Фаворит-9: Русский диктат

Глава 10

Нет таких крепостей, что не взяли бы коммунисты.

И. В. Сталин

Хаджибей.

1 апреля 1736 года.

Звуки сражения заставили нас сбросить маски. Больше не нужно было притворяться, что к порту Хаджибея подходит небольшая турецкая гребная эскадра. Да и не противодействует нам здесь никто. А призы в порту сладкие! Линейный корабль стоит, да еще и фрегаты, галеры. По всему было видно, что снабжение логистического центра, хаба, османских армий, снабжается регулярно и по морю.

— Зульфикар Кичли! — проборматал я себе под нос, когда галера, на которой я находился, проплывал рядом с турецким линейным кораблем.

Это же громадина! Когда я интересовался турецким флотом, то этот вымпел звучал везде и был одним из семи, по крайней мере по тем данным, что мне доступны, стопушечников. Такой приз — всем призам приз!

— Передай еще двум галерам резко свернуть вправо. Идем на обордаж. Остальным двигаться дальше в порт, — приказал я.

Как же безмятежно провожали нас взглядом турки, облокачивающиеся на борт линейного корабля. Этого исполина нужно брать. Он находится на самом дальнем причале и не может быть заблокирован, как другие турецкие корабли. Уйдет же, гад. А потом еще доставит кучу проблем. Так что…

— Пали! — приказал я стрелкам.

Тут же три десятка бойцов схватили свои штуцера, прицелились.

— Бах! Бах! Бах! — началась работа.

Матросы и офицеры с турецкого линейного корабля, почти каждый из любопытствующих, получили свою порцию свинца. Менее десятка спрятались за бортом. Линкор Зульфикар Кичли был втрое выше, чем галеры. Так что стрелять по туркам на палубе не было возможности.

— Готовь кошки! Лестницы готовь! — кричали командиры.

— Бах! — как только высовывалась голова на корабле, тут же в нее летели не менее трех пуль.

Сложный абордаж нам предстоит, но расчет на то, что он будет внезапным для турок оправдывался. Только через минуту после выстрелов стрелков корабельные рынды начали греметь, сообщая о тревоге. Но мы уже были у бортов огромного корабля.

Полетели кошки, цеплялись за крюки лестницы. Сразу не менее сорока бойцов только с той галеры, где я находился, полезли на турецкий корабль. Иные прикрывали абордажников. Чаще стали работать стрелки. Турок становилось на корабле больше, просыпались и тут же включались в работу. Они пытались скинуть кошки, или перерубить веревки, но неизменно получали меткие выстрелы.

С другого борта заходила еще одна галера и там так же русские бойцы взбирались наверх и были близки к тому, чтобы спрыгнуть на палубу одного из сильнейших кораблей Османской империи. Мы выигрывали. Но это может продолжаться ровным счетом до того, как не будут открыты затворки пушек и не заработает корабельная артиллерия.

— Пойдем! — приказал я Кашину и постучал по револьверам.

Я был, как тот ковбой в дешевых голливудских вестернах. Два револьвера висели на бедрах. В ножнах шпага, приносящая некоторый дискомфорт при движении.

Уже шел бой на палубе. Иначе я бы не решился идти в неизвестность. Нет, не трусость, целесообразность. И без того я сильно рискую, что вовсе участвую в абордаже. Но рядом Кашин, его плутонг, вооруженный револьверами.

Поднялся по лестнице. Впереди Иван, были бойцы, что прикрывали его, опережая на корпус. Я подтянулся, сделал выход на две руки, облокотился животом о борт корабля и перевалился на палубу. Вокруг дым от сгоревшего пороха. Где-то, но точно не повсеместно на корабле, слышится звон стали. Все больше стреляли.

— Тра-та-та! — словно бы пулеметная очередь прозвучала, так слились многочисленные пистолетные выстрелы.

Двенадцать человек разрядили свои барабаны по шесть пуль, отправляя подарки в столпившихся турецких матросов и морских офицеров. Те рассчитывали, что концентрируются для рукопашной схватки, но прилетело больше семидесяти пуль за раз и порыв к сопротивлению поугас.

Тут же кашинские башибузуки перезарядили барабаны и принялись уже не бить по скоплению врага, а выцеливать противника. И я присоединился, другие стрелки. Прежде всего, стреляли в тех турок, кто появлялся с ружьем, или с пистолетом. Пока что шло уничтожение турецкой корабельной команды с небольшой дистанции.

