Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава двадцать четвертая. Индейцы

Глава двадцать четвертая. Индейцы

Мы уже закончили с наладкой оборудования, составом бумаги и делали серию пробных оттисков, чтобы доработать клише, а также подобрать оптимальную густоту и оттенки красок, когда поднялась тревога.

Первыми её вестниками стали почтовые голуби. Прилетело их сразу три штуки, но ни один не принёс хотя бы краткого сообщения. Такое могло случиться лишь в том случае, если на какой-то из станций была вскрыта или разрушена клетка с птицами. А вот о причинах оставалось только гадать. Было ли это следствием стихийного бедствия, непрочности конструкции, а быть может, намеренного действия человека или животного? К сожалению, хотя наш смотрящий за голубятней дядя Потап различал своих подопечных и даже придумывал им нехитрые имена, никаких записей, куда отправлялась та или иная партия, не велось, а значит и понять, где случилось то что случилось, мы не могли. Голубиных станций насчитывалось уже больше дюжины, вдобавок птиц получали патрульные корабли, изыскательские и разведывательные группы. Кто-то из них сейчас возможно нуждался в помощи.

Слух о возвращении голубей быстро пронесся по городу. Как всегда в таких случаях, на набережной у здания Адмиралтейства собрались добровольцы, готовые отправиться на горячее дело.

Чихотка сыграл сбор-поход. Правда в его распоряжении оказался только один корабль. «Палладу» ради мелкого ремонта успели завести на верфи Тропинина и там разоружить, «Новая Колумбия» патрулировала у берегов Калифорнии, а «Память Онисима» ушла на север. Так что командор поднял флаг на «Афине».

— Если что, мы усилим вас парой компанейских шхун, — пообещал Лёшка. — На них даже фальконетов нет, но для высадки десанта хватит.

У компании Южных морей шхун всегда имелся избыток, так как Лёшка поддерживал собственное производство. А найти шкипера и матросов не составляло проблемы. Под командованием Спиджика на фрегате ходили два лейтенанта, которые теперь остались не у дел.

— Знаете, Шарль, на всякий случай готовьте своих бойцов тоже, — сказал я.

Француз кивнул и отправился в Старый форт собирать войско.

Мы ждали хоть каких-нибудь новостей больше суток. Все нервничали. Новостей не поступало. За это время в Эскимальт вернулась шхуна из залива короля Георга с грузом перетопленного китового жира. Её шкипер сообщил, что у наших друзей нутка всё тихо — ни европейцев, ни тлинкитов, ни русских. Лёшка уже собирался разослать шхуны по остальным местам, но вскоре надобность в уточнении отпала.

Вести прибыли откуда не ждали — из глубины Острова. Я как раз завтракал на балконе яичницей с беконом, разбавляя кофе свежим воздухом осеннего утра, а поэтому смог увидеть всё с самого начала.

Небольшое каноэ с единственным гребцом пришло сверху по фьорду. Слегка задержавшись на развилке, оно повернуло в гавань и уткнулось в набережную напротив Старого форта. Из лодки выбрался молодой индеец. Он с трудом поднялся по лестнице (устроенной как раз для высадки с лодок), добрался до форта и там устало осел, прислонив спину к воротам.

Город вставал рано, а форт находился уже во всеоружии. Караульные индейца заметили, вышли, обступили его. Почти сразу же послали за начальством. Благо Контора, Адмиралтейство и дома, где проживали отцы-командиры, находились неподалёку. Тем временем вокруг индейца начала собираться толпа.

Я прибыл одним из первых. Прямо в халате, с дымящейся чашкой кофе в руке. Лишь обул мокасины — для ходьбы босиком было холодно и грязно.

Индеец не говорил по-русски вовсе, а на местном диалекте изъяснялся столь нескладно, что даже саньки не смогли разобрать больше нескольких слов. Людей его говора в наших рядах не оказалось. Зато рядом оказался Анчо. Обменявшись с гостем серией фраз, он быстро настроил своего внутреннего божка-переводчика на нужную волну и вскоре, не забывая жевать грибочек, начал переводить.

