11. Вершинин

1 день. Новый Тольятти.

Когда многометровый вал турбины провернулся, и по лопасти запрыгал круглый предмет, я был в полной уверенности, что это отрезанная голова Вальжана. На самом деле это оказалась его каска. Так получилось, что здесь наши пути разделились. Моего друга смыло как в унитазе, я же полез наверх.

Меня наверняка должно было убить маховиком, но по ошибке не убило. Я отчаянно карабкался вверх, наверное, не терпелось написать отчет, как мне удалось угробить ценнейший сверхсекретный модуль и вообще запороть все порученное дело. Мелькнула мысль, что отчет по командировке можно превратить в плохой авантюрный роман.

Подбадривая себя подобным образом, вылез в машинном зале и застыл потрясенный. На всем видимом протяжении все агрегаты были на месте и, судя по утробному вою, исправно выдавали энергию. По машзалу сновали сотрудники в оранжевых накидках и белых касках. Чтобы они меньше косились, я быстрым шагом пошел прочь и вскоре беспрепятственно вышел на улицу.

Чудесным образом на улице был день. Мимо здания машзала электровоз тащил состав вагонов в 100. Припомнились ржавые остовы на вечном приколе на полуразобранных рельсах.

По Плотине неслись автомобили.

— Комендантский час у вас когда? — спросил я у первого встречного.

— Где? — не понял тот, и больше вопросов я не имел.

С большим трудом мне удалось перебежать магистраль. От увиденного перехватило дыхание. И еще от обиды. Я понял, чего был лишен.

Огромное зеркало воды. Буруны у сброса с Плотины. Белые чайки в небесах. Вдали рыбаки на лодках. Ни с чем не сравнимый запах и свежесть большой воды.

Вспомнились глинистые холмы, кривые кустарники и мусор. И дыра в земле.

Теперь я Двойник, понял я. Сработала все-таки эта хреновина!

У меня не имелось плана на этот случай, потому что все планы предусматривали полный либо частичный провал миссии. Мне безумно хотелось обратно. Пусть там нет большой воды, пусть там я никто, но там я дома!

Зазвонил телефон, породив надежду, что это звонят с «прежнего» мира.

— Евгений Палыч, с вами все в порядке? — обеспокоенно спросил женский голос. — Почему вы бросили машину? Заберите у меня ключи!

Я оглянулся-женская фигурка махнула мне рукой от входа в директорский корпус. Я перебежал магистраль обратно, уверенный, что обман раскроется и меня сразу опознают. Может, у моего Двойника ноги не было. Или он был одноглазый.

Обман не раскрылся. Милая девушка без колебаний вручила мне ключи, чмокнула (!) в щеку и со словами «Пока!» скрылась за дверями администрации. Я подавил в себе острое желание пойти следом, повиниться и потребовать срочного обмена на настоящего Вершинина. После чего меня бы отправили для консультаций в ближайший дурдом.

Я вздохнул и пошел искать машину. На парковке обнаружилось десятка полтора легковушек, украшенных древним давно не выпускаемым брендом «Лада». Машины новенькие. На сигнал с брелока отозвался изящный внедорожник.

Открыв дверцу, уперся взглядом в массивное помповое ружье, стоящее рядом с водительским креслом в специальном прихвате. Однако. Здесь могут водиться тигры, подумалось.

Наступив на специальную ступеньку, поднялся в высокую кабину, сел, закрыл дверцу. Шумоизоляция оказалась на высоте, гул воскресшей Волги как ножом отрезало.

Я прикинул, сколько здесь можно отсидеться. Когда активируется следующий модуль? Есть ли шанс найти его без Вальжана? Снова замаячил привлекательный образ дурдома и его вежливыми врачами и щадящим клизмением.

В бардачке обнаружился боевой пистолет, в магазине пули с остро заточенным сердечником. Также две коробки патронов к дробовику. Калибр настолько мощный-если выстрелить ишаку в лобешник, выйдет из жопы.

Мальбрук в поход собрался, подумалось.

Кроме оружия нашлось удостоверение СК.

— Подполковника дали! — удовлетворенно прочитал я.

Тут же лежал паспорт с пропиской. Адрес оказался тот же.

Я осекся, по-новому глянув на все найденные вещи.

