Оракул с Уолл-стрит 8

Глава 16 Старые друзья

Заброшенный металлургический завод в пригороде Чикаго встретил нас сыростью, запахом ржавчины и эхом собственных шагов. Пронзительный ветер с озера Мичиган завывал сквозь выбитые окна цехов, где когда-то плавили сталь для небоскребов.

Оуни Мэдден выбрал место для встречи с расчетом. Далеко от города, множество путей отхода, идеальная акустика для выявления засад.

Бронированный Packard остановился у восточного входа завода ровно в полдень. Шон Маллоу первым выбрался из машины, автоматически просканировав периметр острым взглядом ветерана окопов.

— Чисто, босс, — коротко доложил он, придерживая дверцу автомобиля. — Снайперы заняли позиции на водонапорной башне и в административном корпусе. Патрули проверили все подходы в радиусе полумили.

За нами остановились еще два Chrysler Imperial. Из них высыпали вооруженные люди, десять лучших бойцов моей организации. Thompson Model 1928, Colt.45, Winchester Model 12, арсенал, способный выдержать серьезное столкновение.

О’Мэлли прихрамывал рядом со мной, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Ранение, полученное во время взрыва в Бостоне, еще давало о себе знать, но преданный ирландец отказался остаться в Нью-Йорке.

— Босс, — сказал он, щурясь на заводские корпуса, — Мэдден хитрая лиса. Место выбрал так, чтобы можно уйти в любую сторону. Либо он действительно боится засады, либо готовит нечто неприятное.

Главный цех завода «Чикаго Стил» когда-то гремел молотами и ревел домнами. Теперь здесь царила мертвая тишина, нарушаемая только скрипом металлических балок под порывами ветра. Солнечный свет, пробиваясь сквозь разбитые окна, рисовал причудливые узоры на бетонном полу, усыпанном осколками стекла.

У дальней стены, возле заржавевшего прокатного стана, стоял круглый стол, единственный предмет мебели в огромном помещении. Два стула, бутылка канадского виски «Crown Royal» и два стакана.

Оуни Мэдден ждал меня, прислонившись к ржавой стойке управления краном. Даже здесь, среди промышленных руин, он выглядел безупречно. Серый костюм-тройка от лондонского портного, золотая цепочка карманных часов, начищенные до зеркального блеска ботинки.

В зеленых глазах читалась усталость. Усталость человека, который слишком долго играл в опасные игры и начал понимать истинную цену этих развлечений.

— Билли, — произнес он с легким ирландским акцентом, который никогда не мог полностью скрыть, несмотря на годы в Америке. — Ты привел так много охраны? На встречу со старым другом? Не слишком ли много чести? Сколько воды утекло с тех пор, как мы познакомились? Я вот, как видишь, явился один.

— Воды утекло много, — ответил я, медленно приближаясь к столу. — Но я все помню, как будто это было вчера. Лето двадцать восьмого. Встреча в твоем клубе Cotton. Тебя поразили мои выдающиеся способности к наблюдению и выявлению копов.

Он рассмеялся, но в смехе не было веселья:

— Ты всегда видел детали, ускользающие от других. Именно поэтому я поверил, что из тебя выйдет толк. Молодой финансист с Уолл-стрит, который умеет считать не только проценты, но и риски.

Маллоу и трое наших людей заняли позиции у входов в цех. Остальные охранники патрулировали периметр завода. О’Мэлли остался рядом со мной, его рука покоилась на рукояти Colt.38 под пиджаком.

— Оуни, — сказал я, садясь напротив Мэддена, — объясни мне, что происходит. Некоторые люди говорят, что ты работаешь с чикагцами. Это правда?

Мэдден налил виски в оба стакана, его движения были медленными, размеренными. За годы, проведенные в рядах нарушителей закона, он выработал привычку превращать любой разговор в ритуал.

— Правда, — ответил он без обиняков. — Фрэнк Нитти предложил мне долю в его Национальном синдикате. Сорок процентов прибыли от операций в семи штатах Среднего Запада против тридцати процентов от нью-йоркских дел.

— Дело только в деньгах? — спросил я, хотя знал, что причины глубже.

Мэдден отпил виски и задумчиво посмотрел на меня:

— Билли, когда я начинал в этом бизнесе, Нью-Йорк был центром вселенной. Все важные решения принимались в Манхэттене, все деньги текли через наши банки. Но времена меняются.

