Дверь открылась и в кабинет "вплыл" пузатый майор с добродушным круглым лицом, на котором покоряли своим великолепием длинные ухоженные усы, в стиле "а la Буденный"!
— Ти чого буянишь?! — ухмыляясь в свои роскошные усищи, пророкотал майор густым басом.
— А чего он… — заканючил я плаксивым голосом, одновременно тыча пальцем в маячившего в дверной проеме лейтенанта, — сочинения я и в школе писать не люблю, а он говорит "пиши подрооообно"…
Передразнил я, недовольно зыркающего на меня молоденького офицера.
Майор стал еще добродушнее и расплылся в широкой улыбке, но маленькие глазки жили на его лице своей отдельной жизнью, смотря цепко и насторожено:
— Врач со "Скорой" казав шо тама дви зламани челюсти и нис всмятку!‥ — "усатый хохол" счастливо захохотал.
Я изобразил святую невинность и независимо засопел, уставившись в пол.
— Ти ж не хочеш щоб тебе звинуватили у драке! — "испуганно" округлил глаза майор, как бы предлагая мне тоже напугаться…
— Хочу! — провозгласил я с пионерским задором.
-… Э… нащо?‥ — не нашелся милиционер.
— Тюрьма, колония, блатная романтика… новые люди, интересные знакомства… — я увлеченно и с придыханием принялся перечислять "плюсы" новых жизненных перспектив.
— Сплюнь, дурной… — мигом растеряв свою веселость, посоветовал майор… и даже перестал улыбаться.
— Ну, не знаю… тогда… хотя бы посмотреть на того судью, который даст срок четырнадцатилетнему ребенку, отбивавшемуся от трех вооруженных рецидивистов, — я опять вольготно развалился на стуле и насмешливо посмотрел на собеседника.
— … Куды дзвоныв-то?‥ — немного помолчав и усмехнувшись в усы, спросил майор, легким кивком головы указывая на, сдвинутый мною с места, телефон.
— Да так… знакомому одному… милиционеру… — неопределенно отделался я.
— Еге, еге… Ти напиши на листке що було… Сам. Хоча б скильки зможеш… Я… хвылын через десять прийду… — майор дернул себя за левый ус и, переваливаясь, вышел.
Когда с тобой разговаривают по-человечески, то почему не написать… Тщательно выверяя на бумаге каждое слово, я изложил свою версию "принуждения к миру": мол, гуляли… подошли… угрожали ножом… забрали бумажник… один хотел меня ударить… завязалась драка… сирена… Спасибо родной Советский милиции! Ура…
Посидел… Поковырял в носу. Затем осторожно выглянул в коридор. Пусто и тихо… Недолго думая, отправился в соседний кабинет…
— И обязательно, Григорий Давыдович, укажите, что "обезьяна" попыталась меня ударить и только после этого завязалась драка. Не забудьте отразить, что вы растерялись и участия в драке принять не успели‥
— Виктор, если у нас будут неприятности… то не надо меня выгораживать! Их словам не поверят… давайте я скажу, что дрался я…
Я постарался максимально успокаивающе улыбнуться:
— Не будет у нас неприятностей, а если я дрался один, то получается трое рецидивистов против ребенка… А двое против троих уже… несколько иначе… Не так героически! — я засмеялся.
На лестнице послышался непонятный шум, идущий с нижнего этажа… на фоне неразборчивого бубняжа голосов, слышались визгливые женские нотки.
Похоже, в ментовку доставили современных "интердевочек", и я счел за благо, ободряюще кивнув Клаймичу, быстренько вернуться в "свой" кабинет.
Вовремя… Минуты через три, через неплотно прикрытую дверь, я услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице.
В кабинет, тяжело дыша, буквально, ворвался давешний молоденький лейтенант. Яркий румянец на щеках и округлившиеся глаза…
«Началось?!»
— Пойдемте скорее! — резко перейдя на "вы" и переминаясь от возбуждения, лейтенант всем своим видом как бы призывал меня присоединиться к его бегу.
Неторопливо поднявшись и собрав со стола свою писанину, я так же неспешно последовал за подпрыгивающим от нетерпения милиционером.
Видимо, весь "ночной" личный состав отделения сейчас толпился в коридоре первого этажа. Они о чем-то активно перешептывались, но когда появились мы с лейтенантом, все разговоры тут же стихли. Провожаемые в спину взглядами присутствующих, мы подошли к обитой светло-рыжим дерматином двери. Висевшая сбоку табличка информировала: "Начальник отделения майор Галушко Н.Е."