— Его зовут Саем. Он из племени Сумас, что обитает недалеко от устья Столо.

— Стольной? — переспросил кто-то.

— Похоже так. Говорит, что большая ватага неизвестного ему племени и языка, напала на поселение и лесопильную мельницу в устье.

Окружающие разом вздохнули. Ачно поднял руку, требуя тишины.

— Саем говорит, что они убили или увели с собой всех, кто там находился, плотину разрушили, а саму мельницу, дома и магазины подожгли. Саем — охотник с севера, его племя живёт неподалеку. Он обычно выменивал у Ефима шкуры речного бобра на железо и ткани. В этот раз появился, когда уже всё кончалось. С каноэ он увидел дым от пожара.

— Может быть это были домны? — с призрачной надеждой спросил Тропинин.

Анчо попытался пояснить гостю непонятный термин. Тот затряс головой.

— Нет. Дым от печей он знает. Тот курится много дальше к югу от поселения. И потом он сам видел угли.

— Понятно, — кивнул Тропинин.

— Саем высадился раньше, чтобы подойти незаметно, — продолжил переводить Анчо. — Но чужаки его все равно заметили. Погнались. Он едва успел добежать до лодки и отойти от берега. Чужаки что-то кричали на непонятном языке. Они не стали преследовать его по воде, лишь послали вдогонку стрелу. Саем почти увернулся. Его ранило в бок. Несильно. Тогда он отправился сюда, ибо знал, что много бородатых людей проживает на земле племени сонги, а великий вождь Ганхада обитает в большом каменном доме с синим флагом на длинном шесте. И что большой вождь всегда награждает за помощь.

— Это так, — подтвердил я.

Парень окинул меня изучающим взглядом и видимо решил, что халат подходящая одежда для вождя.

— Саем грёб весь день, а ночью тащил каноэ через перешеек, а потом опять грёб по ручью, через внутренние гавани и совсем выбился из сил.

В подтверждение собственных слов, индеец тут же повалился на бок.

— Отнесите его в госпиталь, — крикнул Тропинин и повернулся ко мне с перекошенным лицом. — Поднимай всех, зови ветеранов!

— Не ори и успокойся, — сказал я. — Вон, посмотри, они уже грузят припасы на «Афину».

Действительно, Ватагин и Чиж, едва услышав о нападении, отправили человека на Чукотскую улицу собирать народ. Старики поднялись быстро и без лишних вопросов принялись потрошить арсенал. Шарль не препятствовал им, а спокойно готовил своих бойцов. Шумел на всей набережной один только Лёшка. Его мысли разбредались.

— Надо поднять больше добровольцев, — возбуждённо сказал он. — Чёрт! Я пойду к рабочим на Правый берег, подниму всех. У нас есть несколько построенных шхун. Мы отправимся туда и устроим негодяям кровавую баню.

Итак, у нас под боком назревала война.

Мы слишком расслабились в окружении миролюбивых на первый взгляд индейцев Острова и материкового побережья. Мы не тянули их в подданство и не взимали ясак, не грабили селений и не отбирали женщин. Наши артели даже особо не промышляли в проливах. Мы понемногу торговали с племенами и сделали ставку на подарки, которыми успешно разложили вождей, вынуждая их идти на ответные шаги.

Мы почему-то решили, что со стороны коренного населения претензий к нам быть не может.

— У шхун может уйти больше суток, чтобы обойти Остров, — заметил я, допивая уже холодный кофе. — Зависит от ветра. Но есть другой вариант. Мы можем воспользоваться тем путём, по которому прибыл индеец.

— На байдарках? — переспросил Тропинин. — Отлично! Соберем все, что есть в наличии.

Байдарок в городе имелось много, а вот грести почти сотню верст да ещё с переносом мне не улыбалось. Мы наверняка выбьемся из сил и будем выглядеть не лучше парня принесшего весть.

— Если хочешь иди на байдарках, — пожал я плечами. — Но вообще-то я имел в виду дилижанс. Он как раз отправляется на ту сторону Острова через два часа или около того. А там уже возьмем лодку. С парусом.

— Но в карету поместится всего человек шесть?

