Побочный эффект

День, который начало

– Не ожидал встретить тебя у Оберона.

– Я захожу к нему не часто, – промурлыкала Бесс, плотнее прижимаясь к Ивану. – У него действительно хороший фрикмейстер.

– Ты же ходишь к Паскалю.

– Фрикмейстер Оберона лучше разбирается в наших маленьких вампирских делах… – Бесс приподнялась на локте и с весёлым удивлением посмотрела Уварову в глаза: – Ты ревнуешь?

– Тебя это удивляет?

– Я… – Вампиресса выглядела смущённой. Искренне смущённой. – Я никогда не задумывалась, что ты можешь ревновать, наверное, потому что… – Короткая пауза. – Наверное, потому что поводов не было… и нет.

– Я знаю, что нет, – спокойно ответил Иван. – Не сомневаюсь.

– Тогда чем ты был недоволен, увидев меня у Оберона?

– Я…

Он уже пожалел, что затеял этот разговор, лихорадочно продумывал удобоваримый ответ, но вампиресса не позволила Ивану солгать: приложила указательный палец к его губам и прошептала:

– Я знаю твою мимику, а поскольку ты не ревновал, значит, был недоволен, увидев меня в 811.

– Я зашёл к Оберону по делу, – помолчав, ответил Уваров. – Поэтому мне не понравилось, что я застал тебя у него: от моих дел лучше держаться подальше.

Так он сказал, что хочет уберечь вампирессу от того дерьма, которым обязан заниматься по службе. Бесс поняла, вновь прижалась и потёрлась щекой о его грудь.

– Мы встретились там случайно. Во всех смыслах.

– И ты не говорила, что бываешь у Оберона.

– Он тебе не нравится?

– Он скользкий.

– Мы в Миле Чудес, мой хороший, тут все скользкие.

– Есть особенно скользкие.

– Все вампиры? – Она спросила без обиды, можно сказать, грустно пошутила, показав, что знает, как к её сородичам относятся обыкновенные люди, но Уваров ответил сразу и твёрдо:

– Нет. – Пауза. И следующая фраза показала, что он искренен: – Все, кроме тебя.

– Чем же я выделяюсь?

– Ты – особенная.

– Для тебя, – уточнила Бесс.

– Для всех, – не согласился Иван. – Когда люди на тебя смотрят, они замирают.

– Потому что я красивая?

– Потому что ты особенная.

Он нежно провёл кончиками пальцев по щеке вампирессы и поцеловал. Очень крепко. В полные пунцовые губы. Поцеловал, с наслаждением ощущая её ответ, её желание, её страсть… А ещё почувствовал, как она, продолжая горячий поцелуй, оказалась сверху и медленно, очень-очень медленно опустилась на него. Уваров нежно провёл рукой по её налитой груди, мягко убрал упавшие на лицо волосы и, глядя вампирессе в глаза, прошептал:

– Я очень тебя люблю, Бесс.

– Я люблю только тебя, – ответила она. – Только тебя…

Четыре года…

Много это или мало? Зависит от обстоятельств. Для кого-то каждый день тянется неделей и время становится серой хмарью за окном, не меняющейся до тех пор, пока не исчезнут заполонившие небо тучи. А они не исчезают, и время, кажется, тоскливо топчется на месте неподвижными стрелками часов. Для других оно скачет игривым солнечным зайчиком, прыгая то на метр, то на сотню, то на целый километр вперёд – моргнуть не успеешь, как позади остались лето, осень с зимой, весна и снова наступает лето… Но и для тех, и для других стрелки часов движутся с одинаковой скоростью, и те, и другие однажды остановятся и с недоумением произнесут: «Неужели прошло четыре года?»

Четыре года…

Уваров не заметил, как они пролетели, потому что в счастье не считаешь минуты – в счастье живёшь. В него погружаешься, чувствуя, что способен абсолютно на всё. А то, что оказался в счастье, не нужно подтверждать или узнавать, это не теорема, которую нужно доказывать, не прагматичное решение, которое принимаешь, тщательно обдумав и взвесив все обстоятельства, – это волна невероятных эмоций, что накрывает тебя с головой и которую ни с чем не спутаешь. Даже если никогда раньше не переживал ничего подобного. Это особый мир, принадлежащий только тебе и ей, потому что счастья для одного не бывает. Именно так и получилось у Ивана: увидев Бесс, он замер, не в силах оторваться от её взгляда, не зная, что сказать и как себя вести, но точно зная, что шёл именно к ней. Шёл всю жизнь.

Четыре года…

Тем летом движение «Кодекс Дарвина» вошло в полную силу, о нём говорили в новостях и на улицах, со злобой и восхищением, с презрением и уважением. Все понимали, к чему призывают дарвинисты, и, несмотря на все усилия и слаженную работу пиар-служб и скупленных по всему миру журналистов, корпорациям не удалось представить движение античеловеческим.

«ГЕНОФЛЕКС – ЭТО ЛЕКАРСТВО! СКАЖИ ПОБОЧНОМУ ЭФФЕКТУ НЕТ!»

И многие соглашались, поскольку считали неправильным изменять природу человека. В речах Паладина – таинственного пророка и духовного лидера сторонников Теории эволюции – люди слышали то, что хотели слышать, и открыто говорили, что он прав. Тем летом движение поддерживало две трети населения Земли, и дарвинисты решили, что настало их время. Им стало мало лозунгов и пропаганды… А может, не им, не всем им, а только лишь фанатикам из наиболее радикального крыла – именно так говорил потом Паладин: во всём виноваты фанатики. Но правда это или нет, никто никогда не узнает. А тем летом «дарвинисты» перешли от настырной, но безобидной и даже дружелюбной агитации к прямой агрессии, почему-то решив, что, запугав людей, они заставят их отказаться от всех тех благ, которые даёт побочный эффект.

Всё началось с нападок: фанатики подвергали публичному унижению очевидных фриков, высмеивали их, прогоняли с улиц. Полукоты, гоблины, орки, вампиры – все, кто выделялся и привлекал внимание, стали целью атак. Их не избивали, но выказывали презрение, публично оскорбляли, а если кто-то отвечал – раздували инцидент, монтируя видео так, словно фрики проявили агрессию и атаковали обычных людей. Ролики разбегались по Сети, вызывая гнев и возмущение, а правдивые репортажи запаздывали, набирали значительно меньше просмотров и не могли повлиять на общественное мнение. Ведь в Сети кто первый – тот и прав, тот собрал первые эмоции, заставив публику сделать нужные для себя выводы. И объяснения, что следуют потом, очень редко исправляют ситуацию – люди не любят менять точку зрения.

