Отправишь в северную ссылку целую кучу народа, которому там и сходить будет некуда? А мне постоянно по ушам ездишь, чтобы я людей на острова не отвлекал, а сам вон что удумал.

Пришлось согласиться. Я-то мог запросто попасть на Алеутские острова в любой момент, но другим пришлось бы потратить на это пару месяцев. Не слишком удобно.

— Надо поступить так, как советуют в детективах! — Лёшка сделал глоток вина и пыхнул трубкой. — Спрятать ценность на самом виду.

Мы выбрали самую высокую точку в окрестностях Виктории — Каменную горку. Кажется здесь в наше с Тропининым время стоял замок то ли управляющего Новой Каледонией, то ли первого губернатора Британской Колумбии, то ли ещё какого важного чиновника. А мы вот решили поставить казначейство. Здесь стояла водонапорная башня первого в городе водопровода, ниже выстроились отдельным переулком книгохранилище и музей, достраивался университетский городок. Так что новое здание вполне вписывалось в общий стиль.

Прикрытием послужила дезинформация о строительстве дополнительного университетского корпуса для проведения опасных опытов. Здание так и назвали — Лаборатория. Кирпичные стены в два человеческих роста скрывали внутренний двор. Внешне всё выглядело скромно, но две мощные кладки шли параллельно и соединялись между собой кованой арматурой. Пятифутовый промежуток между ними забутовали камнем и залили бетоном. Это ещё не был настоящий бетон, Тропинин только подбирался к портландцементу, но и смесь кирпичной пыли с известью после обжига давала неплохое качество.

Массивные ворота не имели просветов. Они не распахивались, а задвигались внутрь стены. Здания внутри двора лишь немногим превышали стены. С крыши можно было видеть подходы, при необходимости вести стрельбу, а вот с улицы, из соседних зданий или с водонапорной башни внутреннее пространство совсем не просматривалось.

Таким образом у нас получился еще один форт. Тайный. Он правда не был рассчитан на артиллерийские обстрелы, морские битвы, но отразить атаку индейцев, бандитов или даже европейской пехоты ему было вполне по силам.

Тропинин из скептика быстро стал горячим сторонником бумажных денег. Не потому, что уверовал в их насущную необходимость, просто он увидел в этом хороший повод для реализации своих технологических затей. Прежде чем я спохватился, мы обзавелись гидравлическим прессом с небольшой паровой машиной, секретной бумажной фабрикой, секретной же граверной мастерской и целой химической лабораторией, под предлогом разработки стойких красок. Всё это располагалось внутри Лаборатории, вместе с подземным хранилищем «золотого запаса». Пока совершенно пустым.

— С таким расходами мы его не скоро заполним,– ворчал я. — Я-то полагал, что деньги принесут облегчение, а с ними выходит одна морока.

— Мы же хотим получить приличный товар, — невозмутимо заметил Лёшка.

Всё было так спланировано, чтобы хозяйством управляло небольшое число доверенных людей, которых ещё следовало отобрать. Им же предстояло осуществлять внутреннюю охрану, пока внешнее охранение несли бы гвардейцы или мушкетеры, будучи даже не в курсе, что именно они охраняют. Предполагалось, что по решению триумвирата — меня, Тропинина и Комкова, нужная сумма будет напечатана и перевезена в контору компании, а оттуда уже станет распределяться дальше.

Когда придет время легализовать наши структуры, внутреннюю охрану можно будет увеличить, но пока именно секретность давала основную защиту.

Одновременно со строительством Лаборатории, мы разрабатывали дизайн банкнот и технологию изготовления. Примитивные технологии и унылый дизайн ассигнаций Екатерины нас не устраивали.

Я набросал общий эскиз. На одной стороне банкноты под надписью «Тихоокеанские штаты» на трех языках изображалась стилизованная карта наших континентальных владений и часть океана с фигурками китов, рыб и корабликов. Если в очертаниях Северной Америки в меркаторской проекции при толике фантазии можно увидеть дракона, с телом Скалистых гор, крылом Ньюфаундленда и Великих Озёр, хвостом Мексики и шпорой Юкатана, а голова представляла собой Аляску с огненным языком Алеутских островов… то наши владения, если их выделить, очертаниями походили на моржа, которому вывернули бивни вверх как у мамонта. Звёздочки обозначали города. Причём их оказалось куда больше чем мы до сих пор основали.

— Не переделывать же всякий раз, верно? — ухмыльнулся я на вопрос Лёшки.

