Продавец игрушек

Глава 6

Утро началось с голой Леони, что было по меньшей мере неожиданно.

Изначально голой она не была, к двери его комнаты она явилась в легком белом платье. Правда, выражение лица было несколько странное: как у ребенка, который уверен, что скрыл от взрослых огромную тайну, хотя на самом деле обнаружил, что во время дождя с неба льется вода. То, что иногда не только вода, ребенок еще не знает. Означать в случае Леони это могло что угодно, но Марк рассудил: если она не подошла к нему в другом месте, ей нужно поговорить о чем-то важном, и он ее впустил.

Только говорить она не собиралась, она сразу стянула платье через голову, продемонстрировав, что под платьем нет ничего, кроме фигуры, которую можно было без иронии назвать безупречной. Марк окинул тело своей неожиданной гостьи быстрым взглядом, отвернулся и тяжело вздохнул.

– Охренеть как сейчас обидно было! – возмутилась Леони.

– Оденься.

– Ты издеваешься? Не понял, зачем я пришла?

– Понял очевидную часть. При любом раскладе не хочу связываться.

– Ты что… Ты из этих?.. У которых проблемы из-за… всякого?

Проблем у Марка как раз не было, и прямо сейчас это серьезно усложняло разговор, но не могло изменить его решение. Слишком уж странное поведение было – даже для Леони. Нет, возможно, она захотела этого сама, у нее вообще с жизнью простые отношения.

Но оставался еще вариант, что ее подослала Императрица, и это многое меняло. В последнее время у Марка наметился заметный прогресс по всем пунктам. Да оно и понятно: как только была решена главная проблема, он вернулся к привычному для себя ритму работы. Сам он за всякими баллами и рейтингами не следил, но знал, что близок к вершине. Из свиты Императрицы выше него пока только Нико, Леони уже отстала. Может, за это и наказана?

Он терпеть не мог интриги и не собирался делать даже шаг в их сторону.

– А я не буду одеваться, пока ты со мной не переспишь! – возмутилась Леони. Марк слышал, как она топнула босой ногой для убедительности. Звук получился забавный.

– Зрелая позиция.

Не оборачиваясь, он снял с кровати покрывало и швырнул в гостью. Судя по ее возмущенному воплю, попал. Посмотрев на Леони, он обнаружил некое подобие гриба на тонких ножках с причудливой шляпкой. Она умудрилась запутаться в покрывале, а когда выбралась, всклокоченная и злая, романтическое настроение ее покинуло. Леони подхватила с пола платье и кое-как натянула на себя.

– Мог бы повежливее отказаться!

– Для этого нужно повежливее предлагать.

– Это из-за Жрицы, да? Ты спишь с ней? – Леони замерла, обдумывая свои мысли, потом широко улыбнулась. – Ну, точно! Она заставила тебя стать ее любовником, и теперь ты сдержался, чтобы не спровоцировать ее ревность и тем самым защитить меня!

– Я уже могу ответить или дождаться момента, когда ты нафантазируешь нашу свадьбу и двух детей?

– Но мы ведь можем сделать так, что она не узнает!

Марк сильно сомневался, что такое возможно – у Гекаты свои способы получения информации. Она за саму попытку утаить от нее что-то может слегка пожурить… например, оторвать руку.

Но если бы он сказал о таком Леони, она все равно истолковала бы это как страх, а он не боялся. Он и сам не знал, почему мгновенно подумал о Гекате, и у него не было настроения философствовать. Он просто подозревал: если он решит развлечься таким тут с кем-то, да еще из свиты другого Воплощения, ни к чему хорошему это не приведет.

Ну а Геката… Он даже не брался сказать, что будет работать с ней и дальше. Когда они расставались, она сказала, что сама свяжется с ним. Однако прошли дни, потом – недели, а не было даже звонка. То, что она обеспечила ему обучение, не означало, что она оставит его рядом с собой. Марк все это понимал, он ничего не ожидал, и все равно поступить иначе сейчас не мог.

Леони то ли поняла это, то ли решила, что обижена слишком сильно для утренних забав.

– Ну и ладно, – надулась она. – Тогда хоть на занятие вместе пойдем. Или ты со мной даже дружить не будешь?

Марк проигнорировал несколько инфантильное определение «дружить», он поинтересовался:

– Ты трусы для начала надеть не хочешь?

– Пф, зачем они мне? – фыркнула Леони. – Идем, первыми будем! И придем вместе, как пара, чтобы я хоть грязные сплетни о тебе могла пустить!

– Сейчас урок медицины, я от них освобожден.

– От лекций. Но наша Ада сказала, что сегодня будет некое уникальное занятие, она покажет нам свою лабораторию!

– От уникальных занятий я тоже освобожден.

– Неужели тебе неинтересно?

Вот тут она его подловила – ему и правда было интересно. Ему не раз доводилось слышать об экспериментах Аделаиды Синс, но он до сих пор не разобрался, в чем именно они заключаются. Теперь появился шанс закрыть этот пробел.

Они покинули жилую часть здания вместе, спустились в тоннель. Снаружи стояла ясная погода, туман уж пару дней как отступил и пока не собирался возвращаться. Ветер приносил со стороны озера свежесть и запах чего-то сладкого, заставляющего думать о мёде и фруктах. Марк в такую погоду с куда большим удовольствием прогулялся бы по поверхности, но – нельзя. Протокол должен быть соблюден, поэтому он брел по тоннелю вместе со всеми.

