Начальник милиции. Книга 5

Глава 16

В дальнем конце коридора на полу барахтались двое. Тулуш бульдогом повис на шее Жорича, душил, обвив того руками и ногами. Хозяин квартиры, используя преимущество в массе, катался по полу, будто пытаясь раздавить повисшего на нем «клеща».

Вот ему удалось скинуть одну руку Тулуша. Вот он уже почти дотянулся до валявшегося на полу «Парабеллума». Салчак не видел оружия, но предусмотрительно и на упреждение вцепился зубами в ухо противнику. Тот вскрикнул и дернулся. Фрагмент уха остался в окровавленных зубах Тулуша, а Жорич уже схватился-таки за пистолет. Все это произошло буквально за секунду, пока я прыжками спешил на помощь своему подчиненному.

Время будто замедлилось. Я видел все — каждую деталь, каждую подробность, мне бы только ещё чуть-чуть скорости, ещё буквально долю секнуды, чтобы выбить «Парабеллум» из рук Силантия.

Я уже знал, что не успею.

Вот ствол пистолета уже направлен на плечо Тулуша, вот, не останавливаясь, он ползет дальше, в область сердца. Кажется, что лишь ползет, но на самом деле движется быстро, одним рывком. Но мое сознание в критической ситуации воспринимало все гораздо быстрее. Еще мгновение — и прогремит смертельный выстрел из «парабеллума».

Нет! Нельзя этого допустить! Мой палец сам надавил на спуск, без колебаний. Короткая очередь, и на спине Жорича вздыбились аккуратные дырочки. Они сочились красными струйками. Рука с пистолетом обмякла. Тело замерло. Тулуш с трудом отпихнул его от себя и выбрался из-под туши.

— Цел? — на всякий случай спросил я напарника, хотя уже видел, что с ним все в порядке.

Стрелял я так, чтобы пули не попали в Тулуша, даже если пробьют тело Жорича.

— Невкусный, — выплюнул Тулуш фрагмент окровавленного уха. — Плохой человек. Зачем стрелял, Саныча? Допросить надо, узнать надо… Я бы справился…

— А ты это видел? — ткнул я стволом на валявшийся на полу «Парабеллум». — Еще буквально доля секунды — и хана тебе.

— Не видел, — вытаращился Салчак, вытирая окровавленный рот рукавом. — Спасибо, Саныча. Надо было его за горло кусать, а не ухо. Хотел живым взять…

— Ничего. Сдох и сдох. Туда ему и дорога. А ты молодец. Через окошко залез, не побоялся.

— Окошко лазить не страшно, страшно в берлога лазить, медведь будить.

— На хрена медведя будить? — удивился я.

— Чтобы стрелять. Только сначала надо из берлога его выманить, а то потом тяжело из яма дохлый вытаскивать.

В прихожую вышла Загоруйко. Я думал, сейчас закатит истерику, слезы градом — или будет в ужасе таращиться на труп и на сибирского ухогрыза, но Виталина Сергеевна, на удивление, восприняла ситуацию спокойно и мужественно. Лишь подрагивающая на шее жилка напоминала о пережитом ею потрясении.

— Спасибо… — пробормотала она, глядя на меня с искренней благодарностью. — Спасибо вам… Он не тот, каким я его считала. Господи, как же я была неправа, какая я была дура. Извините…

— Не стоит себя корить, — улыбнулся я. — Все же хорошо закончилось. Ваш э-э… сотрудник получил по заслугам. Он больше никому не навредит. И расхищать социалистическое добро не будет.

— Как же не стоит корить? Я так была неправа! Силантий оказался настоящим чудовищем. А еще я считала милицию чем-то вроде людей второго сорта… Которые только мешают… Теперь мне за это ужасно стыдно. Благодаря вам, вашему поступку, я будто прозрела. И теперь словно пелена с глаз спала… Александр Александрович, простите за все… и знайте — я горжусь, что мой сын трудится в этой сложной и нужной профессии. Еще раз простите…

— Спасибо. Приятно слышать, — кивнул я. — Но прощать мне вас не за что. Работа у нас такая, и мы просто ее выполняем. А вот насчет Валентина — соглашусь. Правильно, что гордитесь.

