Патруль

Глава 8 Смена

Экипажи начали расходиться по назначенным маршрутам. А мы, я и старший сержант Лаечко, пошли за Мухаматдиевым в комнату приема пищи. Она располагалась рядом с ротой, напротив и немного левее. Мы вошли.

Комната была небольшой, но обжитой. Прямо напротив двери, под окном, стояла раковина, а слева от неё — старенький холодильник, который тихо гудел, словно рыча на нас, как цепной пёс на непрошеных гостей. Сверху на нем красовалась микроволновка, испещренная следами от брызг разогретых обедов. Справа, во всю стену, уходили полки, заставленные посудой и увешанные кружками на все вкусы — от стандартных, с гербом, до личных, с забавными надписями и потёртыми рисунками.

Мухаматдиев сел за стол и попросил Лаечко закрыть за собой дверь.

— Саша, ты чё, охренел? — начал с козырей командир взвода. — Ты чё в таком виде на работу припёрся? Благо Потапов и Мельников не заметили. То был бы сейчас процесс приведения тебя в бледное состояние, а завтра бы вместо занятия у нас был бы суд чести, где каждый осуждал бы твоё похмельное появление на разводе.

— Ратмир Менисович, да я нормальный, — произнёс Саша. — Просто вчера чем-то траванулся.

— Ага, чеши мне больше. Мне, кстати, с Сигнала птичка на хвосте весточку принесла, что вчера некие два сотрудника взяли спецсредство «Электрошокер». И давай, короче, друг друга им бит. Не знаешь случайно, кто? — спросил он у Лаечко.

— Понятия не имею, — пожал плечами Саша. — Слушай, Ратмир Менисович, ну, обошлось же. Я сейчас шиповника попью и нормально будет. К вечерним проверкам буду как огурец.

— Смотри, Саш, последний раз! Я вот клянусь чем угодно, я тебя сам лично в наркологию свожу, а потом закодирую, — сказал командир, грозя пальцем.

— В наркологии не кодируют, — произнёс Лаечко.

— Я тебя у кузнеца закодирую. Всё, давай по постам и маршрутам!

— Есть по постам и маршрутам, — произнёс старший сержант и повернулся.

Ну и я, собственно, пошёл следом за ним. Зачем меня туда звали? Я ума не приложу. Так за компанию. И мы вернулись к машине, сев в 305-й экипаж.

Только машина тронулась, как Лаечко взял тангенту и продекларировал:

— Казанка, 305-му?

— Говори, — произнёс дежурный.

— В районе, — ответил старший.

— Так, тогда едь на Киевскую, 12, 2-й подъезд, 4-й этаж, 37-я квартира. Там меняй 311-го. Как принял?

— Принял, поменять 311-го! — ответил Лаечко.

Он повесил головку радиостанции на свое место и чуть отклонил спинку своего сиденья.

— Ну всё, поперло, — произнес он. — Сейчас часа два отдохнем.

— Ну, как отдохнем, — проворчал водитель Дима. — Ты, может, отдохнёшь, а я буду твой перегар нюхать, а Слава на квартире стоять.

— Кто на что учился, — улыбнулся Лаечко.

— Блин, переведусь от тебя в кинологи, — выдохнул Дима.

— И будешь нюхать собачье говно, — ответил старший сержант, закрывая глаза.

— Собаки хоть не бухают как собаки, — прошипел Дмитрий.

К слову, ехали мы с открытыми окнами, чтобы не опьянеть всем экипажем от перегара старшего, который начинал ощущаться и мне, а ведь я вчера тоже выпивал.

— Дим, а ты совсем не пьёшь? — спросил я водителя.

— Я вчера еще в Сигнале говорил, что это ничем хорошим не закончится, а вы в «Бобра» пошли.

— Да нормально посидели, как белые люди. По паре кружек и разошлись, — пожал я плечами. Лаечко был вовсе не пьяный, да не выспавшийся, да, возможно, с запахом, но после обеденного перерыва всё это канет в лету.

— У Саши фамилия говорящая, у него не может быть по-человечески, — продолжал бухтеть водитель.

— Поэтому сегодня до вечера с гражданами будешь общаться ты, Слав, — выдал он.

— Не вопрос, — ответил я.

— Может, его и старшим вместо себя посадишь? — подколол водитель старшего.