Изначально, когда к лаборатории двигались только он и Леони, все было неплохо. Однако чем больше студентов оказывалось рядом с ними, тем теснее заполнялось пространство. Леони еще и сообщала всем, кто имел неосторожность оказаться рядом:

– Вы ведь понимаете, что мы с самого начала идем вместе, да? А мои трусики сейчас у него в кармане!

– Я не ношу при себе воображаемые предметы, – равнодушно бросил Марк.

Особого раздражения он не чувствовал, понимал, что с ее стороны это месть за уязвленную гордость. И эта девушка недавно рассказывала ему, как страшна и злопамятна Жрица, надо же… Либо Леони врала тогда, либо не соотносила одно с другим. Марк в какой-то момент перестал обращать на нее внимание: тоннель кончился, началась зона лаборатории.

Аделаиде достался один из центральных аттракционов прошлого – просторный сказочный замок. Раньше здесь наверняка устраивались какие-нибудь представления, кружились в танце пары, на первом этаже и вовсе пустили узкий канал, по которому можно было прокатиться в лодке, наблюдая, как на маленьких островах примитивные роботы разыгрывают сказочные сюжеты.

Глобально Аделаида ничего не меняла, смысла не было. Клетки, необходимые ей для исследований, встроили прямо в аттракцион – бронированные стеклянные перегородки, через которые можно было наблюдать за притаившимися внутри существами. И собранная коллекция впечатляла…

Марк такого не ожидал, он думал, что Аделаида будет работать с малыми образцами, совсем как ученые из городских лабораторий. Она ведь даже не на специализированном Объекте, тут цель другая! Но она явно умела настаивать на своем, и замок кишел тварями, которые людям, бывавшим здесь в дни работы парка, могли привидеться разве что в ночных кошмарах.

В канале теперь плавало что-то крупное, гладкое, жадно щелкающее вытянутыми челюстями, когда дроны-«Универсалы» швыряли в воду куски рубленого мяса. По забавному толстенькому роботу-человечку, распевающему жизнерадостную песенку, ползал, оставляя за собой скользкий след, пульсирующий сгусток щупалец. В стеклянном кубе, завывая, метались прокаженные, изуродованные несколькими видами червей. Здесь были и довольно крупные особи: среди подвесных качелей и цветочных лиан нервно бегала тварь, похожая на жутковатую смесь собаки и человека – но при этом превосходящая человека размером раза в два. Умом она не отличалась, сходство ей досталось явно ради привлечения добычи, но от этого смотреть на нее легче не становилось. С такими челюстями она горло одним движением перекусит…

– В моей лаборатории собрано больше двухсот видов, выловленных в пустоши и пойманных на территориях малого контроля! – с гордостью объявила Аделаида, проводившая их по замку.

В подвесной сфере-клетке замер среди густой зелени крупный бурый примат. Он Марку сразу показался каким-то ненормально сонным, не уставшим даже, а потерявшим ко всему интерес. Причину долго искать не пришлось: когда группа людей подошла поближе, на покрытой проплешинами спине зверя распахнулась дюжина налитых кровью глаз, которые смотрели в разные стороны одновременно, щурились, то закатывались, то закрывались.

– Ничего себе! – присвистнула Леони. – Никогда не видела таких обезьянок!

– Потому что это не обезьянка, – напряженного отозвался Марк. – Это два разных вида: на спине – паразит. Изначально он закрепляется на плоти носителя тонкой пленкой и постепенно врастает в него, частично копируя его генетический код. Судя по состоянию паразита сейчас, закрепился он не меньше года назад.

– А на другое живое существо он перебраться может?

– Может. Он в таком состоянии и размножиться может, если уже этого не сделал.

Примат по-прежнему оставался за стеклом и не пытался выбраться наружу, но Леони на всякий случай отошла подальше.

Марк не собирался делать из их обсуждения демонстрацию, он говорил тихо – однако и шептать не пытался. Аделаида его все-таки услышала, могла бы проигнорировать, но нет, она остановилась, причем остановилась на лестнице, на пару ступеней выше Марка, лишь это могло обеспечить ей возможность смотреть на него сверху вниз. Скрестив руки на груди, она поинтересовалась:

– Вы хотели бы покритиковать мою работу, господин Вергер?

– Не хотел бы, но могу высказать свое мнение, если оно понадобится. А если не понадобится, буду и дальше надеяться, что все под контролем.

– У вас возникли сомнения?

– Опасения, – уточнил Марк. – Я увидел больше опасных видов, чем предполагал.

Аделаида позволила себе презрительную улыбку:

– Мы не из пугливых.

– Вы – это кто? – заинтересовался Марк.

Как он и ожидал, она смутилась:

– Ну… в смысле? Разве непонятно?

– Непонятно. За то время, что мы здесь провели, я не видел никаких сотрудников. Здесь только роботы и вы.

– Этого достаточно! Объект-21 не предполагает большой штат сотрудников, неужели вы не знаете об этом, господин Вергер?

– Знаю, – кивнул он. – Я даже знаю, почему. Этот Объект находится в зоне повышенного риска, на него могут в любой момент напасть. И я тут подумал… Если это произойдет, если будет прямое попадание в лабораторию… Что произойдет тогда? Если ее разрушат до основания – все понятно. Но если нет, если просто откроют часть клеток?

– А если Земля вдруг взорвется? – нервно хихикнула Аделаида. – Мы не можем обсуждать каждую гипотетическую ситуацию!