Нет, они пробовали рвануть вперед, навязать ближний бой, вот только это не удавалось. Стена из пуль вставала непреодолимой преградой. А в это время стрелки занимали позиции, причем и с выдумкой. Два человека умудрились залезть в гнездо впередсмотрящего турецкого линейного корабля и оттуда расстреливать врага.

— А-а-а! — прокричал один из турецких офицеров и рванул в нашу с Кашиным и другими бойцами сторону.

— Бах! — хладнокровно, задержав выстрел на секунду, стреляю в отважного турка.

Он заваливается на спину, увлекая за собой еще двоих смельчаков. Слышаться множества выстрелов. Продолжалось истребление противника, вот только те турки, что оставались в середине толпы смельчаков, прикрываясь своими раненными или уже убитыми, но не успевшими упасть, оказывались вплотную с плутонгом Кашина.

В одну руку переложил револьвер, в правой шпага. Началась толчея. Тут же двоих стрелков сразили укороченными клинками. Но это был последний успех турок. Преимущество множества выстрелов сделало свое дело и…

Вдруг враги кончились. Были еще не убитые и не раненные турки, но они уже стояли на коленях и молили о пощаде. И это единицы. Уничтожено было было как бы не две сотни противника.

— Видать, уходить собирались, коли вся команда на борту, — резонно заметил Кашин.

— Быстро оказать помощь нашим раненным и дальше. Порт нас ждет и сейчас в городе умирают русские люди! — вот так пафосно, но справедливо, взывал я собраться и продолжить уже начатое.

Но приз… Какой же приз заполучили. Что мне только за это стребовать с Дефермери или с его командующего Бредаля? Флотские должны прыгать от радости. На вид корабль был годным. Я бы только с носа и кормы убрал бы статуи. Ну зачем они здесь вообще? Для красоты?

Быстро, но не отказал себе в удовольствии, зашел в капитанскую каюту.

— Просторно, — заметил я, когда заходил в помещение не менее пятнадцати квадратных метров.

Не видел еще таких больших кают на кораблях. Погубит все же турок их стремление к прекрасному и роскошному.

Быстро посмотрев, что тут находится, найдя немалого размера сундучок с серебром и золотом, я решил оставить охрану. Все мое! Пиастры!

— Поднять Андреевский флаг! — приказал я, когда взошел обратно на галеру.

Тут же и Андреевский флаг был поднят на всех девяти галерах, и русский триколор. И эти действия были вызваны не только тем, что мне противно было идти под турецким флагом. Было ещё одно рациональное зерно — показать, что к порту приближается русский десант. Впрочем, бой в порту уже начинался.

Таким образом я раздёргивал оборону города. В современных условиях ведения войны, когда одной из главных проблем является связь, точнее почти полное её отсутствие, при множестве событий командование обязательно растеряется.

И мне было бы крайне тяжело сориентироваться, где же наносится главный удар по городу. С одной стороны, казаки должны ломиться в приоткрытые двери. И, судя по выстрелам, удалось всё-таки станичникам зайти в крепость.

И теперь, если дать возможность сонному врагу сконцентрировать большие силы на одном направлении, то они бы вышибли казаков с большими потерями для станичников. Так что, если я сейчас не начну активно действовать со своим десантным отрядом, то всех оружных православных из города прогонят, город закроют. И потом только и останется, что ждать подхода моих основных сил с артиллерией.

— Бах-бах-бах! — метров за триста до причала стали отрабатывать и те стрелки, что были со мной.

Были ещё сумерки, но солнце постепенно вступало в свои права. Однако, на руку, а, скорее, на глаз русским метким стрелкам работали ярко-красные мундиры турецких солдат.

Да и было их здесь не так чтобы много. Город явно не узнал о поражении турецкого войска, оттого о повышенной бдительности говорить не приходилось. Спали многие, это точно.

А что нужно? Встать, одеться, найти командира, узнать обстановку, принять решение, куда вообще бежать. А тут еще и с порта атака, линкор на абордаж берут. Так что уверен, что еще с полчаса растерянности врага нам будет подарено. А разве нужно больше, если решительно действовать?

Кроме того, если есть ещё какой народ в мире, отличающийся разгильдяйством и не всегда сознательным отношением к службе больше, чем это есть у русских, то речь идёт о турках. Там этого добра много.