Он указал на разбитое окно, за которым виднелись заводские трубы и железнодорожные пути:

— Посмотри на эту страну. Детройт производит два миллиона автомобилей в год. Чикаго контролирует железные дороги от Атлантики до Тихого океана. Нефтяники из Техаса качают черное золото быстрее, чем Роквуд в лучшие времена. А мы все сидим в Нью-Йорке и думаем, что Америка заканчивается за рекой Гудзон.

Мне показалось, что он говорит чужие слова. Слова Нитти, сорванные с кончика языка.

— Значит, ты предаешь Комиссию ради географии? — в моем голосе прозвучала горечь.

Мэдден резко обернулся:

— Не смей говорить о предательстве! — зеленые глаза вспыхнули гневом. — Кто предал кого? Лучиано обещал мне равное партнерство, а превратил в младшего компаньона. Анастасия решает вопросы жизни и смерти, не спрашивая мнения остальных. А ты, Билли, ты превратился в марионетку, которая танцует под их дудку.

О’Мэлли напрягся, рука скользнула к оружию, но я остановил его жестом.

— Объясни, что ты имеешь в виду, — произнес я спокойно.

Мэдден вернулся к столу и сел напротив меня:

— Когда мы познакомились, ты был независимым игроком. Умным, расчетливым, готовым идти на оправданный риск. Теперь ты превратился в банкира мафии, который выполняет чужие приказы и боится принимать самостоятельные решения.

— А Нитти предлагает мне независимость? — иронично спросил я.

— Нитти предлагает партнерство равных, — ответил Мэдден. — Никто не диктует условия, все решения принимаются коллегиально. Чикагский синдикат строится на принципах американского бизнеса, а не на диктатуре одного человека. А я вижу, что Лучиано постепенно подминает нас всех под себя.

Я отпил виски, обдумывая слова Мэддена. В них была своя логика, но также чувствовалась попытка оправдать уже принятое решение.

— Оуни, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, я не приехал сюда угрожать или уговаривать. Хочу понять мотивы старого друга.

Мэдден кивнул:

— Ценю честность. Тогда скажу прямо. Комиссия обречена, Билли. Вы слишком высоко подняли лапки, забираясь под Лучиано. Вы слишком респектабельные. Чикагцы, хоть и считаются дикарями, но в то же время думают масштабнее, они понимают, что будущее за континентальными операциями.

— И поэтому ты решил перейти к победителям? — уточнил я.

— Я решил остаться на плаву, — честно признался Мэдден. — В нашем деле выживают только приспособленцы. Слишком твердые, с железным хребтом, вымирают.

Минуту мы молчали, каждый обдумывал позицию противника. За окнами завода слышался шум железнодорожного состава. Товарные вагоны везли зерно с Великих равнин к портам Восточного побережья.

— Хорошо, — наконец сказал я. — Предположим, ты прав насчет будущего. Но зачем тогда эта встреча? Чего ты хочешь от меня?

Мэдден подался вперед, его голос стал доверительным:

— Хочу предложить тебе то же, что и себе. Переход к чикагцам на выгодных условиях. Нитти готов забыть прошлые разногласия и принять тебя в синдикат с сохранением контроля над финансовыми операциями.

— А взамен?

— Информация о планах Комиссии, банковские коды, списки агентов в правительственных структурах. Стандартный пакет для смены союзника.

Я откинулся в кресле, изучая лицо Мэддена. Предложение звучало заманчиво, но интуиция подсказывала подвох.

— И что получает Нитти от такой сделки? — спросил я.

— Контроль над восточными финансовыми потоками без кровопролитной войны, — ответил Мэдден. — Плюс твои европейские связи и репутацию на Уолл-стрит.

О’Мэлли кашлянул, привлекая мое внимание. Бдительный ирландец почти незаметно покачал головой, его инстинкты также подсказывали опасность.

— Оуни, — сказал я медленно, — а что мешает Нитти избавиться от меня сразу после получения нужной информации? В конце концов, зачем синдикату конкуренты?

Мэдден улыбнулся, но улыбка была натянутой:

— Билли, мы же старые друзья. Неужели ты думаешь, я подставлю человека, с которым меня столько связывает?

— Думаю, ты подставишь кого угодно, если это обеспечит тебе выживание, — жестко ответил я. — Вопрос не в дружбе, а в практической выгоде.