– Но можем обсуждать наиболее вероятную. Что оправдывает такой риск?

– Исследования! Мы здесь держим паразитов не потому, что они красивые. Мы учимся бороться с этими существами, изобретаем новые методы! Исследуем яды, чтобы найти противоядие. Цель лаборатории – обеспечить наибольшую безопасность для наших людей, в том числе и Мастеров Контроля!

Она продолжала прикрываться этим удобным «мы» – скорее по привычке, чем в реальной надежде кого-то обмануть. Марк уже успел проверить коды, он знал, как дела обстоят на самом деле.

Аделаида действительно оставалась единственным живым человеком в этом замке. Она, как и любой Мастер, легко контролировала десятки роботов, их руками и работала. Когда же она была отвлечена, машины действовали по заранее написанным программам.

И все это было неплохо в мирное время. Если же произойдет сбой, пусть и не такой глобальный, как описал Марк, если откроется хотя бы одна из клеток, освободившаяся тварь может принести хаос, и Объект-21 будет уничтожен изнутри. Как Черный Город допустил такое, как просмотрел? Нет, слишком эмоциональная оценка… Допустил – да. Просмотрел – нет. Возможно, Аделаида искренне верит, что все тут вертится вокруг ее исследований. Марк же склонялся к версии, что этот зверинец – один из способов уничтожения Объекта, если что-то пойдет не так.

Но доказать это не получится, да и смысла нет. Марк завершил разговор, он молчал до конца обзора. Он сделал так, что Аделаида выглядела победительницей их спора, и надеялся, что этого будет достаточно.

Конечно же, нет. Поначалу Аделаида не стала его упрекать – официально не за что. Но уже на следующий день Марк был назначен на дежурство возле приграничной стены. Мелкая месть с ее стороны, мелочная даже… Пускай, если на этом она угомонится.

Дежурство чередовалось с обучением и считалось частью практических занятий. Большую часть периметра охраняли военные, которые тут не жили, приезжали из других Объектов. Но на некоторых вышках, обычно тех, что располагались ближе к лесу, дежурили сменами по двенадцать часов студенты. На земле по обе стороны забора под маскировкой скрывались роботы – четыре «Офицера», два «Арахнида», «Универсал» просто на всякий случай. Ими можно было воспользоваться, если возникнет угроза.

Только вот возникала она очень редко, и главным неудобством дежурства была не опасность как таковая, а необходимость торчать в продуваемом всеми ветрами деревянном помещении, в котором из удобств – только два стула. За остальным полагалось спускаться.

Вид тоже не впечатлял. С одной стороны раскинулась равнина, основной объект наблюдения. Сзади шумел лес, зрелище поприятней, но к нему быстро привыкаешь, да и темнота мешает. По обе стороны – забор и другие вышки.

Дежурили всегда по двое, и если бы в напарники достался какой-нибудь Мельхор, ситуация стала бы куда менее приятной. К счастью, до такой мести Аделаида не додумалась, а может, власти не хватило. Дежурить с Марком предстояло Мустафе.

Они друг другу просто не мешали. Мустафа кивнул напарнику в приветствии и устроился у перил. Он смотрел на равнину, но взгляд его определенно был устремлен не туда, а в другое место… вероятнее всего, и в другое время.

Марк тоже не собирался выводить его на разговоры по душам. Он бы не отказался узнать, как сюда попал даже более необычный ученик, чем он сам. Но Мустафа пока всеми силами давал понять, что на беседу не настроен. Марк не настаивал, он принес с собой книгу с детскими рисунками, которую нашел на дне воронки. Он не скрывал, что забрал ее, пару раз точно мелькнул с ней перед камерами, но вопросов ему никто не задавал. Получается, никто не возражал против того, что он присвоил себе недавний мусор.

А вот Мустафа его занятие без внимания не оставил.

– Какой необычный выбор литературы, – заметил он. Голос у него всегда звучал чуть приглушенно, привычка, выдававшая долгую работу на опасных территориях. – Зачем тебе это?

– Пока не знаю, – соврал Марк.

Он давно уже понял, как можно использовать эту книгу. Не знал, получится ли, но в любом случае не собирался делиться своими планами с тем, кто не был ему другом.

– У тебя есть дети? – спросил Мустафа.

– Нет.

– Не было?

– Никогда, – ответил Марк. – И все мои родные мертвы… да и друзья тоже.

– Да, так бывает, когда жизненный путь становится длинным… Это ноша – но это же и благословение.

– Неужели?

– Да. Я знаю, за что я сражаюсь. Ты тоже знаешь. Дети, которые здесь живут… Они еще узнают. Или нет, но мало кому так повезет.

Марк закрыл книгу, отложил ее в сторону и перевел взгляд на собеседника. В голубовато-белом свете прожекторов Мустафа выглядел так, будто был отлит из серебра и бронзы.

– Я хочу узнать, как ты попал сюда, – сказал Марк. – Почему одно из Воплощений решило сделать Мастером Контроля именно тебя. Я не буду выпытывать это окольными путями. Расскажи, если считаешь, что можно. Я об этом прошу.

– Неплохо, – оценил Мустафа. – В наши дни мало кто просит честно. Это достойно вознаграждения.

Он сделал паузу, и в какой-то момент Марк допустил, что он сейчас начнет торговаться, потребует, чтобы собеседник раскрыл свои тайны первым, спросит про Гекату. Возможно, Марк и пошел бы на это, но лишившись прежнего уважения.

