Режим бога — 2

***

…Большие серые глаза, тонкие черты лица и припухлые губы… Осиная талия, еле заметная грудь и узкие плечи… Высокий сильный голос, взгляд пугливой лани и пепельные волосы пониже попы… Ничего себе, такая девка…

— Машенька приехала в Москву из Владимира, учится у нас на втором курсе… — Татьяна Геннадьевна продолжает знакомить нас со своей протеже.

Девушка стоит неподвижно и с каменным выражением лица.

Клаймич доброжелательно улыбается и начинает расспрашивать "кандидатку" о ее опыте публичных выступлений, любимом репертуаре и предпочтениях в музыке.

Мне скучно. Эта "Машенька" петь в группе не будет. Без вариантов…

Директор школы готова была согласиться на любые мамины условия, лишь бы замять происшедшее. Но решить вопрос с экстернатом самостоятельно, она была бессильна. Для этого требовалось решение РайОНО.

Недовольно посмотрев на меня, мама добавила:

— Я сказала директору о подготовке твоих песен для правительственных концертов, и что экстернат тебе потребуется из-за большой загруженности в репетициях. Но надо чтобы согласие дали сверху.

«Правительственных‥ о как! Помнится в третьем классе мы писали "правительственную" контрольную. Я тогда очень старался, ведь сам Брежнев ее сочинял! О-хо-хо…»

А вообще, конечно, все это херня. Это ж сколько над учебниками сидеть. Но все же лучше, чем каждый день за партой!

Ну, и поскольку, я официально числился еще больным и в школу не ходил, то мама, скрипя сердце, все-таки, отпустила меня в Москву. Решающую роль сыграло то обстоятельство, что мы ехали вчетвером: Клаймич, я, Завадский и Леха.

Чувствовалось, что маме очень хотелось поехать с нами, но отпрашиваться с работы, только выйдя из "двойного" отпуска, было бы, как она сама сформулировала, "откровенным свинством".

В Москву мы добирались самолетом. В аэропортах Пулково и Шереметьево народу, вроде и много, но все какие-то неторопливые, не строгие меры безопасности, шумный самолет с компоновкой мест по два кресла и отсутствие бизнес-класса… как класса! Впечатлений много… Мило и ностальгично.

В аэропорту нас встречала черная "Волга"…

— Эдик зарабатывает этим себе на жизнь, — рассказывал мне еще в самолете Клаймич, — он как бы персональный водитель напрокат. Клиентов не сильно много, но все щедрые. Мы, например, его нанимали, когда приезжали в Москву на гастроли. Не поедет же Эдита в автобусе с… аппаратурой и костюмами…

«Характерная заминочка…»

-…а так же с обычными музыкантами и подтанцовкой, — закончил я за Клаймича.

Тот только неопределенно улыбнулся и перевел разговор на другую тему:

— Подтанцовку никто постоянно не содержит. Просто разово привлекают танцевальные коллективы, иначе артистов будет не прокормить!

— Ну, а нам нужно будет иметь постоянную танцевальную группу, Григорий Давыдович. Наш коллектив должен принести на эстраду не только песню, но и зрительный ряд! Очень тоскливо смотреть на статично стоящего певца в костюме, иногда делающего пару жестов руками.

— Это зависит от таланта… — не согласился со мной Клаймич, — Магомаев еще и в бабочке выходит на сцену, а какая внутрення экспрессия, сила голоса и облика! И на концертах народу битком…

— Да, — я не стал отрицать очевидного, — но чтобы там ни было, это вчерашний день… и если мы первыми совместим талантливых исполнителей с их незаурядными внешними данными, а так же дополним динамикой подтанцовки на сцене, то мы станем банально ВЕЛИКИМИ. Не в стране… в мире…

Клаймич неопределенно покачал головой и погрузился в раздумья.

Когда "Машенька" вышла из аудитории, повисло молчание.

— Татьяна Геннадьевна, вы свою дочь за что так не любите?! — с "обезоруживающей" улыбкой поинтересовался я.

— Почему не люблю?‥ — растерялась Верина мама.

— А что общего у красавицы Веры и красавицы Альдоны с этой симпатичной деревенской курицей? — убрав улыбку с лица, жестко спросил я.

Клаймич встал с кресла, положил мне руку на плечо, заставляя замолчать, и мягко сказал:

— Танечка, Виктор просто хочет сказать, что Маша, безусловно, очень привлекательная девушка, с прекрасным голосом, но… другого плана, нежели Вера и Альдона. Это будет всем бросаться в глаза…

— У нее прекрасное колоратурное сопрано, хорошая внешность и очень приличное знание английского языка, — непонимающе развела руками Татьяна Геннадьевна.

