Ронин

Глава 24

Февраль 1994 года.

Судьба-злодейка.

Кабинет отделения уголовного розыска Миронычевского РОВД.

— Это что-то новенькое. — ухмыльнулся опер Сережа: — Обычно жулики рассказывают, что их подставили, а тут о нас такая забота…

— Ну, то, что меня подставили, вам интересно быть не должно, а вот то, что вас подставили — даже очень.

— Ну расскажи нам, заботливый ты наш, кто нас подставил? — опер Саша плюхнулся на стоявший тут-же, продавленный и протертый диван, видимо кто-то не донёс его до «мусорки»: — Только не тяни.

— А мне, что тяни, что не тяни, уже без разницы. Смотрите, какая ситуация. Моя фирма собралась на окраине города несколько заброшенных домов купить, договорилась с наследниками, подали иск в суд, потому, что там с документами не всё в порядке было. А в этом селе существует банда молодых отморозков и руководил ими, ни много ни мало, председатель местного колхоза, вернее того, что от него осталось. Ну, то, что там, в селе этом, беспредел творится — это вам неинтересно. А вот то, что меня эти бандосы чуть не грохнули, машину отобрали, и даже по этому факту дело о разбойном нападении возбудили — это уже интересней. Правда, якобы никого из исполнителей не нашли, хотя их пятеро было, и четверых я опознал, они как раз в этом селе все живут. Ну ладно, не нашли и не нашли. Меня, главное, не трогают, и Бог с ними. Машину эти ребята бросили, почему-то возле поста ГАИ, мне ее потом вернули, ну, я и не жалуюсь, своими делами занимаюсь. А потом кто-то застрелил этого председателя и, как я понял, парня одного из банды, но уже в больнице областной, и всё в одну ночь. А, на следующий день я в деревне узнаю, что меня участковый разыскивает по этим делам. Ну я на следующий день, с утра пораньше, пошёл к знакомому адвокату, девушке, заключил с ней договор на мою защиту и поехал в райотдел, раз меня разыскивали. Только в дороге мы с адвокатом немного поругались, и она, видимо, решила мне отомстить. Я немного заплутал и остановился на посту ГАИ, чтобы дорогу спросить, а она начала из машины орать, что я ее взял в заложники и у меня оружие…

— Почему вы на меня так смотрите? У меня не так много знакомых адвокатов, кого знал, того и нанял, а у Софьи, возможно, на меня какие-то планы были, я не знаю… В общем случилось то, что случилось. Меня гаишники при задержании немножко побили, хотя я и не сопротивлялся, потом побили в Сельском Городском РОВД — хотели, чтобы я признался в том, что я предыдущей ночью этих двух типов застрелил. Ну вы на меня посмотрите и скажите — где я, и где два трупа? То есть, они годами на беспредел, что в селе творилось внимания не обращали, а теперь решили на меня всё это спихнуть…

— Ну а что, нормальная версия. — Пожал плечами опер Сергей: — Мотив у тебя был. У тебя всё?

— Точно! Они годами кучу людей «кошмарили», а мотив у меня только у меня нашёлся? — я вяло хлопнул пару раз ладонями, изобразив бурные аплодисменты: — Ну, давайте, начинайте, что там у вас по программе? Будете долго пинать, или противогаз на голову наденете сразу? Только имейте в виду — меня уже третьи сутки пытают, а толку то нет. Никто ничего от меня не добился и теперь к вам скинули, чтобы вы за последствия отвечали. А последствия будут, даже не сомневайтесь. Как только я доберусь до бумаги с ручкой, в прокуратуру сразу распишу, как меня трое суток, безо всяких на то оснований, пытали, жрать и пить не давали. Оно вам надо? Или у вас это дело в оперативном сопровождении?

— А чувак дело говорит… — опер Сережа демонстративно встряхнул руками:

— На хрен он нужен нам. Даже если его за ночь раскрутим, то нам завтра за это просто спасибо скажут, вот и всё. Да и не дадут нам им вплотную заниматься, сейчас на выезд дернут и до самого утра заниматься им некогда будет. Лучше давай его в камеру спусти, и звони кому-нибудь из «тяжких», пусть сами с этих ухарём разбираются.