Только вот Мустафа не стал опускаться так низко. Лично у него не было никакой потребности говорить, он просто выполнил просьбу, потому что был на такое способен. Его голос звучал все так же негромко, чуть тягуче, без надрыва… Как поминальная мелодия по тем, о ком уже некому плакать.

– Я не был юным гением как те, кого ты видишь здесь. Я прошел обучение и был назначен в оборону Пригородов, нескольких сразу.

Это и правда было отличным результатом для молодого оператора, но не выдающимся. Впрочем, Мустафа и не искал славы, он был вполне доволен тем, что получил. Его ожидала типичная жизнь высокопоставленного военного: почет, уважение, достаток и возможность поселиться в одном из Пригородов. Он обосновался там и быстро выбрал себе жену.

Не потому, что влюбился, в любви он не нуждался. Мустафа был родом из религиозной общины с сильными традициями. Он вырос с четким пониманием того, что должен сделать, и делал это. Для Марка это не стало открытием – он не раз наблюдал, как Мустафа молится в положенное традициями время.

Он впервые почувствовал любовь, лишь когда у него родилась дочь. Причем не только к своему ребенку, но и к женщине, которая этого ребенка родила. Он не ожидал такого, но все равно получил и воспринял со смирением, как подарок небес.

У него было все, что он считал важным и нужным. Мустафа даже не рвался в Черный Город, его устраивала жизнь в тихом Пригороде. Он охранял это поселение и многие другие, поэтому он был абсолютно уверен, что с его родными ничего не случится.

– Это смешная уверенность, – еле заметно усмехнулся он. – Теперь я понимаю… А тогда и мысли не допускал, что потеряю их. Детство верит в бессмертие. Юность верит в свою неуязвимость. А потом приходит жизнь и говорит правду о мире.

– Как они умерли? – спросил Марк.

– Надире было пять лет… Удивительный ребенок, солнечный луч, чистая энергия… Непоседливая даже больше, чем другие дети. Моя жена, Раджа, следила за ней, но… Иногда упускала из виду. В этом не было ничего страшного, она мне сама рассказывала, смеялась… В тот день тоже упустила. Но уже не рассказала мне об этом, не смогла…

Мустафа так и не узнал, как пятилетняя девочка выбралась из дома. Но так ли это сложно? Стояло теплое лето, окна и двери открывались для проветривания. Надира покинула дом, стоявший на окраине Пригорода, и побежала по цветочному полю к близкому лесу, такому уютному, полному деревьев, казавшихся девочке пушистыми, манящему сладким запахом, совсем как у конфет…

И даже то, что она вошла в лес, во многих случаях не стало бы проблемой: территорию возле Пригородов отлично защищали, зачищали по первому же сигналу. Надире просто не повезло.

– Кто там был?

– Ловушка.

Мустафа даже это умудрился произнести ровно, хотя они оба понимали, какой чудовищный смысл скрывался за вполне безобидным словом. В прошлом Ловушки уносили немало жизней. Тогда представители Черного Города начали рассказывать о них людям, сразу в школе предупреждали… Но Надира не дожила до школы.

Ловушки опасны тем, что они небольшие, их сложно обнаружить, поэтому они могут пересечь границу и пробраться далеко на охраняемую территорию. Критической угрозой их не признали лишь потому, что они не способны на массовое убийство. Но если они доберутся до жертвы, они уже не отпустят.

У взрослого человека, оказавшегося в одном лесу с Ловушкой, еще есть шанс. Эту тварь легко распознать, и чтобы выжить, достаточно держаться в стороне: она нападает только на тех, кто подойдет к ней вплотную. Но Надира подошла… С этого момента ее судьба была предрешена.

– А твоя жена? – спросил Марк.

Мустафа бросил на него изучающий взгляд:

– Почему ты не говоришь, что сочувствуешь мне? Обычно люди такое говорят.

– Я сочувствую, но мои слова не облегчат твою боль. Они помогут мне казаться лучше, а я не хочу. Что случилось с твоей женой?

– Беда Раджи была в том, что она обнаружила нашу дочь слишком рано и слишком поздно.

Мать девочки и правда быстро заметила, что Надиры нет дома. Она пошла следом: то ли догадалась, куда направилась малышка, то ли увидела. И ее действительно ожидали в конце пути два «слишком»… Слишком поздно было что-то менять, Ловушка уже поглощала Надиру. Слишком рано Раджа пришла, потому что ее дочь еще не умерла. И мать, даже знавшая, что спасти никого не получится, все равно не удержалась, бросилась к своему ребенку. Ловушка с готовностью поглотила вторую жертву.

То, что дом опустел, обнаружили соседи. Они вызвали Мустафу, он прибыл с товарищами, начал поиски… Тела нашел именно он.

Марк не знал, что он почувствовал в тот момент. Даже представить не брался – знал, что не сможет. Сейчас в голосе Мустафы не было даже тени боли. Не потому, что боль оставила его, пощадила, а потому, что слилась с ним, достигла абсолютного предела, при котором стала естественной, как дыхание.

Марк прекрасно знал, что оставляет от людей Ловушка. Мустафа обнаружил даже не трупы, а перемешанную груду окровавленных костей.

– Ты попытался похоронить их? – спросил Марк.