Для обозначения номинации к привычным нам с Тропининым арабским цифрам я добавил изображения пальцев на пятерне или головы индейца, которую приравнял к двадцати астрам. На десятке было нарисовано две растопыренных пятерни, а на сотне соответственно пять голов.

На другой стороне банкноты предполагалось поместить живописные гравюры. Для каждого номинала свою. Гавань Виктории с парой шхун и набережной на заднем плане; алеутов, что охотятся на калана с байдарки; индейцев нутка, гарпунящих кита с большой лодки; тропический островок с рощей кокосовых пальм и хижинами; отжимной пресс на фоне плантации сахарного тростника и гор; собиратели устриц на отмели с пушечной батареей Алькатраса на заднем плане. Эскизов получилось даже больше чем предполагалось номиналов.

— Викторию лучше изобразить не на сотке, а на одной астре, — заметил Тропинин во время обсуждения.

— Но это же столица! — воскликнул я.

— Главные символы следует помещать на самой ходовой купюре, — пояснил Лёшка. — Пока твоя газета не лежит в каждом почтовом ящике именно мелкие банкноты напоминают гражданам, в какой стране они живут и кого обязаны благодарить за тучные годы и счастливое детство.

Что ж, это выглядело разумным.

— А ещё лучше пока вовсе обойтись без Виктории, — неожиданно закончил Лёшка.– Поместив её на деньгах мы тем самым поставим себя под удар.

Он вновь был прав. Эскиз с моим излюбленным сюжетом пришлось отложить в сторону. На остальных рисунках я попытался пояснить, где какие цвета лучше сделать, но товарищ сразу же замотал головой.

— Печать будет в основном синяя, — заявил он.

— Почему синяя?

— Потому что зелеными будут доллары, — Лёшка засмеялся. — А у нас полно индиго. К тому же это цвет нашего флага.

— А цветными напечатать никак нельзя? Боюсь, синие рисунки будут похожи на тюремные татуировки или казенные штампы «Уплочено».

— Есть многое на свете, друг Гораций, что недоступно нашей фабрикации, — продекламировал Лёшка. — Мы сделаем насыщенный синий. Добавим и других цветов для надписей, цифр, узоров, но не будем смешивать их. А бумагу слегка подкрасим охрой. Должно смотреться неплохо.

— Ясно.

— Со временем освоим и полноцветную печать, — ободрил Лёшка. — Я уже прикидывал. Там нужно будет сделать четыре одинаковых матрицы и доработать каждую под свой цвет. Но без компьютера трудно будет заранее рассчитать их соотношение, а ты же сам хотел побыстрее.

Тропинин предложил более простой вариант –разделить пластину клише на сегменты. Неровные заходящие один в другой, как пазлы головоломки. Центральный многоугольник отводился под сюжетное изображение, отдельные сегменты — для различных надписей и декора, вроде рамок, уголков, линий или фигур. Это было тем удобно, что мы могли сильно ускорить работу, поручив её разным гравировщикам. А я так и вовсе мог смотаться в Европу и заказать пазлы там, придумав для товарищей историю про каких-нибудь способных гавайцев, сменивших ремесло с татуировки на гравировку.

Предполагалось, что каждый сегмент будет откатываться своей краской отдельно, после чего кусочки соберут воедино и можно будет сделать оттиск. Причем Тропинин обещал весь процесс механизировать.

— Кулачковый механизм будет выдвигать определенный элемент, а соответствующий валик окрасит его в нужный цвет.

Причем эти сложности требовались лишь для одной стороны, потому что вторую мы решили печатать в один цвет.

Производство обычной бумаги Лёшка уже освоил. Теперь он придумал выпускать непрерывную ленту шириной в банкноту, потому что печатать листами, имея лишь одну пару матриц для каждого номинала, будет неудобно. Так мы могли напечатать любую серию, потом разрезать полосу, провести выбраковку и уже на прошедших комиссию купюрах штамповать номер. А заменив механизм с валиками приступить к печати другой банкноты.

Нам ещё следовало подобрать подходящий состав бумажной массы, комбинируя коноплю, хлопок, лен, картофельный крахмал, хмель и другие ингредиенты. Лёшка предложил добавить в бумагу нарезку из меха чернобурки, чтобы создать неповторимую текстуру. Кроме того, мы предусмотрели защиту в виде перфорации, водяных знаков с градиентом, что достигалось переменной толщиной проволоки на сетке, а в качестве скрытой защиты решили добавить в бумажную массу окалину, способную притягиваться магнитом.

На этом доступные нам технологии исчерпывались.