Хотелось еще напомнить мои слова, сказанные ей не так давно, что когда-нибудь придет время, и Загоруйко-старшая будет гордиться своим сыном. Что я оказался прав, но не стал ничего говорить. Она и так все осознала и переосмыслила.

— А теперь перейдем к делу… — напустил я в голос рабочий тон. — Скажите, зачем вы сюда пришли? На квартиру к преступнику и сбежали с мясокомбината?

Загоруйко покачала головой — осторожно, будто боялась, что от резких движений та свалится с плеч.

— Я думала, что на Силантия идут наговоры. Доносы. Что он ни в чем не виноват, а… вон как оказалось. Я хотела его предупредить, сомневалась, зачем вы… ну, в вашей компетенции сомневалась, а он мне признался во всем. Все рассказал, да еще с такой издевкой, будто хотел меня зацепить напоследок побольнее, а потом… А потом — страшно подумать, что могло бы произойти, если бы не вы и ваш… — директриса покосилась на Тулуша, подбирая слова для обозначения Салчака.

Тот подобрал кусочек откушенного уха и деловито приложил его к месту повреждения на трупе, будто собирал пазл или проверял, подойдет ли «запчасть».

— Если бы не вы и ваш сотрудник, — собравшись с силами, выдохнула женщина. — Он же тоже из милиции? Да?

— Конечно, — поспешил заверить я. — Просто недавно перевелся. Издалека… Вы не смотрите так, там милицию учат пользоваться всеми подручными средствами в схватке с преступником. В том числе и зубами, ага… прогрессивная методика. Передовой опыт, так сказать. Скоро и до нас дойдет.

Загоруйко от таких слов слегка поежилась, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась Тулушу:

— И вам лично хочу сказать спасибо, товарищ милиционер.

— Пжалста! — улыбался Тулуш. — Не ходи больше к плохой человек. Женщина должен дома сидеть. Детей растить.

Через полчаса квартира Жорича превратилась в оживленное место. Захват заложницы, стрельба по сотрудникам из окна, угрозы расправы и в довершение всего применение табельного с летальным исходом — все эти события по отдельности очень резонансные и громкие, а вместе — совсем гремучая смесь.

Прилетел прокурор с помощником и с Верой. Та прибыла в качестве дежурного следователя, в ее обязанности входило зафиксировать обстановку на месте происшествия, изъять следы и предметы-улики. Прибыл и мой шеф. Мы вышли из квартиры, встали на лестничной площадке подальше от суеты.

— Ну, Саныч, ну ты шума наделал! — дивился Кулебякин раскуривая сигарету. — Молодец, конечно, справился со злодеем… Вот только про убийство на пляже, где парня ножом в спину прирезали, не забывай. Вот бы раскрыть его, глядишь — и меня бы скорее взяли в область. А тебя на мое место. Поднажми, Морозов. Где результаты?

— Работаем, Петр Петрович, работаем, — я чуть отошел от дыма. — По моей версии — погибший, возможно, косвенно причастен к этому темному убийству на пляже.

— Как это? — вытаращился Кулебякин. — Ты же говорил, что беглый зэк, скорее всего, пришил. Из той компашки, которую тогда я, понимаешь, расстрелял. Вот как чуял, что палить нужно сразу на поражение, — хорохорился шеф, вспоминая свои нетрезвые стрельбы на природе. — Одного убил, а в остальных не попал. Жаль…

— Убитый Жорич, скорее всего, связан с единственным еще не пойманным беглецом.

— Да? — удивился Кулебякин. — Вороватый кладовщик Зарыбинского мясокомбината и беглый рецидивист? Что у них общего?

— Возможно, что Жорич — не настоящая его фамилия.

— Вот как? И кто же он на самом деле?

Теперь уже можно было раскрыть карты перед шефом, все же его поддержкой я не раз заручался раньше.

— Мы предполагаем, что настоящее имя кладовщика — Лев Никанорович Грицук, по прозвищу Святоша. Он же родной дядя беглого зэка Сафрона Грицука. Во время оккупации работал на фашистов, был палачом в концентрационном лагере на Брянщине.