Сила туманит голову, и почувствовав силу, дарвинисты решили ударить по-настоящему – начались атаки на биотерминалы наиболее известных фрикмейстеров, тех, кто активно рекламировал себя и с гордостью демонстрировал в Сети свои работы: псоглавцев, ифритов, серпов…

Первый сожжённый биотерминал…

Первый убитый фрикмейстер…

Фрики стали отвечать – пролилась кровь дарвинистов. Полиция действовала с опозданием, и уличные столкновения одновременно начались во всех крупных городах планеты.

Словно кто-то включил рубильник…

В Москве главный удар пришёлся на Милю Чудес.

Именно главный, поскольку погромы происходили во всех районах, но в оплоте фриков волнения не прекращались все три дня, которые понадобились властям, чтобы навести порядок. В город ввели войска, но прежде, чем появились военные, на улицы выползла взбудораженная дарвинистами нечисть – уголовники, решившие воспользоваться беспорядками для грабежей и насилия. А действовали они, как правило под личиной дарвинистов, прикрываясь желанием «найти и покарать бесчеловечных фриков», за которыми была развёрнута настоящая охота. Но, разумеется, не только за ними: власти настоятельно не рекомендовали мирным гражданам выходить из домов, но и в них, и в квартирах, не было безопасно.

«ДАРВИН С НАМИ!»

Этот лозунг появился на дверях подъезда, в котором жила Бесс, в самом начале погромов и, видимо, привлёк внимание подъехавших маридов – боевики «Посбона» принимали в мародёрстве и насилии самое деятельное участие. Действовали они по отработанной схеме: сначала запускали разведывательные дроны, убеждались, что из дома не доносится стрельба, во дворе не стоят машины конкурентов, а двери просто заперты – не видно баррикад и бойниц, которые из подручных средств возводили вооружённые жители. Раз бойниц нет, значит, сопротивления не будет, можно безбоязненно делать всё, что заблагорассудится. А запертые двери преградой для них не становились.

Маридов было пятеро, и поняв, что в доме укрылись только безоружные, а значит, беззащитные люди, они стали действовать с привычной наглостью и безжалостностью: врывались в квартиры, забирали всё, что понравилось, пытали хозяев, требуя перевести сбережения на безликие счета, с которых деньги разлетались в «чёрные дыры» мировой финансовой системы, а тех, кто пытался сопротивляться, убивали без колебаний. Единственное, что мариды упустили из виду – не могли не упустить, поскольку не имели к этой информации доступа, так это то, что военные направили в район сводный отряд для зачистки от погромщиков и мародёров, а конкретно в этот дом – трёх спецназовцев Департамента биологической безопасности, которыми командовал Иван Уваров.

Что же касается Бесс, она тогда сглупила, не спряталась за стенами ковена, хотя её звали, решила, что логова вампирских кланов станут первой целью погромщиков, и осталась в своей тогдашней квартире. Пришлось, конечно, понервничать, но в целом обошлось: погромщики в их дом не заглянули, а за парой уличных перестрелок Бесс наблюдала из окна. И очень обрадовалась тому, что живёт на пятом этаже: на нижних от выстрелов и разрывов гранат повылетали стёкла. А когда новостные каналы сообщили, что в Москву входят военные, Бесс решила, что всё осталось позади, и думала так до тех пор, пока мариды не отстрелили петли входной двери и не ворвались в квартиру.

– Ты одна?

– Да…

Вторжение заставило молодую женщину похолодеть, но она держалась, поскольку думала, что к ней, по ошибке конечно же, вошли военные: отправляясь на «дело», мариды натянули армейские комбинезоны без знаков различия.

– Надо проверить.

– Вы ошиблись! Я…

Первый марид толчком отправил Бесс на диван.

– Это ты написала лозунг на стене?

– Какой лозунг?

– Не ври мне!

– Чисто! – сообщил мародёр из соседней комнаты.

– И на кухне чисто!

– Ты написала лозунг на стене?

– Она же вампирка, – буркнул второй марид.

– Ну и что?

Главаря этот факт не смутил. Он видел перед собой красивую женщину, находящуюся в его власти, и решил не только изнасиловать, но и поглумиться над несчастной.

– На ней цепочка, – заметил второй марид.

– Золотая? – поинтересовался главарь.

– Золотая?

Бесс молча кивнула.

– Снимай.

И когда она дрожащими руками стала расстёгивать застёжку, главарь прислонил автомат к стене, снял каску и добавил:

– И одежду снимай.

– Зачем? – прошептала Бесс, протягивая цепочку второму.

– Нужно провести полный обыск. – Главарь ухмыльнулся. – Вдруг ты что-нибудь ценное спрятала? – И резко прикрикнул: – Раздевайся! Мы торопимся!

Собравшиеся в гостиной мариды дружно рассмеялись.

– Я люблю грудастых.

– Она красивая.

– Интересно, гибкая?

– Может, жребий бросим?

– Первым буду я, – громко объявил главарь. – А дальше как хотите.

– Разыграем, – пообещал третий.

– В соседней комнате есть кровать, – сообщил четвёртый.

– Кровать – это хорошо, – одобрил главарь. И поинтересовался: – Сама пойдёшь или хочешь на диване?

– Я не хочу никак, – очень тихо произнесла девушка. – Никак не хочу…

На глазах слёзы, внутри холод и полное опустошение в душе… Нет, полное опустошение будет чуть позже, если её не убьют, и она придёт в себя, растерзанная, изнасилованная, на полу или диване, или на кровати. Очнётся, чтобы почувствовать полное опустошение. А сейчас было его вступление, но очень-очень явное.

– Может, посопротивляешься, а? – спросил главарь. – Мне нравится, когда сопротивляются, не люблю бить тех, кто не пытается ударить. – Он уже снял бронежилет, теперь расстёгивал штаны и потому добавил: – Если сама не разденешься, я тебя изобью.

– Никто никого избивать не будет.

Мариды в очередной раз стали жертвами собственной глупости. Убедившись, что в подъезде безопасно, они столпились вокруг Бесс, не выставив охранение, и Уваров спокойно вошёл в квартиру, сориентировавшись на выломанную дверь и громкие голоса. А поскольку мужские голоса были грубыми, а женский – жалобным, вошёл Уваров с автоматом наизготовку и остановился в дверях гостиной, недружелюбно разглядывая маридов через прицел. Он уже понял, что перед ним те самые мародёры, что побывали на нижних этажах, и решил, что живыми их не выпустит. Нужно только не выпустить их так, чтобы не пострадала гражданская.