— Восемь. Четыре места первого класса и четыре второго. Можно взять и больше. Посадим вместо груза на крышу. Но лучше прихватить оружие.

— Восемь всё равно мало.

— Остальные пусть идут на шхунах. Мы просто разведаем обстановку.

Короткая линия дилижанса шла вдоль восточного берега через весь полуостров Саанич. Длинной около тридцати верст она имела единственную станцию для смены лошадей, а путь занимал четыре часа, включая короткие остановки у хуторов, карьеров, лесопилок и получасовую у станции. Шхунам же требовалось столько времени только за тем, чтобы выйти из гавани, пройти фьорд и выбраться на относительно широкий простор проливов, где можно использовать паруса. Да и потом предстояло огибать мысы, осторожно пробираться между островками, отмелями и скалами. Правда нам все равно предстояло пересечь внутренний пролив. Однако сорок верст по прямой и относительно спокойной воде не то же самое, что сто верст с кренделями по волнам. Их можно было относительно быстро пройти на баркасе или тех же байдарках.

Дилижанс стоял возле «Императрицы». Пассажир оказался лишь один и ехать он собирался до известкового карьера. Мы быстро уговорили его воспользоваться извозчиком за счет компании, получив карету полностью в свое распоряжение. Это позволило выехать на полчаса раньше расписания.

С нами отправились каждой твари по паре. От гвардейцев Шарль с Рашем, от мушкетеров Шелопухин с Тимуром, от флотских пара мощных матросов с флагмана. Ветеранов за исключением Анчо мы не позвали, имея в виду предстоящую тяжелую греблю. Вещей взяли минимум, а из оружия только мушкетоны, новоизобретенные дробовики и пистолеты.

Дорога оказалась ухоженной и сухой, карета шла быстро и мягко. Мы почти не говорили в пути, стараясь сохранить силы для морского перехода. Но я не удержался — полдороги смотрел в окно, а потом даже поменялся с одним из матросов, чтобы проехаться наверху рядом с кучером.

Хутора уже ничем не напоминали починки. Добротные усадьбы с большими домами, сараями, конюшнями, банями. И я достоверно знал, что в подвалах зреют сыры, висят окорока и колбасы, а погреба полны разнообразных солений. Мы проносились мимо аккуратных полей, пастбищ, огороженных заборами из жердей; разросшихся садов со множеством плодоносящих деревьев. Хотелось вопросить из кареты, как глупый король: «А чьи это земли?», чтобы услышать в ответ: «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса». Всё увиденное, разумеется, принадлежало разным хозяевам, но я всерьез приложил к этому руку и законная гордость переполняла меня.

Конечная станция и вовсе превратилась в настоящий городок. Мы увидели даже несколько каменных домов, а уж на кирпичном подклете стоял каждый второй. Всяких построек насчитывалось с полсотни. Здесь жили рыбаки, несколько индейских семей, работники трёх станций — почтовой, дилижанса и лодочной. Стояли лесопилка, коптильня, лавки, склады, отделение меховой компании.

И ни каких укреплений.

— Надо бы хоть какой-то блокгауз поставить на всякий случай, — заметил Лёшка. — А ну как нападут с моря.

Для приема шхун в море уходил пирс на деревянных столбах, но обычные лодки и баркасы здесь просто вытаскивали на пляж.

— Давно ли был кто с того берега? — спросили мы лодочника.

— Вчерашняя почтовая байдарка не пришла, — ответил он. — Но такое и раньше часто бывало.

Мы подобрали баркас футов двадцати пяти с четырьмя парами вёсел.

— Чей? — спросил я.

— Ваш. В смысле компанейский.

— Отлично. Мы забираем его.

Лодочник с нашими матросами принесли весла, канаты, парус, хранящиеся отдельно на складе. Погрузив оружие, сумки, бочонок с порохом, мы дружно столкнули баркас в воду и залезли внутрь. Анчо уселся за руль, остальные за весла.

— Будет выглядеть глупо если шхуны опередят нас, — заметил Лёшка.

