Москва, Лубянка
Генерал КГБ Назаров сидел и задумчиво листал досье, принесённое сегодня полковником Третьяковым по Павлу Ивлеву. Он его, собственно говоря, не запрашивал, но полковник передал через Губина.
Впечатление, конечно, у него пока что складывалось достаточно интересное. Если факты, приведённые в этом досье, отвечают реальности, то Вавилов и Андропов вовсю пользуются советами аналитика, который явно не имеет ничего общего с ценностями строителя коммунизма…
Правда, на этой мысли, извлечённой также из принесённого Третьяковым доклада, Назаров насмешливо хмыкнул. Да даже если в самом КГБ посмотреть, то не так уж и много тут найдётся людей, у которых ценности соответствуют ценностям строителей коммунизма. Чего же тогда требовать от обычного студента Московского государственного университета, недавно приехавшего из провинции и, конечно же, мечтающего любыми способами и средствами покорить столицу?
Когда-то он сам, Назаров, точно так же прибыл в Москву из провинции. Ну и что? Всё у него прекрасно получилось. Правда, вот тогда, когда он только приехал, конечно же, он был поначалу совсем другим. Он тогда искренне верил в неизбежную победу коммунизма, будучи очень вдохновлён победой над фашистской Германией, в которую внёс и свой скромный вклад, охраняя военный аэродром около Мурманска. Казалось, что лет пятнадцать-двадцать, и коммунизм станет советской реальностью…
Сколько ему времени понадобилось, чтобы избавиться от лишних иллюзий в отношении тех мотивов, которые двигали людьми в Москве? Наверное, с последними иллюзиями он расстался лишь через пару лет. Правда, было бы и странно сохранить их дольше, учитывая, какой профиль работы он себе выбрал. Так что этот Ивлев просто намного раньше, чем он в свое время, расстался со своими иллюзиями…
Правда, у него самого в тяжелые послевоенные годы не было ни малейшей возможности вот так же вот хорошо упаковаться, как это Ивлев сумел сделать. Судя по описанию Третьякова, ему, конечно, оставалось только завидовать, исходя из тех своих материальных обстоятельств. С его общежитием в первые годы после переезда в Москву нынешние условия Ивлева не сравнить…
Но сейчас, конечно, Назарову завидовать Ивлеву было нечего: имелись в наличии трёхкомнатная квартира в доме с консьержем, служебная дача двухэтажная, у него «Волга», у жены «Москвич», плюс служебная машина в любое время, любые санаторные путёвки на его выбор, продовольственный паёк высшего класса, талоны в закрытую секцию ГУМа. Да и в целом для него материальный вопрос уже давным-давно был закрыт.
«Ну что же, информация в целом интересная», — подумал он, задумчиво постукивая пальцем по папке с досье. — Но любая информация требует тщательной проверки. Что-то, авось, удастся подтвердить из протоколов слежки за Ивлевым. Надо, кстати, запросить новые, за последние дни. А вот остальную информацию… Послать бы кого-нибудь, кто сможет уточнить всю указанную здесь информацию максимально деликатно, не вызывая внимания со стороны Вавилова или самого Ивлева, конечно же… Но слишком рискованно. Приходится надеяться, что этот Артем, которого Губин подговорил попытаться подружиться с Ивлевым, справится со своей задачей. Пока что Губин сообщил, что из-за эпидемии ветрянки Ивлев от предложенной ему Артемом встречи семьями отказался.
Москва, квартира Ивлевых
Вернулся домой и начал собираться для того, чтобы отправиться на секцию по самбо. Раздался телефонный звонок. И через полминуты Галия меня позвала:
— Паша, тебя генерал Балдин зовёт.
Ну, в принципе, пора уже и созваниваться по поводу скорого путешествия. Подошёл, взял трубку, поздоровался.
— Павел, хотел просто тебе сообщить, что выезжаем на день раньше. Забегался немного, давно надо было позвонить. Надеюсь, для тебя это не создаст какие-то проблемы.
Я тут же прикинул: отпуск у меня, конечно, взят в Верховном Совете с десятого числа. И завтра еще надо на ЗИЛ съездить и сходить в филиал НИИ Силикатов, там тоже заявления подать… Там можно и с девятого написать заявления. Но по Верховному Совету всё зависит от того, в какое время мы выезжаем в пятницу…
— А не подскажете, во сколько девятого нужно выезжать?
— В 18.00 вылетаем в Калининградскую область, на военную базу, и пару часов спустя с неё уже летим на Кубу. Даже у красавца Ил-62 дальность полёта всё же ограничена, сам понимаешь. Самолёт, конечно, будет почти пустой, расходы топлива не такие большие, как когда он полностью забит, но всё же рисковать, сам понимаешь, не стоит. Вдруг мощный встречный ветер будет.