– Опусти оружие, – попытался приказать главарь, но ответом ему стала лёгкая улыбка.

– Штаны застегни.

– Испугался того, что увидел?

– Смеяться не хочу – обстоятельства не располагают.

– Нас тут пятеро…

– Нас тут семеро, придурок, – перебил его Иван.

– Ты понял, о чём я. – Главарь взял себя в руки и говорил размеренно. – Ты не успеешь завалить всех и ляжешь. Поэтому сделаем так: ты уходишь, и никто никого не видел, понял?

– Я ухожу, а вы остаётесь?

– Ты умный мальчик, мне это нравится.

– Не уходите, – почти простонала Бесс. Она не понимала, что Иван следует сложившемуся в голове плану, она ничего не понимала, кроме того, что спасение было совсем рядом, но спаситель решил не рисковать. – Прошу, не уходите.

– Никто никого не видел? – переспросил Уваров.

– Никто, – пообещал главарь.

– За мной не ходить.

Иван сделал несколько шагов назад, скрываясь из виду, главарь кивнул, и два марида бросились к дверям, намереваясь догнать и убить наглого спецназовца и совершенно не думая о том, что Уваров превосходно знает их повадки и, разумеется, не поверил обещанию главаря. А стрелять по мишеням, которые по очереди появляются в дверном проёме, намного проще, чем пытаться одновременно уложить пятерых врагов. Два выстрела с промежутком в секунду, одному мариду пуля попала в лоб, второму – в глаз. Ещё через мгновение в гостиную влетела светошумовая граната, а когда она громыхнула, Иван вернулся и в упор, хладнокровно, прикончил оставшихся маридов. Включая главаря, который так и не успел натянуть штаны. После чего вынес пребывающую без сознания Бесс из квартиры.

Так и познакомились.

Но вместе стали далеко не сразу – Иван не хотел, чтобы их отношения начались «в знак признательности». Понимал, что Бесс никогда не забудет спасения, но предложил подождать, чтобы улеглись эмоции и молодая женщина решила, хочет она встречаться с мужчиной, который, увидев её, потерял дар речи, или нет? Бесс всё поняла правильно, но ответ дала очень скоро: через три дня Иван пригласил её на ужин, а после они отправились к нему.

И больше не расставались.

А главарём напавших на Бесс маридов был родной брат Шамиля, лидера «Посбона», и с тех пор у Ивана с этими бандитами отношения не складывались.

– Что это за вой? – сквозь сон поинтересовался Уваров.

– Твои очки орут, – ответила Бесс. – Не такие уж они и умные.

– У меня выходной.

– Я думала, у тебя не бывает выходных.

– Бывают, но редко, – ответил Иван, надеясь, что либо очки, на которые шёл вызов с коммуникатора, сами заткнутся, либо вампиресса не выдержит, поднимется и выключит их. Однако пока не получалось ни того, ни другого.

– Если бы я знала, насколько редко у тебя бывают выходные, я бы с тобой не связалась, – проворчала Бесс, пряча голову под подушку.

– Поэтому врал, что у меня бывают выходные.

– Заманивал?

– Заманивал.

– А раз заманил, то сделай так, чтобы они заткнулись. – Из-под подушки голос звучал не очень внятно, но суть Уваров уловил. – Ответь и возвращайся.

– Куда я от тебя денусь? – пробормотал Иван. Он выбрался из-под одеяла, отыскал очки – они почему-то валялись под креслом, вышел из спальни и надел их. – Уваров.

Перед глазами появилось лицо Джереми Янга, директора московского бюро Департамента биобезопасности.

– Почему так долго не отвечал?

– Спал, – честно ответил Иван.

– На службе не спят.

– У меня выходной.

– Уже нет.

– Виноват, не знал. – В данных обстоятельствах это был самый правильный ответ.

Видеозвонок шёл односторонний, поэтому Янг не видел того, что наблюдал через открытую дверь в спальню Уваров: как Бесс, делая вид, что спит, сбросила простыню и потянулась, правая рука скользит по стройному бедру. Иван изо всех сил старался контролировать дыхание, но получалось не очень, и Янг, судя по всему, догадался, чем занимается или планирует заняться подчинённый.

– Через два часа жду у себя.

Щедрое предложение, учитывая, что до зоны Би-3 – корпоративного владения трёх крупнейших коммерческих гигантов планеты, Ивану было добираться от силы минут сорок.

– Спасибо.

– Не облажайся там, – хмыкнул Янг и отключился.

Уваров снял очки, почти бегом вернулся в кровать и обнял Бесс:

– У меня только что украли выходной.

– Тогда давай используем то, что от него осталось, – мягко предложила вампиресса, покусывая Ивана в шею. – Хватит болтать.

– Большой город, – пробормотал Терри Соломон, разглядывая Москву с высоты птичьего полёта – через иллюминатор вертолёта.

– Неужели вы не видели городов больше? – удивился сопровождающий его Герберт, личный секретарь Джереми Янга.

– Видел, конечно, – отозвался Терри, без интереса скользнув взглядом по плотной группе небоскрёбов – этого добра хватало во всех мегаполисах. – Тут есть на что посмотреть?

– Э-э… – Герберт, очевидно, растерялся и кивнул на иллюминатор: – Вот.

– Я имел в виду старые исторические здания. Памятники архитектуры.

– В центре должны быть, – неуверенно протянул Герберт.

– То есть не интересуешься?

– Я… – Секретарь помолчал и неожиданно решил ответить честно: – Я видел, как они снесли старинный особняк, чтобы воткнуть на его место современный кондоминиум, безликий настолько, будто архитектору ампутировали мозг. А я не интересуюсь историей тех, кто не интересуется своей историей.

– Понимаю, – обронил Соломон. И, после короткой паузы, объяснил: – Мой дед был археологом и рассказал, что артефакты умирающих цивилизаций лучше рассматривать, когда они доступны, а не засыпаны землёй.

– Разумно.

– Дедушка знал толк в археологии.

– Старая школа.