— О как! Вот только фашистов мне еще тут не хватало, ядрена сивуха! Сан Саныч, дорогой, ты уж разберись досконально, обстоятельно. Но палку, знаешь ли, не перегибай. Кокнули кладовщика, и бог с ним. А если ты тут еще нацистов к нашему Зарыбинску приплетешь, я точно никогда и никуда не переведусь. Давай остановимся на махинациях с мясом и тушенкой, а? — будто бы торговался со мной шеф. — А фашистами пусть смежники из области занимаются. Лады?

— Я доведу дело до конца, вы же знаете…

— Ох, Морозов, и в кого ты такой упрямый и правильный… Ладно, доводи до чего хочешь, только официально никаких фашистов я регистрировать и в сводку вносить не дам. Вот поймаешь гитлеровцев, приведешь их в КПЗ, покажешь мне лично их бесстыжие морды, тогда и поговорим. А пока — официально у нас обычные хищения на мясокомбинате. Обычный захват заложницы. Обычное убийство на пляже. Рутина, в общем.

— Ну так-то, Петр Петрович, у нас два обычных убийства уже.

— Чего? Каких-таких два⁈ Ты меня, Саша, не пугай. То, что ты кладовщика пришил, так это вовсе не убийство. Это вынужденная мера во имя спасения заложницы и коллеги. Кстати, Мухтар твой где?

— На месте… В ГОВД.

— А я думал, здесь. Там судмедэкспертша говорит, что погибшему зверь какой-то ухо отгрыз. Странно…Я думал, Мухтарка помог.

— Не зверь отгрыз, а Сибиряк.

— Вот разницы вообще не вижу. Держи своего Сибиряка в узде. Сегодня он преступника загрыз, а завтра и на людей переключится?

— Тише, Петр Петрович, — заговорщически проговорил я. — Тише…

— Что такое? — переспросил шепотом Кулебякин.

— Вдруг Тулуш услышит.

— Ну и что? — дивился шеф, но все равно продолжал разговаривать шепотом. — Я же его начальник, ядрёна сивуха! Мне хоть что можно говорить…

— Боюсь, обидится на вас. Если Салчак на кого обиделся, это трындец. Тот уши не сбережет. Я слышал, обычай у них там такой. Чуть что — сразу уши кусать.

Кулебякин нахмурился, потрогал свои уши на всякий случай, прокашлялся в кулак и проговорил:

— Саныч, ну ты это… Про наш разговор ему не рассказывай, ладно? Пусть не обижается. Я же начальник, а на начальников и на дураков не обижаются, сам знаешь.

— Угу… Только вот про труп, когда я вам говорил, что два у нас убийства, я не Жорича имел в виду.

— Господи! Что еще случилось? Ну дайте мне спокойно перевестись на новую и замечательную должность и получить, наконец, подполковника.

— Все понимаю, Петр Петрович, — сочувственно закивал я. — Вот только такое не скроешь от вас, потому что убийство громкое. Сотрудник наш убит.

— Кто? — схватился за голову Кулебякин. — Только не говори, что кто-то из следователей! У нас перспектива по делам в суд горит, у нас и так в следствии работать некому. Ну точно теперь не переведусь…

Он шмякнул ладонь себе на грудь, как будто собрался сам геройски погибать.

— Слава богу, со следователями все в порядке. Старшего инспектора паспортного стола убили.

— Ф-ух… Пронесло, — выдохнул Кулебякин. — Паспортисток у нас несколько. В смысле, плохо, конечно, ужасно… Кого там из них убили?

— Вершинину.

— О как… Интересно, интересно… Но между нами говоря, Вениаминовна давно работала. Баба умная, но жадная. Был грешок за ней — мзду частенько брала с граждан. Жаловались, бывало, люди. Я бы ее давно уволил, да только подловить все не мог. Да и сам понимаешь, если своего сотрудника на взятке поймать, то и начальника, то есть меня, по головке не погладят. Вот так и терпел ее годами. Рано или поздно это должно было случиться, — философски вздохнул он в серый подъездный потолок. — Когда работаешь с криминалом, жизнь в любой момент прерваться может. И, кстати, откуда ты узнал про убийство? Материала по нему я не видел.