Меня «спустили» на первый этаж, вновь посадили в камеру, а через пару часов за мной пришёл новый персонаж. Здоровенный парень с пудовыми кулаками распахнул дверь камеры и поманил меня на выход и мне поплохело. Я такой тип оперативников прекрасно знал. Они всегда выполняли роль плохих полицейских, лупцевали подозреваемых до потери пульса, а потом более умные оперативники, отыгрывая свою роль, вели долгие задушевные разговоры с «размягченными» жуликами, склоняя их закончить мучения и покаяться, пока здоровье окончательно не подорвано. Конечно, за тупость и прямолинейность, периодически такие дуболомы уезжали под Нижний Тагил или Иркутск, переходя на несколько лет на полное государственное обеспечение. Вот только от этих перспектив мне было не легче. Не знаю я, какой диагноз у меня обнаружится утром, когда в РОВД придут более грамотные товарищи, готовые играть со мной в «добрых полицейских», и не придется ли для установления диагноза проводить мое вскрытие.

Между тем меня завели наверх, поставили у стены и… наверное, неизвестный мне опер раньше был боксёром. Во всяком случае, после моего отрицательного ответа на вопрос «Признаваться будем?», он провёл мне мощную «двоечку», от которой меня просто впечатало в стену, и я предпочел ослабить ноги и сползти на пол.

Но отлежаться и отдохнуть на уютном полу у меня не вышло. Здоровила вздёрнул меня вверх и отступил на шаг назад, примериваясь для нового удара.

Так у нас и продолжалось какое-то время, я то падал, то меня любезно поднимали, либо тычками под рёбра остроносыми носками высоких сапожек-казаков, либо просто за шиворот, а шансов на «ответочку» у меня не было никаких, с этим откормленным «бройлером» я спарринг не вытяну. На четвёртой, или пятой серии боксёр смазал по моему подставленному в подобие блока, плечу, и кулак прилетел мне в голову. Очухался я оттого, что мой визави лил мне струйку воды из электрического кофейника на лицо.

— Очухался? Ну что, вспомнил?

— Вспомнил, вспомнил… — я попытался опереться на руку, но рука как-то странно ослабла и подломилась, я снова ткнулся лицом в пол.

— Не придуривайся… — меня схватили за шиворот и потащили вверх, так что затрещали ворот турецкого свитера: — Будешь явку писать?

— Всё, буду, буду!

— Так бы и давно. — Меня аккуратно довели до стола, усадили на стул, сунули в руку одноразовую авторучку: — Давай, пиши.

— Что писать?

— Что было, то и пиши, ну! — опер угрожающе навис надо мной.

— Ну ладно…

— Прохладно!

Через пару минут я поднял голову от бланка протокола:

— Посмотри, я правильно пишу?

— Что ты там написал. — оперативник слез со стула, обошёл стол, склонился над написанным. Толстый палец с коротко остриженными ногтями, пополз по мелко заполненным, максимально нечитаемым строкам…

Кто-то снисходительно ухмыльнется, мол что, спекся Громов, не на долго тебя хватило, а я вам, господа скажу — на любую силу есть другая сила, и в рукопашную с этим «Кассиусом Клеем», который кроме злости ко мне, за то, что его, как самого младшего в группе «убойщиков» выдернули среди ночи, ничего нет. И этот молотобоец, ненароком, если я буду продолжать упираться, к утру меня или забьет, либо лишит здоровья, до такой степени, что я буду всю оставшуюся жизнь работать только на таблетки, а оно мне надо?