«Нет сисек, деревенская зажатость и вид ботана-заучки.»

— А еще она закончила школу с золотой медалью… — добавил я, намереваясь продолжить "по крайней мере внешне", но…

— Да, и золотая медаль в школе… Витя, а вы откуда знаете? Вы знакомы с Машей? — удивилась Верина мама.

— Нет. По ее внешнему виду догадался, — буркнул я.

Все слегка посмеялись.

— Витя, Гриша тогда сформулируйте точно, какая девушка вам нужна, а то получается, что я вытащила вас четверых из Ленинграда впустую. И не ближний свет, и время, и деньги, и… все без толку… — досадливо пожала плечами Татьяна Геннадьевна.

Пока Клаймич распинался, что ничего страшного не произошло и никто не рассчитывал сразу найти нужную девушку, и мы очень ценим помощь и т.п., я пытался сформулировать задачу.

— Смотрите, — я встал, — внешность: девушка должна быть в диапозоне "от Веры до Альдоны". Рост, внешность, вес, формы… Цвет волос не должны быть ни белым, ни черным. Я предпочитаю шатенку, но могу согласиться и на рыжую! Ха-ха… Или на необычный цвет, такой как у Маши — пепельный. Но лучше что-то более распространенное, поскольку в случае ухода солистки, другую, с пепельными волосами, найти будет почти невозможно.

Я мерно вышагивал вдоль небольшой сцены и, погруженный в себя, перечислял "требования к товару":

— Английский язык или, на худой конец, хорошее знание какого-либо другого иностранного языка, это само собой. Лучше москвичка, чтобы не смотрела на мир раскрыв рот и вытаращив глаза. Голос… Голос должен быть такой же, как и все остальное: в диапазоне "от Альдоны до Веры". Они втроем должны смотреться абсолютно органично… совершенно разные, но похожие, как сестры!

Я остановился и посмотрел Татьяну Геннадьевну. Та выглядела… несколько ошеломленной:

— Я вижу ты этот вопрос продумывал тщательно…

— И это еще не все, — хмуро сообщил я. — Самое главное образ… У нас есть мягкая романтичная красавица Вера, у нас есть неприступно высокомерная красавица Альдона, нам не хватает в группе энергично-веселой красивой "Зажигалки", как бы ее ни звали!

— Короче: луну с неба и звезды с небес, — невесело пошутил Клаймич.

— Таня, постой… — раздался откуда-то из угла негромкий женский голос.

Я даже вздрогнул, совершенно забыл про ту невзрачную тетку, которую Верина мама представила, при встрече, как свою "коллегу".

— Да, Полина?‥ — сразу же откликнулась Татьяна Геннадьевна.

"Тетка" встала со стула и подошла из своего угла ближе к нам. Вытянутая розовая кофта, серая бесформенная юбка, невзрачная внешность — типичная "серая мышка", но, видимо, тоже преподаватель "консервы".

— На первом курсе есть одна… из новеньких… Ты еще не видела. Меццо… скорее эстрадное… — в голосе послышалось легкое пренебрежение, — к нам по национальному набору, но русская. Точно знает английский, переводила девочке из Ливана… и такая… "зажигалка", как ОН и сказал, — с ничего не выражающим лицом, Полина слегка кивает в мою сторону…

— Зачем наживать себе случайных врагов? — явно стараясь меня не задеть добродушно вещал Клаймич, когда мы обедали в знаменитой на весь Союз "Праге", — Ведь у вас же, Витя, прекрасно получалось общаться с Николаем Анисимовичем и его очень непростой супругой. А здесь вы на ровном месте обидели лучшую подругу Татьяны Геннадьевны.

— Ну, с одной стороны, кто же знал… — вяло отбрехивался я, больше поглощенный мясом по-французски, чем разговором, — А с другой, она сама разве не видела, что девочка "не формат"?

— Человеческие отношения — сложная и многогранная субстанция, — нравоучительно покрутил вилкой Клаймич, — Полина — лучшая подруга Татьяны, а Машенька — дальняя родственница совершенно одинокой Полины. Тем более, что объективно Маша красива, английский знает и обладает хорошим голосом. А то что вы видите третью солистку другой, так на то ВЫ и создаете группу, а не Татьяна или Полина.