Ксиву и стволы оставлять в машине-глупость страшная. Разобьют стекло и ищи свищи. За потерю удостоверения с работы вылетишь со свистом. А еще оружие. Тут что-то не сходится.

Двойник специально все оставил! Понял я. И паспорт с адресом, чтоб я знал с чего начинать, и оружие…Для чего?

Он знал, что сам не вернется! И все сделал для того, чтобы его Двойник протянул подольше, а не погорел сразу.

Довольно долго я не решался трогаться с места. Я не боялся пресловутых «ночных» монстров, был день в разгаре. Не страшился Цеппелина с его угрозами. В конце концов, он остался «с той» стороны. Меня не пугала мысль, что возможно на Двойников с этой стороны тоже идет охота. Каждый защищает свой мир. А тут целый подполкан засланный. Резидент.

Все гораздо тривиальнее. Я боялся ехать домой.

Прорыв.

Периметра больше не существовало. Доступ к Плотине свободный. Машина катила безо всяких препятствий. Солнце светило. Волга шумела.

На дороге лежал труп. Я с трудом вильнул, благо машин было мало. В обычной жизни я бы остановился, здесь же не желая привлекать внимания к своей персоне, лишь притормозил, объезжая. На гражданине были костюм и туфли. Шляпа лежала рядом с головой. Никаких внешних повреждений.

Я нажал кнопку, блокируя дверцы.

Машин действительно было мало. Намного меньше, чем обычно. Редкие встречные, сзади вдали кто-то маячит. Дичь какая-то. Обычным явлением считалась многополосная свалка с «шашечной» гонкой.

Встретилась и машина ГАИ, выказавшая полное сходство с тачкой из гонок без правил. В крыше автомобиля был прорезан люк, из которого торчало толстое дуло пулемета!

Я рефлекторно притормозил, мало ли, пальнёт сдуру, сделает дырку, не запломбируешь, чем вызвал обратную реакцию. Патрульный сделал зверское лицо и закричал:

— Не останавливаться, паскуда!

Мне показалось, что он машет палкой, оказалась граната на длинной ручке. Кстати, и не ГАИ это было, и не ГИБДД, и даже не РАИ. На борту машины крупная надпись: «Русгвардия».

Я еще ничего не сделал, а уже едва не засыпался.

При выезде с Обводной на Южное шоссе зажегся красный светофор-и тотчас из стоп-линии полезли кривые металлические зубья. Секунду назад я хотел по привычке встать на линию передним колесом. Нарушать не хорошо, понял я.

Ошибки продолжали множиться, казалось, без особого с моей стороны участия. Очередная произошла на кольцевом движении, где я окончательно запутался, кто и кому должен уступать дорогу. Дело кончилось тем, что из машин, которым я преградил путь, начали выбегать возбужденные граждане с бейсбольными битами, и я понял, что имею право приоритетного проезда.

Потом начался город, и я понял, что все, чему удивлялся до этого, всего лишь цветочки-лютики. Первое здание, которое удалось рассмотреть на ходу, было здание столовой на Полякова. Даже не само здание, а подходы к нему. На них возвышался холм, который я поначалу принял за нерастаявший грязный снег. В июне!

На самом деле это была настоящий холм из объедков. На втором этаже открылось окно, и барышня в грязном колпаке вылила на его вершину ведро свежих парящих помоев.

Походу мусорные контейнеры еще не изобрели.

На вытянутой словно дыня кольцевой развязке, метко прозванной «тёщиным языком», располагался многоэтажный гараж красного кирпича, первый этаж которого занимали многочисленные ларьки автозапчастей. Перед этим заведение круглосуточно толклись тучи покупателей.

Не было никого. Ни единого человечка. Ни одной рекламы. Ни одного стенда с покрышками.

Я медленно проезжал мимо выбитых окон со следами былых пожарищ. Из окон боксов свисали грязные тряпки, веревки и даже сети. Здание было полностью заброшено. В окнах не мелькали даже бомжи, а уж эти обязаны были.

После «тещиного языка» начались жилые дома, все в строительных лесах. Некоторое время мне понадобилось, чтобы понять, что никакие это не строительные леса. Решетки! Решетки на всех окнах до самих верхних этажей, решётки на входных дверях, тоже железных.