— Ты что там написал? — отпихнув меня плечом, хозяин кабинета наклонился еще ниже, и тут уже я схватил его за ворот свитера, прижимая к столешнице, а вторая моя рука похотливо скользнула вдоль мясистых «булок» милиционера и ухватила за рукоять пистолета, торчащую из поясной «оперативной» кобуры. Сука, ну какой он здоровый! Мне показалось, что мою руку, сжимающую свитер противника, сдавило в тиски, я взвыл, но продолжал тянуть манипулировать второй рукой. Мне не хватило буквально половины мгновенья — здоровяк почувствовал движение в районе его афедрона и давление на мою левую руку немного ослабло, зато чудовищная тяжесть навалилась на правую руку, что, к тому времени, расстегнула кнопку застежки и тянула родную рукоять «Макарова» вверх, еще немного…

Как вы понимаете, если рука у парняги толщиной, как моя нога, да еще давить вниз ему помогают сила притяжения земли и сила тяжести, то шансов у меня остается немного. Палец скользнул по поверхности затвора, флажок предохранителя со, слышимым только нам, щелчком, скользнула вниз и, одновременно с ударом локтя мне по затылку я выворачивая ствол в сторону, нажал на спусковой крючок…

Когда я вынырнул из вязкой тьмы беспамятства, я ощутил себя лежащим на полу кабинета, голова была, как набитая ватой, одновременно чувствовался кирпич с острыми углами, который кто-то, жестокий, запихнул мне в затылок, а в ухо дрелью вонзалось чьё-то поскуливание. Я с трудом прижал голову к груди, сфокусировал зрение. На стуле, спиной ко мне, в семейных трусах и футболке, сидел мой бывший мучитель, а над ним, с озабоченным лицом, склонился опер Сережа.

— Да ладно, так, царапина, пуля скользком прошла по ляжке… — оперативник Сережа, с видом профессора медицины, выпрямился.

— Какая царапина? Тут кровища хлещет… — судя по дрожащему голосу, скулил мой недавний противник — я удовлетворенно улыбнулся. Какова была вероятность, что этот дуболом носит пистолет с патроном в патроннике? Десять или пять процентов, не больше, но мне повезло, этот оказался из числа крутых мачо, всегда готовых к бою, вот и получил, сученыш. Жаль, конечно, что мне не удалось завладеть оружием, хотя, с другой стороны…

Так и не решив для себя, готов ли я был пристрелить именно этого, конкретного, бывшего коллегу, я прислушался к разговору.

— Что делать то будешь? — Сергей достал где-то замызганную упаковку бинта и теперь вертел ей, пытаясь понять, как бинтовать обширную, но поверхностную рану.

— Как что? — пожал могучими плечами «боксёр»: — Сейчас скорую себе вызову и на этого рапорт напишу, за попытку нападения…

— Не, я знал, что он дебил… — еле слышно хохотнул я, но меня услышали. Безымянный опер вскочил, уставившись на меня белыми от ярости и боли глазами, но, затоптать меня ему помешала поврежденная нога — попытавшись сделать шаг боксёр скрючился от боли.

— Давай, рапорт пиши, придурок, завтра за воротами встретимся, только я буду свободным человеком, а ты безработным…

— Серега, что он несет? — повернулся хозяин кабинета к своему, видимо, более умному коллеге.

— Видишь ли, Димон… — задумчиво протянул опер Сергей.

— Ну что ты замялся? — хохотнул я и тут-же скрючился от приступа головной боли: — Расскажи, как его уволят, или за то, что позволил мне завладеть оружием, или за нарушение правил пользования им. Тебя, придурок, где учили носить патрон в патроннике?

— А что ты радуешься? — как-то по-детски, парировал «боксёр»: — Даже если меня выгонят, тебя то точно посадят!

— Меня? За что? Я твоего пистолета не касался, на тебя не нападал, лежу на полу, весь избитый, а это явная сто семьдесят первая статья уголовного кодекса, до десяти лет…

— Там твои отпечатки пальцев…

— Там отпечатки пальцев твои или Сереги… — я кивнул на пустую кобуру, свисающую с ремня, повешенных на стул, джинсов большого размера:

— Уверен, и затвор передергивали с перепугу, и на спусковой крючок жали, и предохранителем щелкали.

— Серега подтвердит…

— Нет, нет, ты меня в этот блудняк не вписывай… — опер Сергей протестующе замахал руками: — Если меня спрашивать будут, я расскажу только то, что видел, ничего придумывать не буду. Мне через месяц капитана получать, мне такие гнилые разборки совершенно не в масть!

— Серега, ну ты что? Мы же с тобой…

— Не, Димон, не уговаривай. Во-первых, он… — палец уперся в мою сторону:

— Реально говорит, что «доказухи» и вообще…

Сережа взял с батареи замызганную тряпку и стал тщательно протирать лежащий на столе пистолет, раскладывая его на основные части — обойма, затвор, рама.