Григорий Давыдович сложил вилку с ножом на опустевшую тарелку и продолжил:

— Нам еще повезло, что Полина сумела поставить интересы подруги выше собственной обиды за троюродную племянницу и упомянула про студентку с первого курса. Скорее всего, та завтра нам тоже не подойдет, как и Маша, но оцените сам поступок…

Я тоже сложил нож с вилкой и поднял руки:

— Ладно, признаю… был неправ. Каюсь. Постараюсь загладить… А что у нас с МОСКОВСКИМИ музыкантами? Мы ведь, вроде, решили, что ленинградских в Москву перевозить слишком накладно.

— Найдем… Тут на хороших музыкантов выбор богаче, чем у нас, — вступил в разговор Завадский, — я сегодня с парочкой уже договорился встретиться, но все сразу спросят про аппаратуру и зарплату.

Мы уставились на Клаймича.

— Вопрос денег, — бывший "музрук Пьехи" философски пожал плечами, — и музыкальную и звукозаписывающую аппаратуру проще достать у нас, в Ленинграде. По крайней мере, мне проще… Музыкантов лучше, конечно, подбирать в Москве, это бесспорно… По зарплате надо определяться параллельно с тем, от какой организации будем работать.

— Я, все-таки, предлагаю на ударника рассмотреть Роберта… он настоящий талант, я другого такого не знаю… — упрямо наклонил голову Николай, — семьи у него нет, переехать в Москву ему ничего не мешает и на деньгах он человек не зацикленный.

Я хорошо помнил, какое впечатление на меня произвело мастерство барабанщика из группы Завадского и ничего против не имел. Леха тоже согласно закивал головой, не переставая поглощать свежайшую осетринку, украшенную свежей зеленью.

— Я его не слышал, но доверяю вашему мнению, Николай, — спокойно согласился Клаймич.

— Профессиональных музыкантов у нас тут только двое, — посчитал нужным встрять я, — вы и Николай, так что лучше принимать решения по факту, а не по "доверию". Вы, Григорий Давыдович, сначала игру Роберта "посмотрите", а потом и решайте, на пару с Николаем. Так будет правильней…

Обоих это решение удовлетворило и мы перешли к следующему вопросу — квартирному. Поскольку в Москву ездить теперь придется часто, то съем квартиры представлялся вариантом оптимальным.

К счастью, у Клаймича в Москве был знакомый маклер, который, по уверению Григория Давыдовича, "найдет и снимет, все что угодно… разве что, кроме Кремля… да, и то не факт!".

Зависшим остается вопрос, от какой организации будет работать "наша группа", но тут я лично был бессилен. А чтобы обратиться за поддержкой к паре Чурбанов-Щелоков, нужно сначала "прозвучать" на весь Союз.

Что ж, песни для "правительственных" концертов готовы, а для записи новых "хитов" мы и организовываем группу и студию.

Жаль, что я так плохо разбираюсь в компьютерах — уверен, что в интернете есть множество программ, которые могли бы меня сделать в этом времени "ГУРУ ЗВУКА". Ну, да еще не вечер… помучаю айфон, может чего и вымучаю!

Остановились мы в гостинице "Россия", через "Ленконцерт" Григорий Давыдович заказал нам два двухместных номера.

«Категорически неудобно… Всегда предпочитал спать один. В крайнем случае, с женщиной… Гы!»

Вечером в гостиницу к Клаймичу приехал тот самый "Великий маклер". Звали "фокусника жилплощадью" — Яков Ефимович Эдель.

«Ну, кто бы сомневался, азохн вей!»

Леха с Николаем пошли немного прогуляться по вечерней Москве, а я решил поучаствовать в "жилищной" беседе, проходившей в гостиничном буфете, на нашем этаже.

— … Нэ будем тянуть кота за все подробности, так шо я вас понял за квартиру, — небольшой седовласый колобок, с большим крючковатым носом и пухлыми румяными щечками уже минут десять разыгрывал для меня комедию под названием "Беня Крик московского уезда".

Для меня, поскольку Кламич хоть и сдерживал улыбку, но почему-то этот балаган сам не пресекал. В этой встрече у меня был большой "личный" интерес, так что надо было его реализовывать и лучше до возвращения Завадского и Лехи.

«Ну, держись, сионская грусть!»

— Яков Ефимович, шоб ви здохли, так ви мне нравитесь! Но давайте ужо поговорим за деньги…

"Колобок" поперхнулся посреди очередного "фольклора", а Клаймич сначала сдавленно хрюкнул… но не сдержался и захохотал в голос.

Когда "высокие договаривающиеся стороны", перешли на нормальный язык, то наши потребности были сформулированы предельно четко: для проживания артистов требовалась нормальная трехкомнатная квартира, а для "деловых встреч" — очень хорошая(!) "где-нибудь в Центре".

— Туда должно быть не стыдно пригласить высокопоставленных гостей и различных товарищей из творческих Союзов — с умным видом, сформулировал я.