Он не забывал, что собеседник из религиозной общины. Такие очень часто пытались нарушить все запреты, чтобы обеспечить близким вечный покой по своим традициям. Мустафа был военным, возможно, ему бы даже позволили такое, иногда исключения делались…

Он покачал головой:

– Нет. Я не пытался, не хотел. Я не думал в тот момент, просто знал, что нужно делать. Всё пришло само.

Он снял плащ и завернул то, что осталось от его жены и дочери… то, что осталось от его счастья. Мустафа понимал, что это конец, и знание должно было сломать его, поэтому он запретил себе размышлять о случившемся. Он верил голосу, звучащему в его душе, отдающему приказы.

Он поднял плащ на руки и пошел вперед. Другие военные задавали вопросы, но он не то что не знал ответов – не понимал обращенных к нему слов. Он не пытался уловить смысл, для него значение имело лишь то, что никто не становился у него на пути.

Он направился к Черному Городу. Пешком пошел, не выпуская из рук свой самый тяжкий груз. Другие люди держались рядом с ним, охраняли его, но близко никто не подходил. Сияющая огнями похоронная процессия в темноте.

– Я пришел к Черному Городу и остановился у его ворот, – Мустафа говорил все так же монотонно, будто нараспев, и его взгляд снова был устремлен в другое время. – Я сказал ему: «Смотри! Вот все, что у меня было. Возьми жену мою и дочь мою и отдай их моему богу, потому что я знаю, что ты говоришь с ним!»

Марк о многом хотел бы спросить. Ему было важно узнать, как именно Мустафа обратился к Черному Городу, где это происходило, почему он верил, будто Черный Город дотянется до его бога – и почему ждал ответ. Однако он не сомневался, что объяснять ему никто ничего не будет. Если сейчас прозвучит хоть один вопрос, хватка прошлого ослабнет, Мустафа очнется, и история не будет завершена. Поэтому Марк ждал, принимая то, что ему готовы были отдать.

– Черный Город выслушал меня, а потом он сказал: «Хорошо, Мустафа. Я возьму жену твою и дочь твою и отдам их богу твоему, чтобы они остались вместе и были в покое. А ты взамен отдай мне жизнь твою». И я смеялся… Смеялся, и плакал, и целовал землю у его ворот. Я говорил ему «Спасибо!», потому что он назначил такую ничтожную цену. Зачем мне моя жизнь, если в ней больше нет солнца? С тех пор я живу для Черного Города и умру за него, а по своей воле – не могу.

Произошло это больше тридцати лет назад, и эти тридцать лет Мустафа провел на границе. Его перевели туда, назначили в отряд, оберегавший территорию Черного Города. Эти люди принимали на себя самый большой риск и обычно долго не жили…

Но Мустафа выжил вопреки всему. Он не рвался к этому, ничего не делал для собственного спасения, он лишь выполнял задания. Он попросту был настолько хорош, что смерть не успевала до него добраться. Он и сам не заметил, как состав отряда вокруг него полностью поменялся, даже командиры. Кому-то дозволено было уйти на покой, куда чаще операторы умирали, и только он оставался на своем посту.

Сначала он был ровесником большинства операторов, потом стал одним из старших воинов, а потом – самым старшим, рекорд установил. Ему не раз предлагали принять роль командира, но он не хотел, не видел в этом смысла. Он желал лишь одного: сражаться и умереть за Черный Город.

При этом ни боль, ни клятва не лишили его умения чувствовать. Он привыкал к своим товарищам по оружию, прикипал к ним. Они насмешливо звали его Стариком, но это была добрая насмешка. К Мустафе прислушивались, его опыт ценили. У него не было семьи, поэтому его семьей стали солдаты. Он скорбел о каждой потере, но понимал, что это неизбежно. И все же массовой гибели не ожидал даже он… да и никто не ожидал.

– Нам велели подготовиться к прибытию гипер-мутанта. Сказали, что особо крупная тварь бежит в нашу сторону… Такое иногда бывает. Чаще всего мы их отпугиваем, но порой они будто с ума сходят, несутся сюда – и все, только сражаться и можно! Мы приняли приказ и были готовы.

Но готовы они были только к появлению мутанта. Никто не подозревал, что под брюхом этой твари к границе подберется целая стая хищников поменьше – и все равно бесконечно опасных. Марк знал, что такое случается: мутанты это не планируют, они действуют инстинктивно. Обычно стая сопровождает гиганта, чтобы поживиться остатками его добычи, когда он наестся. Чтобы не быть замеченными и затоптанными, хищники двигаются синхронно со своим невольным лидером, прячутся от жара пустошей в его тени… Именно поэтому спутники распознали их как элемент гипер-мутанта.

Этого отряд не ожидал. Они подобрали оружие так, чтобы справиться с одним крупным противником. Но появление стаи нарушило их тактику, командиры не сумели подстроиться достаточно быстро – и они не справились.

Солдаты помоложе еще верили, что они спасутся, все получится и потом они с гордостью будут рассказывать об этой битве своим детям. Мустафа, более опытный, более мудрый, сразу понял, что всем им суждено погибнуть. Но он как раз воспринял это без страха, с радостью даже… Он выполнит слово, данное Черному Городу – и наконец-то снова увидит своих девочек.

Даже такая решимость не могла уберечь его от новой боли. Он видел, как рядом с ним умирали его друзья, люди, заменившие ему семью…. Он не мог от этого отстраниться, но не мог и изменить. Он хотел помочь им, пытался даже заслонить собой, однако не успевал. Умирали молодые и желающие жить. А Мустафу как будто берег рок – скорее злой, чем добрый. То, что должно было стать мирным уходом, обернулось непередаваемым страданием.