— Да вот буквально минут десять назад Баночкин по рации сообщил мне, что труп в рабочем кабинете обнаружили. Так что после этого осмотра полным составом поедем сразу на второй.

— А почему мне ничего не доложил этот Баночкин? — нахмурился Петр Петрович. — Вот приеду, покажу ему кузькину мать.

— Не успел еще сообщить, наверное…

— Ну тебе же успел как-то, — огрызнулся шеф обиженно.

— Так мне дело раскрывать, а не вам, — парировал я.

— Ладно… Чувствую, все равно уже в область меня не возьмут, — вздохнул шеф. — Нашего инспектора внутренней службы убили… Не Зарыбинск у нас, а Чикаго какой-то… Эх… Пойду с прокурором переговорю. А ты работай, найди убийцу Вершининой и того, кто прирезал пацана на пляже. Сроку тебе… — Кулебякин задумался, а потом махнул рукой: — В общем, нет времени на раскачку, как говорится — вчера надо было.

И майор ушел изображать вид кипучей деятельности. Ведь, несмотря на все сетования, в душе он все же надеялся на скорый перевод. Уже и жене пообещал переезд в столицу области. И квартиру ему там дадут большую, светлую, с балконом и телефонной точкой.

Я тоже вернулся в квартиру Жорича.

— Что у тебя, Валентин? — спросил я эксперта, когда тот ковырялся в зале. Снимал с предметов обстановки пальчики, искал следы и прочие улики.

— Пока ничего интересного, — проговорил он, не отрывая глаз от шкафчика, дверцу которого старательно мазюкал дактилоскопическим порошком.

Несмотря на то, что фигурант по делу — его мать, и формально Валентин не имеет права участвовать в следственных действиях, как лицо заинтересованное, но сейчас такое расслабленное время, что на эти мелочи уголовно-процессуального производства можно было смело наплевать. Тем более, учитывая то обстоятельство, что криминалист на весь Зарыбинск один, и заменить его всё равно некем.

Из области могли прислать, конечно, но они скорее застрелятся, чем соизволят выделить нам человека. Даже когда Валя был в отпуске, он все равно выезжал на тяжкие и особо тяжкие преступления, участвовал в текущих осмотрах. Благо таких преступлений в Зарыбинске было немного, это в последнее время, с приходом Сафрона в город, преступный элемент что-то активизировался.

Уж не собирается ли Грицук сколотить здесь банду? Нужно поскорее его взять. Но пока я не знал, как это провернуть. Единственная ниточка, что вела к беглому зэку и убийце, оборвалась и лежала сейчас в прихожей с откушенным ухом.

— Сан Саныч! — позвал меня Валя, извлекая из шкафчика старую железную банку из-под кофе с текстом на немецком языке. — Посмотри, что внутри! Вот это да!

По тому, как он её держал, можно было догадаться, что она довольно увесистая. Я взял жестяную тару, на которой был обозначен год выпуска: «1941», и заглянул внутрь.

— Фашистские пассатижи! — не удержавшись, выкрикнул я. — Это же зубы! Золотые зубы.

— Да… — кивал Валя, подсвечивая находку фонариком. — Коронки из золота. Судя по всему, очень старые, еще военных времен. Кто-то снял их с трупов или пленных. Похоже, наш Жорич — не простая птица… Вот говорил я маме, что зря она с ним связалась. Не слушала. А теперь я ей выскажу… Все как есть…

— Ну, ты с ней полегче, Валентин, — проговорил я. — Она признала свои ошибки. Сегодня даже извинилась передо мной.

— Моя мама? Извинилась? Не может быть… Нужно запомнить сегодняшнее число. Это день, когда произошло чудо.

— Извинилась, представляешь. Еще она сказала, что гордится тобой и выбранной профессией, что заблуждалась насчет рода твоей деятельности и…

— Подожди, подожди. Серьезно? — перебил меня Валя.

— Ну да…

— Спасибо тебе, Сан Саныч, — тряс мою руку эксперт. — Спасибо. Ты не представляешь, как для меня это важно…