Двери подъездов изуродованы сваркой, словно постоянно выдерживали штурм, после которого их беспрестанно и на скорую руку чинили.

Притормозив на остановке, я поинтересовался у одинокого гражданина:

— Что тут у вас?

— Прорыв! — был ответ. — А у вас разве не так?

— Долго не был дома.

— С отсидки откинулся? — уважительно протянул гражданин.

— Навроде того! — не стал его разочаровывать. — А кто у вас президент? Вечный?

Взгляд собеседника сделался подозрительным.

— Сколько тянул? И за что столько дают? Боярников наш президент! Слышь?

Он так разволновался, что я дал газу и уехал, а он бежал за мной почти до Дзержинки, крича:

— Боярников наш президент, сука! Боярников, всосал, гад?

Я верил, что Сырожа Боярников достойный кандидат, но сказать не мог-при малейшей задержке получил бы по лбу.

Дальше решил никого ни о чем не спрашивать, чтобы не провоцировать. Вспомнил своего друга Вальжана, простой шпион, а как он адаптируется в иноязычных странах! Там тоже непохожие обычаи, другой менталитет, чужие привычки и манеры, поведения-а ведь не засыпался же ни разу! Исключая последний случай, когда его фактически убили.

Взять теперь меня. В родной стране, русский язык, знакомый город-а уже на грани провала. Вломился как медведь в посудную лавку. Вроде ничего не делал, не предпринимал, не лез, а за мной катится настоящий вал ошибочных действий, сопоставив которые любой маломальский обученный следак отсюда поймет, что я оттуда!

Дома.

Домой попал, открыв двери ключом Двойника, который он оставил в бардачке. Добрый самаритянин обо всем озаботился. Лишь бы мне было хорошо. Я всегда говорил, что я, где бы не жил, хороший человек.

В прихожке на полу лежал другой коврик, вот и вся разница. Я разулся, в голове свербела мысль-я тут не один. С кухни доносился аромат жареного мяса-дитя соевых пельмешей, я успел подзабыть как пахнет мясо на раскаленной сковороде. Как его перчат, обкладывают сладким перцем, как переворачивают, видя зажаристую корочку на другой стороне.

Из кухни выглянула Лиза, как будто и не ушла 3 года назад после гибели сына, спросила:

— Ужинать будешь? Любые ответы кроме «да» не принимаются! Иди, мой руки!

Я не удивился. Я знал, что что-то будет. Другой мир, другой поворот.

— Конечно буду, дорогая! — сказал я спокойно.

— Ого, это что-то новенькое! Ты никогда не называл меня дорогой!

Лиза подошла, обняла, прижавшись всем телом. Я почувствовал бугорки грудей, я был женат 20 лет, но за 3 года все забыл. Возможно, будет даже секс. Я чувствовал себя все уверенней. Казалось, ничто уже не удивляет. Ну другая жизнь, ну и что.

Когда из кухни раздались еще одни шаги, более легкие, молодые, я не насторожился, просто был ко всему готов. Оказалось, не ко всему.

Из кухни в прихожку вышел Сашка, живой и здоровый. Был он в одних шортах.

Меня накрыло. Ноги сделались ватными, тело безвольно повисло на жене, если бы не она, грохнулся бы башкой пол, даже руки подставит был не в состоянии.

— Сашка! — сдавлено крикнула Лиза.

Сын подскочил, сграбастал нас обоих, не дал упасть.

— Я в порядке! — произнёс я перед тем как потерять сознание.

Я вернулся в действительность на диване. Сашка маячил сверху. Я вытянул руку:

— Небритый! — сказал и заплакал.

Я долго сидел в ванной, глядя на текущую из крана воду. А видел лишь заплеванный асфальт в Багдаде, проклинал свою всегдашнюю непонятливость, ведь я не сразу разглядел сына, а только после слов другого пассажира:

— Белого убили! Вон он в костюме на дороге лежит! Хороший костюм, жалко!

Тогда я проклял весь остальной мир, который уцелел и даже обсуждает костюм, в котором мой единственный сын лежит убитый, и теперь не будет семейных посиделок с вискарем и пельменями, и не зазвучит в моем доме голос внучки:

— Деда, а деда!