— Да ты чёртов гений, остановись! — выдал Лаечко, и машина остановилась, включив аварийку прямо на дороге, благо ехали в правом ряду. — Меняемся!

И мы вышли, поменявшись с ним местами. К слову, автомат Саша взял с собой. Снова сев в машину: я на место старшего, Саша на мое место. Александр развалился сзади на бронежилетах, надел на себя шлем и, уперев его в угол между броней и задней сидушкой, закрыл глаза. Обняв обеими руками АКС-74У. А мы поехали дальше, на улицу, которую озвучил дежурный. Подъехав на место, во двор указанного здания, я увидел стоящий возле него 311-й экипаж. Мы поравнялись машиной, и я с водителем вышел. Старший сержант Лаечко уже начал сопеть. Вышел и старший группы задержания 311 машины, высокий, крепкий парень, в звании старшины, лет тридцать от роду. Я поздоровался с нами за руку. Подтянулся и их водитель, младший сержант, усталый, сонный, видно, что всю ночь трудился.

— О, чё у вас? Саня спит, что ли? — произнёс старшина, заглядывая в нашу машину и, видя, что старший сержант никак не реагирует, взял, облокотился на машину и несколько раз её качнул с совершенно недюжинной силой. От этих качков Лаечко открыл глаза.

— Хорош спать, молодость проспишь, — пробасил старшина.

— Старший спит, а служба идёт, — выдохнул ему Саша.

— Халявщик, — ответил старшина.

— А у нас сегодня младший сержант за него, — ответил Дима.

— Понятно. В общем, квартира снялась ещё вчера, мы на ней уже 10 часов стоим. Пару раз пытались сдать на пульт. В общем, она снимается снова, надо перезакрывать, а хозорган не отвечает. Поэтому было принято решение охранять. Вот, собственно, и охраняем.

— Понятно, — произнёс Дима.

— Ну, удачи с ней, парни! Пока! — махнул старший 311-го и зажал на своём бронежилете рацию. — 711, 311, — произнёс он.

— Слушаю, — ответили в рацию.

— Спускайся.

— Ну что? — произнёс Дима, смотря на меня. — Я внизу, ты, соответственно, наверху.

Практически тут же из двери подъезда вышел младший сержант в бронежилете, в каске, с оружием, закреплённым на грудном отсеке, с палкой, с газом, с наручниками. Он подпёр дверь кирпичом чтобы та не закрылась и подходя к 311-му экипажу, он разоблачился, скидывая броню и спецсредства внутрь. Перецепил пистолет Макарова из нагрудной кобуры в поясную и после этого подошёл к нам, поздоровался, заглянул в экипаж, увидел спящего Лаечко, цыкнул типа: «Мне бы так» и пошёл к себе обратно в машину.

— А, да, — выглянул из окна уезжающей машины старшина, — Все окна выходят во двор, трёхкомнатная, в квартире есть травматическое оружие. Удачи. Рота, не спать!!!

Последнюю фразу он крикнул Лаечко, который в ответ показал ему средний палец.

— Саш, позвал я его, дай броню с каской заберу? — выдохнул я, наклоняясь в окно.

— Отставить броню и каску, заступай так, — полусонно ответил он.

— А вдруг что? — уточнил я.

— Вдруг что, например? В управе еще планёрки, у дежурных пересменка, успеешь еще в броне настояться, — выдохнул он и, видя, что я не отхожу, произнёс, — товарищ младший сержант, приказываю заступить на охрану объекта без бронезащиты и каски! Если что, вали всё на меня.

Пум-пум-пум, — подумалось мне. Вот так я уже сгонял в 94-м сопроводить журналиста до штаба без брони, благо оружие было, но приказ есть приказ.

— Давай хоть ПР заберу, — произнёс я.

— И без Пэ-эР-а. Вон газ с наручниками есть, их если что хватит, и не забывай, что главное оружие полицейского — это ручка и интеллект. А чтоб тебе там не скучно было, возьми в папке бланк, заполни платформу для изучения объекта.

— Саш, он же уже не стажёр, — произнёс Дима.

— И ты, Дим, заполни карточку следующего объекта, если тоже скучно просто служить, — сонно выдохнул он.

— А ты тогда машину со мной помоешь после смены, да⁈ — повысил тон Дмитрий.