— Может его того, при попытке к бегству? — глубокомысленно пробормотал «боксёр».

— Всё, я этого не слышал, и вообще, меня здесь не было! — опер Сергей сбросил руку, пытавшегося его удержать, Димона и подойдя к входной двери, осторожно выглянул в темный, по ночному времени, коридор, после чего вышел.

— Дима, а ты меня в качестве кого «при попытке к бегству» застрелить то хочешь? — обмирая в душе от широты фантазии этого «грамотея», но пытаясь изобразить ледяное спокойствие, поинтересовался я: — Серега тебя «сольёт», если ты начнешь свои бредни рассказывать, что я твоим пистолетом пытался завладеть или сбежать попытался. А это уже не десять лет, а расстрел, точно тебе говорю.

— Нога болит, спасу нет. — пожаловался оперативник: — Даже не знаю, что завтра будет.

— Ты бы носки снял, а то кровь стекает, носки свои белые потом не отстираешь…

Я дождался, когда оперативник, постанывая, стянет с себя франтоватые белые. Явно импортные, носочки, после чего продолжил:

— Мой тебе совет — напиши рапорт, что ты меня отработал и отпустил, а сам иди домой, лечится. Если не нагноится, то за несколько дней зарастет, как на собаке…

— Чего?

— Прощай, говорю… — я уже давно пришел в себя, голова почти не кружилась, поэтому, вежливо попрощавшись, я крутанулся, сунул руки за стоящее у стены кресло, откуда были извлечены две бутылки из-под водки, после чего, отжавшись, вскочил на ноги.

Мой соперник успел только вскочить и зашипеть, как змея, когда я, широко размахнувшись, расхлестал обе бутылки вдребезги, а потом каблуками раздавил «розочки», превратив их в острые осколки прозрачного стекла. Хорошо, что хозяева кабинета потребляют дешёвую «Русскую», а не мой любимый американский «МакКормик», в пластиковой бутылки, иначе фокус с острыми осколками у меня бы не получился — думал я, выбегая из кабинета и ускоряясь.

По ночному времени здание РОВД было темно и пусто, два верхних этажа бывшей «общаги» занимали районные суд и прокуратура, закрытые на ночь, мне оставалось только преодолеть половину третьего этажа, пробежать по лестнице мимо третьего, а на площадке между первым и вторым этажом я вылезу в окно, спрыгну на бетонный козырек над заколоченным входом…

Мне оставалось преодолеть всего несколько ступенек, когда наверху раздался мат спешащего вниз «боксёра», видно, боясь порезать ноги, он долго натягивал свои щегольские сапоги с узкими голенищами…

А вот у меня начались неприятности — оконный шпингалет был намертво залит густыми подтеками масляной краски и не хотел сдвигаться ни на миллиметр. Я скинул с ноги сапог и несколько раз ударил каблуком с металлической набойкой по круглой головке шпингалета. Бесполезно, а снизу, от дежурной части уже раздавались встревоженные голоса. Я вскочил на узкий подоконник и надев сапог на руку, ударил по углам стекла, после чего, выбив острые осколки второй ногой, выпрыгнул на козырек и покатился по наклонной поверхности, к самому краю, только в последний момент успев уцепиться за бетонный край, и не грохнуться вниз боком или спиной.

Поскальзываясь на обледенелой отмостке, я, под яростные крики, добежал до угла РОВД и бросился к соседнему зданию.

Я примерно знал расположение домов на этой рабочей окраине, поэтому минут за пять добежал до забора промышленного предприятия, перемахнул бетонное ограждение и вскоре затерялся среди громад замерших цехов и складов. Следов на дорожках я не оставил, значит по отпечаткам ног меня не выследят. По логике, исходя из моего опыта, сейчас в район подтянут пару-тройку экипажей вневедомственной охраны, растолкают водителей дежурок и будут в течение часа — двух кружить по прилегающим к зданию РОВД улицам, а вот огромные территории промышленных гигантов, еще не растащенных по мелким хозяйчикам, останутся вне сферы внимания моих бывших коллег, да и не пустят их ночью на заводы, частная охрана в последние годы начала слишком много о себе думать и заставить из соблюдать закон «О милиции» стоит значительных усилий.