Он не сдался даже тогда. Глядя, как лишенные разума твари убивают дорогих ему людей, Мустафа почувствовал такую ярость, какую не испытывал даже в юности. И он сражался один за всех. Как только кто-то из солдат умирал, Мустафа тут же перехватывал контроль над его роботом, и оружие продолжало битву. Лилась кровь, и не оставалось людей, но оставались дроны.

В конце той битвы поле скрылось под мертвыми телами, и умерли люди… почти все. Остался лишь Мустафа, призраки его товарищей и армия дронов, которой управлял он один.

– Я никогда еще не брал под контроль так много… Не думал, что смогу… Больше сотни! Я не мог, не умел, моя голова раскалывалась, я едва не ослеп от боли… Ты знаешь, что это такое?

На этот раз Марк мог ответить уверенно:

– Да. Я знаю.

– Это был мой конец… Я остался один, но так и не убил всех. Я не был невредим, – Мустафа перевел взгляд на протез, заменивший ему руку, сжал и разжал механические пальцы. – Я был разрушен. Металла, который ты видишь сейчас, не было. Были кровавые ошметки моего тела. Но я приветствовал это! Я второй раз за жизнь потерял всех, кто был мне дорог… Я просто не мог продолжать.

Он оставался на ногах, пока его израненное тело позволяло это, а потом рухнул в кровавую грязь. Он закрыл глаза, он ждал… Тишина все-таки наступила, но не для него одного. В тишину погрузился весь мир, разом очистившийся от воя и рычания хищных тварей.

Боль не исчезла, Мустафа все еще был жив. Он заставил себя открыть глаза – и впервые увидел Колесо Фортуны. Похоже, он продержал оборону достаточно долго, чтобы до границы добралось посланное Черным Городом Воплощение.

– И тогда я все-таки навлек на себя позор, – тяжело вздохнул Мустафа. – Глупый жалкий старик, разорванный на части, заплакал и попросил отпустить его… Я просил позволить мне умереть. Но он сказал мне: «Мустафа, ты забыл, что твоя жизнь не твоя? Так какое право ты имеешь выбрасывать ее?» И я почувствовал стыд, такой стыд… Ведь если я не выдержу до конца, смогу ли я встретить мою семью?

Марк снова промолчал, но Мустафа в его словах и не нуждался. В его мире все было понятно и логично, он просто принимал жизнь с привычным смирением.

Колесо Фортуны защитил границу и доставил Мустафу в больницу. Там оператора привели в себя, поставили необходимые протезы, вылечили. Тогда он и узнал, что ему предстоит стать Мастером Контроля. Он не удивился: если так угодно Черному Городу, он это сделает, вот и все.

– И теперь я здесь. Не знаю, сколько еще я пробуду на обучении… Вряд ли долго. Я дождусь, когда меня призовут, и буду служить дальше, до самого конца.

Ночь истекала, туман отступал. Где-то далеко на горизонте равнины робко проглядывал рассвет. Смена скоро должна была закончиться, а Марку хотелось знать больше, намного больше… Но иные вопросы хуже оскорблений, и он позволил себе лишь один:

– Мустафа… Как ты выяснил, что Черный Город говорит с твоим богом?

Старший мужчина покосился на него, и невозмутимое спокойствие на лице Мустафы впервые сменилось легким удивлением.

– А разве ты не знал?

– С чего мне это знать? – растерялся Марк.

– О том, что Черный Город говорит с моим богом, мне рассказала Великая Жрица.

Про Титана знали все. Официального названия у него не было, но он отображался на картах – как придорожный объект с серийным номером. Всего лишь один из ориентиров пути, часто используемого беженцами. Такими же ориентирами служат закрытые убежища, полуразрушенные поселки, покосившиеся наблюдательные башни. Разве можно сравнить с ними останки пятнадцатиметрового робота, навеки утонувшего в грязи?

Титан был не единственным осколком былых времен, сохранившимся в этих местах. Неподалеку, за парой рядов деревьев, которые и лесом-то не назовешь, до сих пор не исчезло до конца поле битвы. Ховакан не помнил, когда именно она произошла, даже толком не интересовался этим. Но поле он видел не раз… Пожалуй, не осталось воина, который не воспользовался бы своим правом на него взглянуть, слишком уж завораживающее зрелище оно собой представляло.

Тут когда-то схлестнулись машины, управляемые людьми, и машины, поддавшиеся Перезагрузке. Тогда еще оставалось неясным, кто победит в противостоянии, битва закончилась ничьей. Однако потерь хватало с обеих сторон… Просто для людей это жизни, а для виртуальных сущностей – машины, которые можно заменить точно такими же машинами.

Со временем останки людей истлели, обратились прахом, будто и не было их тут никогда. А вот машины остались… Полурасплавленные куски металла, поросшие вьющимися цветами. Разорванные на части копии фантастических зверей. Мелкие дроны, едва ли теперь отличимые от булыжников – если только сканер включить или присмотреться очень внимательно. Ну и конечно, антропоморфные роботы, похожие на гротескных мертвецов, поглощенных землей и деревьями. Само поле боя было жутким, так на него хоть смотреть не обязательно, выбор за тобой!

