Осеннее усекновение

АКТЫ И АНТРАКТЫ

В Иркутском драматическом театре, прославленном теснотой ложноклассической архитектуры, давали субботнюю утреннюю премьеру:

«Нерпенок с Ушканьих островов».

В запертую на засов дверь старушкиной, щедро нашпигованной хай-фай аппаратурой обители повелительно застучали, по-хозяйски забухали.

При открытии тяжелого занавеса обкамеренные динамики, размещенные по мягким креслам старинного партера, по интимным бенуарным ложам, по бельэтажам, по неудобной галерке, отметились жидковатыми аплодисментами и спонтанным свистом одомашненного зрителя.

Бизнес-гамадрил притаранил еще один (поменьше размером) опломбированный чемодан от генерала, кипу местных газет и кассету (летописный дизайн) для незаполненной ячейки вчерашнего дня.

На сцену — щедро, с купеческим размахом спонсоров, обтянутую сине-зеленым, колеблющимся в струях мощных вентиляторов шелком — выехала гигантская пенопластовая льдина с фанерным (клей, искусственный мех) телом рожающей байкальской нерпы.

Снабдив гостя фисташковым парфе (кило, не меньше), которое осторожно подали в аккуратно приоткрытую дверь тоскующие по разбитым кирпичам и проломленным доскам конечности, хозяин отправился на поздний завтрак.

Из выразительных пластиковых глаз скатились надувные слезы.

Газеты истерично, многословно, с коллажами, фотографиями, карикатурами оповещали пассивных иркутских обывателей о грядущем через два дня конце мировой цивилизации.

Выплеснули на сцену ведро кровавого кармина.

Обведенная расплывшимися чернилами золотоперьевой ручки заметка «Конец серого кардинальчика» изобиловала неподсудными намеками, дерзкими предположениями, невероятными слухами о причастности малолетнего ведьминого недоноска к загадочной гибели замазанного взятками чиновника из губернаторского клана.

Рыжекрашенная толстуха, впервые получившая главную роль, а до этого ублажавшая директора, художественного руководителя и главного режиссера (в одном лице) крупногабаритным стриптизом, преодолев наконец сопротивление материала, разлеглась на авансцене очаровательно-пушистым бельком.

Трое неназванных свидетелей подтверждали нахождение на мостике патрульного катера в форме юнги тихоокеанского флота богатенького выродка.

В кулисах любитель бесплатного стриптиза приставил к тощему стариковскому заду похотливую ладонь, показывая утомленной дебютантке, как надо высокореалистично, с толикой здорового сентиментализма шевелить хвостом и ластами.

Поплывшее мороженое спровадил на дно ванны и уничтожил горячими струями.

В бенуаре из ближнего динамика отчетливо донесся звяк ложки о тарелку.

Отнес чужую кассету в смотровую, но прежде чем заполнить соответствующую ячейку, прогнал ускоренно запись.

Бесцеремонное шумное багги.

Медвежья шкура. Римский гладиус и фракийский щит.

Ралли между аквариумами, чучелами, под осуждающими взглядами настенных классиков.

Просторная бильярдная, коварно превращенная в автодром, — кии принимали вертикальное положение, уступая натиску чужеродного вида транспорта.

Финиш домашней трассы в оранжереи багульника сибирского, принудительно цветущего поэтапно (шпалера за шпалерой) круглый год.

Игра в «Гамаюн» не удостоилась фиксации для потомков или следственных органов.

С бельэтажа чихнули и невнятным шепотом извинились.

Вооружившись ножом, все еще отдающим рыбой, — к вновь прибывшему грузу.

Появились на искусно вылепленных из папьемаше белых снегоходах охотники в маскхалатах с обмотанными бинтами снайперскими винтовками.

В полупустом чемодане обнаружился массивный инкрустированный футляр, мобильник для срочной разовой (конспирация) прямой связи в экстренном случае (нельзя беспокоить генерала по пустякам) и любительская фотография в пергаменте.

Партер, на премьеру целиком выкупленный неизвестным для воспитанников (сотовый с бронированным покрытием экран, микрофоны и другие причиндалы доставили накануне в актовый зал детского дома), грохнул овацией в честь будущего сироты.

Плохо откадрированная группа молодых ситуативистов, угнанная в Сибирь, на фоне почти достроенного филиала.

После прибытия экрана с аппаратурой разнеслась от младших к старшим и обратно молва, что их всем детдомом вывезут то ли в Австралию, то ли в Австрию в связи с катастрофическим падением рождаемости у тамошних бабцов.

Бетон.

Сосны.

Уже две недели среди детдомовцев гуляла упоительная фишка о групповом усыновлении — цифры то съеживались до привычной везунчиковой единицы, то вновь вырастали до фантастического размера в целый класс с отличниками, ябедами, отстающими и неуспевающими.

В футляре — лупа в позолоченной оправе. Витая (в экстазе слившиеся питоны) рукоятка.