— Абсолютно не имею ничего против дополнительных мер безопасности, — заверил я генерала. — И поскольку получается, что с территории Советского Союза будем вылетать уже в пятницу вечером, в нерабочее время, думаю, никаких проблем с датами по отпуску, на который я уже подал заявление, у меня быть не должно. А по оставшимся рабочим местам как раз успею все правильно сделать.
— Да, я думаю, никто не должен к тебе цепляться из-за такой ерунды. А если кто-то будет все же, обращайся, найдём каналы, чтобы все вопросы порешать, — приободрил меня генерал. — Всё, тогда в пятницу в 16.00 вечера я пришлю за вами машину. Будьте к тому времени полностью готовы.
Поскольку уже летал раньше по согласованию с генералом военным самолётом, не стал настаивать из вежливости на том, что мы сами приедем куда надо. Я же даже не знаю, куда надо добираться. Скорее всего, вылетим тоже с какого-нибудь военного аэродрома под Москвой, так что просто поблагодарил Балдина за информацию и за помощь с машиной. Попрощался с ним, положил трубку и обернулся к Галие.
— Слышала? — спросил я её. — Вылетаем вечером в пятницу, а не утром в субботу, как мы думали.
— Ну, раз генерал считает, что так безопаснее, то почему я должна быть против? — хладнокровно пожала плечами жена. — Ой, и я же хочу тебе рассказать, как мне сегодня отпуск давали! Паша, видел бы ты глаза Белоусовой, когда я Морозовой всю ситуацию изложила и попросила посодействовать перед председателем в оформлении отпуска за свой счёт до конца ноября. Вот я даже не понимаю, как можно быть такой завистливой, она ж так от жадности однажды просто задохнётся и помрёт.
— Ну и что, никто этому не удивится, — пожал плечами я. — И как Морозова, пошла тебе навстречу?
— Ну конечно, я на нее всегда рассчитывать могу, — улыбнулась жена. — Вместе тут же сходили к председателю, я показала путевку. Сказала, что дети долго болели, нужно оздоровление. А он мне сказал, что в любом случае от таких путевок ни один разумный человек не откажется, и надо обязательно ехать. Также сказал, что и я талантливая, и муж у меня талантливый, и вполне заслуженно мы эту путевку получили…
В общем, пошел мне полностью навстречу!
Я кивнул жене, мол, здорово, а сам задумался в очередной раз, сколько же плюсов есть в СССР в отличие от полноценной рыночной экономики. Тут совершенно нормально дать работнику отпуск в любое время, если ему удалось путевку раздобыть. А уж если мамочка раздобыла путевку для оздоровления детей, то это вообще не обсуждается… Естественно, при условии, что работник она нормальный и претензий к ней у начальства нет. А ведь подавляющее большинство работников именно такие. Так что уедет Галия на три недели, и не ее проблема, кто вместо нее будет разгребать дела на работе. Вспомнив Москву в двадцать первом веке, саркастически улыбнулся. Взять три недели за свой счет в самый разгар работы организации… Ну да, как же, так обычной сотруднице и пойдут навстречу…
Вторник, конечно, стал для меня феерическим днем. Среда и четверг выходные дни, Великая октябрьская революция же, а в пятницу мы уже улетаем. На последний день все важное никак нельзя оставлять. Так что сегодня нужно все вопросы решить перед отъездом…
В результате до пяти утра просидел с понедельника по вторник, дошлифовывая все, что нужно было во вторник утром развезти по самым разным местам. Три статьи в «Труд» по итогам моих выступлений, четыре доклада для Межуева, тезисы для Эммы Эдуардовны. И во вторник начал с самого утра заниматься решением всех вопросов…
Сначала зашёл в филиал НИИ Силикатов около дома. Там быстро написал заявление об отпуске за свой счёт до конца ноября, забрал зарплату за несколько месяцев и был таков. Оттуда поехал уже на ЗИЛ. Заглянул в отдел кадров, сделал там все дела, пошел в кассу получать деньги. Не срослось — там у меня большая сумма накопилась, у них столько не было. Предложили прийти в пятницу. Отказался, попросил на начало декабря перенести. Вышел в коридор, и тут же наткнулся, не повезло, на помощника главного комсомольца ЗИЛа.
— О, Ивлев! — обрадовался Варданян, — а я думал, что мы тебя только по радио и будем теперь слушать, и в газетах читать. Очень давно уже на заводе не видел…
— Так дела всё, дела, Михаил Аронович! — развёл я руками в стороны.
— Это хорошо, что дел много, но у меня как раз одна идея появилась по твоему профилю… Так, на этой неделе у нас сплошные выходные, загляни ко мне в начале следующей.