И я был все отдать, продать душу дьяволу, чтобы все вернуть, а когда все вернулось, я оказался к этому не готов.

— Ты должен показаться врачу! — требовательно поучал Сашка.

С большим трудом мне удалось отбиться от вызова «скорой».

— Ты должен дать мне слово, что в Багдаде будешь особенно осторожен! — горячился я.

— Буду конечно! Только когда я туда попаду? — пошутил Сашка.

— Ты же сказал, что это основное условие для получения очередного звания капитана!

Он не понял.

— Какого звания? Я не военнообязанный!

— Постой! Какая у тебя профессия?

— Врач я.

Я хлопнул себя по лбу.

— Конечно! Это я пошутил!

Никто не засмеялся.

За столом пили виски.

— Американский? — недоуменно уставился я. — Наверное бешеных бабок стоит?

— Нет, это зерновой, со скидкой идет!

Еще более сильное удивление вызвала кока-кола.

— Никогда не пил, только читал! — признался я.

Близкие только переглянулись.

— Тебе надо поберечь нервы, и больше не спорить с начальством! — осторожно заметила супруга.

Я никогда не спорил с начальником, уверенный, что он идиот.

Я смотрел новости по Первому федкалу, что-то про коррупцию на Свазиленде, когда зазвонил телефон.

— Не бери! — остановила Лиза, но я ее не послушал.

— Не знаю, как ты выжил, но это ненадолго! — пообещал злобный голос. — Завтра обещаю тебе новую командировочку! Если тебя в турбину не сбросили, мы тебя на бережке живым закопаем!

— С вашей стороны это будет очень некультурно! — заметил я.

На том конце был шок.

— Кто это говорит? — прошипел неизвестный. — Ты кто? Ты не Вершинин!

— Ошибаешься, сучонок, я самый настоящий Вершинин! — и положил трубку первым.

Я поинтересовался у супруги, часто ли раздаются подобные звонки.

— Не надо было на Вельяминове зацикливаться! — отрезала она.

Так я впервые услышал знаковое имя.

Ночь.

Солнце зашло в 9 по московскому времени. Я не удержал смех, услышав это самое «московские время». Меня немного насторожило, что родных не напрягает мое поведение. Ведь оно, мягко говоря, странное. Если бы при мне кто-то так вызывающе себя вел, я бы сразу решил, что имею дело с конченным шизофреником. Жена с сыном отнеслись к «загибам» с хладнокровным спокойствием. Что многое говорило мне о Двойнике.

Не является ли он завсегдатаем психбольниц? Я не поленился проверить удостоверение СК. Не просрочено ли? Не подделка? Все оказалось настоящим.

Как стемнело, выключилось внешнее освещение, и город погрузился во тьму. Я долго ворочался, потом дошло, почему. За окнами застыла мертвая тишь. Ни человеческой речи, ни лая собак, ни даже шарканья ног и хлопанья дверей. Больше того. Обычно всю ночь бездельники катаются на машинах. Здесь не появилось ни одной.

Я спросил у жены о причинах, она неожиданно оборвала меня, сказав, что интересоваться ночной стороной неприлично.

Ночью я встал попить, долго вглядывался в сумрак за окном. Вскоре стал различать быстрое движение. Стремительно перемещающиеся тени. Все происходило в полном безмолвии. Скорости этих тварей поражали, создавалось ощущение, что они возникают в разных местах.

Я так увлекся созерцанием, что не выключил свет и едва не поплатился за это, хоть квартира находилась на 4-м этаже. Одна из тварей замерла, и я физически почувствовал на себе ее взгляд. В следующую секунду монстр ринулся по отвесной стене, перепрыгивая с решетки на решетку.

Спасла появившаяся супруга, выключившая свет.

— Ты с ума сошел! — прошипела она. — Соседи счет предъявят за поцарапанные решетки!

— Это джоши? — спросил я.

— Это неприличное слово! Идём спать! — оборвала она.

Поспать не удалось. Ночью прибежал взбудораженный сын.

— Папа, ты что оставил нашу машину на улице?

— На парковке… — сказал я и осекся.