Мэдден отпил виски и долго молчал, глядя в окно. Когда он заговорил снова, голос звучал устало:

— Хорошо, скажу как есть. Нитти планирует устранить Комиссию в течение шести месяцев. У него достаточно людей, денег и политической поддержки. Война неизбежна, и чикагцы победят. Я предлагаю тебе шанс выжить.

— А если я откажусь?

— Тогда станешь врагом, — просто ответил Мэдден. — И враги синдиката долго не живут.

Я встал из-за стола и прошелся по цеху, обдумывая полученную информацию. Предложение Мэддена открывало новые возможности, но также содержало очевидные риски.

— У меня есть встречное предложение, — сказал я, поворачиваясь к Мэддену.

— Слушаю.

— Помири Комиссию и синдикат. Ты единственный, кто пользуется доверием обеих сторон. Раздел сфер влияния без войны выгоден всем.

Мэдден задумался:

— Интересная идея. Но что ты предлагаешь конкретно?

— Чикаго и Средний Запад остаются за Нитти. Нью-Йорк и Восточное побережье за Комиссией. Спорные территории делим по взаимному согласию.

— А европейские операции?

— Совместное управление через координационный совет.

Мэдден налил еще виски и долго размышлял над предложением:

— Билли, идея хорошая, но нереальная. Слишком много крови уже пролито, слишком много амбиций задеты. Ты забыл, что чикагцы расправились с твоим офицером разведки? Нитти жаждет реванша за старые обиды, а Лучиано не простит создания альтернативной структуры.

— Тогда попробуй хотя бы организовать переговоры, — настаивал я. — Худой мир лучше доброй войны.

Мэдден встал и подошел ко мне:

— Договоримся так. Я попробую убедить Нитти в необходимости переговоров. Но если он откажется, мое предложение о переходе остается в силе. Подумай над ним серьезно, Билли. Время уходит.

Мы пожали руки, крепко, как в старые времена, когда доверяли друг другу без оговорок.

— Сколько у меня времени на размышления? — спросил я.

— Два дня, — ответил Мэдден. — После этого Нитти начинает активные действия против Комиссии. С союзниками или без них. Он много знает о твоих планах. Твой человек пел, как соловей.

Обратная дорога в Нью-Йорк прошла в молчании. Каждый из нас обдумывал услышанное на заброшенном заводе. Мэдден открыл карты, но показал далеко не всю колоду.

О’Мэлли первым нарушил тишину:

— Босс, этот человек играет в двойную игру. Служит чикагцам, но держит двери открытыми для возвращения к нам.

— Возможно, — согласился я. — Но самое главное это приоткрытая дверь для переговоров о перемирии. Если удастся договориться и выиграть время, это уже победа.

Я посмотрел на огни Чикаго, исчезающие за поворотом дороги:

— Сначала встретимся с Нитти и выясним, насколько серьезны его намерения. Возможно, удастся найти компромисс без предательства старых союзников.

Обратно в Нью-Йорк я отправился вместе со всеми людьми железнодорожной компанией York Central Railroad на флагманском поезде 20th Century Limited. Пришлось снять почти весь вагон в этом роскошном экспрессе. Поезд был знаменит «красной ковровой дорожкой» для посадки пассажиров в Чикаго.

В поезде были спальные купе Pullman, обеденные вагоны с белыми скатертями, сигарные салоны. Маршрут проходил через Кливленд, Буффало и Олбани.

Мы отправились вечером, а утром, через шестнадцать часов, уже прибыли в Нью-Йорк. Наскоро заехав к себе домой, я почистил перышки и переоделся. Затем отправился на работу.

Не успел я появиться в кабинете своего банка «Merchants Farmers» на Уолл-стрит, как сразу увидел, какой сюрприз меня ожидает.

Доктор Александр Флеминг из госпиталя Святой Марии, собственной персоной. Он терпеливо дождался меня в приемной и поднялся с огромного кресла мне навстречу с легкой неуверенностью человека, который привык к лабораториям, а не к банковским офисам.

Мы не виделись уже пару месяцев, хотя я продолжал следить за его работой через своих людей. За это время Флемминг почти не изменился.

Шотландец средних лет, с густыми темными волосами, слегка растрепанными ветром, и умными карими глазами за круглыми очками в золотой оправе. На нем был темно-синий костюм не первой свежести. Видно, что гардероб ученого уступал место практичности.