– Совершенно верно, – подтвердил Терри и вновь уткнулся в иллюминатор, показывая, что хочет продолжить разглядывать город, в котором ему до сих пор не доводилось бывать. Что было весьма странно, учитывая, что Соломон служил в Отделе специальных расследований, как его называли – в личной гвардии директора Департамента биологической безопасности, и на месте не сидел. Сотрудников Отдела направляли только туда, где предполагались – или уже случились! – по-настоящему крупные неприятности. Отправляли с задачей «всё исправить», что им, как правило, удавалось, ведь полномочия у Отдела были самые широкие. А поскольку в Москве пока было тихо, направление Терри директор местного бюро воспринял как большой, но мрачный аванс и встречу устроил на высшем уровне: у трапа самолёта Соломона встретил его личный секретарь, и не на представительском мобиле, а рядом с роскошным вертолётом «Сикорски Sapphire», в котором не стыдно было прокатить даже главу корпорации. Джереми Янг знал, что в отчёте Терри будет обязан дать характеристику действиям главы бюро, и постарался произвести на «личного гвардейца директора» хорошее впечатление. Сам он явиться в аэропорт не мог – не по чину, но выбор встречающего показывал, что Янг готов к конфиденциальному обсуждению любых деликатных тем.

– Надолго к нам? – поёрзав, поинтересовался Герберт.

– Понятия не имею.

– Вот как?

– Никогда не знаешь, как долго продлится расследование, – ровным голосом объяснил Терри.

– Я обратил внимание, что у вас нет багажа.

– Не в моём стиле таскать с собой вещи. – Соломон машинально покосился на металлический кейс.

– А…

– Мне должно быть предоставлено всё, что может понадобиться.

– Включая одежду?

– И нижнее бельё.

– Я не знал, – признался Герберт. И тут же добавил: – Встречей и размещением занимаются другие люди. Но я проконтролирую, чтобы у вас было абсолютно всё, что потребуется.

– Благодарю. – Терри подумал и решил подбросить Герберту, а точнее – Джереми Янгу, в доппель которого разговор поступал в режиме реального времени, дополнительную пищу для размышлений: – Когда сотрудников Отдела специальных расследований направляют туда, где вроде бы всё в порядке, это не значит, что местное Бюро облажалось. В центральный офис Департамента стекается колоссальный объём информации из самых разных источников, и часто бывает так, что на события, которые, возможно, произойдут в Москве, указывают данные, полученные из Мумбаи или Рио. И не всегда мы можем раскрывать источник поступления этих данных.

– Я понимаю, – кивнул секретарь.

– Мы пожарные, а не каратели. Или чистильщики…

– За кем подчищаете? – ляпнул Герберт.

– За кем прикажут, – безразлично ответил Соломон.

– То есть все могут нагадить?

– Ещё как.

Люди не идеальны, и чем сложнее стоящие перед человеком задачи, тем больше ошибок он может совершить. Ошибок или преступлений, потому что далеко не всегда то, что пытаются выдать за ошибку, ею является. Человека можно купить, запугать или убедить – и так добиться, чтобы он выполнил требуемое. Но в современном мире цена ошибки или преступления может оказаться неимоверно высокой, и не для одного города или государства, а для всего человечества, как бы пафосно это ни звучало. Современный мир слишком глубоко влез в сферы, которые тысячи лет считались недоступными и запретными – в структуру человека. Знания высокой науки, разумеется, тщательно берегли, а для того, чтобы люди не натворили бед из-за ошибок или в результате преступлений, большая тройка фармакологических компаний создала Департамент биологической безопасности, действующий по всему миру и стоящий над всеми государственными юрисдикциями. Департамент стал первой по-настоящему работающей всемирной службой безопасности, специалисты которой предотвращали эпидемии, боролись с биохакерами и прочими преступлениями, к каким можно было добавить приставку био-. И боролись хорошо. А главное, что всегда удивляло коллег из других служб, боролись честно: за всё время существования Департамента не случилось ни одного коррупционного скандала. И дело было не только в том, что сотрудникам Биобезопасности щедро платили – сколько ни плати, всегда могут предложить больше, и если детектив зарабатывает миллион в год, что помешает ему отказаться заработать миллион за час? За то, что он просто отвернётся? Или допустит «ошибку»? Больше могут предложить всегда, поэтому в Департамент брали только высокомотивированных людей, глубоко осознающих чем они занимаются и от чего защищают человечество. И сунуть им взятку не представлялось возможным.

– Как называется парк? – спросил Соломон, поняв, что вертолёт начал снижаться.

– Лосиный остров, – ответил Герберт.

– Почему «лосиный»?

– Потому что они здесь до сих пор водятся, мы присматриваем.

Гигантский зелёный массив был виден издалека, он врезался в город с северо-востока, занимал изрядную площадь и выглядел настоящим волшебным лесом – диким и таинственным. Именно в его центре и располагалась зона Би-3, три невысоких, по пятнадцать этажей, дома, принадлежащих корпорациям из большой тройки: «BioGlob», «General Genetics» и «Parker&Brooks». Строить выше не имело смысла – для филиалов и таких площадей было более чем достаточно. А между высотками стоял «Малевич Куб»: полностью облицованный абсолютно чёрным стеклом пятиэтажный дом с равными сторонами – московское бюро Департамента биологической безопасности.

– Отличное место, – одобрил Соломон.

Расположенная примерно в центре леса и связанная с городом одной-единственной дорогой, зона Би-3 аккуратно вписалась в окружающий пейзаж и не вылезала за границы, которые корпорации сами для себя определили.

– А что Лосиный остров? – поинтересовался Терри.

– Теперь это наш заповедник.

– Местных пускаете?

– Это же заповедник.

– Логично.

Соломон ожидал, что они приземлятся на «Малевич Куб», но ошибся – пилот мягко опустил вертолёт на площадку на крыше высотки «BioGlob», а когда они вошли в лифт, Герберт объяснил:

– Стёкла в «Малевиче» поляризованы: снаружи кажутся чёрными и непроницаемыми, изнутри же абсолютно прозрачны. Это касается и крыши.

– Дай угадаю, – рассмеялся Терри. – Под крышей на пятом этаже «Малевича» находится кабинет директора бюро?

– Совершенно верно, – подтвердил Герберт. – Поэтому устроить вертолётную площадку на нашей крыше нет никакой возможности: господину директору не нравится смотреть на приземляющиеся вертолёты.

– Если человек не может позволить себе маленькие слабости, то зачем тогда жить?

– Полностью с вами согласен.

Соломон не кривил душой: он действительно не видел ничего плохого в том, что высший менеджер Департамента оборудовал рабочее место по своему вкусу. Нравится ему глазеть на небо – пусть глазеет, главное, чтобы результат давал. А результат Янг давал, во всяком случае, претензий к нему у директора Департамента не было.