Не включая света, мы втроем приникли к окну. Одиноко стоящая посреди обширной парковки машина со скрипом раскачивалась. Зазвенели разбитые стекла. На асфальт полетело вырванное с корнем кресло.

Я бросился к телефону.

— Ты куда? — остановил сын.

— Надо позвонить в полицию!

— Во-первых не в полицию, а гвардейцам! Во-вторых, ночью гвардия не работает!

— Как не работает?

— А вот так! Эх, папка! Оставил без машины!

— Растяпа! — обозвала супруга.

Тем временем джоши выломали и вытащили все из кабины, потом взломали багажник. По асфальту запрыгала запаска. Забумкали пробитые колеса. Жрут они их что ли?

И как апофеоз в кабине весело заплясал огонек. Поначалу небольшой, затем переросший в открытый огонь. Как говорится, из искры возгорится.

В окнах дома напротив появлялись и исчезали любопытные лица. Видно, тоже опасались за сохранность своих решеток.

— Да что с вами происходит? — не выдержал я.

— Это что с тобой происходит? — взъярилась супруга.

И в это время в горящей машине сдетонировали боеприпасы. Дикие джоши оружие не удосужились забрать!

— Ты что, оружие в машине оставил? — Сашка смотрел вполне профессионально. — Эх, папка! Тебе лечиться надо! Энцефабол проколоть курс!

И он ушел, сокрушенно бормоча «Как же мы теперь без машины!»

Ничего не меняется.

Я бы назвал утро утром странных взглядов.

Подобного типа взглядами самыми первыми одарили гвардейцы. Выспавшись дома в теплых постельках, они приехали забирать сгоревшую машину. Они поставили мне диагноз лучше и быстрее моего сына врача.

Надеясь, что на работе ситуация будет лучше, я снова ошибся. Стоящие на пороге СК «гварды» подавились папиросами, словно увидев призрак. Они были молоды, совсем сопляки, и я позволил себе сказать:

— Ничего, пацаны! Все нормально! Я еще жив как видите!

На что один ответил:

— Это и настораживает!

Сержанту подполу такое сказать! По ту стороны Плотины он у меня патрульным бы ушел, но тут музыку заказывал не я. Я чувствовал, что происходит что-то не то, но понять не мог. Даже несмотря на страннейший мир, с Двойником происходило еще более странное!

Сидящий в дежурке за стеклом капитан жрал бутер с колбасой, а так и застыл.

— Вольно! — скомандовал я.

— Как же так? — недоуменно спросил дежурный.

— Это секретная информация!

Не стесняясь меня, капитан схватил телефон.

Единственным адекватным человеком оказался задержанный, сидевший на втором этаже прикованным к «гварду».

— Опа, Палыч! Базарили, свинтили тебя! — довольно произнес он.

«Гвард» сильно ударил его в горло, и задержанный заблевал.

— Немедленно прекратить! — приказал я. — Фамилия! Подразделение! Рапорт на тебя исполню!

Тот лишь ухмыльнулся:

— Успеете ли, господин подполковник?

Мое рабочее место никак не изменилось, разве что девайс поставили еще древнее. Я вошел в Руснет и набрал в поисковике имя дорогого моему сердцу человека.

Коликовой Татьяне Афанасьевне было по-прежнему 53. Здесь она тоже окончила экономический колледж, после чего работала врачом. Потом попала в правительство и понеслось. Закончила прокуратурой. Ничего необычного.

Про Парижский этап ее деятельности не было ни слова, а я ведь предпринял титанические усилия, чтобы запачкать (прославить) ее имя в веках.

Детей нет, ей так и не удосужились вдуть ни в одном из миров.

Закралась слабая надежда, что мы здесь не пересечемся, которая растаяла, когда позвонил дежурный.

— Тебя Коликова ищет!

Не самое лучшее продолжение утра. Вовремя вспомнил, что личное оружие приведено в негодность огнем и находится на экспертизе. Больше позитивных мыслей не имелось.

Пришел к знакомому кабинету, постучал и не успел уйти до того, как мне разрешили войти. В чужом мире встретил едва ли не единственное знакомое лицо, но буйной радости не испытал.

— Заходи, раб божий! — на Коликовой был повязан платочек, едва не прикрывший скромное колье мильонов за 30. -Наслышана о твоих непотребствах на Плотине!