— Мистер Стерлинг, — произнес он с заметным шотландским акцентом, — благодарю за возможность встретиться. Знаю, что ваше время на вес золота.

— Доктор Флеминг, — я встал из-за стола и пожал ему руку, — садитесь, пожалуйста. Как продвигается ваша работа с пенициллином?

Лицо ученого мгновенно преобразилось, появился блеск в глазах, движения стали более оживленными:

— Невероятно! Результаты превосходят самые смелые ожидания. Мы провели испытания на двухстах пациентах с различными инфекциями. Стрептококковые инфекции, стафилококковые абсцессы, даже случаи сепсиса! Пенициллин показывает эффективность в девяноста двух процентах случаев.

Он достал из портфеля потрепанную папку с документами:

— Взгляните на эти данные. Пациент с запущенной пневмонией — полное выздоровление за семь дней. Женщина с послеродовой инфекцией — спасена, когда традиционные методы оказались бессильны. Дети с дифтерией…

— Доктор, — остановил я его, — не сомневаюсь в ценности вашего открытия. Именно поэтому год назад я согласился финансировать исследования. Но судя по вашему визиту, возникли проблемы?

Флемминг откинулся в кресле и снял очки, задумчиво протирая стекла платком:

— К сожалению, да. Проблемы носят организационный и политический характер. Совет директоров госпиталя Святой Марии… как бы это выразиться деликатно… не проявляет должного энтузиазма относительно массового производства пенициллина.

— Почему? — уточнил я, хотя подозревал ответ.

— Есть достаточно серьезные причины, — Флемминг надел очки обратно. — Во-первых, технические сложности. Для промышленного производства, под которое вы так любезно выделили финансирование, нужны специальные ферментационные установки, стерильные условия, квалифицированный персонал. Мы создали фонд, оборудование закупочной, лаборатория работает, но для дальнейшего развития требуется нечто большее. И я говорю не о деньгах.

— А что именно вам мешает?

Доктор помрачнел:

— Сопротивление медицинского истеблишмента. Многие влиятельные врачи и фармацевты считают пенициллин «экспериментальной причудой». Они утверждают, что традиционные методы лечения проверены веками и не нуждаются в революционных изменениях.

Я быстро просчитал варианты решения проблемы.

— А что говорят правительственные круги? Министерство здравоохранения, медицинские советники?

— Там ситуация не лучше, — вздохнул ученый. — Чиновники требуют дополнительных исследований, длительных клинических испытаний, бюрократических согласований. На это могут уйти годы, а тем временем…

— Тем временем люди умирают от инфекций, которые можно легко вылечить, — закончил я.

— Именно, — кивнул Флемминг. — Мистер Стерлинг, я обращаюсь к вам не только как к финансисту, но и как к человеку, который понимает важность моего открытия. Нужна помощь в преодолении административных барьеров.

Я посмотрел на телефон и сказал:

— Расскажите конкретно, какого рода помощь вам нужна.

Флеминг достал блокнот и перелистал несколько страниц:

— Во-первых, помощь с получением разрешения на строительство производственного завода. Местные власти затягивают выдачу лицензий под предлогом «изучения воздействия на окружающую среду». Во-вторых, доступ к сырью. Фармацевтические компании неохотно продают нам необходимые химикаты. В-третьих, поддержка медицинского сообщества. Нужно убедить влиятельных врачей в эффективности пенициллина.

— А в-четвертых? — спросил я, чувствуя, что ученый не все рассказал.

Флемминг неловко покашлял:

— В-четвертых, политическая поддержка на высшем уровне. Есть подозрения, что некоторые фармацевтические компании лоббируют мероприятия против массового производства пенициллина. Они опасаются конкуренции с традиционными лекарствами, на которых зарабатывают миллионы.

Я задумался на минуту, обдумывая возможности. Связи с Рузвельтом открывали широкие перспективы для решения подобных проблем.

— Доктор Флеминг, — сказал я наконец, — думаю, мы можем решить ваши проблемы быстрее, чем вы ожидаете. У меня есть определенные связи в американском правительстве.

— Именно поэтому я и обратился к вам, — улыбнулся ученый. — Я читал про ваши достижения об успешных экономических экспериментах в округах Франклин, Эссекс и Клинтон.

— Ну что же, я думаю, вы поступили правильно, — улыбнулся я в ответ, поднял трубку телефона и набрал номер:

— Мисс Харрингтон, соедините меня с губернатором Рузвельтом в Олбани. Скажите, что звонит Уильям Стерлинг по срочному вопросу.