В ответ, поморщив лоб и подергав себя за выдающийся нос, Яков Ефимович пообещал первые варианты предложить для просмотра уже завтра…

После этого, я перешел к "гвоздю программы":

— Двухкомнатная квартира, кирпичный 5-этажный дом довоенной постройки, четвертый этаж без лифта, изолированные комнаты 14 и 16 метров, кухня семь с половиной, телефон, балкон, паркет, потолки 3,75 метра, в Ленинграде на Васильевском острове. Нужна равноценная или лучше квартира в Москве.

Эдель с интересом глянул сначала на меня, а потом на Клаймича:

— Все возможно, но вы хоть представляете себе размер доплаты, при таком обмене?

— Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь, — мягко улыбнулся Клаймич.

— Да, это выйдет не менее двадцати тысяч, — сокрушенно покачал головой маклер.

— Вот видите Витя, я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!

Клаймич отпил из чаю и продолжил:

— Но, Яша, зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!

— Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! — патетически воскликнул Эдель и заломил руки.

— Яша, Яша… — укоризненно покачал головой Клаймич, — я тоже еврей и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил…

Эдель прекратил придуриваться и, прищурившись, остро посмотрел на меня.

— А ты уверен, — с сомнением протянул он, видимо, не воодушевленный увиденным.

— Уверен, — отрезал Клаймич.

— Да ж, за ради Его, Гришенька! — тут же примиряюще поднял руки маклер, — все сделаем, как в Парижах… Но бюджет в десять тысяч — залог всеобщей радости, — и он ткнул в небо, похожим на сосиску, толстым пальцем…

— Витя, я не хочу лезть не в свое дело, но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?

Вот такой "замечательный" вопрос, нейтральным тоном и глядя куда-то вбок, неожиданно задал мне Клаймич.

Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом, мы неспеша возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!

— Вы о чем, Григорий Давыдович? — "спокойно" откликнулся я, "не поняв" вопроса.

Клаймич усмехнулся:

— О квартире, Вере и о судьбе группы, когда родители все узнают…

— Что… так заметно? — недовольно морщусь.

— По вам — вообще, нет. По Вере, почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но… — Григорий Давыдович неверяще покачал головой и улыбнулся, — сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне… Остальным — вопрос времени.

— Я "поработаю" с ней… — все будет нормально, — пообещал я.

— Уверены?… — неверяще покачал головой Клаймич, — а мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.

— …мне тоже…

— …?

— Она никому ничего не скажет, — уверенно заявил я.

— …? — левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.

«Как он так делает?‥ надо будет, все-таки, порепетировать перед зеркалом…».

— Хотя у нас с ней сложные отношения… НО она никому не скажет…

— У нее со всем миром "сложные отношения", — неожиданно выдал Клаймич.

Я понимающе усмехнулся.

«"Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича подбешивает!»

— Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется, — не отставал от меня Клаймич.

— Ну, а что, в конце концов случится? — недовольно пожал плечами я, — Не в милицию же они пойдут заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями, на какое-то время, поссорится, а в группе останется…

«Со мной останется… или я ничего не понимаю в женщинах!‥»

— А если не останется? — продолжал непонятно давить Клаймич.

— Значит, заменим другой солисткой… — буркнул я.

— Понятно… — как-то сразу удовлетворенно, откликнулся Клаймич.

— Эй… бобры… стоим на вязку… — негромкий хриплый голос, с хорошо узнаваемыми блатными интонациями, неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры", разворачивались назад посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени и перегородили нам дорогу впереди.

У подошедшего со спины вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже и щербатый оскал гнилых зубов.

— Завязывай моргала пучить, фраера… Бабло откалывай и хиляй здоровьем наслаждаться, а то… его сейчас не станет… — один, из подошедших, уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.

Третий, сутулый с длинными обезьяньими руками, молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.

«А вечер перестал быть томным… Странно… самый Центр… менты и конторские… где вы, мать вашу?!…»

Клаймич растеряно посмотрел на меня.

— Григорий Давыдович, отдайте им деньги, — спокойно посоветовал я, — вы один с троими не справитесь.

— Фазан дело говорит… ты, Давыдыч, не жмись… гони лопатник… еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый… — урка в кепке осклабился, но металлический щелчок… и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.

Клаймич, завороженно не сводя глаз с ножа, нехотя полез во внутренний карман пиджака.

— Шустрее, гнида! — первый раз подал голос "обезьянорукий".

Если Клаймич смотрел на нож, то, стоящие спереди, урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.