— Не могу… — вздохнул я, — в эту пятницу улетаю на три недели на Кубу. Если в начале декабря вас устроит, то я зайду.
— Вот оно как… Ну ладно, жду тебя тогда в начале декабря. А жена не ревнует? Кубинки, знаешь ли, такие фигуристые девушки!
— Ревнует, поэтому со мной вместе поедет на остров. — пошутил я, — дети тоже ревнуют, так что пришлось и их брать…
— Так ты на отдых, что ли? — удивился он, — ну, тогда дело понятное, счастливо тебе там отдохнуть! Жду тебя в декабре, тогда, получается…
— Спасибо большое, Михаил Аронович!
Эх, ну вот не зря я стараюсь сюда лишний раз не заходить. Сколько бы там не требовали регулярно зарплату получать, а вот такие встречи могут запросто лишней работой меня загрузить. Приеду, посмотрим, что он там для меня придумал…
После этого поехал сразу в МГУ. Обрадованно выдохнул, когда, постучав в дверь кабинета Эммы Эдуардовны, услышал ее голос:
— Войдите!
Ну, главное что Гаврилина на месте… А то иначе пришлось бы отдавать тезисы кому-то из студентов и волноваться потом, занесут или забудут…
— Здравствуйте, Эмма Эдуардовна! — сказал я и тут же выложил на стол одну из новых книг, напечатанных в нашей типографии. Надеюсь, Стругацких она любит. Хотя, правда, кто их в СССР не любит из интеллигенции? Очень популярные, и вполне себе заслуженно, фантасты.
Вслед за книгой выложил на стол и тезисы, аккуратно напечатанные, да в отдельной папочке с надписью: «Тезисы Павла Ивлева». Немного амбициозно звучит, как «Апрельские тезисы» Ленина… Но от шутки на эту тему я благоразумно воздержался. Не та эпоха…
— Здравствуй, Павел, спасибо тебе за книгу, — обрадованно сказала она. — Молодец, что не забыл про тезисы, а то я уже хотела тебе позвонить, напомнить. Понимаю, что такое подготовка к поездке, когда надо лететь так далеко. Полетите с семьёй аж на Кубу! Тут что угодно забыть можно. Но ты молодец, что принес!
— Ну что вы, Эмма Эдуардовна, я обещал, значит, обязательно сделаю, — заверил я её.
— И по этой японской конференции… — замялась вдруг она. — По телефону не могла тебе сказать один нюанс: наш проректор по науке сказал, что он ректору всё это подаст как свою собственную идею, чтобы ты к этому никакого отношения не имел. Якобы ректор может начать ругаться за то, что студенты без согласования с ректоратом такого рода идеи в иностранных посольствах озвучивают. Но на самом деле, ну, ты понимаешь, конечно же, что дело не в этом…
— Конечно, понимаю. В принципе, он мне неплохую услугу оказал тем самым. Ну скажите, Эмма Эдуардовна, какой мне смысл быть инициатором этой конференции? Очень вряд ли мне за это хоть какую-то даже грамоту дадут. Ну и прав он, к чему мне лишние вопросы: с чего это я шляюсь по иностранным посольствам и для МГУ конференции организовываю без предварительного согласования с руководством?
— Значит, протестовать не собираешься?
— Эмма Эдуардовна, ну что вы, конечно же, не намерен. Я вообще по научной стезе идти не собираюсь. Значит, мне и смысла нет какие-то вот такого рода отметочки иметь в автобиографии. Тем более вы и так меня уже запихнули в оргкомитет конференции. А это уже вещь всем понятная и явно будет намного престижнее, чем быть инициатором.