Я русский! Я горжусь этим! Но нужно признавать некоторые, пусть и малочисленные, но негативные особенности русского характера. Многим из нас лучше бы на печи поваляться, на завалинке, ну или на диване. Правда, всегда находились те, кто действовал. Иначе Русского государства не было бы.

Уже скоро мои бойцы начали спрыгивать с галер, привязывать канаты к причалам, формировать боевые порядки.

Турок удалось сразу отогнать, частью убить. И теперь ни одного воина в красном близко у причалов не видно. Между тем, стрелки продвинулись вперёд, занимая позиции за ящиками, на углах зданий. Небольшие группы продвигались вперёд, чаще используя пистолеты.

— Иван… возьми для России город! — сказал я Кашину.

Тот хмыкнул, кивнул. Потом махнул рукой своему ближнему плутонгу, и они пошли вперёд. У каждого из десятков Кашина были револьверы, что давало им преимущество и такую плотность огня, которую не каждая рота обученной турецкой пехоты может создать. Барабаны они успели перезарядить еще на борту галеры. Так что вновь во всеоружии.

Полусотня кирасир, которые должны были сопровождать меня, выгружались ещё не менее, чем полчаса. Люди сделали бы это и значительно быстрее, но вот кони не всегда были довольны тем, что после изнурительного морского путешествия их теперь выгружают. Животные чувствуют, что впереди бой. А они ещё не отошли от морской качки. Хотя галеры с конями и не участвовали в абордаже ни линейного корабля, ни сейчас, когда берут фрегаты. Вот тут и выход заблокировать получилось. И на кораблях не оказалось полноценных команд. Стоило еще одному фрегату сдаться, как и остальные последовали примеру.

Через полчаса я залез на одно из высоких зданий в порту, внизу которого стояла боеготовая полусотня тяжёлых русских всадников. Мне нужно было осмотреть диспозицию.

Казаки прорывались к центру города. Полк драгун небольшими группами по десять-пятнадцать всадников контролировал ряд улиц. Конные стрелки медленно продвигались вперёд, порой отстреливались, уходили за прикрытие зданий, спешивались, отрабатывали уже на своих двух ногах. А потом вновь садились верхом и двигались дальше.

Казаки же работали менее слаженно. Они как та гангрена, медленно, но уверенно пожирали плоть турецкого города… Нет, всё-таки они как лекарство от гангрены. Они очищали город от заразы. Хаджибей постепенно превращался в Одессу.

Турки были растеряны. Как я думал, это было следствием, в том числе, отсутствия единого командования. Приходили отдельные подразделения, которые должны были в скором времени покидать город. Потому и не было никакого смысла им подчиняться кому-то.

А тут ещё удар с двух сторон. Полная растерянность, часто даже паника. Кроме того, против турков играло ещё то, что город был просто загроможден телегами, какими-то ящиками, мешками. И вряд ли это было свидетельством бесхозяйственности. Скорее, настолько много провианта и фуража, вооружения и боеприпасов привезли в город, что хранить всю эту «кровь войны» было негде.

И в таких условиях лучше всего было работать стрелкам и казакам. Ни первые, ни вторые не должны были в обязательном порядке выстраиваться в чёткие линии, чтобы создавать достаточную плотность огня. А стрелять из фузеи — это на девяноста процентах промах, если только не залпами. О каких залпах может идти речь, если улочки узкие и те завалены?

Медленно… Уже солнце вошло в свои права и сулило тёплую приятную погоду, но турок продолжали поджимать.

— Улла! Улла! — сквозь мелодию войны услышал я боевой клич степного воинства.

Алкалин успел раньше других прийти на помощь. Наверняка основные силы, направленные к Хаджибею, придут не раньше, чем к вечеру. И это одна из причин, почему я не форсировал события, а приказал и казакам, и своим стрелкам уверенно занимать позиции, использовать здания, нагромождения на улицах, но в меньшей степени идти в бой, скорее, обороняя уже захваченные.

С приходом огромной массы степняков ситуация кардинально менялась. Да, крайне сложно калмыкам и башкирам отрабатывать в условиях городской застройки и завалов. Но Алкалин привёл не менее десяти тысяч всадников. Учитывая то, сколько мы уже помножили на ноль защитников Хаджибея, город наш.

Вечером, предложив остаткам гарнизона, укрывавшимся по большей степени в центре города, капитуляцию, я её получил. Коменданта крепости кто-то из моих стрелков издали снял ровно тогда, когда он попытался организовать контратаку и первым рванул на уже русские укрепления. А без командира турки оказались ещё в большем раздрае.