Половина пути проходила среди россыпи островов, но в основном вдоль самого крупного из них, который индейцы называли Ханен. Под парусом здесь ходили с большой осторожностью. Ветер постоянно менялся. Иногда задувал, точно в аэродинамической трубе, иногда бесновался, бросаясь сразу со всех направлений, а иногда вовсе стихал внизу, хотя над головой продолжали носиться облака. Нам приходилось, то убирать мачту и браться за весла, то ставить её вновь.

Зато вторая половина пути пришлась на чистую воду пролива, где ветер дул ровно, а небольшое течение, которое поначалу сносило нас к югу, потом повернуло к северу. Так что, заложив дугу, баркас быстро добрался до устья Фрейзера.

Шхуну мы увидели неподалеку от дельты. Но это оказалась не наша шхуна. В смысле не одна из тех, что собирались выйти с десантом из Виктории.

— «Кирилл», — доложил самый глазастый из матросов.

— Яшка? — удивился Тропинин.

— Нефрит, — произнес я. — Уж не в нём ли всё дело?

Некогда мы с Тропининым распределили лихорадки по шкале времени, собираясь устраивать их по мере необходимости для придания импульсов экономике и привлечения людей. Мы учли каланов и котиков, золото и китов, вспомнили даже о нефти и крабах, время которых вряд ли придёт при нашей жизни. Но про нефритовую лихорадку даже не подумали. Мало того прозевали её начало.

Камешек, что сорвал лавину был брошен Яшкой с подачи Шэня.

Несмотря на накопленные богатства Дальнобойщик продолжал «жечь», как выражался Тропинин (большинство его «мемасиков», как он называл идиомы, я не понимал, но этот вполне подходил случаю). К этому времени Яков Семенович выдал замуж обеих сестер, построив им по особняку на улице Львов в качестве приданного. Одна из сестер успела уже овдоветь, но вместе они обеспечили Яшку целым выводком племянников и племянниц. Парней помладше он сразу определил юнгами на свои корабли, а тех, что уже набрались опыта, пристроил в Морское училище; девочек отдал в школу и затем в Университет, пожертвовав каждому заведению по десять тысяч в испанской серебряной монете. Сам он так и не женился и хотя в его доме поселилась красивая китаянка, детей не имел. Судя по всему именно племянникам предстояло унаследовать бизнес империю. А компания «Северная звезда» росла как на дрожжах, набрав силу и став крупным игроком на тихоокеанском рынке.

Пока его капитаны и приказчики окучивали уже проторенные пути, Яшка открывал новые. Он предпринял экспедицию на Ладронские острова (те, что принадлежали испанцам), затем посетил Филиппины. Испанцы не позволяли другим европейцам торговать в своих владениях, но местная торговля велась полным ходом. В неё и влез Яшка, доведя до ума старую Лёшкину идею. Он обменял одну из своих шхун на настоящую джонку, а шкипером на неё поставил опытного Шэня, придав ему всех, кто имел азиатскую внешность. Сам Яшка побывал и там, и там, выдавая себя за простого матроса, а для маскировки перепачкал лицо жиром и сажей.

Затем Дальнобойщик отправился в Тайваньский пролив, где посетил несколько неизвестных островов и, как говорили, поладил там с пиратами, а может быть, с повстанцами. Впрочем, разница между теми и другими была чисто формальной. Между прочим он выгодно загнал этим бандам несколько шхун, за что заслужил респект от Тропинина.

Не брезговал Яшка содрать при случае тысчонку-другую рублей и с моей компании. Одно время приказчики выплачивали шкиперам или приказчикам по десять рублей за каждого привезённого в Викторию человека, при том условии, что он говорит по-российски и не числился среди тех, кто прибыл по моим каналам. За иноземца же платили только, если тот являлся специалистом в интересующей нас области. Таким образом я хотел создать дополнительные стимулы для миграции. Наши часто бывали в имперских портах, камчатских поселках, и время от времени сманивали оттуда людей или даже нелегально переправляли ссыльных.