Но ему не ответили, а наоборот, засопели с задних сидений. А я, собственно, взял бланк среди других бланков в папке старшего группы задержания и поплёлся наверх. Как там было… четвертый этаж, 37-я квартира… Захватив с собой рацию, она-то не помешает.

Я потянул тяжёлую дверь, и меня встретил затхлый, спёртый воздух, пахнувший пылью, старыми коврами и едва уловимой ноткой желудочной кислоты — тут когда-то кого-то тошнило. Железная дверь зелёного цвета с затёртой до блеска стальной ручкой отворилась со скрипом доводчика. Да, память Кузнецова потихоньку начинала делиться со мной знаниями о дверных доводчиках вместо пружин на дверях и о домофонах, специальных замках, которые можно открыть, подняв трубку в каждой квартире. Пока я внутри, оставлю дверь частично приоткрытой на кирпиче, решил я.

Свет в коридор почти не проникал. Единственная лампочка под потолком не работала, но только я шагнул к внутренней двери, она загорелась. Датчик движения сработал на меня. Не удивлюсь, что в этом времени даже на гранаты такие ставят вместо проволоки. Но память Кузнецова об этом ничего не знала — в мирной стране он отслужил срочку в ВВ и не два года, а всего один — халява.

Под ногами у меня скрипел песок на бетонных ступенях. Я взялся за перила — они когда-то были покрашены в синий цвет, но теперь краска облупилась, обнажив рыжую, липкую от грязи металлическую основу.

Почтовые ящики на первом этаже больше походили на поле боя: некоторые были сорваны с петель, другие вмяты, а сквозь щели третьих я видел бумагу. Звонкий лай за одной из дверей сопровождал мой подъём, пока я шёл наверх на четвёртый этаж. Мои шаги отдавались глухим эхом в бетонной лестничной клетке, и с каждым пролётом запах кислятины становился всё острее. Всё это казалось немыслимым: у людей телефоны что те компьютеры, датчики движения на лампочках, опять же домофоны, но столь убогий подъезд — словно это никому не надо. Всё это нездраво напоминало фильм «Бегущий по лезвию», киберпанк наяву — рассвет технологий и упадок нарывов. Например, в моём 94-м никаких «Голубик» бы не было — сожгли бы просто вместе с обитателями. Или ОМОН бы разогнал до 120 км в час… Вместе с картинками настоящего память реципиента начинала делиться со мной и новыми словами, например, вчерашний «штрих» был мне теперь понятен, переводился как «опасный урод»… Так вот, по мнению современной молодёжи, меня можно было назвать сексистом, шовинистом и гомофобом. Но были у меня и минусы…

Искомая мною дверь была сразу на четвёртом этаже и направо — красивая, твёрдая, с электронным звонком и глазком на оном, с витой ручкой и мерцающей красной лампочкой над.

Отлично, тут я и проведу следующие часы своей двадцатилетней жизни. Словно часовой на посту, я должен сторожить чью-то собственность. Часовому запрещается всё самое интересное: спать, сидеть или прислоняться к чему-либо, разговаривать, петь, писать, читать, есть, пить, курить или отправлять естественные надобности, принимать или передавать какие-либо предметы другим лицам. Никому не отдавать оружие и не передавать его другим лицам, даже начальнику караула или разводящему.

Что напрямую противоречит приказу старшего с говорящей фамилией Лаечко — писать изучение объекта. И я спустившись в проём между этажами, положил листок на подъездный подоконник начал набрасывать текст:

РАПОРТ

О результатах изучения объекта (квартиры)

«06» августа 2025 г.

Докладываю, что в ходе несения службы было совершено изучение охраняемого объекта (квартиры) по адресу: ул. Киевская, д. 12, кв. 37.

В ходе осмотра установлено следующее:

Объект (квартира) расположена в пятиэтажном многоквартирном жилом доме, во втором подъезде, на четвертом этаже. Входная дверь в квартиру расположена непосредственно справа при выходе на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь металлическая, с электронным звонком и глазком. Контрольная лампа над правом верхнем углом дверного косяка.

Объект имеет два окна, выходящие во двор дома. Окна просматриваются с прилегающей территории.

Подъезд оборудован системой домофона. Имеется датчик движения, включивший освещение при моём подходе.

Лестничная клетка требует повышенного внимания — плохое освещение, ограниченный обзор с нижних этажей.

Младший сержант полиции / С. А. Кузнецов / Подпись.