Самую малость напрягал ее новоцерковный язык, но и в моем мире она зачастила в церкви, не от хорошей жизни, грехов было много.

На столе начальницы стояли иконки и горела свечка.

— Живучий гад! Но это ненадолго! — пообещала она.

— Мне это уже вчера сообщили! — дружелюбно сказал я.

— Шути-шути, сын мой! Не я ли тебя предупреждала насчет дела Вельяминова! Помнишь, иль память отшибло?

— Отшибло! — честно признался я, когда говорю правду, мне никто никогда не верит.

— Шут гороховый! — произнесла она, любя, попытавшись улыбнуться, отчего проступили потуги пластического хирурга, и она сделалась ещё страшнее, хотя куда уж больше то. — Надеешься на неприкосновенность сотрудника СК? Что все эти угрозы несерьезны, и тебя побоятся тронуть? Какой же ты все-таки пеньтюх!

Я не знал точного смысла слова пеньтюх, но что-то указывало, что это не комплимент.

Она продолжала увещевать.

— Ты конечно суемудр, но и я не пыня какая-нибудь!

Суемудр лучше пеньтюха, я уверен в этом.

— Решил за корочками отсидеться! Волочайку из меня сделать решил? А ты не подумал, как это будет выглядеть? Когда, например, моего сотрудника проткнут арматурой в подъезде? — сладким тоном произнесла она, мечты в ее словах было больше, чем осуждения, а осуждения не было совсем. — А вот тебе-труперду! — она показала средний палец.

В моем мире жест ничего не значит, потому что исчез вместе с Америкой.

— Посему я решила тебя уволить!

Че-то Двойник совсем никудышный оказался.

Алкоголикова поизучала мою реакцию, выискивая проявление хоть каких-то эмоций. Ожидала, что я паду ниц с криком «Помилуй, боярыня!»

Не дождалась и взъярилась. О, тоже старое слово!

— Ты совсем тупой, Вершинин! Я тебе по-русски говорю, работать здесь не дам! Ты по-русски понимаешь? Ты дебил? Лады, исполни рапорт, только дату не ставь. Я сама поставлю, когда захочу.

— Без даты ничего писать не буду! — заявил я.

Нового взрыва не последовало.

Она сразу остыла. Не люблю таких, быстро успокаивающихся, они могут взорваться как перекипевший чайник.

— Лады! — решила она. — Решать с тобой будем не здесь. Иди в отдел по персоналу, получай командировочку на тот бережок и заодно на тот свет. Пора заканчивать этот базар!

— Вы же меня уволили? — удивился я.

— Живи пока! — разрешила она. — Но недолго! Кстати, подружку, которая тебя из турбины вытащила, туда же и спустили! Там некролог висит! Хороша девка! Из-за тебя пострадала. От тебя вечные неприятности, Вершинин!

В эту секунду все пазлы сошлись. Машина со оружием и со всеми документами, девушка с ключами…Я не помнил ее лица. Погибла. Из-за меня. И Двойник не спасся, он остался там, в страшной мясорубке водяной турбины. И сделал все, чтобы я остался на его месте во всеоружии.

Он сделал все, чтобы я отомстил за него! Влез в его шкуру и его проблемы! Если не решил, то разрубил их одним махом! Одним мечом!

Но вся сложность ситуации заключалась в том, что я не хотел ни за кого мстить. У меня была жена, сын. Один раз, в Париже, я пытался что-то решить одним взмахом меча, одной обоймой патронов, но все привело лишь к новым потерям.

Девушку конечно жаль. Но меня кто пожалеет? Жизнь подарила мне единственный шанс, вернула мне потерянное, и я не готов был ставить все на одну карту. Я не мог разрешить себе проиграть.

Даже не погибнуть, а вновь вернуться в пустую квартиру, к захватанной бутылке водки, к заплеванному асфальту в Багдаде, и этим преследующим по жизни словам:

— Какой-то белый лежит на дороге.

Я твердо решил ни во что не вмешиваться, забыв недобрую поговорку «Человек полагает, Бог располагает».

Когда шел от начальства, зазвонил телефон и ехидный голос сообщил:

— Заберите командировочку в отделе по персоналу…на тот бережок!

Загрузка...