Так что сдавались они не организованно, а частями, остатками тех подразделений, которые недавно входили в город, чтобы отправиться на пополнение Первой турецкой армии, ну или Второй турецкой армии, которая уже не существует.

Впереди была большая работа по созданию из Хаджибея Одессы и использованию этой крепости уже для наших целей.

Петербург

2 апреля 1736 года.

— У меня на связь не вышел слухач из Императорского дворца, — сообщил Степан, срочно собрав совещание. — А после мне сообщили, что тот с докладом прибыл к Шувалову. И там… Александр Иванович убил слухача престолоблюстительницы. Тело я пока спрятал. Думал предьявить. Но, как учил Командир, нужно раздергать возможного врага, заставить нервничать. А после я все понял из разговора братьев.

— Неужто сработал твой чтец по губам? — спросил Фролов.

— Да… Это работает! — похвалился Степан.

Скорее это было даже не совещание, а встреча соратников. Словно бы менеджеры среднего звена решили объединить свои усилия и продвигать компанию, невзирая на то, что действия их руководителя могут навредить общему делу.

— Боюсь, Степан, чтобы мы не заигрались. Не нам тягаться. Уж лучше прибить где, да и делов… — задумчиво говорил Фролов.

Степан держал интригу. Он словно бы играл в «Норова». Тот тоже любил якобы возвышаться над всеми. Нет, не гонором своим или чванливостью, но анализом и решениями.

В последнее время Степан… Странно, кстати, что никто к нему не обращается по имени отчеству, никто не обращается по фамилии. Имя «Степан» стало нарицательным, как прозвище, наделённое особыми смыслами.

Теперь, когда в Тайной канцелярии говорят «Степан», то подразумевают что-то тайное, скрытное, незаметное. А недавно он ещё завёл двух ротвейлеров. Злых, словно бы к людям с недобрыми намерениями. Степан с этими собаками ездит в карете, прогуливается по Петербургу. Поговаривают, что если видит какого-нибудь воришку или хулигана, то может спустить собаку — и сразу будет порядок.

Так что в последнее время Степан становится весьма значимой фигурой в Тайной канцелярии. Впрочем, и Фролова уже знают, как не только мужа той знойной петербургской красавицы Марты, но и командира такого отряда, что любых гвардейцев заткнуть за пояс способны. Было… буянили семеновцы с преображенцами, пришлось вмешаться дежурному по столице десятку бойцов-тайников.

— Брать Александра Шувалова мы не можем. А вот следить за ним, как и завещал перед своим отбытием командир, обязаны, — сказал Степан.

— Ну это твоё дело — следить. А я бы ударил по Остерману, — задумчиво произнёс Фролов. — Нужно же… И Командир говорил, следить, если что так напугать знатно. Дабы знал старик, что все под богом ходим, и что у него не самая прочная крыша, дабы камень ее не пробил.

— Ты бы еще вирши, как Командир писал! Если бы я тебя не знал, Фрол, то подумал бы, что ты с ума сошёл. Но правда твоя, нужно спалить хату Андрею Ивановичу. А ещё, если будет получаться, то пусть парочка его немцев, которые рыскают по всему Петербургу… пусть их не станет, — задумчиво заметил Степан. — Но Шувалова пока не трогать. Тут важно, что он будет делать. И вовсе нужно подождать действий от Остермана.

— Дождёмся, что ему удастся, командира извести, — пробурчал Фролов. — Убили бы, да делов.

— В своём ли ты уме, чтобы Норова кто-то убил? Это вообще возможно? — усмехнулся Степан. — А вот Юлиану Магнусовну нужно взять под полную опеку и объяснить ей, что может случиться что-то нехорошее.

— Она и без того под защитой сразу тридцати моих бойцов. Но бдительность, как говорил командир, нужно усилить, — сказал Фролов.

— Только бы не оказалось сильно поздно, и чтобы Остерман не начал действовать активно. Мало ли, он уже послал своих людей к Командиру, и теперь кто-то выцеливает из штуцера нашего покровителя, — заметил Степан.

И он оказался прав. Ужасные новости, слава Богу, что выдуманные, уже летели в сторону Винницы, чтобы потом отправиться к Очакову. А когда весовые, а на самом деле люди Остермана, не найдут в Очакове Норова, они отважатся отправиться и к Хаджибей.

Норову придётся реагировать на то, какие страшные вести ему везут.