Через несколько минут в трубке раздался знакомый уверенный голос:

— Билл! Рад слышать. Чем обязан вашему звонку, в такой поздний час?

— Франклин, у меня к вам предложение, которое может спасти тысячи жизней и одновременно укрепить позиции Америки в медицинской науке.

— Заинтриговали. Слушаю внимательно.

— У меня в кабинете сидит доктор Александр Флеминг, шотландский ученый, который разработал революционное лекарство под названием пенициллин. Это антибиотик, способный излечивать инфекции, от которых ежегодно умирают сотни тысяч людей.

— Звучит впечатляюще. В чем проблема?

— Власти и медицинский истеблишмент тормозят внедрение препарата. Но если мы организуем производство пенициллина, Америка станет мировым лидером в одной из наиболее перспективных направлений медицины. Поверьте мне.

В трубке несколько секунд слышались только помехи, затем Рузвельт заговорил снова:

— Это действительно может стать настоящим прорывом в медицине? Я доверяю вашему чутью, Билл, но мне нужны твердые гарантии эффективности препарата.

Я повернулся к Флемингу:

— Доктор, готовы ли вы предоставить губернатору Рузвельту полные данные клинических испытаний?

— Разумеется! — воскликнул ученый. — У меня есть детальные отчеты о каждом случае применения пенициллина.

— Франклин, доктор Флеминг может предоставить исчерпывающую документацию об испытаниях препарата. Более того, он готов лично продемонстрировать эффективность пенициллина на пациентах американских госпиталей.

— Превосходно, — ответил Рузвельт. — Билл, организуйте встречу с доктором Флемингом на следующей неделе. Я хочу лично обсудить возможности. Также привлеку к разговору руководителя здравоохранения штата Нью-Йорк.

— Кроме того, — добавил я, — нам понадобится содействие федеральных структур. Разрешения на строительство производственных мощностей, поставки сырья, сертификация препарата.

— Это можно организовать, — уверенно сказал Рузвельт. — У меня есть связи в Министерстве здравоохранения и Управлении по контролю качества пищевых продуктов и лекарств. Если препарат действительно настолько эффективен, как вы утверждаете, мы найдем способы ускорить все процедуры.

Флеминг слушал разговор с нарастающим изумлением и восторгом. Очевидно, он не ожидал такой оперативности в решении проблем.

— Франклин, — продолжил я, — есть еще один аспект. Производство пенициллина может стать основой для создания американской фармацевтической промышленности. Это тысячи рабочих мест, экспортные возможности, научное лидерство.

— Понимаю, Билл. Это вписывается в нашу концепцию экономического восстановления через инновационные проекты. Сколько времени потребуется на организацию производства?

Я вопросительно посмотрел на Флеминга. Ученый быстро перелистал записи:

— При наличии всех разрешений и финансирования — от восьми до двенадцати месяцев, — прошептал он.

— Всего три месяца, максимум полгода, — передал я губернатору, а Флеминг всплеснул руками, когда услышал такие сжатые сроки. Но возражать не стал.

— Отлично. Билл, встречаемся в среду в два часа дня в моем кабинете в Олбани. Приезжайте с доктором Флемингом и всей необходимой документацией.

— Договорились. До встречи.

Я положил трубку и повернулся к ошеломленному ученому:

— Доктор Флеминг, поздравляю. Через неделю вы встретитесь с будущим президентом Соединенных Штатов для обсуждения производства пенициллина в Америке.

Флемминг молчал несколько секунд, затем медленно произнес:

— Мистер Стерлинг, за один телефонный звонок вы решили проблемы, которые казались мне неразрешимыми. Как это возможно?

— В Америке, доктор, ценят инновации и готовы рисковать ради прогресса, — ответил я. — Особенно когда инновации могут спасти человеческие жизни и одновременно принести экономическую выгоду. А теперь, — я открыл записную книжку, — давайте обсудим практические детали.

Мы проговорили еще полчаса, планируя детали организации американского производства пенициллина. Когда доктор ушел, я остался в кабинете, обдумывая произошедшее.

За окнами сверкал весенний день, улицы кипели прохожими, спешащими по своим делам. Я налил себе виски из графина и поднял стакан, салютуя самому себе.

Иногда знание будущего позволяет творить настоящие чудеса.