— Товарищ министр, задерж… э… гражданин Селезнев доставлен! — как мог отрапортовал "мой" лейтенант.
Я стоял понуро свесив голову и держа руки за спиной. Услышав обращение "товарищ министр", я дернулся и чуть было не испортил свою клоунаду, но нашел силы продолжить изображать "статую обреченности".
Сначала послышался чей-то смешок, затем присоединился второй голос, а затем уже смеялись несколько человек.
«Надо мной, гады! Держим паузу…»
— Ладно, шалопай, заканчивай изображать тут из себя жертву царского режима! — раздался веселый голос Щелокова.
Я медленно поднял голову и… охренел…
В довольно просторном кабинете "милицейского Буденного" за столом для совещаний вольготно расположились в парадной форме(!) Щелоков и Чурбанов, а рядом с ними сидели в вечерних платьях смеющаяся Светлана Владимировна — жена Щелокова и… (бум-бум-бум-тарям!) легко узнаваемая, Галина Леонидовна — дочь "дорохога Леонида Ильича"! Ну, и по совместительству, жена Чурбанова…
— А хорошенький-то какой! Все девки, парень, твои будут… или УЖЕ одноклассницам головы кружишь?! — неожиданно заявила бровеносная супруга замминистра и засмеялась с какими-то истеричными подвсхлипами.
«А… вот ты какая… "интердевочка"!‥ Реальность ожиданий не оправдала…»
— Давай, проходи… присаживайся сюда, драчун уличный! — улыбающийся Щелоков хлопнул ладонью по спинке стоящего рядом стула, — рассказывай, как ты в Москве оказался и как трех человек в больницу отправил!‥
"А вот хрен тебе по морде…".
— Не хочу… — буркнул я с хмурой рожей и, обойдя стол, уселся прямиком между женами обоих "главных ментов"…
— Вить, ты чего? — изумленно подал голос Чурбанов, Щелоков тоже смотрел недоуменно.
— Ничего… Меня чуть не зарезали час назад… — я упрямо не смотрел на обоих генералов и голову держал повернутой в сторону Светланы Щелоковой, — а вам смешно…
Мой голос "сорвался"…
— Действительно… а с чего вам весело-то?! У вас тут людей рядом с Кремлем, уголовники чуть не режут, а они сидят зубоскалят, голубчики! — Галина Леонидовна возбужденно вскочила и "по-бабьи" уперла руки в боки, явно готовясь затеять небольшой "скандальероз".
— Так! Успокойтесь все… — командному тону жены министра можно было только позавидовать. Она обняла меня за шею и прижала лицом к своему плечу. Мои плечи "вздрогнули".
«Приятненько пахнет, "Шанель", если не ошибаюсь…»
— Витюнечка! Хочешь чашечку чая? — негромко спросила Щелокова, поглаживая меня ладонью по макушке.
Я молча закивал.
— Майор!‥ — ее голос вновь обрел крепость стали.
— Зараз солоденького з сушечками организуемо! — засуетился усатый "представитель Первой Конной" и его бегемотские шаги торопливо забухали в сторону двери.
У Брежневой тоже материнский инстинкт взял верх и вот, уже минуты через три, под хоровые "бабские успокаивания", я давлюсь кипятком, пытаясь его проглотить залпом.
Как ни странно… удается. Под изумленными взглядами присутствующих и сдавленным майорским:
— Ти обережно!‥ дуже гаряче…
Тут уже ни у кого не остается сомнений, что ребенок находится под стрессом… — играю я очень убедительно. Сам собой доволен…
Мне наливают вторую чашку крепкого чая, под змеиное шипение Галины Леонидовны "вы что, ему воды не давали?!" и невнятные оправдания "Буденного-Галушко": — "як можна?‥ вин сам не просив… здавалося що з ним все нормально… веселый сыдив… розмовляв… я навить не подумав… старый дурень!"
Когда я засунул в рот сушку, Светлана Владимировна еще раз погладила меня по голове и ласково спросила:
— Витюнечка! Хочешь еще чего-нибудь?
— Да… — я шмыгнул носом и поднял глаза на ее мужа, — скажите, чтобы Григория Давыдовича выпустили…