– Рад тебя видеть, Терри.

– Взаимно.

Соломон впервые оказался в Москве, однако с Джереми Янгом он был знаком по Сингапуру, где Джереми служил заместителем директора бюро. Набирался, так сказать, опыта. С тех пор он не изменился ни внешне, но так можно сказать о подавляющем большинстве жителей Земли, ни внутренне, оставшись таким же показушно весёлым, как раньше.

– Как долетел?

– Отлично. Спал всю дорогу.

– Как тебе Москва?

– Сверху кажется чистенькой.

– Сверху всё кажется приятным.

– Согласен.

Директор кивнул на удобные кресла – тащить дорогого гостя за стол Янг не стал, и предложил настоящие виски и кофе, что было с благодарностью принято. А когда слуга вышел, Джереми демонстративно выложил на стол отключённый коммуникатор. Соломон повторил жест, и теперь они действительно остались наедине.

– Директор сказал, что ты расскажешь о происходящем, – негромко произнёс Янг.

– Ждём очень большую террористическую атаку.

– Почему мы ничего не знаем?

– У нас «крот» рядом с самим Паладином, – объяснил Терри. – Он сказал, что готовится грандиозная акция.

– Тогда почему прислали тебя одного?

– Потому что у нас наводки не только на Москву, но и на Лондон, Лос-Анджелес, Рио, Нью-Дели и ещё двенадцать городов. И я думаю, что все наводки правильные.

– В смысле? – не понял Янг.

– Ударят везде, – коротко ответил Соломон.

Директор бюро крякнул, сделал глоток виски и покрутил головой:

– Предупредить успеем?

– Скорее всего нет.

– Тогда что будем делать?

– То же, что всегда, – пожал плечами Терри. – Пропустим удар, потрясём головой, очухаемся и ответим. Сотрём в порошок тех скотов, что это устроят, а потом разгребём оставленное ими дерьмо.

– То есть сделаем нашу работу?

– Да, Джереми, сделаем нашу работу. – Соломон отсалютовал директору стаканом и тоже пригубил виски. – Ну и попытаемся минимизировать потери. Вряд ли мы предотвратим атаку, но, надеюсь, получится хоть как-то нагадить террористам до того, как они унесут ноги.

– Пойдёшь в поле? – понял Янг.

– Это моя работа.

– Я подобрал тебе лучшего из моих парней, он идеально знает местные реалии.

– Спасибо. – Соломон допил виски и улыбнулся: – Где я буду жить?

– Отель в центре?

– Не лучшая идея.

– Я тоже так подумал, поэтому распорядился подготовить апартаменты на гостевом этаже башни «Parker&Brooks». Подойдёт?

– Мне говорили, что в башне «General Genetics» апартаменты лучше, – заметил Терри.

– Лучше, – не стал отрицать Янг. – Но в «General Genetics» тебя не пустят – к ним час назад прилетел Эдмонд Кравец.

– Собственной персоной? – удивился Соломон.

– Собственной персоной, – подтвердил Янг.

– Что он здесь забыл?

– Господин председатель совета директоров «General Genetics» о своих планах нам не докладывает, – улыбнулся директор Бюро. – Но все знают, что он любит инспектировать филиалы корпорации.

«АПТЕКА».

Джада знала, какое заведение обозначается этим словом, понимала, что заведения эти не исчезли окончательно, работают во всех городах и странах, но не ожидала встретить его в Миле Чудес, обитатели которой обладали отменным здоровьем – благодаря генофлексу. Зачем нужны лекарства и даже врачи, если можно обратиться к фрикмейстеру, подключиться к биочипу, просканировать себя, увидеть, что не так и, в случае необходимости, заменить повреждённые клетки? Зачем тратить время и деньги на сомнительные препараты, если даже рак побеждён, о чём не забывает нашёптывать оплаченная Би-3 реклама? Ужасы Средневековья канули в Лету, в современном мире каждый может позволить себе быть здоровым и жить долго, намного дольше, чем отмерено природой. И люди жили. И, несмотря на заложенные в детстве установки и усилия дарвинистов, тех, кто использовал побочный эффект генофлекса, с каждым днём становилось всё больше. Трудно устоять, когда тебе предлагают жить дольше, не болеть и выглядеть молодо.

Невозможно устоять.

Вот почему Джада удивилась, увидев вывеску «АПТЕКА» – ведь индустрия классической медицины и фармакологии рухнула, и это заведение напоминало парусное судно, неведомым образом оказавшееся среди современных кораблей. Судно, которое пытается делать своё дело, но ни на что не претендует. Осколок прошлого, которому суждено раствориться в равнодушном Времени, ведь для следующего поколения слово «Аптека» не будет ничего значить.

Грусти Джада не испытывала, знала, что новое всегда убивает старое: или полностью, или какую-то часть – таков закон жизни, поэтому, постояв немного напротив не пользующегося популярностью заведения, девушка прошла дальше и уверенно потянула за ручку дверь, над которой светилась современная, привлекающая внимание вывеска: «Биотерминал “Механическое напряжение”». А на самой двери значилось: «Только по предварительной записи».

– Надоело быть нативами?[5]

Услышав неожиданный вопрос, Рома и Даша, молодые, ещё по-настоящему молодые ребята, каждому из которых было не более двадцати пяти лет, переглянулись, после чего Рома коротко ответил:

– Да.

– И с чего хотите начать? – поинтересовался фрикмейстер.

И вновь смутил ребят.

– Мы думали, вы нам скажете, Паскаль, – промямлил Рома, назвав владельца биотерминала так, как он просил его называть – по имени. – Мы, конечно, читали в Сети и говорили с друзьями, которые сидят на генофлексе…

– Рома! – одёрнула парня Даша.

– А что не так? – нахмурился Рома. – Они действительно сидят на генофлексе. Надо называть вещи своими именами.

– Генофлекс – не наркотик, – твёрдо произнесла девушка, и стало понятно, кто из них стал инициатором визита в биотерминал.

– То есть вам нужна полная консультация? – поспешил вернуть себе слово Паскаль, которому не хотелось становиться свидетелем ссоры. Спросил, чтобы привлечь к себе внимание и тут же добавил: – Даша, в выражении «сидеть на генофлексе» нет ничего обидного или постыдного, мы сами так выражаемся. Фраза устарела, но ещё в ходу. – Короткая пауза. – При этом нужно понимать, что генофлекс, конечно, не наркотик, но отказаться от него невозможно.