Что сделал Яшка? Он отобрал несколько китайцев давно уже ходящих на его шхунах матросами, а то и помощниками и потому вполне освоивших русский язык. Затем отправился в Макао с мехами, а на обратном пути заскочил на разведанные им ранее острова, где набил шхуну бедняками-переселенцами. Китайские бедняки ели немного, да и сами по себе были щуплыми, а потому помещалось их на шхуне изрядно.

Во время перехода через океан Дальнобойщик заставил их учить русский язык. Возможно, прибегал к кнуту, возможно, к прянику, а быть может, сказалось китайская усидчивость. Но уроки, как мне потом говорили, продолжались по восемнадцать часов в день.

Когда Яшка предъявил полсотни людей Вазургину в Сан-Франциско, они все весьма сносно лопотали по-русски, а некоторые умели даже писать. И таких рейсов Яшка совершил целых три, пока я не отменил бонусы.

— Это всё твоя склонность к политкорректности, — смеялся тогда Лёшка. — Нет бы прямо сказать, что платить будешь только за русских.

— За русских? — воскликнул я. — Да среди этих русских больше половины якутов, тунгусов и камчадалов.

Между прочим Яшка первым подобрал ключик к Японии, куда никаких европейцев за исключением голландцев не допускали. Правда японцы не пускали на внутренний рынок и китайских торговцев, так что номер с джонкой здесь не прошел. Но Яшка нашел выход. Он встречался с японскими купцами на небольших островах где-то возле Тайваня и там совершал взаимовыгодный обмен. Шкуры калана ценились у японцев втрое дороже нежели в Кантоне или Кяхте, имел большой спрос сахар. Яшка выгодно покупал у купцов серебро, отдавая за него кантонское золото. В Китае же, напротив, серебро ценилось дороже золота. На этих рейсах до сих пор неплохо зарабатывали голландцы. И вот теперь в бизнес бочком влезла одна из наших компаний.

На следующий источник дохода она наткнулась случайно. У Яшки с Шэнем возникла заминка с отправкой флотилии в Азию. Пока суть да дело, они решили «сгонять» в ближние проливы, чтобы самим посмотреть, какие из кантонских товаров могли бы найти спрос у индейцев. Хотя мы всячески внедряли в умы индейцев идею денег, натуральный обмен иногда получался выгоднее. Вот только никогда нельзя было сказать заранее, какая диковинка приглянется детям природы — китайская акварель, японский зонтик или шведская никельхарпа, вымененная Шэнем на рейде Макао у офицера с судна «Адольф Фридерик».

Они остановились в одной из деревень и пока Яшка разговаривал с вождями, Шэнь наблюдал за работой индейских лодочников. Подойдя поближе он вдруг сильно возбудился и как только Яшка закончил переговоры, оттащил его в сторону. Оказалось, что индеец тесал дерево инструментом сделанным из цельного куска нефрита. И Шэнь объяснил, что такой камень можно толкнуть в Китае за хорошую цену. За очень хорошую.

Вечером у костра они разговорили индейца. И хотя тот мало что мог рассказать, поскольку получил инструмент от предков, однако, припомнил, что подобные вещи в их деревню привозили сверху по реке Столо.

Это уже была ниточка, за которую стоило потянуть. Яшка оставил на время морские походы (благо у него нашлось достаточно опытных шкиперов для подмены) и, снарядив небольшой отряд, включая единственного нашего геолога, отправился вверх по Стольной.

Они прошли сто пятьдесят вёрст, делая остановки, чтобы тщательно проверить гальку на пляжах, обломки скал на берегах. И в конце концов, нашли некоторое количество бледно-зеленого камня в том месте, где Стольная резко меняла направление, выходила из теснины и разливалась. Весь найденный нефрит располагался в наносной породе недалеко от поймы, а то и прямо среди усеивающих дно камней. Среди скал его не нашли. Изучив информацию, полученную от Страхова, я предположил, что коренное месторождение лежит выше по течению. Страхов в эволюцию горных систем не верил, он даже ракушечник объяснял Всемирным потопом. В любом случае Яшкина команда для начала ограничилась тем, что нашла.

Пробный рейс в Кантон превзошел даже смелые ожидания Шэня. За нефрит хонги без разговоров платили серебром, причем готовы были брать его в любых количествах, ибо спрос казался бездонным.

