Расплата по счетам

Глава 39

— Китайцы не хотят японцев снабжать, а корейские джонки мы давно уничтожили — дозоры миноносцев на полсотни миль от Квантуна держим, порой до корейского побережья ходим — японские пароходы там давно уже не плавают. И к устью Ялу никого не пропускаем, а буде появятся — броненосцы от Эллиотов всегда подойти успеют, Анатолий Михайлович. Так что японцам одни сплошные огорчения выходят — армии маршала Ойямы кормить надобно, а как, если Инкоу заблокирован, и туда даже англичане не суются. Да и делать им нечего — склады ведь сгорели напрочь со всеми припасами, сами японцы пожгли, когда город обстреливали.

Матусевич открыто и честно посмотрел на все понимающего Стесселя — в Порт-Артур и Дальний было доставлено всевозможных товаров на полтора миллиона фунтов, половина приходилась на опиум, которым англичане торговали открыто. А город действительно сгорел, когда на штурм пошли японцы, иностранцев успели вывезти на русских пароходах, что с одной стороны предотвратить их избиение, с другой чтобы без всяких свидетелей совершить выемку со складов нужных товаров, часть которых разграбили китайцы. Инкоу в ходе боев фактически уничтожили — когда с реки бьют девятидюймовые пушки канонерских лодок, не жалея восьмипудовых снарядов (которых на складах несколько тысяч), то разрушения сопровождаются пожарами. Матусевич со Стесселем были едины в одном мнении — весь причиненный европейским и американским торговцам ущерб будут выплачивать японцы после войны. Потому, что проигравших войну всегда заставят заплатить за чужие, вдребезги разбитые горшки.

Свое они вернут обязательно, потому что на войне всегда есть победители и побежденные, а с последними не церемонятся. И китайцев заставят заплатить — Матусевич сознательно не мешал грабить склады местным жителям. Адмирал все понимал, и прекрасно знал, что императрица Цыси тут останется крайней. Европейцы вчинят Пекину иски на солидные суммы, и мандарины заплатят, им на чужом пиру похмелье.

— Если бы не блокада побережья, которую устроили вы, японцы бы сопротивлялись. А сейчас китайцы их потихоньку добивают — упертые, сдаваться нам не желают, офицеры сами себе животы вспарывают, солдатам головы рубят, а раненых штыками и ножами добивают, чтобы к нам в плен не попали. Из всех азиатов, с которыми повоевать мне в жизни пришлось, это самые стойкие, смерти совершенно не боятся, и порой сырую человечину для храбрости жрут, вроде как ритуал какой-то справляют.

Генерала передернуло от брезгливости и страха — странная смесь эмоций для видавшего виды военного. И было отчего Стесселю так расчувствоваться — японцы оказались действительно страшным противником, умелым и стойким, готовым к мукам и жертвенности, неизбежную смерть предпочитали сдаче в плен. Сдавшихся набрали едва полторы тысячи, и только несколько офицеров, в большинстве своем раненых. Вот уже неделю, зажатые на восточных склонах Зеленых гор японцы оказывали организованное сопротивление, вчера с трудом подавленное — просто живых врагов не осталось, всех перебили. И мужество неприятеля произвело на русских с одной стороны угнетающее впечатление — все стали отчетливо понимать, какой будет война, и все иллюзии на этот счет окончательно развеялись. Зато с другой стороны победа над неприятелем, что буквально сражался до последнего патрона и снаряда, пробудила победный дух и законную гордость, ведь одолеть слабого врага, невелика честь, а повергнуть сильного — слава…

— Сейчас уцелевшие шайки продолжают по сопкам и лесам рыскать, но китайцы истребляют их потихоньку — зело злы на японцев, головы режут, — в голосе генерала осуждения не послышалось, сухая констатация факта. — Я на поиски все полковые «охотничьи» команды отправил, казачью сотню и пограничников подполковника Бутусова. Не хватало, чтобы у нас в тылу партизаны рыскали, да нападали — японцы те еще, опасные звери. Тут нужно это зло в зародыше задавить, и порядок навести должный. Когда еще блокаду прорвут и к нам на выручку Маньчжурская армия придет…

Матусевич видел откровенную радость на лице Стесселя — осадная армия генерала Ноги была истреблена, причем в буквальном смысле. И не было героических атак в штыки, с размахивающими шашками офицеров — все решили пушки, те самые несколько сотен орудий, на которые имелись тысячи и тысячи снарядов. Когда каждый батальон имеет поддержку целой батареи, которая денно и нощно ведет огонь по указанным целям, то наступать очень легко, и потери небольшие, на порядок меньше чем у противника, что на десять твоих выстрелов едва отвечает одним.

И не только это — награды из столицы последовали щедрые. Сам Анатолий Михайлович получил от царя большой крест святого Георгия со звездой, да чин генерала от инфантерии, как ему Матусевич и предсказывал. И теперь доверие от начальника Квантунской области было к нему полнейшее — пожалуй, такого единения армии и флота в русской истории никогда не было, даже при героической обороне Севастополя и то случались трения. Практически все в гарнизоне получили награды или продвижение в звании, и это было контрастом в сравнении с Маньчжурской армией. Несмотря на гибель Куропаткина нанести поражение японцам не удалось, впрочем, и те не смогли захватить Ляоян, и отошли к исходным позициям.