– Совсем?

– Давайте я вам всё объясню, хорошо? – Паскаль обаятельно улыбнулся.

– Проведёте полную консультацию?

– Именно.

Назвать точный возраст владельца «Механического напряжения» не представлялось возможным – генофлекс его маскирует, а выглядел Паскаль лет на тридцать, ну, может, тридцать пять. И выглядел экстравагантно: густые светлые волосы заплетены в дреды, лицо обрамляет короткая бородка, на левой стороне шеи виднеется татуировка, но по левой кисти понятно, что под футболкой с длинными рукавами и дерзким принтом скрывается далеко не одна картинка. Завершали костюм мешковатые, немного рваные джинсы и кеды.

Внешность Паскаля могла вызвать сомнения, однако он считался одним из лучших фрикмейстеров Мили Чудес, а значит – всей Москвы, и предупреждение на двери: «Только по предварительной записи» появилось отнюдь не потому что он решил похвастаться наплывом посетителей.

– Насколько я понимаю, о пандемии SAS вы только читали?

– И слышали рассказы, – подтвердила Даша.

Рома молча кивнул.

– Так вот, всё, что вы читали и слышали – правда: SAS косил людей миллионами, как средневековая чума. И не важно, была у тебя аллергия или нет – под действием SAS она появлялась, и нельзя было предугадать, что именно станет для конкретного человека смертельным аллергеном: пыльца, пыль, морковка или кошачий секрет – что угодно. Абсолютно здоровый человек нюхал розу, валился от сильнейшего анафилактического шока и умирал на глазах у близких. Спасения не было. К тому моменту, как появился генофлекс, погибла треть населения планеты, он и только он остановил царившее тогда безумие. Поэтому, Рома, мы все сидим на генофлексе, всё человечество, без него мы мертвы.

– Это лекарственный генофлекс, – заметил молодой человек.

– Современная модификация генофлекса тоже является лекарством и защищает нашу иммунную систему от SAS. Собственно, сейчас только вторая модификация и производится. Та самая модификация, которая обеспечивает наилучшие возможности применения побочного эффекта. Вам не скучно?

Фрикмейстер любил поболтать, но зорко следил за тем, чтобы клиенты не потеряли к происходящему интерес.

– Нет, – буркнул Рома.

– Вы всё это видели? – неожиданно спросила Даша. – Я имею в виду пандемию.

– Да, – помолчав, ответил Паскаль.

– И как?

Она догадывалась, что фрикмейстер много старше их, что он не знает, а помнит взорвавшую планету пандемию, и хотела услышать человека, сумевшего пройти через ад тридцатилетней давности.

– Мне едва минуло восемь, но я отчётливо помню, что было очень страшно. И очень… безнадёжно. – Лицо Паскаля затвердело, а из глаз напрочь исчезли приветливость и дружелюбие. На мгновение исчезли. Но в это мгновение перед Ромой и Дашей сидел совершенно другой человек. – Но появился генофлекс… – Голос фрикмейстера вновь стал мягким и весёлым. – А затем открыли его побочный эффект… Вы ведь знаете, что такое 3D-принтер?

– Конечно.

– В 3D-принтерах для создания предметов используются специальные порошки или паста, так вот, генофлекс – это своего рода порошок для нашего организма. В этом заключается его побочный эффект: он оказался уникальным биологическим материалом, из которого можно построить любые клетки, и они будут в точности соответствовать оригинальным и, соответственно, работать в точности как оригинальные. Но для того, чтобы использовать генофлекс подобным образом, требуется…

– Биочип, – подала голос Даша.

– Совершенно верно! Дарю вам десятипроцентную скидку за догадливость! – провозгласил Паскаль.

Девушка зарделась.

– Изначально людям делали инъекции генофлекса, один кубик в месяц. Потом разработали вживляемые в левое предплечье анализаторы, они контролировали уровень препарата и при необходимости вводили дополнительную дозу из встроенных капсул. Каждый человек стал носить при себе небольшой запас генофлекса, благо он не портится… А потом появились биочипы, инженеры нашли способ подключить цифровое устройство к нашей высшей нервной системе, и к спинному, и к головному мозгу, и перевернули мир. Биочип контролирует состояние нашего организма в режиме двадцать четыре на семь, без отдыха и сна, следит за нашим здоровьем, как добрый врач. И кроме того, он способен управлять движением генофлекса, использовать его для «ремонта» органов или создания новых. Благодаря связке биочип – генофлекс мы избавились от болезней, стали стройными, сильными, красивыми, молодыми и планируем жить много дольше, чем наши предки. – Паскаль задумчиво посмотрел на свою руку. – Единственное, за что не берутся фрикмейстеры – это кости, особенно, основные, вроде позвоночника. Так что если человек родился слишком низким или слишком высоким он таким и останется. Всё остальное мы с лёгкостью поправим.

– С лёгкостью? – уточнила Даша.

– Я наблюдаю за происходящим с самого первого дня и могу с уверенностью заявить, что технология применения побочного эффекта генофлекса находится на пике развития, – твёрдо ответил фрикмейстер. – Главное – не перепрыгнуть «барьер 66»: если доля генофлекса в организме превысит шестьдесят шесть процентов, наступает разлом и вы умираете достаточно неприятной смертью. Второе ограничение, о котором я обязан вас предупредить – это «барьер 25», если доля генофлекса в организме превысит двадцать пять процентов, человек теряет репродуктивные функции.

– Навсегда? – тихо спросила девушка.

– Навсегда, – подтвердил Паскаль. – В нашем организме срабатывает некий механизм, до которого учёные ещё не добрались, и он выключает ненастоящему, по его мнению, человеку способность размножаться. Кстати, с помощью генофлекса можно идеально провести лигаментотомию, но в данном случае пациент станет стерильным без «барьера 25».

– Что такое эта ваша лигамена… Лигомено?.. – Рома покрутил головой. – Как вы это назвали?

– Кажется, я догадываюсь, о чём идёт речь, – рассмеялась Даша. – Рома, тебе это не понадобится.

– Поздравляю, – хмыкнул Паскаль. И прежде, чем молодой человек потребовал объяснений, продолжил: – Потом учёные сообразили, что генофлекс умеет не только заменять клетки организма, но формировать принципиально новые, которых раньше не было. Хотите хвост? Пожалуйста! Клыки? Да на здоровье! Когти? Жабры? Ядовитую железу? Всё можно вырастить с помощью генофлекса, а поскольку наш мозг не умеет управлять хвостом, за него это будет делать биочип.