«Ну, понеслась…»

Очко играло… все-таки, суперменом я никогда не был, а тут аж трое взрослых мужиков и, минимум один, нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.

Первому, конечно, с ножом… Рывок вперед и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой, локтем и всем весом, в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.

Третий… потрясенно смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему… Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль, который прерывает короткий боковой в челюсть.

Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы, неудержимими ручейками, течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.

За спиной неожиданно взвывает сирена, но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.

— Стоять, милиция!‥ — из заливающегося красно-синими огнями мигалок "жигуленка" выскакивают двое служивых.

«Даже пистолеты не достали…» — автоматически фиксирует сознание.

Через считанные секунды со свистом тормозов рядом замирает еще один "жигуль", только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.

В течение пяти минут, одна за другой, подъезжают еще три машины: милицейская буханка "ПМГ" и две черные "Волги".

Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в буханку "ПМГ".

— Там их нож еще… не забудьте подобрать, — спокойно подсказываю я сержанту "жигуля". Он нервно оборачивается, смотрит на меня и вылезает из машины, к начальству.

Несколько секунд по асфальту шарят пятна трех фонарей и, наконец, судя по возгласам искомое находят…

Пока нас везли в отделение, я успел не только успокоиться, но даже сообразил, как из всего происшедшего попытаться извлечь прибыль!‥

Доставили нас в 18-ое отделение милиции и когда мы вылезли из машины, Клаймич крепко сжал мое плечо. Я обернулся.

— Спасибо, Витя… Я сам чего-то подрастерялся… — негромко и пряча глаза выдавил Григорий Давыдович.

«Хм… ты смотри, стыдно ему…»

Отвечаю так же негромко:

— Вас же не тренирует каждое утро двухметровый бугай-боксер… Зато сразу стало наглядно, зачем нашей группе будет нужен Леша и "его служба"…

Клаймич криво усмехнулся и мы пошли за позвавшим нас лейтенантом. Тот развел нас по разным кабинетам, дал ручку и бумагу и велел описать, все что произошло.

Такая ситуация стала мне активно не нравиться. Ни тебе цветов герою, ни почетного оркестра с бравурными маршами! "Охренелость" ментов дошла до того, что у меня спросили документы. "Свидетельство о рождении" осталось в чемодане в гостинице, о чем я и сообщил, а заодно попросил разрешение позвонить.

— Ты сначала напиши все, что тебе сказано, а потом будешь названивать по телефону, — строго заявил мне молодой лейтенант.

— Ты сначала измени Уголовно-Процессуальный Кодекс РСФСР, а потом уже будешь допрашивать несовершеннолетнего в ночное время и в отсутствии его родителей, — раздраженно ответил я и развалился на стуле, — и пока мне не дадут позвонить, я не буду ничего писать!

Лейтенант сначала подавился воздухом, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать… затем снова его закрыл, постоял в раздумьях и вышел из кабинета.

Посидев немного в одиночестве я задумался… странно, в сегодняшней драке, мне ни разу не попали по голове. Тогда какие другие оправдания мешают несчастному идиоту позвонить, если телефонный аппарат стоит на соседнем столе?!

Не находя комментариев для своей тупости, я подхожу к телефону и поднимаю черную трубку.

«Слава богу номер простой — засел в памяти… 261-06-06…»

Странные короткие гудки раздались в трубке, еще до того, как я закончил набирать семь цифр.

«Хм… Чо не так?‥» — понапрягал мозги — вспомнил сочинский санаторий и попробовал набрать номер через "девятку":

— Дежурный…

— Э… здравствуйте…

— Слушаю, кто вам нужен?

— А Юрия Михайловича можно услышать?

— Юрия Михайловича нет на работе в такое время, — мужской голос напрягся.

— А вы его помощник? — не нашелся я, спросить что-нибудь поумнее.

— Нет, во внерабочее время телефоны переключаются на дежурного офицера, — сухо ответил мне невидимый собеседник.

— Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович сказал, что я могу к нему обратиться, если у меня будут проблемы… Ну, вот они у меня и случились… Я сейчас в 18-ом отделении милиции и с удовольствием его покинул бы.

— А что вы хотите от меня? — озадаченно спросил "дежурный".

«Сам туплю и вокруг тупые…»

Уже не скрывая раздражения я ответил:

— Так свяжитесь с ним или с его помощниками… Я помню по фамилии только подполковника Зуева, он, кажется, сейчас в отпуске, но остальные тоже должны меня знать…

— Хорошо, повторите, пожалуйста, как вас зовут и в каком отделении вы сейчас находитесь… — уже деловито ответил министерский дежурный…