— Ну хорошо, Павел, рада, что у тебя именно такая позиция. — с явным облегчением выдохнула замдекана. — А то я побоялась, что ты начнёшь разбирательства всякие устраивать, когда узнаешь, что, оказывается, это не ты инициатор. Обратишься к тому же товарищу Захарову, а мне потом по голове прилетит в любом случае гарантированно: либо от проректора, что тебя не остановила, либо от твоих влиятельных друзей, что не остановила проректора… А у меня не та весовая категория, чтобы кого-то останавливать…
— А это дополнительная причина, Эмма Эдуардовна, почему я в любом случае не стал бы устраивать какие-то разборки и скандалы по этому поводу. Всё, что я хочу от МГУ, — это спокойно здесь отучиться, получить диплом с отличием, если получится, и продолжить заниматься серьёзными взрослыми делами. А не подставлять тех, кто ко мне хорошо относится, вовлекая их в глупые разборки…
По лицу замдекана было видно, что она не на шутку рада тому, как взросло и ответственно я рассуждаю. Кивала, пока меня слушала, одобрительно, а потом сказала:
— Но всё же, Паша, по поводу научной карьеры ты так категорично не говори сейчас. Доучись уже до конца, а потом сядем, поговорим с тобой по поводу аспирантуры. Она всё же тоже имеет определённые преимущества…
Ну что ей ответить? Я, конечно, видел в аспирантуре одно преимущество, но и только: когда Горбачёв весь улей СССР разворотит, ткнув туда палкой, и всё начнёт рушиться, чтобы иметь какой-то авторитет среди так называемых реформаторов и попытаться повернуть их реформы по какому-то более разумному пути… А авторитет без учёной степени кандидата наук в таком молодом возрасте, мне тогда чуть больше тридцати будет, вряд ли получится наработать. Но я был наслышан, как тяжело и долго писались и защищались кандидатские диссертации в Советском Союзе, так что тут надо крепко думать и выходить вообще на всё это дело только при наличии железобетонных гарантий, что меня стопорить никто с защитой не будет, пока мне, скажем так, лет 35 не исполнится. А то знаю я, о чем седобородые аксакалы думают, что сидят сейчас в научных советах — что нечего слишком молодым защищаться, если доктора наук, сидящие на самых престижных позициях, свою кандидатскую только в 35 и защитили.
Но, естественно, всего этого говорить Эмме Эдуардовне я не мог, поэтому ограничился просто уклончивым обещанием подумать со временем. Но уже и это привело её в прекрасное расположение духа. Видимо, считает, что «я подумаю» — гораздо лучше, чем резко отрицательный ответ, и всё-таки уж она сумеет меня уговорить на аспирантуру…
Попрощавшись с Эммой Эдуардовной, поехал теперь уже в Верховный Совет. Занёс все экземпляры докладов Валерии Николаевне, попросил приказ о моем отпуске посмотреть. Кинула на меня недовольный взгляд, но с приказом ознакомила. А то знаю я этих махинаторов — «потеряют» мое заявление на отпуск, а потом скандал устроят, что в самоволку уехал. Нет уж, их проверять и проверять надо, никакого доверия у меня к ним нет.
Отнёс копии всех четырех докладов Воронцову.
В Комитет по миру заглядывать не стал: были серьёзные подозрения, что, как и с ЗИЛом может выйти — попадусь на глаза Ильдару, и он тут же начнёт вымаливать у меня очередную тему для рейда. Лежало, конечно, у меня ещё одно письмецо, по которому по мебельному магазину можно было бы выезд сделать. Но подождём до приезда, не буду спешить с этим, тем более мне хотелось бы самому в этом поучаствовать. Нет, конечно, не сомневаюсь, что материалы мне потом, после успешного рейда, и так бы передали, но писать о том, в чём лично я не принимал участие, будет как-то неудобно…
Дальше поехал в редакцию газеты «Труд», и там впервые за долгое время пришлось-таки подождать под дверью кабинета Веры. Десять минут, правда, ничего страшного.
— Привет, Паша, — обрадовалась она мне, когда пришла. — А я как раз недавно думала, что-то ты давно уже не появляешься с новыми статьями.
— Ну, Вера, лучше редко, да метко, — сказал я ей, вручая кулёк с двумя плетенками с маком, которые прикупил, пробегая мимо буфета в Верховном Совете. Знаю же, к какой сладкоежке еду… — Я в этот раз сразу три статьи привёз, потому что на три недели уезжаю с семьёй на Кубу, и не хотелось бы, чтобы статьи всё это время не выходили.
— Ого, — удивилась Вера. То ли количеству статей, то ли моей поездке на Кубу. — Ну что же, давай посмотрим, что там у тебя.
Открыв перед собой папку, она читала, одной рукой ловко переворачивая странички, а в другой держала и подъедала помаленьку плетенку. И взялась за вторую, прежде чем дочитала все три статьи. Шустро же она ест все сладкое, в одной плетенке аж двести граммов…
— Ну что же, Паша, видно, что ты, как обычно, тщательно поработал, лично у меня замечаний никаких нет. И, надеюсь, что, учитывая, что ты будешь в отъезде, ни у кого выше их тоже не появится.
Вера пожелала мне счастливого пути. И чтобы сам хорошо отдохнул, и чтобы дети здоровья набрались.
Поблагодарил её за добрые пожелания, и, выходя из редакции, глянул на часы. Ну надо же, 13:00. Умудрился уложиться за четыре часа до обеденного перерыва… В XXI веке не было бы ни одного шанса: с утра бы был гарантированно час пик, ближе к обеду бы новый час пик начался, и стоял бы я в одной пробке за другой. Может, максимум при удаче половину задач бы успел решить. Так, теперь после обеда Ионову надо позвонить, тоже предупредить…