Яшке не удалось удержать успешный рейс в тайне. По Виктории прошел слух и наши бродяги быстро смекнули, что единственный мешок с камнями может обеспечить любому из них сытую жизнь и безбедную старость. Порыв оказался заразительным, ему поддались даже люди вполне обеспеченные, имеющие стабильный доход. Толпы (по нашим, конечно, меркам) рванули вверх по Стольной, переворачивая по пути каждый булыжник, разгребая наносы, стараясь добраться до дна в заводях и даже на стремнине. Выбрав всё, что можно в низовьях, они двинулись дальше. Внутрь каньона.

Мы с Тропининым тогда решили не вмешиваться. Люди нашли себе занятие, чего же ещё желать? Но как видно вмешаться стоило. Хищническое старательство могло разозлить индейцев. В конце концов, река кормила их, а пришельцы перерыли берега, замутили заводи, затоптали родники, повалили кучу деревьев и навалили груды мусора.

Яшки на борту шхуны не оказалось. Помощник шкипера Матвеев сильно нервничал. Он сообщил, что Яков Семенович с группой старателей ушёл вверх по реке две недели назад. Они собирались поставить городок перед каньоном, а может и в глубине его, чтобы использовать место как базу для дальнейших изысканий. А позавчера ночью, под утро, моряки увидели пожар на месте фактории. На всякий случай «Кирилл» отошел южнее, ближе к тропининским домнам. Для высадки или разведки у подшкипера не было сил. На шхуне оставалось всего два человека.

Что ж, у нас силы были. Мы высадились, держа наготове мушкетоны и дробовики. Но оружие уже не понадобились. Небольшое поселение в устье Фрейзера перестало существовать. Сожжённые дома и сараи ещё дымились. Тут и там лежало несколько трупов. Все наши. Анчо отметил, однако, что их было много меньше, чем жителей городка. Слабое утешение.

— Надо бы похоронить бедолаг, — вздохнул Лёшка.

Чем мы и занялись.

Зато металлургическое производство, к облегчению Тропинина, полностью уцелело. То ли индейцев оно не заинтересовало, то ли те убоялись извергающих дым печей и домен. За пару дней горные рабочие значительно усилили оборону — понастроили в проходах множество рогаток, баррикад, расставили часовых. Послать за помощью они не успели, потому что все лодки остались в захваченном посёлке. Поэтому наш отряд встретили с заметным облегчением.

Здесь мы нашли несколько беглецов. Но далеко не всех.

— Не знаю, с чего лиходеи напали? — причитал Ефим, держатель компанейской фактории. — Зла мы тут никому не желали. И с индианцами пришлыми торговали спокойно.

— Пришли они запросто, вроде как торговать, — сообщил его заместитель, который в тот день стол за прилавком и все видел с самого начала. — Кто же думал, что с мыслями такими? Да и немного их сперва было. Осматривались, потом стали в дома заходить. Ну, мы думаем — люди дикие, обращения человеческого не знают. Попытались сказать им. А они давай вещи тянуть, кому что приглянулось. Наши в ответ ругаться стали, по рукам бить. Слово за слово и началось. Тут и остальные дикари с реки прибежали. Тьма тьмущая. Вопят, как черти в аду. Испугались, мы, врать не стану. Оцепенели. А диким времени хватило.

— Пойдём вверх по Стольной, — сказал Анчо.

— Почему ты так решил? — набросился на него Лёшка, как будто Мухоморщик подстроил все безобразия.

— Саем говорил, что не понял их речи, но береговые люди друг друга знают. Значит эти пришли издалека, из глубины земли, а как они могли прийти, кроме как сплавиться по реке?

— А может гудзонобейцы уже перевалили через Скалистые горы? — озаботился Лёшка. — Подослали своих дикарей, как это водится у бритов?

— Да вроде не время ещё, — пожал я плечами. — Но возможно они оттеснили на нашу сторону какое-нибудь враждебное к белым племя.