В антракте перевозбужденным зрителям наглаженные воспитательницы по групповым спискам раздавали эскимо (две штуки на человека) от анонима.

Обработал (цанги, вата, марля) изуродованные пальцы мазью.

По антрактной рекламе били залпы жеваной бумаги, и кто-то из дальних рядов запустил недоеденную шоколадно-ореховую гранату.

Достал из холодильника генеральский копченый аванс.

Воспитанницы (три с вовремя пресеченной беременностью, а четвертая назначенная к гинекологу на понедельник) громко, с надрывом обсуждали сложившуюся непростую ситуацию: нельзя маленькому без материнской груди, никак нельзя!

Балычок — в меру просолен, в меру прокопчен, в меру подвялен.

Второй акт начался с рифмованных причитаний сироты, воспевающего суровое байкальское утро.

Из смотровой — лай, визг, интернациональный бред.

Вымыв тщательно правую руку над останками фисташкового парфе, занял дисциплинированно старую парту.

Пузырь, неловко выполнив седлание дога, свалился на пол.

Террорист-камикадзе взорвал майамский хоспис, пронеся бомбу в мексиканском арбузе.

Погибающего без материнской ласки и молока сорокапроцентного разлива, но упорно воспевающего священное море и эндемические окрестности белька подобрала случайно проплывавшая в шелковой полынье фанерная нерпа, в пару своему детенышу артистично исполняемая бывшей женой зав-дирглава, непроизвольно растолстевшей из-за булимии, спровоцированной патологической ревностью.

В Лаосе обнаружен дикий слон, перманентно уничтожающий посевы опиумного мака.

Донельзя задерганный беспокойной, абсурдной, безрезультативной (в смысле жратвы) ночью таракан вдруг обрел вселенную крошек.

Передвинул копилки ближе к парте: боров, хрюшка, поросенок.

Дог после неудавшегося превращения в дромадера ткнулся носом в президента Аргентины в самый ответственный момент инаугурации, лизнул кукующего афро-кафро-зулусо-американца в полосато-звездных потопоглощающих ультра-патриотических трусах.

Жесткокрылый сбегал за нечаянной спутницей ветеранской жизни, благополучно скинувшей оотеку.

На Марсе — следы древнемарсианского террора.

Пробовали и то, и это, и снова то.

В середине второго акта темпераментный эрудированный автор бросил еще не вкусившего радостей ластоногого бытия героя в лимнологический водоворот.

Обкатывая алый фломастер (тугой неразработанный колпачок), испортил три верхних карточки из внушительной дразнящей стопки.

Отвесив догу оплеуху, выскочил на четвереньках в коридор.

Промыслово-ценный осетр, не забывая подкреплять научные выражения плавниковыми жестами, рассмотрел геоморфологию дна и прибрежного шельфа.

Еще две — на шариковую ручку с черной пастой.

Потрепав крепкую, излишне лохматую шкуру достойного, но дохлого противника, дог потрусил на поиски малолетнего хама.

Несоленый омуль и некопченый сиг в чеховском трагикомическом диалоге обсудили гипотезы волюнтаристского появления в пресных водах нерпы, наверняка в третичное время объевшейся минтая.

Дог обнаружил затаившегося мальца за яркоосвещенным пятисотлитровым аквариумом, набитым валютной рыбье-улитной мелочью.

Испытал газовую зажигалку и отнес испорченные карточки на кухню.

Бесстыдно-прозрачная голомянка — студентка театрального училища в марлевой тунике — задыхаясь от переживаний, объявила озерным представителям общеэкологическую тревогу.

Включил вытяжку, положил серебряный поднос на плиту, щелкнул зажигалкой, пристроенной рядом, подпалил фломастерову мазню.

Неизвестная, но жутко заразная болезнь поразила нерпенка — толстуха отчаянно колебала выразительные детали телес, имитируя предсмертные судороги.

Карточка ярко, сине-зелено вспыхнула и канула ускоренно в нудную вытяжку.

Тревожный, с намеком на летальный исход, финал второго акта вызвал слезы и массовое ускоренное подростковое дрочение.

Употребленный балык затребовал жидкости побольше и похолоднее.

В антрактном затишье театральный бог, единый в трех лицах, спрятавшись на галерке среди чавкающих динамиков, бухнулся на колени в недельную пыль и почтительным шепотком-с пообещал всевышнему после нынешнего щедро удобренного позорища совершенно бескорыстно поставить на большой сцене, честно не выбрасывая ни единой строки, «Гамлета, принца Датского» на старо-английском, и обязательно с варвикширским акцентом.

Смотровая встретила тишиной.

По рядам детдомовцев пустили фирменные, с эмблемой местного хоккейного клуба, пакеты, и независимо от пола, возраста, национальности, хулиганских наклонностей и тяги к извращениям, каждый получил зелено-белую эластичную безразмерную майку.

Поставил возле компьютера запотевший стакан: вода, лед, облепиха.