Другое дело – Титан. Его, похоже, когда-то снарядом подорвали, и что стало с нижней половиной – Ховакан понятия не имел. Скорее всего, использовали для запчастей или переплавки. А верхняя половина увязла в болоте, потом – в земле, когда болото пересохло. От Титана осталась голова, похожая на оголенный металлический череп, грудная клетка, скошенная по диагонали, и половина правой руки. Все остальное тоже исчезло. Титан годами служил всего лишь ориентиром на дороге, глядя на новый мир потухшими глазами, в одном из которых обустроили гнездовище древесные пауки.

А теперь это изменилось. Их отряд сначала получил сообщение от патрульных о том, что возле Титана происходит нечто странное. Но то сообщение было невнятным и уж точно не способным подготовить их к пугающей правде, ожидавшей впереди. Они лишь двинулись быстрее и вскоре обнаружили на дороге скопление людей – беженцев, патрульных и легальных путешественников. Все они держались на безопасном расстоянии от Титана, но смотрели только на него.

Потому что Титан внезапно ожил. Былую мощь он не вернул и опасным точно не стал – но он больше не был бесполезным куском металла. Круглые глаза горели желтым светом, один – сквозь остатки паучьего гнезда. Металлическая челюсть открывалась и закрывалась, как у голодного зверя, покрытая ржавчиной шея резко дергалась. Культя руки двигалась туда-сюда, и сил робота определенно не хватало на то, чтобы освободиться и уж тем более куда-то идти. Его могущество не вернулось, его орудия не работали – нечему там работать, все давно скрутили. Но он снова активировался, а не мог, никак не мог!

Лира, тоже наблюдавшая эту картину, выругалась так, что пара стоявших рядом операторов даже покраснела. Ховакан тоже порой удивлялся ее словарному запасу и затейливости фантазии, но сейчас ему было не до того. Он пытался определить, как такое могло произойти, и всякий раз упирался в один и тот же ответ: никак. Не было никакого смысла в том, чтобы частично восстанавливать этого робота, тратить на него ресурсы, искать источник питания – и ничего не получить взамен! Ну, кроме пугала, только это очень дорогое пугало.

Оживление Титана настораживало само по себе, но Ховакану казалось, что ситуация все равно под контролем, это чья-то шутка или провокация, угрозы нет. А потом к нему подошел патрульный, один из тех, что связывались с ним раньше, и тихо сказал:

– Мастер Ховакан, вам лучше это увидеть…

Ховакан сильно сомневался, что от этого ему действительно станет лучше, однако отказываться не стал. Пока поблизости нет Воплощений, он и Лира остаются высшей властью… и на Лиру такие обязанности лучше не возлагать.

С дороги людей не прогоняли, просто заставили держать дистанцию. А вот проход к полю перекрыли, установив среди деревьев ограждение. Правда, пока что на это никто толком не обратил внимания, всех куда больше интересовал Титан, казалось, что ничего более удивительного рядом просто быть не может.

А напрасно, потому что, добравшись до поля, Ховакан получил возможность наблюдать зрелище, которое будто выбралось из чьего-то кошмара.

Поле пробудилось. Разумеется, не оно само, но в первый миг Ховакану даже показалось, что оно: его камни, его травы, сама земля! Однако парой секунд позже он убедился, что никакой магии в этом мире по-прежнему нет. Просто двигаться внезапно начали все роботы, которые много лет считались мусором.

Никто не возвращал их к прежнему виду. Очнуться позволили тем самым останкам, которые просто не было смысла собирать. И вот уже дроны ползут по земле нервно, рывками, как насекомые с перебитыми лапами. А вон там пытается выехать из земли бронированная машина, но не справляется, корни держат крепко. А чуть дальше и вовсе беспомощно дергается похожий на человека робот, вокруг которого наросло дерево-паразит. Оно просто использовало его как подпорку для ствола, и теперь в прошлом грозная машина размахивает переломанными руками и вертит головой, анализируя пространство, выискивая путь к спасению, которого нет. Даже на земляной дорожке, по которой Ховакан и сам не раз ходил, сейчас горели электронные глаза.

Он силился понять, что это означает, и не мог. Лира была счастливо свободна от любых размышлений. Ее раздражало то, что она видела, и она это попросту уничтожала. Она призвала своих роботов, напустила всю стаю на поле обломков. Уничтожать такие цели просто – они ведь даже не сопротивляются. Для этого не требовалось мастерство и в этом не было чести, поэтому Ховакан остался в стороне. Но это ничего, для того чтобы методично дробить древний мусор, хватило бы и одного оператора, причем с куда более скромными способностями, чем у Лиры.

Именно Мастерам Контроля предстояло объяснить ситуацию высшему руководству. Патрульные, кажется, были счастливы, что им самим не придется говорить с Воплощением. Ховакан был бы рад дать пояснение, а не просто описывать события. Но к моменту, когда он и Лира оказались во временном шатре напротив экрана с изображением Справедливости, пояснение так и не появилось. Они смогли лишь рассказать о том, что увидели.

– Но теперь с этим покончено, – добавила Лира, когда Ховакан закончил отчет. – Я их на такую дробь перемолола, что больше не подергаются!

– Мы не считаем это достижением, – спокойно заявил Справедливость. – Мы бы хотели узнать, как произошел ремонт.

– Выяснить не удалось, – вздохнул Ховакан. – На поле нет наших камер, но спутники не уловили в этом регионе никакой аномальной активности. Возле Титана камеры как раз есть, но… На них ничего толкового не осталось. Просто в один миг Титан еще статуя, в следующий уже шевелится.