Оглядев своё творчество я подумал не многовато ли я раз взял «квартиру» в скобки? Это я узнаю только завтра, когда буду сдавать работу секретарю роты.

Часы на посту — они как вода в дырявом ведре: кажется, вот-то вот наполнится, а смотришь — всё на том же уровне. Я прошелся по лестничной клетке от третьего до пятого этажа, сверяя обстановку с только что составленным рапортом. Да, освещение действительно отвратное. Да, запах на четверном — коктейль смешанный из старого ковра, кислых щей и чьей-то безысходности.

Поднимаясь обратно к своей двери, я услышал скрип сверху. Медленный, шаркающий шаг. Из полумрака пятого этажа неспешно спускался седой мужчина преклонного возраста, таких еще называют дед, — тщедушный, в стёганой жилетке, несмотря на август, и с тростью. Он внимательно, без суеты, оглядел меня с ног до головы.

— Милиция? — буркнул он, не столько спрашивая, сколько констатируя факт. Голос у него был хриплый, прожжённый, как этот подъезд.

— Полиция теперь, — автоматически поправил я.

— Всё одно. Вы, значит, тридцать седьмую караулите? Надо же, я прямо над ними живу.

Вот это поворот. Квартира «снялась», и сосед сверху может что-то знать.

— Да, ждём хозяев. Не можем перезакрыть, — подтвердил я. — Может, вы знаете, как с ними связаться? Телефон, может, у вас есть?

Дед медленно, с театральным достоинством, покачал головой.

— Не-а. Не знаю я их. Вчера только, под вечер, шумели. Гудели, значит. А машина его во дворе и сейчас стоит. Белая. Видать, на такси хозяин укатил. Или вообще не ночевал.

«В целом уехать на такси, а не брать своё авто — правильная тема», — мелькнула у меня мысль. Если планируешь вернуться пьяным или просто не в состоянии водить. Логично.

— А то за марка авто? — уточнил я, пытаясь выжать из ситуации хоть что-то.

Дед фыркнул, брезгливо сморщившись.

— Да чёрт его знает, этих «китайцев» развелось. Белый такой, с ромбиками на решётке радиатора.

Спасибо. Ни модели, ни номера. Хоть цвет есть.

— Понял, спасибо, — кивнул я, давая понять, что беседа окончена.

Но дед не уходил. Он облокотился на палку, словно собираясь нести вахту со мной в паре.

— И долго это ещё? — спросил он, с надеждой глядя на дверь 37-й квартиры, будто от меня зависело, когда она волшебным образом откроется.

— Пока не приедут, — развёл я руками. — Или пока хозорган не ответит.

Он что-то неопределённо пробурчал себе под нос, качнул головой, словно говоря «эх, молодость, совсем служить разучились», и, наконец, зашаркал вниз. Его шаги медленно затихли, оставив меня в компании гула из вентиляции и всё того же едкого запаха.

Я посмотрел вниз через подъездное окно.

«С ромбиками на решётке…» — покрутил я в голове образ. Память Кузнецова лениво поскреблась и выдала: возможно, Chery или Geely. Но какая разница? Машина во дворе — это хоть какая-то ниточка. Может, номер записать? Хотя бы для галочки. Для того самого рапорта.

Далее я достал рацию и, открутив от неё антенну, зажал кнопку передачи.

— 305-й, 705-му, — позвал я.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Слушай, тут сосед сверху спускался, говорит, что хозорган кутить вчера изволил, а машина его во дворе стоит, может, он там? — спросил я, и тут в кармане запиликало.

Я достал телефон и увидел входящий, подписанный как «Дима водитель 305».

Взяв трубку, я услышал голос Димы:

— Ты что, радиоэфир засоряешь? Рация же есть?

— Так я антенну выкрутил, меня только вы слушать можете, — ответил я.

— Телефон же есть. Какая машина?

— Белый китаец, с ромбиками на решётке радиатора, — выдал я.

— Щас гляну, — произнёс Дима и, повесив трубку, вышел из экипажа и направился к машине.

И тут я услышал, как ручка у охраняемой мной двери несколько раз опустилась и поднялась, характерно щёлкая замком. А потом в квартире раздался грохот. Я молча вкрутил антенну в рацию и поднялся на площадку, стараясь не попасть в поле зрения камеры электронного звонка. Преступник был внутри и пытался выйти, но что-то пошло не так.