И то хлеб — Матусевич был искренне обрадован, что не случилось того самого поражения, о котором он заранее знал. Ситуация «статус кво» подходила сейчас как нельзя лучше — обе противоборствующие стороны просто выдохлись, понеся чувствительные потери. Все же когда войну ведут десятки дивизий, сотни тысяч людей, то ее исход никак не может решиться в одном генеральном сражении, и при равенстве в вооруженных силах и военно-техническом оснащении, потребуется долгое время и приложение всех сил и ресурсов от каждого государства. И тогда победит та армия, которая банально больше по численности, и ее снабжение будет бесперебойным.

— Ничего трагического под Ляояном для нас не произошло, Анатолий Михайлович. Наоборот, одержана первая большая победа маньчжурской армии, которая остановила наступающего с мая противника и вынудила японцев перейти к обороне. Началась позиционная война, а в ней победит тот, у кого больше ресурсов — человеческих и материальных. А оба этих фактора теперь на нашей стороне, включая третий, не менее важный, чем два первых, о которых я сейчас сказал. И это время доставки всего необходимого для воюющей армии, и в том объеме, который необходим.

— Почему на нашей стороне, Николай Александрович⁈ Японцы спокой доставят все необходимое для своей армии в Инкоу или Дагушань, Могут до устья Ялу необходимые грузы отправить…

— На дно морское будут отправлены все эти грузы, Анатолий Михайлович, на дно — здесь теперь сосредоточен весь Тихоокеанский флот, и мы не дадим противнику осуществлять перевозки. Максимум, транспорты смогут приходить в Чемульпо и там разгружаться — оттуда до Ляояна все шестьсот верст, а учитывая загогулины и все семьсот верст выйдет. От Москвы до нас восемь тысяч верст, вроде больше, но это только кажется на первый взгляд, считая цифры. На самом деле эшелон пройдет это расстояние, и перевезет при этом двадцать пять тысяч пудов груза за месяц. Сейчас за сутки обеспечен привоз до двухсот тысяч пудов, или вдвое меньше, если посчитать перевозку войск. Простая математика, Анатолий Михайлович, позволит определить состояние логистики, которая у противника гораздо хуже. Все определит в этой войне два обстоятельства — длинный путь у нас, но по рельсам и шпалам, и короткий у японцев, но по корейскому бездорожью, на спинах носильщиков, потому что повозки не пройдут во многих местах. Хорошо, допустим таких участков на двести верст, даже на сто, пусть сто, все остальное будем считать пароходами и повозками.

Матусевич взял карандаш и быстро набросал цифры на листке бумаги, затем протянул его Стесселю и продолжил говорить:

— Сотня верст достаточно трудного пути, по сопкам, по тропам. Человек пройдет двадцать пять верст в сутки, не больше, с грузом не больше двух пудов, из них половина пуда пропитание собственно для него в обе стороны дороги. Чтобы обеспечить воюющей армии сто пятьдесят тысяч пудов ежедневно, японцам придется собрать всех своих кули из дивизий — как раз сто тысяч народа и выйдет. И они должны будут сновать как муравьи, но ночью спать надобно, и отдых в пути нужен — силы человеческие не беспредельны. Так что исход войны уже очевиден — через месяц превосходство нашей армии будет более чем ощутимым. И что вы сами, Анатолий Михайлович станете делать, будь вы на месте маршала Ойямы? Учтите, Инкоу использовать нельзя — мы не допустим туда никаких морских перевозок!

Стессель задумался, но ненадолго — он уже достаточно долго прослужил в здешних местах, и хорошо их знал:

— Только отступать за Ялу, и по ней организовать оборону, имея в тылу порты. Но это означает оставить всю южную Маньчжурию, которую они отвоевали у нас. И потерять инициативу…

— На это японцы не пойдут, не для того они войну начали. Думаю, они рассчитывают на свой Объединенный Флот — и для начала отбить Эллиоты, и снова обеспечить выгрузку всего необходимого у Бицзыво, потом у Инкоу. А потому нужно дать нашей эскадре генеральное сражение, и тогда появится шанс проломить нашу оборону на перешейке Цзиньчжоу. Вот потому Того пока не вернулся сюда — судя по всему, «Микаса» вошел в строй, и сейчас японцы думают как увести из Вей-Хай-Вея два своих «интернированных» броненосца. А потому мы послезавтра выйдем в море и устроим «диверсию» в британской гавани, все уже готово. А там останется только подождать прибытия кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры…

Так мог выглядеть старый броненосный крейсер «Рюрик» после перевооружения на новые 203 мм орудия, и замене 120 мм на 152 мм пушки. По весу бортового залпа корабль бы сравнялся с любым японским броненосным крейсером, вот только долго и на равных вести бой все равно не смог бы. Рейдер в линию не поставишь, как не ухищряйся с его вооружением, но если броневая защита «хреновая», то участие в эскадренном бою плохая затея…