– Крутое устройство, – оценил Рома.

– Невероятно крутое, – не стал отрицать фрикмейстер. – Вы их уже установили?

– Нет, у нас только анализаторы.

– Биочип ставится за два-три часа. Процедура бесплатная, но провести её можно только в авторизованных клиниках «MechUnited». – Паскаль улыбнулся. – И только на оборудовании «MedConstruction».

– В чём подвох? – Рома среагировал на улыбку.

– Нет никакого подвоха, – покачал головой фрикмейстер. – «MedConstruction» производит робохирургов высочайшей точности, только они могут правильно вживить биочип. А «MechUnited» производит сами биочипы. Ни к кому другому не обращайтесь – из вас гарантированно сделают инвалидов.

– Подвох в том, что биочип нельзя снять, – вдруг сказала Даша.

– Да, это одноразовая процедура, – подтвердил Паскаль.

– Но их вроде обновляют? – нахмурился Рома.

– Сами чипы – да, но не «гнездо», в которое их сажают. А именно в нём прошита основная информация о вас. – Фрикмейстер выдержал паузу. – Вы можете поставить биочип и применять его только для контроля защиты от SAS и в качестве отличного сканера организма. Если же вам нужно другое…

– Все вокруг сидят на генофлексе, – угрюмо сказал Рома.

Даша кивнула. Но отвернулась.

Трудно удержаться, когда подруги стройные и красивые, а друзья – подкачанные и выносливые. И тоже красивые. Трудно оставаться настоящим, если все вокруг… тоже считают себя настоящими.

– Мир стал другим, и хочется быть его частью, – вздохнул Паскаль. – Хочется быть или красивым, или необычным. Или и таким, и таким одновременно. Или по очереди. Прелесть генофлекса в том, что вы можете играть в изменения так, как захотите. Сегодня сделаете себе ядовитую железу, завтра можете от неё избавиться. И от клыков. И от жабр. Сегодня станете вампирами, завтра – гоблинами. Кем угодно. В любое время можете исполнить любую фантазию. Если соберётесь изменить себя очень сильно, придётся поваляться в капсуле Родена…

– Где?

– Это специальная ёмкость, в которую вы полностью погружаетесь, когда хотите сделать серьёзные изменения или ускорить несерьёзные. – Паскаль кивнул на ванну, что стояла слева от рабочего кресла, которое занимали клиенты с «простыми» пожеланиями. – Ещё капсула Родена рекомендуется, когда нужно изменить цвет или структуру кожи.

– А почему «капсула»?

– В особых случаях я подключаю клиента к дыхательному аппарату и погружаю в раствор целиком. А сверху закрываю прозрачной крышкой.

– Зачем? – не сдержался Рома.

– Чтобы закипело быстрее.

Даша прыснула.

Упомянув и показав посетителям капсулу, Паскаль не удержался: поднялся и подошёл к своему рабочему месту.

– Всё будет происходить следующим образом. Вы придумываете, что хотите с собой сделать, после чего приходите ко мне, честно обо всём рассказываете, я даю пару-тройку дельных советов, после чего усаживаю вас в кресло, подключаюсь через кабель к биочипу и провожу сканирование вашего организма…

– Обязательно через кабель? Я слышал, есть чипы с выходом в Сеть.

– Они есть, но я категорически не рекомендую ими пользоваться, потому что все страшилки, которые вы наверняка слышали, о взломах биочипов – это не страшилки. Рано или поздно вас взломают.

– Зачем?

– Чтобы получить над вами власть, – ответил Паскаль. – Если вам будут советовать поставить биочип с выходом в Сеть – отказывайтесь. И присмотритесь к человеку, который посоветует – он вам не друг. Не верьте фрикмейстерам, которые будут давать аналогичные советы: профессионал работает только через кабель и никогда не предложит поставить чип с выходом в Сеть.

Паскаль говорил настолько серьёзно и с такой убеждённостью, что произвёл на ребят даже большее впечатление, чем собирался. Когда он закончил, Рома и Даша вновь переглянулись, и молодой человек тихо сказал:

– Спасибо.

– Не за что. – Пауза. – Что же касается дальнейших действий, они выглядят так. Я сканирую ваш организм и создаю матрицу вашего желания, на это уходит день или два, в зависимости от нагрузки. Затем мы снова встречаемся, я показываю модель вашего будущего тела, или части тела, и если вас всё устраивает, загружаю матрицу в ваш биочип, и он приступает к работе: начинает отбирать из вживлённой в вас ёмкости генофлекс и пускать его на строительство нового органа или изменение существующего. Дальше всё зависит только от вашего нетерпения. Выращивание нового органа процесс небыстрый, например, ядовитая железа появится дней за пять-шесть, а она, поверьте, весьма невелика по размерам. Рост клеток можно ускорить: или в капсуле Родена, или применяя стимуляторы, но я бы не советовал. Я сторонник старой школы и считаю, что лучше подождать.

– А в действительности?

– В действительности всё равно, – честно ответил Паскаль. – Просто я не доверяю стимуляторам.

– Спасибо за честность, – рассмеялась Даша.

– Не за что. – Фрикмейстер медленно провёл пальцем по спинке «клиентского» кресла. – Когда всё закончится, нужно будет раз в полгода приходить ко мне на осмотр. Это бесплатно и необязательно, но я люблю знать, что с моими клиентами всё в порядке.

– Вы хороший человек, Паскаль.

– Старая школа, – хмыкнул фрикмейстер.

– Я слышал, что есть приложения для коммуникатора, с помощью которых мы сами можем снимать показания с биочипа.

– Моя аппаратура точнее, но я ничего не имею против стандартного приложения. Оно безопасно. Если же захотите модное, расширенное, то не забывайте, о чём я говорил: подключайтесь только через кабель. А для максимальной безопасности купите для этих подключений специальный коммуникатор и никогда не ходите через него в Сеть, чтобы не набрать зловредных ботов. Они залягут в ваше приложение, дождутся подключения и взломают вас, превратив в каких-нибудь уродов.

– Зачем? – изумился Рома.

– Они так развлекаются, – ответил фрикмейстер. – Это просто игра «Нагадь ближнему», не несущая в себе никакого смысла.

– Пожалуй, проще будет заходить к вам.

– Это уж вам решать. И всегда помните о барьерах. И о том, что количество генофлекса в вашем организме со временем будет расти.

– Это как? – растерялась Даша.