– Монтаж, – определил Справедливость. – Свидетели?

– Никого. Похоже, все провернули в поздние часы, когда тут даже патрульные не ездят – опасно.

Это же означало, что для того, кто проводил ремонт, опасность была так же велика, но он не обратил на нее внимания. Справедливость все понимал. Однако даже если он был шокирован, его лицо осталось все таким же невозмутимым.

– Это был сложный ремонт? – уточнил он.

– Нет. Это был поверхностный ремонт, и даже если бы Лира не раздробила этих роботов, они бы долго не протянули и никому не причинили бы вреда.

– Вот именно! – хмыкнула Лира. – Не на чем тут зацикливаться, просто очередная выходка наших мятежников в теплых шапочках. По-моему, мы давно этих клоунов не били, вот и весь секрет!

– Проблема с мятежными настроениями взята под контроль, – осадил ее Справедливость. – Любые диверсии связаны с Объектами, не с дорогой.

С дорогой как раз было связано кое-что другое: гибель беженцев. Там происшествие не поддавалось объяснению, тут – тоже… Да, ремонт провели простой, но для него где-то набрали очень много действующих запчастей и источников питания. Это все дорого сейчас, да еще так много одновременно… Никакие мятежники бы не справились. Плюс отключенные камеры, работа, которую никто не заметил, бесстрашие перед ночью… За тем, что представлялось хулиганской выходкой, просматривались огромные ресурсы противника, с которым опасно связываться.

Ховакан был вынужден признать то, о чем они все наверняка подумали:

– Есть основания полагать, что это тоже сделал продавец игрушек.

– Ну и хрен бы с ним! – отмахнулась Лира. – Это даже хорошо, показывает, что он нас боится!

– Разве?

– Ага! Он делает то, в чем мы отчаянно начинаем искать смысл, хотя смысла изначально нет. Он нас запутывает! Он хочет предстать в наших глазах каким-то демоном, хотя на самом деле это всего лишь очередной псих, решивший бросить вызов Черному Городу. Да, он поднакопил роботов и деньжат, он теперь творит какую-то дичь… Но когда мы заберем у него игрушки, останется только его суть – жалкий, ничтожный человечек!

Лира по привычке вопила и размахивала руками так, что любой, кто оказался бы опрометчиво близко, мог лишиться головы. Однако при всей ее эмоциональности, ее слова не были лишены смысла. Все диверсии продавца игрушек, какими бы опасными они ни казались, были объединены одним: он избегал серьезного сопротивления. Его преступления были демоническими по исполнению, а не по сути. Пусть это и не радовало Ховакана, он все же задал себе вопрос: смог бы он в одиночку убить тот караван беженцев, если бы захотел?

Да. Смог бы. Не захотел бы – но смог! И Лира бы смогла. Пока что ни один поступок продавца игрушек не выходил за пределы способностей Мастера Контроля.

Справедливость тоже все понимал, однако с выводами он не спешил:

– Это лишь один из вариантов. Допустимо и то, что нас намеренно запутывают. Внушают иллюзию предсказуемости там, где предсказуемости нет. Скрывают большую силу за хаосом.

– Какова вероятность, что мы пропустили бы такую силу на своей территории? – нахмурился Ховакан.

– Почти нулевая. Но такой силы было бы достаточно, чтобы прокрасться на нашу территорию незаметно. Если речь идет именно о ней, вас двоих может быть недостаточно.

– Э-э, нет! – запротестовала Лира. – Вы не можете нас отозвать! Тогда этот засранец точно победит!

– Достаточно! – велел Справедливость, и она тут же покорно умолкла. Даже Лира, при всей своей эмоциональности, помнила об узком круге тех, с кем спорить опасно для жизни. – Ты была послана для битвы. Нас больше интересует мнение Ховакана, он был послан для мысли. Ховакан, что скажешь ты? Вам следует продолжить преследование или нет?

Нет.

Именно это больше всего хотелось сказать Ховакану. Странностей накопилось слишком много, не только эти древние роботы и мертвые беженцы, скопление мутантов на вокзале и пропавшие операторы тоже, продавец игрушек творит необъяснимое – и никогда не ошибается, а значит, списать это на неконтролируемое безумие не получится, граница между сумасшествием и гениальностью слишком тонка. Дурное предчувствие, которое Ховакан с таким трудом отогнал, вернулось, поселилось в душе, грызло его изнутри. Оно требовало отступить, рекомендовать Воплощению прислать сюда усиленную группу, обязательно спасти собственную жизнь…

Но… ради чего ее спасать? Ховакан жил на свете не так уж мало, и он не устал – но он уже чувствовал в себе желание достигнуть чего-то большего, чем простое существование. Да и потом, дурное предчувствие – сомнительный аргумент. Вполне возможно, что права как раз Лира, и все эти выходки – просто попытка запугать их, выиграть побольше времени и закрепиться на территории Черного Города.

– Я думаю, что преследованию продавца игрушек следует уделить большее внимание, – наконец сказал Ховакан. – Подготовить вторую группу, направить ее сюда. Но при этом мы будем продолжать поиски, потому что, если мы отступим, мы окончательно потеряем его след. Я не знаю, что за игру он ведет. Но я сделаю все, чтобы не позволить ему обмануть Черный Город. И если за это мне придется отдать жизнь… пусть будет так.