Пока мы собирали предварительные сведения и делились впечатлениями, подошли наши шхуны. С них на берег сошла целая армия. Гвардейцы, мушкетеры, моряки, союзные индейцы. Всего человек сто. Половине из них предстояло восстанавливать городок в устье, охранять домны и шхуны, остальные собирались двинуться вверх по течению.

Лодки наполнялись припасами и заводились в реку. Вдобавок к ним, уже на суше собирали байдарки. Река хоть и считалась судоходной до самого каньона, годилась для гребли лишь на первой половине отрезка. Дальше становилась слишком бурной и быстрой для тяжелых лодок. Тогда их тянули бечевой. Не всегда это получалось, тропа иногда пропадала, приходилось брести по отмелям или перетаскивать вещи на руках.

Другое дело байдарки. Груза они брали не много, зато шустро двигались против течения. На них и отправилась передовая группа, в то время как тылам с припасами, фальконетами и основной частью войска, предстояло медленно продвигаться следом. На этот раз мы с Тропининым пошли с основной группой, для разведки имелись парни и помоложе.

Мы продвигались нестройной колонной. В лодках сидели рулевые и стрелки, держащие наготове мушкеты. Остальные тянули за веревку. Тут и там по берегам возникали проплешины вырубок. Пеньки, кучи обрубленных ветвей, щепки. Артели лесорубов не удалялись далеко от реки, иначе стволы приходилось бы таскать на руках. Дерево рубили по склонам и спускали к воде по слегам. Вырубив всё подходящее, артели уходили вверх к новым делянкам.

— Не слишком ли далеко забрались? — удивлялся Тропинин, когда мы заночевали в одном из временных бараков, поставленных лесорубами. — Тут и возле дельты за сотню лет всего не вырубишь.

Он просто не оценил масштабы собственных преобразований. Лес требовался строителям и корабелам, но главным образом его изводили ради растущей металлургии.

Кроме наших времянок по пути попадались пустые индейские деревни. Не оставленные по доброй воле, а брошенные. Когда индейцы перемещаются из летних деревень в зимние, они забирают с собой всё. Мы же видели остатки построек, волокуши, жерди для сушки лосося, разбросанные предметы обихода. Точно кто-то разграбил деревни коротким набегом. К нашей нынешней войне это, однако, не имело отношения. Как и к войне вообще.

— Оспа, — пояснил Ефим.

Эпидемия черной оспы разразилась в этих местах в тот год, когда я огибал мыс Горн, перегоняя «Палладу» в Викторию.

Мы серьезно относились к прививкам и даже держали на изолированном островке специальное стадо коров намеренно зараженных оспой. Животным оспа вредила меньше чем людям, некоторые даже вылечивались, передавая «эстафету» другим. Мы пытались избавить животных от неприятной миссии, вырастить возбудитель на питательной среде, но пока не очень успешно. Лишь иногда удавалось получить сухой материал, который сохранял способность заразить коров через некоторое время. Разумеется, мы экспериментировали только с коровьей оспой. Браться за её черную сестру с нашими скудными знаниями и возможностями стало бы слишком большим риском.

Выяснилось, однако, что прививка коровьей оспы давала лишь временный иммунитет. И поскольку люди про эту особенность не знали, то и не боялись вступать в контакты с заболевшими на Камчатке. Уверенность в защите сыграла с нами злую шутку. Заболели, конечно, не все, лишь те, кто прививался больше десяти лет назад. Этого, однако, оказалось достаточно. Около дюжины наших людей умерло, несколько десятков переболели. Настоящей эпидемии на наших территориях не возникло, поскольку все, кто привился позже, иммунитет пока сохранили. В том числе и ближайшие индейские племена. А вот индейцы материкового берега — дело другое. И чем глубже уходила зараза внутрь континента, тем лучшую пищу находила для себя. В сорока верстах выше по течению привитых не оказалось вовсе. Вот там мор разгулялся в полную силу.

Многие деревни пришли в упадок, чем воспользовались соседи, прихватив некоторые спорные территории или опустевшие угодья.

Так что мы получили ещё один возможный мотив нападения. Ослабленные племена могли иметь зуб на виновников болезни, которыми они, разумеется, считают бледнолицых пришельцев.