– Людям кажется, что двадцать пять процентов – это очень много, можно и лицо подправить, и кожу улучшить, сделать хорошую фигуру, обзавестись сильными мышцами, но при этом всегда нужно помнить, что во многих случаях применение генофлекса невозможно обратить вспять.

– Вы говорили не так!

– Я говорил, что можно играть с изменениями по своему желанию, – напомнил фрикмейстер. – А сейчас расскажу, какова цена подобных игр. Предположим, вам не нравится форма губ. – Теперь Паскаль смотрел на Дашу. – Мы с вами выбираем новую, которая нравится вам и не уродует лицо. Тратим на это примерно сутки чистого времени. – Девушка не удержалась и рассмеялась шутке. – Я создаю соответствующую матрицу, и через несколько дней вы получаете новые губы. Старые уничтожены, но их образ записан в памяти компьютера, и если вы захотите их вернуть…

– Они будут из генофлекса, – догадалась девушка.

– Совершенно верно, – подтвердил Паскаль. – А поскольку генофлекс искусственный строительный материал для наших клеток, он не обновляется, но постепенно разрушается, как разрушается всё на свете, кроме пирамид. Для поддержания себя в новом виде вам придётся периодически вкалывать всё новые и новые дозы генофлекса. И есть ещё один нюанс, о котором я не имею права не сказать: в пограничных зонах, в местах стыка генофлексовых клеток и оригинальных, генофлексовые при разрушении уничтожают соседние оригинальные клетки. А это значит…

– Зона генофлекса постоянно растёт.

– Не сильно, не быстро, но растёт, – кивнул фрикмейстер. – И если об этом не задумываться, можно не заметить, как первый барьер окажется совсем рядом и чтобы подлатать какой-нибудь внутренний орган, вам придётся отказаться от идеи стать отцом. Или матерью.

Некоторое время ребята молчали, а затем Даша неуверенно спросила:

– Хотите сказать, что лучше в эти игры не играть?

– Играть можно, заигрываться нельзя, – серьёзно ответил Паскаль. – Нужно помнить, что генофлекс может убить – как бороться с разломом и очень точно контролировать его использование, никто не знает. Нужно помнить, что генофлекс – это в первую очередь лекарство, защищающее нас от SAS; во вторую – отличный способ справиться с болезнями, как с существующими, так и с теми, которые могут возникнуть в будущем. И только в третью очередь генофлекс помогает вам выглядеть молодо и красиво. Или необычно.

Вновь возникла довольно длинная пауза, а затем Даша сказала:

– Теперь я понимаю, почему нам посоветовали обратиться именно к вам, Паскаль.

– Со мной скучно, – улыбнулся фрикмейстер.

– С вами правильно. – Девушка протянула ему руку. – Спасибо вам большое.

«БУДЬ ТЕМ, КТО ТЫ ЕСТЬ!»

Один из «классических» лозунгов дарвинистов и уж точно самый известный. Крупные буквы, красная краска. Написано не только что – краска успела высохнуть. Скорее всего, надпись появилась ночью, но её не стёрли, даже не попытались замаскировать и это несмотря на то, что Терри прогуливался по Миле Чудес, в которой дарвинистов не должны были жаловать. Не жаловали, конечно, но лозунг не стёрли. Так часто пишут, что надоело стирать? Или всем плевать?

– Интересно…

В зоне Би-3 Соломон не задержался, зашёл в предоставленные апартаменты – очень хорошие, трудно представить, что в башне «General Genetics» могут быть лучше; переоделся – с размером служащие угадали, и направился в гараж Биобезопасности. Сначала планировал остановиться на чём-нибудь неприметном, каком-нибудь недорогом, не привлекающем внимание «седане» неброского цвета. Затем сообразил, что вряд ли они с напарником станут вести скрытое наблюдение, зато наверняка придётся встречаться с местными уголовниками, нравы которых не сильно отличались от тех, что царят в криминальной среде по всему миру: бандитам важно, как ты себя показываешь. Не покажешься – начнут переговоры не в той тональности, которая нужна Терри. Кроме того, бандиты непредсказуемы: и потому что бандиты, и потому что среди них полно торчков, а поскольку силового сопровождения не будет, нужно позаботиться о безопасности. Исходя из этого, Соломон остановил выбор на массивном внедорожнике «Cat5000», выглядевшем гражданским, только очень большим, но в действительности снаряженным для участия в полноценных уличных боях: с надёжным бронированием, колёсами с автоматической подкачкой и таранным бампером. В качестве «бонуса» прилагался комплект дронов и выдвижной 12.7-мм пулемёт Браунинга, неувядающая классика, которую, как искренне надеялся Терри, на этот раз применять не придётся.

Машина ему понравилась больше, чем предыдущая версия – «Cat4000», который был слишком уж внедорожный и терпеть его на городских улицах можно было с большим трудом. Этот же вёл себя идеально, отлично двигался в потоке, а размеры лишь прибавляли ему брутальности. И внимания окружающих, разумеется. Однако, несмотря на превосходную управляемость внедорожника, Соломон оставил его на границе Мили Чудес и дальше пошёл пешком. Ему нравилось бывать в подобных районах, слушать их звуки и впитывать неповторимое дыхание, во многом непонятное дыхание тех, кто решил стать совсем другим. «Они хотят выделиться или по-настоящему измениться? В чём причина нежелания оставаться людьми?»

Терри, как и подавляющее большинство обычных людей, не понимал, для чего фрики превращают себя… во фриков. Но он, в отличие от подавляющего большинства обычных людей, хотел понять. Ведь в конце концов, как бы фрики ни старались себя изменить, они всё равно оставались людьми. Как минимум, в исходной версии.

«БУДЬ ТЕМ, КТО ТЫ ЕСТЬ!»

– Пытаешься прочесть или надпись нравится? – поинтересовался оказавшийся рядом орк: зелёная кожа, глубоко запавшие глаза, кольцо в носу, отсутствие волос, маленькие острые уши и мощное, мускулистое сложение.

– Что? – Только сейчас Терри сообразил, что до сих пор стоит возле надписи, что в Миле Чудес выглядело, мягко говоря, подозрительно.

– Заснул?

Орк задал вопрос не совсем нейтральным тоном, и не желающий скандалить Соломон поспешил объясниться:

– Не понимаю, почему её до сих пор не стёрли.

– А-а-а, вот ты о чём… – Орк почесал массивную нижнюю челюсть, из которой росли два клыка. – Не местный?