Речку Оружейку я преодолел вброд, в который раз перемахнул через забор садоводческого товарищества и по узкой, заметенной снегом, дорожке добежал до своего домика, скинул с промокшие сапоги, быстро переоделся из «колхозного рванья», в котором я собирался под арест, в более или менее приличные джинсы, кроссовки и куртку, после чего, заперев двери, через дачное общество дошел до границы малоэтажной застройки, бегом преодолел несколько жилых кварталов, по дороге найдя работающий телефон — автомат и позвонив родителям.

— Папа, у меня неприятности, на меня бандиты, которые хотели «отжать» мое имущество, хотят повесить пару убийств, к которым я не имею отношения. Я поехал в Москву, в Генеральную прокуратуру, как решу все вопросы — сразу вернусь. Дома приберите, сегодня, вероятно, к вам с обыском придут. Всё, целую и не волнуйтесь, всё будет нормально. Звонить я не буду, пока не решу все проблемы.

Трубка, повисшая на рычаге телефона — автомата, как будто, отрезала меня от прошлой, вполне нормальной жизни.

В метро я не сунулся, постовые милиционеры из роты охраны метрополитена встают к турникетам с шести часов утра. Хотя я и одет иначе, человек с разбитой физиономией и без головного убора в феврале вызывает определенное внимание, а моя вязанная шапка осталась в мусорной корзинке кабинета в Сельском РОВД. Господи, как давно это было. Первый троллейбус, идущий на Правый берег приветливо распахнул передо мной свои двери- «гармошки», и я нырнул в пустой салон.

Съемная квартира на улице Зарезанного наркома.

— Привет. — я шагнул за порог, и Ира молча повисла на мне, тыкаясь куда-то в шею, мокрым от слез лицом: — Спасибо тебе, ты меня очень-очень выручила. Давай, пока есть немного времени я кофе выпью и побегу…

— Куда ты побежишь? — девушка на мгновенье ослабила объятия и ее оттеснил, вставший на задние лапы, скулящий как щенок и вылизывающий мне лицо своим шершавым языком, Демон.

— Всё, всё, мой хороший! — я сбросил с себя лапы здоровенного кобеля и начал чесать Демону холку, так, что он от удовольствия задергал задней ногой, задев при этом, сунувшуюся в гущу событий, уже округлившуюся Грету.

Наконец, через несколько минут мне удалось отбиться от, соскучившегося в разлуке, пса и я осмелился поднять глаза на, молча стоящую, в ожидании ответа, Ирину.

— Ира, ничего не кончилось. Из сельского РОВД меня перевезли в Миронычевский, вызвали какого-то придурка из убойного отдела, а тот, не сказав не «здрасьте», не «до свидания», просто начал меня колотить, и я понял, что до утра он меня просто в калеку превратит. В общем, у него пистолет самопроизвольно в ногу выстрелил, и пока он со своей раной возился, я через окошко убежал. Уверен, я в розыске, сегодня на телевидение моё фото привезут и вечером в новостях, в криминальной хронике, покажут. А ты знаешь, как у нас народ любит смотреть про кровь и поножовщину, значит, почти сто процентов, сегодня вечером или завтра утром, во время повтора кто-то из агентства недвижимости, через которое я квартиру эту снял, позвонит на указанный под фотографией с надписью «Розыск» телефонный номерок и сюда приедут в течение часа. Вот такой расклад.

Ира всхлипнула, сделала шаг и крепко поцеловала меня в губы.

— Это за что?

— За самопроизвольный выстрел. У нас деньги есть?

— Есть, в крайнем случае. Я тебе объясню…

— Время до обеда у нас есть?

— Ну, я не думаю, что ради меня кто-то будет организовывать специальный выпуск новостей…

— Тогда я тебя сейчас покормлю, выведу собак и уйду ненадолго, а ты, если в силах, собери все наши вещи. Если не можешь, то ложись, отдыхай, я приду, всё сама соберу.